только не обижайся, адидас

— кащей, я не знаю, что делать. вова привык обманывать самого себя и не думать о том, что ему нравится, если это хоть как-то касается кащея. и улыбка у него совершенно обычная, и глазам краснота от усталости не идёт, и рубашка на рукавах мятая, и сигареты дерьмовые (ну хоть это правда). вова привык приходить сюда, на засранную кухню кащея, всякий раз, как душу раздирали бродячие коты. и плевать на то, сколько жоп успело пересидеть на этой косоногой табуретке и когда уже оживёт кофейная гуща в немытой два месяца кружке на столе. сила не в квартире, сила — в людях. в человеке. этот самый человек широко зевает. — забей хуй. — ты даже не знаешь, что случилось. кащей хрипло смеётся, ногой отпихнув табуретку в сторону, чтобы освободить гостю место. — а мне, адидас, и знать не надо, что у тебя даже гипотетически может случиться — всё хуйня. так что совет тот же: забей хуй. — как у тебя всё просто, — тяжело вздыхает вова. — так а нахера усложнять? у кащея всё всегда было так просто, что аж до зубовного скрежета бесило. неудобные рубашки? не носи. ненавистная работа? уволься и не ходи туда. лучший друг оказался мудаком? вмажь ему и перестань общаться. что сегодня будем есть? мне похуй. вова столько времени просрал на попытки найти то, на что кащею не было бы похуй, ещё не зная, что оно всегда было совсем рядом, даже искать не надо. достаточно было просто посмотреть в зеркало. — меня теперь все считают пидором. вывалить новость напрямую оказалось гораздо легче, чем пытаться себя на это настроить. возможно, прямое и ровное мышление кащея в отношении всего действительно работает, а возможно, просто повезло. вова медленно садится на шатающуюся табуретку, виновато опустив глаза. кащей тяжело вздыхает и, недолго думая, ставит на стол бутылку водки. — рассказывай. вот что ещё было в нём хорошего — он слухам и предрассудкам никогда не верил, пока не убеждался сам. вафлёрша? раз мне пока не сосала, то похуй. помазок? ну пускай не мажется там ничем, не знаю. одно дело, если пидор. другое дело — если это вова адидас. здесь уже целый консилиум цк кпсс собирать надо и вопрос решать, что теперь придётся с этим делать. вова рассказывает долго, много и подробно, почти даже не сбивается, только кащей ничего не понимает — пить, что ли, разучился нормально? слышит только, что вова был пьян, чрезмерно пьян, что вова отказался целоваться с наташей, а после послал её на дискотеке у всех на глазах, а ещё что вова почему-то очень много говорил о кащее. — бессмертном, что ли? кащей скептически выгибает бровь, пока вова, кажись, краснеет аж до самых кончиков ушей. ещё одной стопки водки, половинки шоколадной вафли и третьей подожжённой сигареты ему хватает для того, чтобы сделать очень ёмкий вывод: — ты долбаёб, причём безмозглый. кащей неприкрыто морщится, убирая со стола миску с вафлями. это могло бы быть обидным, да только вот он гением себя никогда и не считал. если честно, от слова «гений» у него только буква «й» в погоняле, но и идиот из него всё-таки никакущий, как ни крути. идиоты так умело зарабатывать на глупости простого люда не умеют, как ни заставляй их прыгать в автобусах и выворачивать карманы. но что-то... что-то всё-таки стреляет. — то есть ты набухался как чёрт, при этом заливая мне в уши, что, мол, не пьёшь, спортсмен и прочая ересь? вова кивает. — и под градусом ты прилюдно послал бабу, которая тебе нравилась? вова кивает чуть менее уверенно. — и с которой у вас что-то мутилось? вова опускает голову. — и вместо этого решил петь любовные дифирамбы мне? вова прожигает взглядом дыру в столе — вслух это звучит гораздо ужаснее, чем на деле. ну, по крайней мере, он пытался себя в этом убедить. кащей задумчиво закуривает. — безмозглый долбаёб здесь ты, адидас, и только ты. только не обижайся. кащей искренне верит в то, что ему похуй. а ещё в то, что если поверить, что ты живёшь в анекдоте, то так и произойдёт. хотя, учитывая то, что главного героя оных обычно вовочкой зовут, то даже сильно убеждать себя не придётся. ему похуй. у вовы взгляд такой по-собачьему преданный. ему похуй. вова заливает в себя новую стопку, выглядя при этом так, будто готов и всю бутылку. ему похуй. но чувство жалости, старой дружбы и тепла на сердце при взгляде вове глаза в глаза всё-таки побеждает (проклятая культура всепрощающих и всепринимающих советских мультиков!). — то есть весь район теперь считает тебя пидором, — кащей задумчиво чешет подбородок, неосознанно замечая, что он задевает бедро вовы своим. кухня-то пустая, зачем они сели так вплотную? — а ты, это... ты пидор? вова выглядит так, будто его сейчас стошнит только что съеденной вафлей. — я бухой был, кащей, — одними губами говорит он, морально приготовившись к тому, что отшивать его сейчас будет весёлая компания из кащея, гретых на плите щипцов и раскалённого паяльника. — ты не ответил на вопрос. — я не знаю, блять, что тебе на это ответить, — вскидывается вова, и он так красив, когда растерян, и глаза у него горят почему-то чем-то таким притягательным, что кащей... кащей улыбается по-лисьи и опрокидывает в себя водку. — ты бы стал с бабой этой на трезвую голову сосаться? вова, слишком сильной бухой и слишком сильно не отдающий себе отчёт, делает глубокую затяжку и отрицательно мотает головой, и у кащея ёкает сердце. — а со мной? и дальше происходит что-то странное. они смотрят друг на друга без всякого на то подтекста, пока вова вместо ответа не тянется вперёд, не кладёт руку ему на плечо, ласково так и мягко, будто не кащею, а целке восьмикласснице, и не накрывает его губы своими. и кащей отвечает. соседи сверху стучат по батареям, жужжат на улице чьи-то старые жигули, с крыши падает снег — а кащей отвечает и почти даже уверенно целует в ответ, даже не сумев списать это умопомешательство на водку и шоколадные вафли. впрочем, даже если он и разучился пить, то не похуй ли? — спасибо, блять, помог, — с сарказмом пьяно тянет вова, отстранившись. упирается лбом в чужой и тяжело дышит, не отрывая взгляд от чужих губ. кащею смешно. — я, кажется, уже говорил тебе забить хуй. ты, адидас, долбоёб, конечно, каких поискать. и целует опять. потому что впрячься за друга в такой сложной ситуации — дело святое, знаете ли.