Кодекс этики и служебного поведения персонала реверсионно-клинического центра «А/В/О реверс»
Цель Кодекса — установление этических норм и правил служебного поведения сотрудника для достойного выполнения им своей профессиональной деятельности. За нарушение положений Кодекса сотрудник несет моральную ответственность, а также иную ответственность в соответствии с действующим законодательством. В случае многократного и злонамеренного нарушения норм Кодекса трудовой договор между сотрудником и Работодателем будет расторгнут в соответствии с п. 3 ч. 1 по ст. 81 ТК РФ. [...] Статья 8. Взаимоотношения персонала Реверсионного центра с клиентами 1.1 В отношениях с клиентами персонал Реверсионного центра уважает и соблюдает их желания и интересы. Вступая в договорные отношения, Реверсионный центр предоставляет клиентам возможность осуществить свой выбор и желания, получив ту самую услугу, которая соответствует их интересам. В то же время в обязанности сотрудника вменяется необходимость полностью удостовериться в истинности и правдивости желаний клиента. Не допускается навязывание мнения, но поощряется обмен опытом, беседы и прочие взаимодействия с целью определения намерений клиента. [...] 12.1 Строжайше запрещены любые контакты с клиентами Реверсионного центра, выходящие за рамки Соглашения. Пол, ориентация, физическое состояние (включая такие как течка, гон, т.н. «истинность», импринтинг) не являются смягчающими обстоятельствами. То, что случай тяжёлый, Арсений понимает сразу, как выходит в коридор, чтобы пригласить пациента. В нос бьёт самый потрясающий запах, который он когда-либо чувствовал. Что-то вроде момента, когда в летний дождь выходишь из метро. Весь этот петрикор — свежесть, прибитая пыль, немного сладости — и креозот. И только то, что за свою весьма успешную карьеру в реверсионном центре «А/В/О реверс» Арсений успел понюхать и Сергея Лазарева, и Василия Ланового, помогает ему не закатить глаза, хотя всё в организме к этому закатыванию подготовилось: колени ослабли, во рту пересохло, под рёбрами сладко заныло. Но Арсений профессионал, один из лучших реверсологов своего поколения, поэтому все эти омежьи инстинкты прекрасно умеет рационализировать в пыль не только у своих пациентов, но и у себя самого. Всего лишь очередной потенциально ему подходящий альфа. Сколько раз уже такое было. Судя по всему, высоченный мужик, который читает стенд о преимуществах реверсологии, и есть его клиент. Молодой, лет тридцати, с коротким ёжиком осветлённых волос и тёмной бородой, в мешковатой одежде. Симпатичный — он Арсению, возможно, понравился бы и без запаха. Но смысл это всё имело бы, встреться они в каком-нибудь баре, а не на его рабочем месте. Красивое лицо с большими глазами, полными губами и прямым носом, но при этом совершенно незнакомое. Такое тоже бывает, их центр популярен среди знаменитостей, поскольку предоставляет полный спектр услуг в самой комфортной обстановке с сохранением анонимности, но кроме медийных личностей к ним обращаются и просто очень богатые люди. Впрочем, этот альфа может быть знаменитостью, просто Арсению неизвестной, какой-нибудь блоггер-тиктокер. — Антон Андреевич? — Арсений вспоминает имя из карты, которую просматривал перед его приходом. Мужик резко поворачивается к нему и тут же жмурится. Наверняка от сияния арсеньевской красоты, вряд ли что-то чувствует, потому что он сидит на подавителях — рабочая этика не позволяет вонять феромонами. Ну, или у мужика нервный тик. — Здрасьте, ага, — кивает Антон Андреевич. — Добрый день. Прошу, — он кивает внутрь кабинета. — Меня зовут Арсений Сергеевич, я ваш лечащий врач. Антон заходит в кабинет, позвякивая украшениями — на нём очень много цепей, и Арсений такое уже видел. Не первый альфа, который так сублимирует, пытаясь буквально заковать себя всеми социально приемлемыми способами. Впрочем, это кейс для психолога. — Присаживайтесь, — он кивает на кресло перед столом. — Чай, кофе? Воды? — Нет, спасибо, — Антон трясёт головой и грузно падает в кресло. Арсений тоже садится и выводит на экран его медицинскую карту. — Ну что, Антон Андреевич, полагаю, администратор вас уже со всем ознакомил, но на всякий случай я повторю некоторые моменты, чтобы мы с вами точно были на одной волне. Вижу, что вы выбрали стационарное лечение, очень одобряю, амбулаторно справляться гораздо сложнее. Обычно весь процесс занимает пять недель, но в некоторых случаях этот период может быть короче. А в некоторых длиннее, если будете сопротивляться, — он бросает Антону короткую улыбку. Антон, кажется, пытается слиться с креслом, так сильно он в него вжимается. — Вы с сегодняшнего дня планируете начать? — Угу, — мычит Антон. — Отлично. Тогда сегодня у нас с вами первичный приём, сбор анамнеза, потом я вас отправлю к Дмитрию Темуровичу, это психолог, а вечером ещё сходите на МРТ. Завтра уже заберём у вас кучу кровищи, чтобы точно на голодный желудок. Договорились? — Антон снова мычит. — Вот и славно. Раз с этим разобрались, то давайте, Антон Андреевич, приступим к заполнению анкеты для пятиклассниц. Вы у нас альфа, бета или омега? Антон изгибает бровь и впервые прямо на него смотрит. — А что, так непонятно? — У нас тут серьёзное учреждение, Антон Андреевич, нам просто так ничего непонятно. Я вам больше того скажу, вы мне сейчас скажете, что вы альфа, а я в вашей карте напишу: «Пациент утверждает, что он альфа». И до результатов анализа крови вы в нашей системе так и останетесь человеком неизвестного пола, который почему-то решил, что он альфа. — Ну, альфа, — бурчит Антон. — Записываю, — кивает Арсений. — Возраст наступления первого гона? — Ой, блин, кто это помнит вообще. Одиннадцать вроде. Или нет, десять. Десять, точно, десять. — «Со слов пациента первый гон произошёл в десять лет», — вслух проговаривает Арсений и смотрит на Антона поверх очков. Тот хмыкает и, наконец, чуть расслабляется. — Это абсолютно нормально, что вы не помните. В первый гон там бы имя своё вспомнить, понимаю вас. Антон вскидывает на него внимательный взгляд. Ага, ехидно думает Арсений, гадаешь теперь, не альфа ли и я тоже. Он не знает, чувствует ли Антон его запах: уже бывало, что потенциально подходящие Арсению клиенты различали его, несмотря на действие подавителей, это не что-то сверхъестественное. Но если и чувствует, то запах слабый, так что дополнительно сбить с толку пойдёт только на пользу установлению исключительно рабочих отношений. — Половой жизнью живёте? Постоянный партнёр имеется? — Не живу, не имеется, — ровно отвечает Антон. Арсений удерживает благообразное выражение лица: это, конечно, тоже не исключительный случай, люди, довольные своей сексуальной жизнью, в клинику реверсологии не обращаются. Но всё же Арсений удивляется на бытовом, совсем не профессиональном уровне: Антон — красивый мужественный альфа, от такого коленки должны подгибаться явно не только у потенциально совместимого с ним Арсения, а вообще у всех омег в радиусе километра. — Какой день цикла? — Арсений выталкивает из головы мысли о привлекательности пациента, но без особого раздражения. Это вполне естественная реакция, он не собирается себя за неё корить. Следовать ей, впрочем, тоже не собирается. — Когда был последний гон? Антон опять что-то мычит и лезет в телефон. — Недели две назад. Я как-то не привык считать, мне не надо особо. Недели две назад это не очень хорошо. — Помните, Антон Андреевич, я вам говорил, что срок пребывания в клинике может оказаться чуть длиннее? Скорее всего, ваш случай. Если у вас цикл не сбит, то следующий гон, получается, через недели полторы-две, да? Это немного замедлит процесс, — Антон пожимает плечами. — Но ничего страшного. Зато сможем с точностью определить ваш цикл! — преувеличенно бодро говорит Арсений. — Ну и главный вопрос: кого любите больше, маму или папу? — Маму, — моргает Антон. — Чего? — Шучу я. Главный вопрос: кем хотите стать? — Когда вырасту? — хмыкает Антон. Арсений вежливо улыбается. — Бетой. Ага, значит, дело не в желании течь, думает Арсений и тут замечает, что он сейчас тоже этого бы не хотел, но потёк: между ягодицами влажно. Какой всё-таки альфа, какие гормоны — даже с его подавителями справились, мозг почти не зафиксировал возбуждение, только лёгкую приязнь, а тело уже предательски готовится. Такие случаи, на самом деле, редки: большую часть клиентуры реверсионного центра составляют как раз беты, которые хотят стать альфами или омегами (чаще альфами), и омеги, которые хотят стать бетами или, опять-таки, альфами. Альфы появляются редко — современное мироустройство слишком удобно для большинства из них, чтобы захотеть сменить вторичную половую принадлежность. Из тех альф, что всё-таки обращаются за этим, подавляющее большинство не соответствует каким-либо гендерным стереотипам: например, слишком миниатюрные и феминные мужчины, которые сталкиваются со сложностями в поиске партнёров и предпочитают сменить пол, чтобы внешнее соотносилось с внутренним. Ну и была на памяти Арсения парочка альф, которым, действительно, очень хотелось испытать все прелести омежьей жизни — течку, оргазмы и деторождение. Классически привлекательный альфа Антон Андреевич — Арсений подглядывает в карту — Шастун не попадает почти ни в один из чекбоксов. — Это вопрос, который вы будете обсуждать с психологом, — осторожно начинает Арсений, — но я, как лечащий врач, тоже должен быть в курсе. Не собираюсь лезть в душу, поэтому не прошу подробностей, но всё же: почему бета, Антон Андреевич? — Презираю разделение по вторичному полу как социальный конструкт, — хмуро говорит Антон. Он злится — пахнет от него сильнее. — Бесит, что физиология ставит меня на одну ступеньку с животными. Бесит, что несмотря на подавители, я всё равно испытываю желание, даже к непривлекательным людям. Бесит, что надо прилагать так много усилий, чтобы оставаться человеком. Какая-то смутно знакомая риторика, отмечает Арсений, но есть кое-что другое, что его интересует в речи Антона гораздо больше, чем социокультурные загоны. — Подавители. Вы сказали, что вы на подавителях? — Да. — И сейчас тоже? Антон кивает. Нихуя себе, думает Арсений с каким-то даже восхищением. Он на подавителях, Антон на подавителях, а жопа у Арсения всё равно мокрая. Качественный, забористый альфа. — Для прохождения реверсионного курса необходимо прекратить приём подавителей, Антон Андреевич. Антон смотрит на него с жалостью и сомнением, и Арсений понимает: если он чувствует притяжение между ними, то и Антон тоже. Вряд ли попытки сделать вид, что он не омега, имеют смысл в конкретном случае. Но кому текущая задница, кому член в смазке, что поделать. Тем более, раз он тут такой продвинутый и презирает свою физиологию. Справится. Арсений задаёт ещё несколько общих вопросов об аллергиях и травмах, а потом отпускает Антона с инструкцией, как добраться до кабинета психолога, и обещанием прислать информацию по МРТ. Как только дверь за ним закрывается, Арсений идёт к шкафчику с лекарствами: если он планирует продолжать работать с Антоном, то ему стоит перейти с перорального приёма подавителей на более эффективный инъекционный.***
— Я тебе, во-первых, ничего не говорю, а во-вторых, не называю имён, — говорит Димка, заваливаясь к нему в кабинет ближе к вечеру, — но скажу вот что: есть у меня клиент, у которого в башке не просто насрано, там филиал Авгиевых конюшен. Думаю позвонить своему троюродному брату Гераклу. — Ну чем вам не кейс для научной статьи, Дмитрий Темурович, — с улыбкой говорит Арсений и дописывает последнюю строчку в выписном эпикризе предыдущего пациента — настолько успешная реверсия беты в альфу, что новоиспеченный доминант попытался трахнуть весь обслуживающий персонал, который с ним работал, включая Арсения. Такое случалось, но не в столь крупных масштабах — до техника Марата Валентиновича ещё никто не домогался. — Ага. Научная статья с выводом: «Клиенту необходимо было жёстко поебаться», — фыркает Дима. Дима Позов — психолог и хороший друг, а ещё альфа, но из тех, с кем у Арсения совместимость болтается на отметке около нуля. В гон Позов может сказать, что у Арсения отличная задница, но и то, если совсем припечёт. — А что, не ебётся совсем? — спрашивает Арсений, прекрасно понимая, о ком идёт речь. Дима бы в любом случае ему это всё сообщил, разве что, может, в более официальной форме на бланке психологического заключения. — Да говорит, что ебётся. Ну, ебался, сейчас совсем укатывается, походу, в депрессивный эпизод. Что неудивительно, столько подавлять. Но вот ощущение от него такое, знаешь, что если и ебался, то без огонька. Без души. Эх, молодёжь. — А вы точно психолог? — Ой, Арс, ну я тебе могу рассказать, что дело там в страхе жить полной жизнью, напряжённых отношениях с отцом и вдобавок интроверсии, но поверь моему многолетнему опыту: всё это решается, конечно, психотерапией, но ещё и старым добрым «хорошо потрахаться». — И что, не дашь разрешение на реверсионную терапию? — Я тебя умоляю, — Дима цокает языком. — Это я в городской поликлинике его б не дал, а у нас-то. Нет, я парня планирую серьёзно помурыжить, потенциал есть, может отказаться, — он поджимает губы и ухмыляется. — Так что отходя от темы и переходя к моему совершенно другому клиенту, который не имеет к уже сказанному ни малейшего отношения: мне нужны дополнительные две недели с Шастуном твоим. — Без проблем, у него как раз гон через две недели, всё равно задержится. — Ебанёт, — Дима качает головой. — Батюшки, как же ебанёт. Он на подавителях пять лет безвылазно. А сейчас как слезет, так всё, прячься, Марат Валентиныч. — Он от прошлого раза до сих пор не отошёл, — хмыкает Арсений и добавляет себе в заметки пункт: уточнить у Антона срок приёма подавителей. Пять лет без перерыва это и в самом деле очень много. — А если серьёзно, ты проследи, чтобы к нему в коттедж убираться бету поставили. Ты-то справишься, хотя тоже не нарывайся, а остальным будет тяжело. Арсений нарываться не планирует, хотя от мысли, какой может быть у Антона первый за такой долгий срок гон без подавителей, он ощущает не столько положенное беспокойство, сколько сладко-ноющее чувство внизу живота.***
Созданию комфортной атмосферы для клиентов реверсионного центра посвящено страниц двадцать в рабочем кодексе. Все Арсений не помнит, там слишком много воды, но какие-то элементы старается использовать. Вот один из них: хотя встречи во врачебном кабинете подчёркивают высокий профессиональный уровень организации, они, вместе с тем, могут оставлять гнетущее ощущение. Клиент может — боже упаси — подумать, что он действительно нездоров и нуждается в серьёзном лечении. А центр «А/В/О реверс» хочет создать впечатление, что он сюда отдыхать приехал. Поэтому встречи рекомендуется проводить и в неформальной обстановке. Поэтому Арсений сейчас идёт по вычищенной от снега дорожке к домику Антона. Реверсионный центр находится посреди леса в Подмосковье и занимает огромную территорию в несколько гектаров. Здесь и открытый бассейн, и крытый, совмещённый с тренажёрным залом, несколько кортов, стадион, концертный и банкетный залы, большой медицинский корпус, а для клиентов — отдельные домики, которые расположены ближе к лесу. Большая часть из них рассчитана на одного — треугольные строения в форме буквы А, где стены это крыша. Много дерева и стекла: панорамные двери и окна, чтобы можно было любоваться на ёлки. Природа, как известно, успокаивает, а реверсионная терапия довольно тревожный процесс. Антон выбрал самый крайний домик, так что идти приходится долго, Арсений успевает замёрзнуть и, подходя, натягивает снуд почти на нос. Шастун сидит на крылечке, курит и смотрит в телефон. С телефоном, как Арсений понял из вчерашнего рыскания по соцсетям, связана его работа — Антон действительно оказывается блоггером, ведёт канал на ютубе, куда выкладывает ролики с прохождением игр и — крайне редко — разговорные видео. Одно такое Арсений посмотрел: кудрявый и длинноволосый Антон пятнадцать минут распинался о том, как несовершенен социум и как альфы не борются с токсичной маскулинностью, от которой сами же и страдают. Вот, кстати, почему ему показались знакомыми слова Антона про то, что разделение по вторичному половому статусу — это устаревший социальный конструкт: этот звук вырезали из его видео и сделали тысячи рилсов и тиктоков, которые иногда попадались Арсению в ленте. — Доброе утро, Антон Андреевич! — преувеличенно бодро говорит Арсений. — Доброе, — кивает Антон. — Давайте без отчества. — Давайте, — соглашается Арсений, но не предлагает ничего подобного в ответ. — Анализы сдали? Гематогенку съели? — Угу, по ощущениям, мне нужен килограмм гематогена, столько крови забрали. — А я хотел предложить прогуляться, но, пожалуй, вам лучше посидеть, — Арсений поднимается на крыльцо и усаживается на подвесной диванчик. — Я к вам сегодня с рассказом о наших дальнейших планах. Антон тушит сигарету в пепельнице, которая стоит рядом с ним на полу, и поворачивается. — Ну, давайте. В ярком утреннем свете он очень красивый — крупные черты лица, морозный румянец на щеках и красные губы. Хотя Арсений прекрасно понимает, что внешность — это не всё, но ещё больше проникается к Антону симпатией. — Начну издалека. Как и положено в реверсологии, — Антон хмыкает. — За определение вторичного пола, а также за сексуальное поведение отвечает нейронная связь между задним отделом миндалевидного тела и гипоталамусом. Связь эта активизируется в период полового созревания под действием гормонов, но сама её суть — будет ли это реакция, типичная для альфы, омеги или беты, закладывается ещё на этапе внутриутробного развития. Долгие годы нам казалось, что изменить тут ничего нельзя, как вы знаете, у нас даже маркер крови отличается. Были попытки и топорной гемотрансфузии, и более продвинутой трансплантации костного мозга, но от того, что по венам циркулировала другая кровь, мозг не начинал думать, что он теперь не альфа, а, скажем, бета. Сигналы продолжали проходить по нейронным связям, а гормоны продолжали вырабатываться. И двадцать лет назад до учёных, наконец, дошло, что сначала надо разобраться с наполнением черепной коробки, а потом уже помогать перестраиваться всему организму. Были выделены группы нейронов, которые и запускают весь этот процесс, определены схемы их действия, а самое главное, оказалось, что их можно переучивать. Мозги-то у нас всех одинаковые, нет такого, что у альф есть какой-то отдельный центр, отвечающий за желание доминировать. Всё те же миндалевидные тела и всё те же гипоталамусы. Вся магия в том, что между ними происходит. — То есть вы буквально скажете моим нейронам: «Стоп ебаться»? — улыбается Антон. Арсений поправляет очки на носу. — Вы вроде собирались стать бетой, а не асексуалом, Антон? На всякий случай: беты тоже живут половой жизнью и получают от неё удовольствие. — Ну, я понимаю, я про то, — он быстро облизывает губы, — что они не хотят при виде каждого мало-мальски подходящего партнёра стянуть с него штаны и начать вылизывать задницу? — Не хотят, — отвечает Арсений, впервые порадовавшись, что беседуют они на улице. Румянец можно списать на холод, а усилившийся запах растворяется на открытом пространстве. Он принюхивается — открытое пространство справляется с запахом Антона на троечку. — То есть, хотят, конечно, но как говорит литература, у них нормальное человеческое либидо. Личным опытом я тут, к сожалению, с вами не поделюсь. — Вы не меняли пол? — быстро спрашивает Антон и, чтоб его, тянет носом. Арсений знает это движение — животное, альфачье, — но ничего с собой поделать не может, оно на него действует. Инъекционных, более мощных, подавителей в организме ещё не накопилось достаточно, и он чувствует, как начинает вырабатываться смазка. — Всегда были омегой? — Да, я, как говорится, сапожник без сапог. С полным пониманием отношусь к желаниям пациентов, но сам живу в мире со своей природой. — Я не думал о том, чтобы стать омегой, — говорит Антон. — По сути, это никак не исключило бы меня из этого животного… энергообмена. Просто перенесло бы на другую сторону. — Антон, — Арсений вздыхает. — Вам не нравится секс? — Нравится, — мрачно отвечает Антон. — Сама идея секса мне как будто бы нравится чуть больше, чем процесс. Но мне не нравится одержимость идеей секса. Вот вы же понимаете, Арсений Сергеевич, что мысленно я вас уже трахнул тут на всех горизонтальных поверхностях? А к вертикальным прижал и тоже трахнул? Со всем уважением. Но это же ненормально. Арсений втягивает воздух сквозь сжатые зубы. — Это природа, Антон. Это как раз нормально. — Мне сложно строить отношения, потому что почти всегда сначала возникает желание, а там уже неважно, какой человек сам по себе. Легче всего с бетами, с ними я успеваю хоть пару раз встретиться, до того, как мозг решает, что на безрыбье и рак рыба, и это нам тоже надо. Но секс с бетами в итоге ни им, ни мне особо не заходит. Это Арсений понимает, у него, конечно, и с альфами был весьма посредственный сексуальный опыт, но даже самый плохонький альфа всё равно оказывался лучше самого искусного в постели беты. Но Арсению секс нравится, нравится ощущение власти, вон, даже Антон со своими моральными принципами ничего не может этому противопоставить. В их случае дело не только в физиологии, и даже не в потенциальной (всё более вероятной) совместимости, но и — Арсений уверен, — в обычной человеческой симпатии. Антон ему нравится: красивый, не тупой и забавный, и Арсений ему явно нравится тоже, просто тот, кажется, списывает всё исключительно на природу взаимоотношений между альфами и омегами. — А что не так с омегами? — Как я и сказал, мне напрочь сносит башку. Я, конечно, не бросаюсь на омег. Но я думаю о том, как на них наброшусь, — он одаривает Арсения тяжёлым взглядом, от которого внутри всё замирает. Арсений теперь тоже думает, как Антон на него набросится, накроет своим телом, вмажется в губы… Так, Антон там что-то говорит. — …крайне сложно выбрать себе подходящего партнёра. Но каждый раз, как мне удавалось завязать более-менее долгосрочные отношения, всё оказывалось ещё хуже. Динамика между альфами и омегами меня напрягает. Мне не особо нравится возникающая агрессия и желание защищать, хотя это-то ещё ничего. Но то, какими становятся омеги… такими хрупкими, податливыми и покорными — это меня раздражает. Нет, ну это совсем какая-то патриархальная херня. — Простите за грубость, Антон, но это довольно устаревшие взгляды, которые странно слышать от такого прогрессивного молодого человека, как вы. Омеги уже давно являются равнозначными членами общества, не только мужчины, но и женщины, и вторичный половой статус не полностью определяет личность и поведение. Частично — безусловно, но если бы целиком, то у нас сейчас бы не было женщины-омеги президента. — Наша президентка — исключительный случай, я не надеюсь, что мне такая встретится в жизни. И да, один только вторичный статус не влияет, но когда это и вторичный, и первичный, то давление социальных ролей и персональных предпочтений оказывается слишком велико, — с запалом возражает Антон. — В смысле и вторичный, и первичный? — восклицает Арсений и тут же одёргивает себя: он врач, ему необходимо держаться профессиональнее. Но неужели Антон говорит, что… — Вашими партнёрами были только женщины-омеги? — И женщины-беты, — кивает Антон. — Так, — Арсений снимает очки и сжимает пальцами переносицу. — Во-первых, обязательно поговорите об этом с Дмитрием Темуровичем. Во-вторых, хочу вам напомнить, что сама эволюционная суть омегаверса заключается в повышении рождаемости, и вместе с появлением вторичного пола человечество перешло и к бисексуальности. — Спасибо, я знаю программу по биологии для седьмого класса, — огрызается Антон. — Вот вам ещё один факт из учебника: бисексуальность — это спектр. Я не бифоб и не гомофоб, я просто на той части спектра, которая ближе к гетеросексуальности. — Да-а? — смешливо тянет Арсений. — Но сексуальное влечение к мужчинам вы испытываете. Что насчёт трахнуть меня тут на всех поверхностях, хочет спросить Арсений, но это уже перебор. — Это физиология. — Антон, не подумайте, что я вас отговариваю. Хотя в некотором смысле это входит в мои обязанности: наша команда специалистов должна выявлять у клиентов возможные внутренние противоречия, не столько даже с целью переубедить, сколько для того, чтобы вы сами были уверены, что принимаете правильное решение. Изменение биохимии мозга, хоть и безопасно, особенно в нашем центре, но всё же не шутка. В некоторых отношениях вы действительно станете другим человеком. — Одно ваше присутствие вызывает у меня внутренние противоречия, — глухо говорит Антон, и Арсения передёргивает от волны мурашек. — Может, мне есть смысл сменить лечащего врача. Дмитрий Темурович вот просто бесит пиздец как, но это легче, — он не заканчивает фразу и закрывает лицо ладонями. — Безусловно, можно. У нас это не приветствуется, но ваша просьба, если таковая поступит, будет выполнена. Но я бы не советовал. Вы избавитесь от лечащего врача-омеги, но никто не будет устранять всех сотрудников-омег, мы не дискриминируем персонал по половому признаку. Так что придётся вам побеждать токсичную маскулинность. — Смотрели мои видео, — морщится Антон. — Смотрел и нашёл их вполне разумными. Но это было до того, как вы пожаловались на дисбаланс в отношениях, а потом оказалось, что вашими партнёрами были только женщины. А то, что вы сказали о желании более равноправных отношений… Когда и если вы станете бетой, то вы это, конечно, получите, но весьма вероятно, что влечение к мужчинам никуда не денется. Вам бы стоило попробовать отношения с омегой или бетой мужского пола. Потому что, думает он, в таких легче найти равноправие: я, конечно, хочу, чтобы ты меня трахнул, но вообще-то могу трахнуть тебя сам. — Я с вами не согласен, — говорит Антон и сжимает челюсть. — Но я об этом подумаю. Арсений возвращает разговор к подготовке к реверсии: рассказывает о приёме ноотропов и курсе капельниц, которые должны будут улучшить кровообращение в мозгу и подготовить его к дальнейшему воздействию. В случае Антона, возможно, понадобится курс антидепрессантов, но медикаментозную схему подберут только после получения всех результатов анализов. После гона начнётся лекарственная гормональная терапия, в течение которой за Антоном будут тщательно наблюдать, а после — две сессии электромагнитного воздействия на миндалевидное тело и гипоталамус, первая из которых откатит систему к базовым настройкам — вот он «реверс» в слове «реверсология», а вторая перепрограммирует нейроны с новыми параметрами. Затем трансплантация костного мозга и поддерживающая терапия. Когда он встаёт, чтобы попрощаться, то понимает, что надо переходить на более серьёзные дозы подавителей: не то чтобы у него течёт между ног, но бельё мокрое, и на холоде это неприятно.***
Арсений ожидал, что за выходные Антон откажется от него и попросит назначить нового лечащего врача, но этого не происходит, и понедельник встречает его стопкой распечатанных Антоновых диагнозов на столе и их копиями на почте. Антона надо выставлять в палате мер и весов. Арсений не любит все эти разговоры про «Ай-яй-яй, такого альфу/омегу испортили» (бет почему-то никто не жалеет), но глядя на показатели гормонов пациента Шастуна, присвистывает. Тестостерон и лютеинизирующий оба по верхней границе нормы, первого, пожалуй, многовато, что может объяснять повышенную раздражительность Антона. Хотя гормоны не так значительно определяют поведение, а иногда и вовсе — поведение определяет гормоны, но Арсений мог бы предугадать проблемы Антона с женщинами только по его анализам. Слишком податливые и хрупкие они становятся, ну конечно. Но больше всего удивляет андростендион, который по-хорошему у мужчин после тридцати лет должен идти на спад, а у Антона не только не идёт, но и болтается на отметке, более подходящей восемнадцатилетнему юноше. И это всё на подавителях. Поэтому, когда вместе со звуком шагов в коридоре Арсений слышит ещё и запах, он не удивляется. Только надеется, что подавители, от уколов которых уже начинают болеть ягодицы, справятся. Когда дверь распахивается, Арсений понимает, что подавители ему стоит жрать на завтрак, обед и ужин, и начинать надо было в прошлом месяце. Пару секунд Антон стоит на пороге и просто на него смотрит — как и все клиенты центра через несколько дней проживания здесь, он переходит на более комфортную одежду: мягкие спортивные штаны, майка и клетчатая кофта поверх неё. Этот аутфит для лежания на диване перед телеком не должен выглядеть сексуально, и он и не выглядит, но это фиксирует только рациональная часть сознания Арсения. Звучит как тихий шёпот, который перекрывает дикий ор иррационального. Иррациональное орёт, что Антону срочно надо перегнуть Арсения через стол. — Доброе утро, — говорит Антон, — Арсений Сергеевич. Все «р», а их слишком много и в имени, и в приветствии, он почти рычит, как будто Арсению недостаточно низкого голоса. — Доброе утро, Антон, — улыбается Арсений. Профессионализм. У него такое уже было. На него уже рычали, сипели, хрипели, плевались слюной, хватали за затылок и вжимали в стену. И он со всем этим справился. С Антоном тоже справится. — Присаживайтесь. И встаёт, чтобы открыть окно. Антон за спиной понимающе хмыкает, потом ещё раз, когда Арсений включает кондиционер, и опять, когда он включает воздухоочиститель. Когда Арсений возвращается к столу, Шастун широко улыбается. — Мы взрослые люди, — мягко говорит Арсений. — М-м-м, — кивает Антон. — А у вас бывали случаи, когда врач отказывался от пациента? — Бывали, — Арсений открывает на мониторе сканы его МРТ. — В основном из-за проявлений физической и вербальной агрессии. Но сразу скажу, что тут придётся быть поизобретательнее, потому что попытки изнасилования считаются частью восстановления после реверсии, этим наш персонал не удивишь. — О, я бы вас не насиловал, — мурлычет Антон и смотрит на него из-под ресниц. Скотина. — Я, знаете ли, адепт активного согласия всех участников процесса. А вы ещё в пятницу так удачно расширили мои горизонты, все выходные об этом думал. — Как быстро у вас прошёл кризис ориентации, — язвит Арсений и тут же винит себя за несдержанность: после беседы с Позом он ещё больше уверился в том, что это действительно большая проблема Антона — он намеренно себя ограничивает не только в том, на каких условиях заниматься сексом, но ещё и с кем. Арсений должен создать ему максимально поддерживающую и комфортную обстановку, а не вот это вот всё. — Прошу прощения. — Вы меня тоже простите, — Антон тяжело вздыхает. — И я серьёзно насчёт отказа врача от пациента. Я всё пойму. — И я был серьёзен, когда говорил, что со многим сталкивался. — Это из-за денег? Вы же должны получать за каждого клиента. Что, кстати, будет в случае, если я откажусь от реверсии? Мне было странно, что вы меня так убеждали пересмотреть свои взгляды. — Если вы откажетесь от реверсии, я всё равно получу полную оплату, — Арсений вытирает вспотевшие ладони о халат. Антон повторяет его движение, но руками ведёт по бёдрам, и Арсений почти не смотрит на них дольше положенного. — Потому что мы не гонимся за количеством успешно обращённых пациентов. Как я и говорил, нам вы важны в первую очередь счастливые и довольные собой. Это, на всякий случай, указано в договоре, который вы подписывали с администрацией. Если же вы захотите сменить меня на другого врача, то тут да, я потеряю в деньгах, но у меня очередь расписана на год вперёд, это не отразится на моём общем финансовом благополучии. Антон облизывает нижнюю губу — язык скользит по ней невыносимо медленно и мягко, — и закусывает её. — Тогда почему? — говорит он после недолгого молчания. — Мы же с вами явно совместимы, это будет сложно. Это уже сложно, а я всего лишь пару дней без подавителей, а впереди ещё гон. — Потому что я один из лучших реверсологов страны, и я люблю свою работу. Я действительно хочу вам помочь. К тому же, в моей практике не так много случаев реверсии альф в бет, это будет полезный и красивый кейс. А ещё, думает, но, конечно, не озвучивает Арсений, дело в том, что Антон ему просто нравится. В эти мысли Арсений старается не углубляться, но и не обманывает себя. В рамках работы он ничего, безусловно, предпринимать не будет, но как только их рабочие отношения закончатся — почему нет? Он уверен, что Антон ему будет нравиться, даже если станет бетой. Арсений все выходные провёл за просмотром его ютуб канала: через экран ни запахи, ни напряжение не передавались, передавался только смешной и симпатичный Шастун. Всплывает мысль, что тут может иметь место конфликт интересов, ведь Арсения несоизмеримо больше привлекает мысль вступить в отношения с Антоном-альфой, а не с Антоном-бетой, но Арсений заталкивает эту идею поглубже. Почти идеально совместимый альфа в его жизни уже был, и он точно знает, что потрясающий секс ничего не решает в общей картине. — Ну смотрите, Арсений Сергеевич, — говорит Антон. — Я отказываться не планирую, но вас готов отпустить. В воздухе повисает непроизнесённое «пока что», но Арсений его игнорирует, разворачивает монитор со сканами МРТ к Антону и начинает показывать, где у него гипоталамус и что с ним будет происходить.***
С Антоном Арсений понимает, что встречи во врачебном кабинете с сопутствующим уровнем серьёзности и рабочей атмосферы нужны, в первую очередь, ему самому. Это других клиентов надо расслаблять и располагать к себе, Антона, возможно, стоит вообще держать в клетке. Понимает он это слишком поздно, когда уже сидит перед Антоном в кафетерии в здании спортивного комплекса. На Антоне шорты и лёгкая футболка, а всё тело и волосы влажные — он только после бассейна. Ткань футболки льнёт к торсу, и Арсений уже минут десять рассказывает о результатах анализов крови — у Антона небольшие проблемы со свертываемостью, которые надо разрешить до пересадки костного мозга, — не Антону, а меловой доске над барной стойкой. Антон ёрзает на стуле и случайно задевает ногой его коленку, и Арсений тут же затыкается. Что там такое в этом колене — одни хрящи и кости же, — но током прошибает так, будто Антон коснулся его запястья или шеи. И сразу ртом. — Ебать мой хуй, — сипит Антон. — Извините, Арсений Сергеевич. — Не извиняйтесь, — говорит Арсений, потому что на самом деле перед ним должно извиняться мироздание, которое подстроило всю эту ситуацию. — Это даже немного облегчает моё положение — я материться на работе не считаю приличным, но хотя бы могу послушать, как вы выражаете эмоции, которые я разделяю. — В таком случае, — Антон фыркает, — ебучий, блядь, пиздец, Арсений Сергеевич, как я хочу утащить вас в душевую и вылизать с головы до ног. — Нет, я, пожалуй, поторопился, — Арсений снимает очки и опускает голову на руки. Антон смеётся. — Возможно, из-за слишком долгого приёма подавителей, гон у вас наступит раньше. Вероятно, в этом дело. — Я, блин, уже не отличу его от своего обычного состояния. — Вам дают обезболивающее? Я могу выписать ещё. — Дают, — официантка приносит кофе со льдом, и Арсений хватается за холодный стакан, как за спасательный круг. — Но мне кажется, что мало, плюс я его берегу на ночь. Ночью совсем херово. — Мне очень жаль, — вздыхает Арсений. — Надеюсь, ваши твёрдые моральные принципы помогут вам продержаться. — У меня из твёрдого в последние дни только… — Антон качает головой. — Вы правы. Это именно те ощущения, от которых я хочу избавиться. Невыносимо, блядь. К тому же, — он откидывается на спинку стула и прижимает к щеке стакан. Арсений тоже хочет так сделать, но он тут официальный представитель центра и светило реверсологии. — Я, знаете, начал думать, как же приятно будет находить кого-то интересным без всей этой херни. — Ауч, вы что же, Антон, совсем не находите меня интересным? — усмехается Арсений, а потом ловит удивлённый взгляд Антона. — А ведь и правда, — задумчиво тянет Антон. Арсений даже не особо радуется тому, что это, по сути, признание в симпатии, потому что по лицу Антона видно, что у него в голове происходит гораздо более увлекательный процесс. — Но мне всё равно будет приятно находить вас интересным без всей этой херни. Ой ли, думает Арсений. — Обязательно поговорите об этом с Дмитрием Темуровичем. — Дмитрий Темурыч задолбал со своими умными и правильными выводами, — беззлобно бухтит Антон и передразнивает: — «А вы знали, Антон Андреевич, что согласно исследованию от две тысячи четвёртого года истинных гетеросексуалов на Земле меньше пяти процентов, и если бы вы были одним из них, то не испытывали бы влечения к мужчинам даже в период гона». Не знал, блин, я же не задрот. — Как вам с этим живётся? — Да как, — Антон пожимает плечами и с кончика мокрой прядки срывается капля и стекает по шее. Арсений поднимает взгляд и возвращается к меловой доске. — На удивление нормально. Оно ж, походу, всегда со мной было. — Походу, всегда, — дипломатично соглашается Арсений. Есть ещё кое-что, о чем ему надо поговорить с Антоном, но в их стаканах потаял уже весь лёд, а Арсений начинает беспокоиться, что встанет с влажным хлюпаньем, поэтому решает, что лучше он об этом напишет в мессенджере. Он скомканно прощается (это потому что Антон бесстыдно оглядывает его с головы до ног, когда он поднимается из-за стола) и, к счастью, не хлюпая, уходит. Пора начинать пользоваться прокладками. Антону он пишет вечером, уже находясь дома. [20:53]: Забыл сказать, завтра вам нужно сдать спермограмму. Необходимо будет отследить качество эякулята до начала гона, во время и после начала гормональной терапии. Некоторые изменения неизбежны, но важно, чтобы они оставались в пределах допустимых значений. [20:55]: ок мне что-то для этого надо? [20:57]: Я уже передал персоналу, вам принесут контейнер утром. Вы можете сделать это у себя, но можете пойти в медицинский корпус — у нас там есть специальные помещения, где всё оборудовано для максимального комфорта: душевая, стерильные контейнеры и все необходимые материалы. [20:58]: арсений сергеевич мои необходимые материалы это глаза и мозг который слишком хорошо помнит как вы выглядите [20:58]: это совершенно ужасно но я не мог не [20:58]: как вообще можно обсуждать анализ спермы без пошлых шуток? Арсений отправляет ему эмодзи с закатившимися глазами и закрывает диалог.***
Решение больше переписываться с Антоном и меньше видеться оказывается обоюдоострым мечом. С одной стороны, в окошке мессенджера легче узнать его как человека: остроумного и смешливого, вполне талантливо выражающего свои мысли в текстовой форме, что для Арсения всегда было маркером ума (благодаря одному из бывших, который в личном общении был приятным человеком, а в переписке обнаружились бездны: тонны орфографических ошибок и подкаты в духе «В душ и без меня?»). Антон пишет о встречах с Позовым, о медсестре, с интересом уточняет, что значат результаты его анализов (гормоны пришлось пересдать, потому что Арсений решил, что это всё-таки было слишком хорошо, чтобы быть правдой, а в некоторых случаях ещё и потенциально опасно — надо было проверить Антона на дефицит ферментов синтеза стероидных гормонов). Во всём этом, перемежающимся фотками белок, которых он подкармливает по утрам, Антон ещё и умудряется флиртовать. [10:24]: очень помогает что мы оба из Воронежа. он сначала уничтожает меня пафосными речами с терминологией, а потом говорит “так, антох” и раскидывает на пальцах [10:25]: Я рад, что у вас с Дмитрием Темуровичем установился контакт. [10:25]: не переживайте, нашу с вами химию не перебить [7:05]: екатерина владимировна сказала что я занимаюсь херней и это у меня просто омеги хорошего не было. походу они с темурычем работают сообща [7:06]: Это очень непрофессионально, Антон. Стоит сообщить об этом администрации, если хотите, я сделаю это сам. [7:06]: а знаете что еще очень непрофессионально? [7:07]: Боюсь предположить [7:07]: да арсений сергеевич да [7:07]: не надо жаловаться на екатерину владимировну мы друзья Арсений не поддаётся, хотя иногда хочется — ему нравится, к чему всё это идёт, но ведь для всех было бы лучше, если бы они немного повременили? В переписке легче себя контролировать, чем во время личной встречи, и тут и появляется второе лезвие ножа. Личной встречи не избежать, гона Антона тоже, и когда Арсений видит его впервые за три дня, то сразу становится понятно… Если честно, Арсений моментально забывает, что ему там только что стало понятно. Антон стоит даже не на пороге, а в коридоре в нескольких шагах от входа. Арсений опирается о стол и чувствует, как его начинает мелко потряхивать. — Пошли на улицу, — говорит Антон, разворачивается и уходит. Арсений выдыхает, накидывает поверх халата пальто и идёт следом. На улице серо и холодно, Антон сбегает по ступенькам медицинского корпуса и останавливается у одной из беседок, которые раскиданы по всей территории реверсионного центра. — У вас такое уже было? — спрашивает он и закуривает. На Арсения не смотрит. — Было, — отвечает Арсений. Врёт. Не было у него такого за все сорок лет жизни, потому что он никогда ещё не испытывал одновременно и влюблённость, и такое сильное действие гормонов. Даже на свежем воздухе запах Антона пробирает его до костей. Голова кружится, а во всём теле появляется приятная лёгкость — Арсению кажется, что он почти ничего не весит, и это, конечно же, специально, чтобы Антону было удобно взять его двумя пальцами за шкирку, утащить в какой-нибудь угол и заняться с ним сексом. — А у меня не было, — Антон затягивается так сильно, что западают щёки. — И я был готов к тому, что без подавителей будет тяжелее. Но обычно мне хочется вообще всех, кто рядом. Я поэтому, кстати, живу в лесу. Шутку слышали про лося? Менты в рапорте о ДТП с участием лося и машины вписали животное, как участника событий. Так и написали: «Лось. Живёт в лесу». Вот это я. А знаете, что лоси, а точнее, лосихи, стали последней каплей перед тем, как я решился на реверсию? Я, блядь, заперся в этом доме посреди леса, с людьми вживую виделся пару раз в месяц, решил, что классно всё придумал! Ну поору и обожрусь обезболом в гон, зато не буду оскорблять людей, — Антон выкидывает сигарету в урну и тут же достаёт следующую — пальцы у него подрагивают. — И, сука, начинается гон, и к моему дому припираются лосихи! Ёбаные лосихи тыкались своими мордами в окна. Я, блядь, кто? — Согласно анализам — практически идеальный альфа, — бормочет Арсений. — Природа буквально задумала вас, э-э-э, чрезвычайно способным к оплодотворению. — Лось, нахуй, осеменитель, — нервно смеётся Антон. — Самому от себя противно. — Мне вы не противны, — говорит Арсений, и Антон поджимает губы. — Всё ещё уважаю ваше решение стать бетой, понимаю, как вы к нему пришли, но по-прежнему не вижу ничего ужасного в том, какой вы альфа. — Даже, когда я вам всё это говорю? — Что? Антон, наконец, на него смотрит — тёмные глаза, глубокие тени под ними, черты лица будто бы чуть заострились. Арсений, конечно, испытывает врачебное сочувствие — его пациенту стоит пить побольше воды, в гон организм быстрее расходует запасы жидкости. Но ещё больше он испытывает сладкое тянущее чувство близости с альфой, который хочет его и которого хочет он сам. — Когда делаю все эти намёки. Когда говорю прямым текстом, — Антон подходит ближе, наклоняется и шепчет ему в ухо: — О том, как хочу вас. И не только заняться с вами сексом, что, кстати, странно. Особенно сейчас. Нет, я хочу вас поцеловать. Да хотя бы обнять. Блядь, честно? Подержать за руку было бы тоже охуенно. Гладко стелет, зараза. — Поздравляю вас, — шепчет в ответ Арсений. У шеи Антона пахнет так потрясающе, что у него всё плывёт перед глазами. — Вы разблокировали нормальное человеческое чувство — симпатию. А говорили, что хотите только бросаться на людей. — Пиздец, как я хочу на вас наброситься, — говорит Антон и вдруг прижимается носом к его волосам и шумно вдыхает. — Бля, простите, — он резко отступает. Арсению смешно — взгляд у Антона осоловевший. — Всё нормально, Антон. Как я вам и говорил, со мной случались вещи похуже. К тому же, в нашем с вами случае мне это всё ещё и не неприятно, — Антон вскидывает голову. — Арсений… Сергеевич. Очень плохо соображаю, не день для двойных отрицаний. Что там вам это как? — Всё вы понимаете, — фыркает Арсений, но поясняет: — Вы мне нравитесь, иначе весь этот, как вы его назвали, «животный энергообмен» феромонами так хорошо бы не работал. Но что-либо предпринимать сейчас я считаю неэтичным. — Неэтичным это понятно, — быстро говорит Антон. — Вы мне побольше расскажите о том, как я вам нравлюсь. — Антон, — Арсений вздыхает. — Я вообще пришёл вам рассказать, что в первый день гона вам надо будет ещё раз сходить на МРТ, сдать анализ крови и спермограмму, как бы мучительно это всё ни казалось в вашем состоянии, — Антон машет рукой, показывая, что все предложения приняты. — Но хорошо. Вы мне понравились с первой же нашей встречи. И хотя я сразу заподозрил, что мы с вами потенциально совместимы, дело было не только в этом. Вы нравитесь мне внешне, мне понравились ваши рассуждения на канале, у вас смешные шутки. И эта ваша… одержимость идеей найти партнёра не из-за физического влечения, а хотя бы попытавшись разобраться, что это за человек, кажется мне очень трогательной. Антон молчит, рвёт целлофан на новой пачке сигарет, засовывает одну в рот, прикуривает и жмурится. — То есть я вам нравлюсь не как альфа? — наконец, говорит он. Арсений прекрасно понимает, что то, что он сейчас скажет, является прямым нарушением этического кодекса, но всё и так уже пошло по пизде. — Вы мне очень нравитесь как альфа. Но, — он делает шаг назад, потому что у Антона явно происходит какой-то всплеск эмоций, и желание вжаться в него всем телом становится почти невыносимым, — но я уважаю ваше решение пройти реверсионную терапию. И вы будете мне нравиться и бетой. Антон смотрит на него неожиданно ясным взглядом, никакой похоти и возбуждения, только напряжённая работа мысли. — МРТ и анализы в первый день, я понял, Арсений Сергеевич, — вдруг резко говорит он. — Спасибо. И уходит. Арсений провожает его взглядом и чувствует, как по бедру течёт смазка.***
Когда он приходит на работу на следующий день, то ещё в холле медицинского корпуса понимает две вещи: у Антона начался гон, и Антон уже был тут. Наверняка приходил на МРТ. Пахнет так, что у Арсения отключаются все остальные органы чувств — он не слышит приветствий коллег, почти не видит, куда идёт, и добирается до кабинета по памяти, и то с трудом, потому что вестибулярный аппарат тоже клинит и Арсения пошатывает. В кабинете он первым делом делает себе совершенно бесполезный укол подавителей: член стоит как каменный, а прокладку приходится менять. И это от одного только запаха Антона в гоне. Приближаться к нему в ближайшие дни Арсений не планирует: это гарантированно будет нарушением всех существующих правил. Арсений не железный. Он вообще-то очень романтичная натура. Со вчерашнего дня он лелеет фразу Антона о том, что тот просто хотел бы подержать его за руку, и у него даже почти получается не думать, что ещё он хотел. — Так, — дверь открывается, и в кабинет заходит Димка. — Доброе утро, твоим Антоном воняет отвратительно, — он ставит стакан с кофе перед Арсением и садится. — У меня отберут все дипломы и выгонят из Этического комитета, если это выйдет за пределы этого кабинета. Но, по-моему, происходит интересная хуйня. — Вполне вероятно, — слабо соглашается Арсений и пододвигает к себе кофе. — Влюбился? — Влюбился, — кивает Арсений. — Вот понимаешь, если бы это был кто-то не из сотрудников центра, я бы ему просто сказал поставить реверсионную терапию на паузу и сначала попробовать прожить возникшую ситуацию. Стать бетой он всегда успеет. Собственно, — Дима улыбается. — Я ему это и сказал. — А он что? — Но-но-но, принцип конфиденциальности, Арсений Сергеевич. Держусь за последние крохи профессионального самоуважения. Короче, — начинает было он, но качает головой. — Хотел дать ещё один ужасный совет, но не буду. Сам догадаешься. И не надо на меня смотреть этим мученическим взглядом. Фу, как же хорошо, что альф к нам мало приходит, — он поднимается. — Так и хочется с кем-нибудь подраться, бр-р. И ты ещё воняешь. Как работать приличному человеку. Всё, пока, пойду проветривать кабинет и пшикать освежителем. Он выходит, и Арсений сползает по спинке кресла. Прекрасно понятно, что хотел посоветовать Дима. Арсению это советовать не надо, его от этого надо отговаривать, потому что в голове длинный список причин, почему это будет хорошо, правильно и замечательно со всех сторон, и всего одна причина против. Этика. — Хуетика, — говорит Арсений в тишине пустого кабинета.***
В домике Антона свет горит только на втором этаже. Первый тонет в уже совсем ночной темноте — Арсений задерживается, дожидается, когда почти все коллеги разъезжаются по домам, ещё около часа пытается уговорить себя никуда не идти. Они с Антоном могут начать позже. Он откажется от реверсионной терапии, перестанет быть клиентом, и тогда не будет никаких терзаний. Это-то да, соглашается сам с собой Арсений. Но если они всё равно попробуют, то какой смысл ждать? Почему не сделать это сейчас? Никто не узнает. Ну, кроме Позова. Вокруг всё ещё пахнет Антоном, и Арсению кажется, что он этот запах просто воспроизводит по памяти, но когда он выходит из медицинского корпуса, то чувствует его сильнее и идёт, будто мышь Рокфор на запах сыра. В домике Антона свет горит только на втором этаже, и Арсений стоит в нескольких метрах от крыльца и никак не может решиться. Он же лучший реверсолог. Он же противостоял всем этим альфам и их феромонам. Он создавал альф с такими феромонами, что у тех случался секс ещё до выписки из клиники. Но такого он всё равно никогда не чувствовал. Погружённый в свои мысли, он не сразу замечает Антона, который стоит за стеклянной дверью первого этажа. Какое-то время они просто смотрят друг на друга, а потом Антон шумно распахивает дверь. — Твой запах, — негромко говорит он, но у Арсения закладывает уши, — это ёбаный встроенный джипиэс-трекер. Я буквально видел, как ты сюда идёшь. — Началось, да? — спрашивает Арсений, и Антон приподнимает брови и выразительно смотрит вниз. Арсений тоже смотрит — пижамные штаны плотно натянуты в паху. — Я всё придумал, — говорит Арсений и облизывает губы. Антон дёргается. — Это взаимодействие с целью определения намерений клиента. — Я отказался от реверсионной терапии. Ты уже пару часов как мог не выискивать легальные лазейки со мной потрахаться. И примерно столько же часов как мог со мной трахаться. — Антон, — из последних когнитивных сил говорит Арсений. — Ты же это делаешь не только из-за того, что у тебя гон? — У-у, попытка получить активное согласие у альфы в моём состоянии? — Антон низко смеётся, и от этого у Арсения в груди становится щекотно. — Я это оценил, почти точно нет, не только из-за этого, хотя в целом хуй пойми, а теперь иди сюда. Арсений почти не фиксирует, как взбегает по ступенькам, осознаёт только, что уже внутри, и Антон закрывает за ним дверь и останавливается рядом. — Что там было про держание за руки? — тихо говорит Арсений. Вблизи видно, что Антона трясёт мелкой дрожью, а на лбу выступила испарина. — Ну давай, — Антон протягивает руку и подцепляет пальцами его ладонь. Арсений был готов к тому, что его прошибёт током, но кроме ожидаемого всплеска гормонов, он чувствует ещё и влюблённую радость. Ладони у Антона влажные и горячие. И большие. На нём всё ещё очень много колец и цепей, и Арсений расплетает их пальцы и начинает снимать кольца одно за другим. На последнем кольце останавливается, поднимает руку Антона к лицу и обхватывает палец губами. — Е-бать, — присвистывает Антон. Арсений придерживает кольцо зубами и медленно стягивает. — Тебе типа показалось, что я недостаточно возбуждён, или что? — Мы, — Арсений выплёвывает кольцо и вместе с остальными кладёт его на придверный столик, — конечно, можем просто механически потрахаться прямо здесь на полу, но разве тебе не хотелось какой-то нормальности? Прелюдий, например, слышал о таком? — Так вот ты какой без всех этих этических кодексов, — фыркает Антон. — Мне нравится. Что дальше по плану? Вместо ответа Арсений подходит и кладёт руки на его плечи. Антон чуть выше — как раз удобно уткнуться носом в изгиб его шеи. Он вжимается в него так крепко, что чувствует сразу всем телом, и стоящий член, на удивление, не самое интересное в происходящем. Интересно огладить широкие и острые плечи, провести по короткому ёжику волос на затылке, прочертить пальцем линию позвоночника, пересчитать рёбра — Антон хихикает, — скользнуть по бёдрам и сжать задницу. Если бы Арсений мог, он бы стёк ниже и провёл ладонями по бесконечным ногам, но Антон держит его, гладит в ответ — с каждой секундой всё менее вдумчиво, и всё более хаотично: повторяет его маршрут, но чаще возвращается к ягодицам, и Арсений довольно хмыкает — он знает, что эта часть тела у него привлекательная, но приятно, что Антон явно тоже так считает. Арсений приподнимается на цыпочки — от этого движения его член трётся о член Антона, — и прижимается к его щеке своей. Они оба дрожат, и Арсений думает, как сильно сейчас приходится сдерживаться Антону. — Пиздец, как же размазывает, — отвечает Антон на его мысли и поворачивается — их носы соприкасаются. — Откуда ты такой взялся? — Дело не во мне, — бормочет Арсений. — Я свои анализы знаю, я вполне среднестатистический омега. Биологическая аномалия у нас тут ты. — Какой ты неромантичный, — шепчет Антон ему в губы, и каждое прикосновение вызывает приятные покалывания. — Я же не про гормоны, а про то, что ты мне очень нравишься. Когда Антон его целует, у Арсения на глазах выступают слёзы. Вообще-то это классическая омежья реакция: показать альфе, что его боятся и ему готовы подчиниться, но Арсений предпочитает думать, что это от того, что Антон ему очень нравится. У Антона мягкие губы, их хочется лизать и кусать, и Арсений делает всё поочередно, в голове шумит, бельё (он предусмотрительно снял прокладку) в секунды промокает до нитки. Он толкается языком в рот Антона и стонет от того, как это хорошо. Кажется, выключается на какое-то время из реальности от переизбытка ощущений, потому что обнаруживает себя уже без пальто, в полурасстёгнутой рубашке и с Антоном, который вылизывает его шею. — Я, нахуй, ёбнусь, — говорит Антон. — Если я сейчас тебя укушу, то знай, что дело в том, что ты пахнешь булочками. — Булочками? — переспрашивает Арсений и забирается руками под его футболку. — Хотя бы ванильными? — Ванильными, — соглашается Антон и засасывает кожу под его челюстью. — Человеческий мозг пахнет ванилью. Мне всегда казалось, что я очень здорово придумал с выбором профессии. Ну, понимаешь? Я пахну ванилью и работаю с мозгами, которые тоже пахнут ванилью. — Ты вообще всё очень здорово придумал, — говорит Антон и разворачивает его спиной к себе. — И с прелюдиями тоже, но не сегодня, Арсений, не сегодня. Если мы замолчим, — он прижимается губами к его затылку и быстро расстёгивает оставшиеся пуговицы, — то сможем услышать тихий звон. Это звенят мои яйца. Арсений смеётся и помогает снять с себя рубашку. За его спиной Антон стягивает футболку и тут же прижимается к нему грудью. Он очень горячий, настолько, что Арсений может начать плавиться не только фигурально. — Примерно последний шанс рассказать мне, что тебе нравится, — говорит Антон и кладёт пальцы на пряжку его ремня. — Или предупредить о том, что не нравится. — Не лучшее время, чтобы спрашивать меня о чём-то, — Арсений трётся задницей о его член. — Я нихуя не соображаю. Мне всё заходит, кроме откровенной дичи. — Откровенная дичь это ты, — Антон целует его в плечо и одним рывком сдёргивает штаны вместе с бельём до бёдер. — Ох, блядь, — он проводит рукой между ягодиц, и Арсений подаётся навстречу этому движению. — Пиздец. Среднестатистический омега, значит? Откуда столько смазки? — Я же сказал, что ты мне нравишься, — Арсений упирается руками в стену и утыкается лбом в предплечье. — Очень. — Ебануться, — говорит Антон и сползает вниз. Арсений зажмуривается, догадываясь, что сейчас произойдёт, но всё равно вздрагивает, когда Антон разводит его ягодицы. — Узнаю активное согласие, когда вижу его, — шутит он, и Арсений хочет посмеяться, но смех застревает в горле, потому что Антон касается его языком. По ощущениям, язык у него огромный — он лижет, задевая мошонку, проходясь по чувствительной коже между ней и анусом, обводит кончиком языка припухшие мышцы. Арсений скребёт ногтями по стене и не падает только потому, что Антон крепко держит его за бёдра. — Такой сладкий, — шепчет Антон и толкается языком внутрь. Арсений скулит и опускает руку, чтобы до боли сжать член, но это не помогает — после первых осторожных движений Антон начинает трахать его языком, и Арсений кончает, вцепившись зубами в ребро ладони. Он выгибается, теряя баланс, и Антон подскакивает, обхватывая его поперёк груди. — Тих-тих, ты куда собрался. — Очевидно, что лечь, — Арсений с трудом выплывает из посторгазменной неги, — инстинкты требуют немедленно раздвинуть ноги перед альфой. — А они существуют? — неожиданно серьёзно спрашивает Антон. — Кто? — Инстинкты. Я думал, что это псевдонаучная фигня, из-за которой срутся в твиттере. — Конечно, существуют, — Арсений прижимается затылком к его плечу. — Я научу тебя правильно сраться в твиттере. — М-м, долгосрочные планы, мне нравится, — говорит Антон и внезапно подхватывает его под коленями, поднимая. — Пока я несу тебя в место, где ты сможешь реализовать эти свои ногораздвигательные инстинкты, у меня есть ещё один вопрос. Что с синяками на заднице? — Уколы, — Арсений смотрит на него из-под полуопущенных ресниц и шевелит ногами, чтобы скинуть с них брюки и потерять где-то по пути. — Уколы подавителей эффективнее таблеток, и я перешёл на них, как только начал с тобой работать. Делаю себе сам, но у меня всегда плохо это получалось, поэтому синяки. — Охуенно эффективнее таблеток, я заметил, — улыбается Антон и пинает ногой межкомнатную дверь. Он приносит его, конечно, в спальню — здесь всего одно высокое окно, стены обшиты деревом, — и укладывает на кровать. Постельное бельё пахнет Антоном, и Арсений бесстыдно нюхает одеяло, пока тот раздевается. У Антона длинное худое тело и ожидаемо — не то чтобы где-то в результатах анализов есть строчка с указанием размеров в сантиметрах, но Арсений не удивлён, — большой член с уже сформировавшимся узлом. Даже в одном только лунном свете из окна видно, как он блестит от смазки. Из Арсения вырывается какое-то совершенно позорное урчание, и Антон улыбается. — Невероятное волевое усилие, прошу его оценить, — он откидывает одеяло, которое нюхал Арсений, и нависает сверху. — Когда я спрашивал о том, что тебе нравится, я хотел услышать, что ты обожаешь грубый секс, потому что я, возможно, способен сейчас на что-то нежное, но очень сильно сомневаюсь. Глаза подзакатываются сами собой. — Да, — шепчет Арсений и тянется к его лицу, — пожалуйста, да. О, вот он поцелуй альфы, которым Антон является по всем своим показателям, — грубый, жадный, с зубами. Арсений почти ничего не может сделать в ответ, только подставляться и подчиняться. Он протискивает ладонь между их телами и обхватывает пальцами член, но Антон резко отрывает его руку и прижимает к кровати. — Лежи спокойно, — говорит он, и Арсений бы потёк от этого голоса, даже если бы был бетой, которые в принципе на такое не способны. Антон целует всё его лицо — глаза, нос, прикусывает челюсть, и Арсения начинает колотить крупной дрожью — сердце стучит так бешено, что вибрация выходит за пределы грудной клетки. Его живот мокрый — от пота, а ещё от того, что к нему прижимается член Антона. Что он там говорил про то, что у Арсения много смазки? Это не идёт ни в какое сравнение. Антон отодвигается, садится в его ногах — красивый, раскрасневшийся, — и скользит пальцами между ягодиц. — Не надо, я же уже… — начинает было Арсений и охает, когда Антон проталкивает в него сразу три пальца. — Понял. — Надеюсь, ты понял, что я планирую ебать тебя с узлом. Звук, который издаёт Арсений, это что-то среднее между стоном и воем. Он прижимает ладони к лицу, лицо мокрое — слёзы, пот, какая уже разница. Сквозь расставленные пальцы он наблюдает за Антоном: тот тяжело дышит и смотрит на свою руку. Добавляет ещё один палец, и, хотя Арсений и чувствует непривычное натяжение, оно совсем не болезненное, и мозг уже подкидывает образы того, как вместо пальцев в нём будет член. Он закрывает глаза и растворяется в одних только звуках: влажные, хлюпающие, абсолютно невыносимые. Арсений, в принципе, может кончить ещё раз, но только он даёт себе разрешение, как Антон вытаскивает пальцы и одним движением переворачивает его на живот. — Презервативы? — спрашивает Антон, и Арсений мотает головой. — Я на противозачаточных. — Какой молодец. Горячий член скользит между его ягодиц, Арсений прогибается в пояснице, и Антон входит в него одним толчком сразу до узла. Оба замирают, Антон прижимается лбом к его затылку, Арсений так сильно вцепляется в подушку, что, кажется, рвёт её. Антона много. Члена, тела, запаха, чувства, Арсений захлёбывается и не успевает вдохнуть, когда тот хватает его за бёдра и рывком приподнимает, ставя на колени. Он не даёт ему прийти в себя, вместо вдоха Арсений стонет, вместо выдоха тоже, потому что Антон сразу начинает его трахать — быстро, резко, глубоко, узел проскальзывает почти сразу, движения выбивают из Арсения всё: этику, принципы, мысли, его собственное имя, остаётся только имя Антона, и он его повторяет, пока и оно не теряет смысл. Он не человек, не омега, он здесь вообще только чтобы чувствовать — наполненность, толчки, запах, такой густой, что его можно потрогать, руки на своих бёдрах, пальцы впиваются в кожу, по спине проводят языком, и Арсений уже не дрожит, он дёргается в непроизвольных конвульсиях. Почему это называется гон? Потому что альфа действительно гонится — получить всё своё, забрать, завладеть, ничего не оставить, но Арсению ничего и не надо, только чтобы это никогда не прекращалось. Наверное, он кончает несколько раз, это кажется одним бесконечным оргазмом. Антон втрахивает его в кровать, в голове всплывают какие-то цифры, и, выныривая из забытья, Арсений понимает, что это показатели гормонов Антона. Он смеётся — всё это было научно предсказано, надо было просто читать между строк, — и Антон кусает его плечо, и где-то тут Арсений точно кончает, в этот раз вполне осознанно, потому что мир останавливается. Останавливается и Антон — Арсений чувствует, как пульсирует его член, — а потом падает рядом. Арсений хочет к нему подползти, но сил хватает только на то, чтобы положить руку на его грудь. В ладонь бьётся сердце. Антон поворачивает к Арсению голову и кладёт руку поверх его.***
Арсений любит весну. Когда-то он читал, что омегам положено её любить: всё это плодородие и зарождение жизни. Но ему нравится думать, что любит он её за зелень и надежду, что всё будет хорошо. Он ставит на деревянные перила чашку кофе и потягивается. Антон, как оказалось, живёт километрах в двадцати от реверсионного центра — очень удобно ездить на работу. Его дом похож на гипертрофированный дом лесника: деревянный сруб, два этажа, резной декор. Очень далеко от выхолощенного дизайна московской квартиры Арсения, но, наверное, так ему даже больше нравится. Это тоже положено омегам — разделять вкусы своих альф, — и тут уже у Арсения возражений нет. Антон ему нравится целиком, со всеми его предпочтениями и загонами. Из-за деревьев показывается лосиха. Когда Арсений увидел этих животных впервые, то обалдел от того, какие они огромные. Лосиха смотрит на него своими блестящими глазами и ведёт головой: принюхивается. — Ага, да, — говорит ей Арсений. — Иди отсюда, занято.