Прости меня, моя любовь.

К своему сожалению, Иван не обнаружил никого за своей спиной, только странно смотрящую на него японку. Он не удосужился ничего сказать, лишь бросил многозначительный строгий взгляд и побрёл дальше вглубь торгового центра. Гончарова не покидала мысль о девочке из его, и не только его, детства, однако его бестактно потянули за плечо. В любой другой момент он бы выдернул руку, но услышал тихое: "Ваня, это ты?". И Иван обернулся, чтобы увидеть знакомую русую макушку. Когда он опустил взгляд - просто не смог поверить увиденному. Эти родные глаза, наполненные лишь добром и приятными светлыми оттенками, стали мутными от долгой и, кажется, не лёгкой жизни. Детский невинный взгляд... от него ничего не осталось. Глаза его расширились от изумления, а губы, плотно сжатые, дрожащим голосом позвали. — Алиса... — Иван, – уверенно произнесла она, подтверждая, что знает его, а значит и он её тоже. — Алиса, в действительности ты... Я так рад тебя видеть. Их нисколько не смущала обстановка и недавняя авария, о которой говорили дикторы и новостные экраны. Их смущало одно. — Но... что ты тут делаешь? Почему ты не с Колей в Петербурге, как и хотел? — Это я у тебя должен спросить. Алиса, что ты забыла в Японии? Этот город небезопасен. — В офисе работать буду. Знаю я, уже по телевизору понятно стало. Взгляды давних друзей оценивали внешность друг друга, а мысли заполнены всем, чем угодно, но главная мысль, что мельтешила на языке, никто никак не мог произнести. — Мне жаль, – начала первая Морозова, схватившись за свой локоть и стыдливо отводя взгляд. – Мне правда стыдно, что я сбежала и оставила вас с Колей одних... Ты очень изменился. Что с твоей головой? — Длинная история, тебе не стоит переживать, – Иван ласково улыбнулся и вспомнил, что в Японии он не один. – Знаешь, а ведь Гоголь здесь со мной приехал. — Правда? Очень рада слышать, что вы оба здесь и в порядке. — А он то как обрадуется. Я уверен, Фёдор тоже... И диалог прервался. Если Гончаров внезапно понял, что она совсем не знает о Фёдоре, то для Алисы тема их старого друга точно была табу. Это стало понятно по внезапному холодному взгляду и задержке дыхания, словно пытаясь сохранить самообладание. Чуткий Иван всё понял. — Знаешь, а Фёдор... — Не интересно. Что же, прости меня, мой друг, но я должна идти. Дашь свои контакты? Гончаров замешкался в незнании что делать, как говорить и что произошло. Он был настолько обрадован давней подруге, что совсем забыл про всё. Однако, замешательство Гончарова было расценено как отказ и Алиса пожала плечами, сунула руки в карманы и удалилась прочь, не удосужившись нацепить на лицо улыбку на прощание. Фёдор... С ним много воспоминаний, но все они не давали покоя. Казалось, в них она счастлива, а сейчас эти воспоминания лишь душат и не дают спокойного вздоха. Она ждала его слишком долго, чтобы не винить сейчас во всех своих бедах. Это ведь из-за него сейчас Алиса мучается от кошмаров и угрызений совести. Чем она лучше него, когда сбежала по-английски ровно так же, как и сам Фёдор. Казалось, просто бесконечные мысли длились вечность, пока её глаза не накрыли чьи-то тёплые ладони, и она даже вздрогнула. В её жизни так делали лишь два разных человека, но ни Коля, ни Федя, ни даже Ваня не были за её спиной. — Ах, это ты, Конфетка! — Конфетка? – Убирая со своего лица ладони Дадзая уточнила та, точно ли ей не послышалось. – С каких пор? — С этих! – Казалось, шатена ничего не смущало в том, что он вот так сразу начал общаться с ней даже больше, чем по-дружески. – Я видел твою встречу с тем парнем. У вас что-то есть? — Ха... Нет, совсем нет, – вздохнула Алиса более раздражённо, чем расслабленно, однако плечи опустились. – Мой друг детства, Иван. Брови Осаму слегка дёрнулись, как если бы он нахмурился, но пришлось улыбнуться более хитро и деловито, когда Алиса, слегка прищурившись, наклонилась к нему, подозрительным тоном обращаясь к нему: — Ты следишь за мной. — Что ты? Нет, совсем нет. — Это был не вопрос. — Упс, – Дадзай посмеялся, словно его сейчас не поймали с поличным. – Извини, случайно заметил тебя и последовал за тобой. Но, поверь! Всё, чего я от тебя хотел - милых разгворов и твоих телефонных контактов. Самодовольно улыбаясь, словно кот лакомству, Дадзай подал ей свой телефон, но Алиса поспешила разочаровать самонадеянного. — Я ещё не успела купить себе сим-карту. — Не проблема. Дадзай указал направление и, сложив руки за головой, бодро начал шагать в сторону отдела электроники. Там всегда найдётся такое. — Вот и всё, – гордый за свою проделанную работу сказал шатен, после чего набрал свой номер в телефон Алисы. – Арис, а пошли в кафе? — Нет, мне хватило этой прогулки. Но, если угощаешь... — Хорошо, угощаю! — Вот прилипала! Девушка была недовольна сие раскладом. Она ожидала, что он просто пытается поесть на халяву, да и самой Алисе больно не хотелось идти. Но, с другой стороны... С другой стороны, додумать ей не дали. Вернее, она себе не дала, резко мотая головой. Надо быть осторожнее с незнакомцами, тем более в чужой стране. — Нет. Как бы я не любила поесть, увы и ах! – Трагично наклоняясь назад, кладя на лоб тыльную сторону ладони. – Вынуждена уйти к себе. До встречи. Девушка отвесила короткий шутливый поклон Осаму и в хорошем настроении направилась от него подальше. Ладно, он пусть и вёл себя странно, но точно поднял настроение. Проходя мимо аварии, как прохожий идущий домой, Алиса не могла не бросить взгляд на помятую машину, в местах обгоревшую. Тела уже вывозили в морг, но брызги крови и пропитанные кровью покрывала, коими их накрыли, вызывали тошноту. Морозова была не пугливой и не являлась неженкой, но кровь вызывала отвращение и тревогу, а они и рвотные позывы по хлеще готовки воспитателя в детском доме. Она до сих пор помнит, как взрослая женщина бросила в суп необработанную и нечистую курицу. Она помнила, как с хныкающими от отвращения Николаем и Иваном вычищала эту курицу уже после готовки. От внутренностей, от кожицы... Только они четверо, с Фёдором, знали правду и совсем ничего не съели, после того дня специально узнавая, кто готовил. Если они слышали "Оксана Петровна" - и на метр не подойдутк еде. Забавные воспоминания заставили хихикнуть. Помимо того, она вспомнила, как Николая побили трое старших, а потом он их выловил по одному и отвесил... Ну, отвесил. Ох она и ругалась, что Николай был таким своевольным, да и к тому же отличником. по крайней мере, помогал и давал списывать, пусть и через лёгкое ворчание ради вида. Алисе нравилось вспоминать былые времена даже, если их не вернуть. И она точно знала, что как раньше точно не будет. Лёгкий хруст в спине показал скрываемую усталось Николая, когда как этот гиперактивный человек резко уселся на диван, глядя на то, как его дорогой друг играет на виолончели. Неестественно, для игры, широко разведённые бедра и откинутая назад голова, словно ему совсем не нужно было смотреть на то, как и что он играет. Да и нот близко не было. Эта мелодия была давно изучена, чем-то напоминала классику, но так подходила под чувства печали и отчаяния. — Федь, не надоело тебе? Но ответом послужило намеренное молчание и продолжение игры. Зацикленная мелодия играла и играла, а после была остановлена так же резко, как и явился Иван. Конечно же, от него ждали отчёта, так как Николай нёс всякую немыслимую чушь, где весь смысл устного отчёта терялся. Гончаров, явно понимая, что от него ожидается, начал говорить. Говорил по делу и достаточно понятно, но чёрт его дёрнул, и он упомянул. — А ещё я встретил Алису. Две фигуры, лица которых вытянулись в удивлении, казалось, даже перестали дышать. Николай первым прервал гробовую тишину, поорвавшись так резко, что передвинул диван. Он почти упал на колени перед Иваном, когда как схватил его за руку и притянул к себе. — Алиса!? Мой... Наш Лисик!? Где ты её видел, что она сказала!? — Я... – Гончаров снова опешил когда на него посыпалось бесчисленное количество вопросом, а Фёдор внимательно наблюдал за ним, ожидая вердикта. – Она точно дала понять, что скучает по нам с Николаем... но и слышать не хочет о Господине Достовском. Фиолетовые глаза опустели, но Фёдор точно осознавал, что заслужил это отношение к нему. Голова медленно опустилась, как и плечи с тяжким вздохом. Лишь одного вида Фёдора стало достаточно, чтобы ретироваться, оставив его одного.