***
Однажды наступает момент, когда любимое занятие, которым ты живешь и дышишь, начинает походить на обычную рутину, скучную череду последовательных действий, и нет в них ничего нового. Так Чонгук думает в одном из минутных перерывов между партиями, пока тяжелодышащие и потные игроки обмениваются взглядами, внимательно слушая советчиков. Шел третий час соревнований, через Чона прошла уже не одна пятерка встреч. На соревнованиях подобного плана это проходит конвейером: отсуживаешь игру, заполняешь протокол, несешь его к столу ГСК, забираешь чистый бланк и возвращаешься за свой стол в ожидании вызванных игроков. Порой бывают моменты, когда Чонгук не успевал отдать один протокол, как к его столу уже вызывали других спортсменов, и ему приходилось буквально бежать за новым, что неимоверно бесило, но разве кому-то что-то можно сказать? Сейчас еще играют игроки посредственные, у которых маломальски что-то начинает получаться, от того и игры проходят нудно и затянуто, однако чем ближе к окончанию, тем уровень повышается, на площадках остаются сильнейшие, пока остальные опускаются вниз по сетке и уезжают в гостиницы. Чонгук смотрит на секундомер, неотрывно наблюдая, как остаются секунды до окончания минуты. — Время, — он говорит громко, поочередно смотря на двух игроков: один из них тут же начинает идти к столу, пока второй продолжает слушать советчика, лишь коротко на него оглядываясь. — Время, — более настойчиво, уже в упор смотрит на нерадивого игрока, который делает шаг в сторону стола, но опять останавливается, оборачиваясь к советчику. Чонгук чертыхается под нос, опуская взгляд в протокол посмотреть фамилию. — Кван, время! — серьезно, если он сейчас не вернется, омега не будет таким сдержанным. К своему же счастью, игрок подходит к столу и берет ракетку, смотрит вопросительно на соперника, вскидывая ладони, а тот кортко кивает на небольшой судейский столик. — Подойди сюда, пожалуйста. — говорит Чонгук тому, кто вернулся к столу последним. — Делаю тебе неофициальное предупреждение: еще раз задержишь время, я дам тебе желтую, понял? — говорит тихо, смотря только на игрока. Тот поджимает губы и кивает, Чонгук отдает ему мяч, объявляет счет, и партия начинается. Среди судей его называют слишком серьезным, слишком зациклинным на том, как должно быть, как правильно. Среди игроков его называют злым и придирчивым: то мяч заберет во время перерыва, то ракетку не допустит, то заставит идти переодевать футболку. И никто не берет во внимание, что забирать мяч он обязан; покоцаная и порванная ракетка является нелегальной и играть ей нельзя, и если бы они уделяли правилам и положению соревнований чуть больше внимания, то приходили бы в нормальных футболках с заранее приготовленными наспиными надписями. Главный судья, ломая все слухи про Чонгука и его прозвища, наоборот, называет того слишком добрым и застенчивым. Встреча тянется, по ощущениям, бесконечность, когда играют два защитника, особенно старой школы, хочется просто утопиться, потому что все, что происходит от подачи до переворачивания счетчика, это бесконечное подрезание (перекидывание) мяча с одной стороны на другую. Тыньк-тыньк, тыньк-тыньк, тыньк-тыньк… Когда в пятой из пяти возможных партии один из игроков затынькивает победный одинадцатый мяч сопернику, Чонгук почти подпрыгивает от радости: эта пытка закончилась, он свободен. На языке уже ощущается фантомный солено-сладкий вкус шоколадки с крекером, а на кончиках пальцев — тепло стаканчика кофе. Он быстро заполняет протокол, пишет фамилию победителя, улыбается игрокам, когда просит поставить подписи, быстренько обнуляет счетчик и идет к столу ГСК. — Тыньк…ой, — он застенчиво улыбается круглым глазам наставника Мина и главного судьи, — вот, три — два. — протягивает небольшой листочек и кладет его в общую стопку еще непроверенных. Чонгук с самым счастливым в мире лицом разворачивается к мягким лавочкам, подмечая для себя местечко, когда улыбка его пухловатых губ спадает. — Ко второму столу приглашаются Ким Тэхен и Шин Бансок. Ким Тэхен и Шин Бансок приглашаются ко второму столу. Ведущий судья — Чон Чонгук. Который лопатками чувствует взгляд наставника Мина, чьим голосом был написан Чонгука приговор: одни из самых конфликтных игроков. Вдвоем. У него на столе. Один маниакально нарывается на желтые карточки, чтоб играть было лучше, и не умеет держать свой язык за зубами, другой — пытается его убить всеми доступными в настольном теннисе способами. Просто чудесно. Чонгук разворачивается, чтоб с крошечной улыбкой взять любезно поданый наставником Мином протокол. Он почти его вырывает, направляется к своему рабочему месту, плотно надвинув брови к переносице. В душе проклинает день, когда согласился прийти на семинар, и день, когда впервые сел за судейский столик. Вот и кофе попил, и шоколадочку съел. Чонгук наблюдает, как вдоль бортиков идут высокие альфы, о чем-то разговоривая и улыбаясь какой-то совместной шутке. И нет, Чон совсем не засматривается на широкую улыбку Тэхена, совсем однозначное нет. — Здравствуйте, — говорят те хором. Чонгук только кивает, пока выкидывает маленькие нули на счетчике — сигнал наблюдающим за его работой заместителям, что на игровую площадку пришли те игроки, которые нужны. — Повернитесь, пожалуйста. — сдержано и даже не сквозь зубы. Все-таки этику никто не отменял. Он внимательно смотрит надписи на их спинах, в очередной раз убеждаясь — спокойной игры ему ждать не стоит. — Можно вашу ракетку? — обращается к Шин Бансоку. Тот молча протягивает ее, внимательно наблюдая. Чонгук вертит ту, придирчиво осматривая резину, но она как всегда идеальна, будто игрок на каждые соревнования клеет новую. — А вашу? — теперь смотрит на Ким Тэхена, который ему улыбается уголками губ, пока красивая ладонь протягивает ракетку. И не то, чтобы Чонгук рассматривал кисти Кима (затер до дыр записи его игр). Накладка не блещит идеальностью, по краям видно основание из-за отпавших кусочков резины, но не критично, до замены не дотягивает. Но Чон немного раздражен и немного хочет насолить Тэхену. С ним нейтралитет держать не получается. — Видите, вот здесь по краям нет резины, сейчас это незначительно, но ее лучше будет заменить. — заглядывает своими черными глазами в его — цвета темного янтаря. Там он видит какие-то неизвестные искорки и смешинки, ну никак не недовольство. Чонгук прокашливается и отдает ракетку игроку, пока сам достает из кармана брюк фишку. — Оранжевая, зеленая? — смотрит на Бансока. — Зеленая. — оттягивает свою футболку такого же цвета на уровне груди. — Ваша оранжевая. — кидает в сторону Тэхена. Чонгук подкидывает фишку, молясь поймать ее, бывало парочку раз на первых порах, когда он потом под стол залезал, доставая ее. В этот раз все обошлось, и он незаметно выдыхает, открывает ладони и смотрит на оранжевую сторону фишки. Он показывает ее обоим игрокам, на что Шин только разводит ладони. — Подача, прием, сторона? — автоматически спрашивает он у Тэхена. Тот осматривается, задерживается на потолочных окнах. — Сторона. Эта. — указывает на ту половину стола, где стоит противник. — Вот жук, мне солнце в глаза слепить будет больше партий, чем тебе. — Бансок громко возмущается, пока происходит смена сторон. Чонгук на это только закатывает глаза. — Разминка две минуты, — он отдает мяч Шину, включает время и садится за судейский столик. Их соревнования не очень высокого уровня, ему не нужно идти и записывать советчиков, поэтому Чон просто подпирает подбородок ладонями и наблюдает за игрой. И знать никому не надо, что черные глаза внимательно рассматривают посерьезневшее лицо Ким Тэхена, его широкие и густые брови, ровный нос, который прямо сейчас мило морщится из-за пролетевшего мимо стола мяча, плотно сжатые губы, в расслабленном состоянии пухлые и причудливой формы. Опускается вниз по телу, где тонкая футболка собирается складочками на крепком спортивном торсе при очередном повороте корпуса. Еще ниже — задравшиеся шорты оголяют крупные бедра и лоснящиеся под кожей мышцы, при каждом приседании для топ-спина выделяющиеся все отчетливее. От откровенного разглядывания Чонгука отрывает звук закончившегося таймера. — Время! — громко и слегка звонко на подъеме сообщает он. Игроки останавливаются, Шин ловит мяч и становится на подачу. — Первая партия, ноль — ноль. — одновременно со словами на счетчике выкидывает большие нули. — Подает Шин Бансок. С этого момента начинается игра. И нравится Чонгуку она больше, нежели предыдущая: более динамичная и напряженная. Оба игрока — нападающие, отдающие предпочтение не стабильности, а силе удара. Оба не отличаются сдержанностью, что очень заметно по их громким выкрикам на каждом забитом мяче. У Бансока множество вариаций, Чонгук уверен, тот выкрикивает первое, пришедшее в голову. У Тэхена же он наблюдает некую стабильность: на каждое выигранное очко тот своим глубоким голосом восклицает «чо», и это неизменно одно и то же слово. Партия пролетает незаметно, хоть и оканчивается со счетом одиннадцать — девять и победой Шина. Чон забирает у того мяч, контролирует, чтоб оба игрока оставили свои ракетки на столе, и только после этого принимается записывать счет в партии в бланк. Таймер отсчитывает минуту перерыва. — Вторая партия. Ноль-ноль. Подает Ким Тэхен. Чонгук замечает, как Ким сменил тактику игры: если в первой партии он больше защищался, скидывал и подрезал, то сейчас сам переводит игру в более активную, играет более смело и решительно. Тэхен задает рванный темп. Бансок теряется поначалу, в большинстве случаев оказывается не готов к резкому переводу мяча от зоны под сеткой к концевой линии стола. Когда на счетчике оказывается десять — восемь в пользу Тэхена, тот подает подрезанную подачу и заходится в срезку, однако не затягивает с этим, выбрав подходящий мяч, делает забег и вращает справа по левой диагонали, чего противник явно не ожидает. Так он выигрывает вторую партию. — Ким, подойди сюда, — игрок разворачивается, потом кидает взгляд на ждущего тренера, но все-таки подходит к судейскому столику. Кончики его длинной прямой челки намокшие, как и длинные ресницы, он дышит медленно и глубоко, востанавливаясь. — когда подаешь вот эту подачу, — его ладонь имитирует движение маятника, — мяч подкидываешь со стола. Будь внимательнее с этим, иначе начну их снимать. Оно тебе надо? — Тэхен отрицательно качает головой, и пара капелек пота падают на стол. — Можешь идти. Чонгук бросает взгляд на таймер, потом смотрит в сторону нервного Шина, которому советчик очень эмоционально объясняет, как и куда играть, чтоб не влететь. Взгляд черных больших глаз останавливается на Киме, тот стоит, опустив голову, внимательно слушая тихо говорящего тренера. Тэхен перекатывается с пяток на носки, чтоб мышцы не оставались без хоть какой-то нагрузки, и Чонгук замечает, как крепко сжимаются его кулаки, от чего тонкие венки на предплечьях вздуваются лишь сильнее. Чон не посмотрел, но, видимо, эта игра особенно важна, возможно, за выход в первый финал. Сейчас счет один-один, и оба напряжены высоковольтными разрядами. — Время, — начинается третья партия. Игроки обмениваются тяжелыми взглядами, в которых и угроза, и полыхающее желание победить. Тэхен стоит в стойке, но его игровая рука опущена между широко расставленными и согнутыми ногами, он лихорадочно трясет кистью — Чонгук уверен — в мыслях умоляет ее расслабиться. Бансок заводит руку для подачи, в последний момент краем глаза оценивает положение противника, чтобы подать в то место, где принять будет более проблематично. Сейчас уже никто из них не улыбается, а мимопроходящий и не назовет их хорошими приятелями. На игровой площадке они самые настоящие враги, многие называют их встречи принципиальными, которые не про кубки и награды, а про одно короткое «я его победил, обыграл, пересилил». Третья партия всецело отличается от первой и второй, в ней они не играют в свой теннис — альфы не дают сыграть в свою игру противнику. Многочисленно изменяют темп игры: то заходятся в качающейся срезке, мерно отбивая мячом ровномерный ритм; то устраивают натуральную перестрелку, кто кого перебьет или кто кого перекрутит. Чонгук знает, что Тэхен играет справа в несколько раз лучше, чем слева, и потому не удивляется, когда Бансок всю игру переводит ему влево и при этом тонко чувствует порыв Кима сделать забег, переводя мяч в правый угол. Счет восемь — восемь. Тэхен выиграл три мяча подряд, сравняв очки. Бансок становится на подачу, когда его советчик, стоящий за спиной Кима, коротко показывает жестами «тайм-аут». Игрок встает, откладывая ракетку и мяч на стол. — Что такое? — Чонгук щурится, не понимая. — Тайм-аут. Чон кивает, выкидывая вверх белую карточку со стороны Бансока, включает таймер, встает, подходит к столу и кладет на него карточку, забирает из-под ракетки мяч и возвращается к судейскому столику, чтобы встать рядом с ним со стороны игрока, взявшего перерыв. Он глазами следит за обоими: Шин стоит напряженный, хрустит пальцами сначала на одной руке, потом на второй, его советчик разминает ему плечи, что-то говорит тихо, уже не так эмоционально. Тэхен, в свою очередь, прыгает, бесшумно и мягко. Только недалекий от этого мира человек не поймет: тайм-аут взят не для совета или водички попить, а чтоб сбить заведенного на победу соперника. Поэтому Ким и прыгает, поддерживая настрой своего организма, обтирает лицо и шею маленьким белым полотенцем, встряхивает им влажные черные волосы, оставляя их в беспорядке. Бансок возвращается к столу раньше времени, поэтому Чонгук подзывает Тэхена, чтобы продолжить выматывающую партию. — Счет восемь-восемь. Подает Шин Бансок. Тэхен не спешит лезть первым номером, по большей части возвращает атаки противника, держит мяч. Так ему удается выиграть два очка, взяв стабильностью и техникой. Счет восемь-десять, когда Бансок подает глубоко в правый угол, на что Тэхен слишком поздно вылетает для вращения, отчего мяч попадает в ребро ракетки, летит в сторону… И находит свою остановку во лбу ведущего судьи. Все произошло настолько быстро, что сосредоточенный на игре Чонгук ничего не успел сделать: ни увернуться, ни опустить голову. Мяч бьется о молочную кожу над бровью и скатывается к нему на коленки. Большие черные глаза расширяются от неожиданности и удивления, пока рука машинально переворачивает цифру на счетчике, и теперь счет девять-десять. Ким Тэхен, замеревший в правом углу теннисного стола, очко проиграл. Он хочет было подойти, однако Чонгук быстро приходит в себя и поднимает ладонь в останавливающем жесте. — Продолжаем играть. — он строго смотрит на хотевшего что-то сказать Тэхена. — Продолжаем играть. — с большим нажимом, почти приказом. — Девять — десять. Подавайте. — Чон кидает мяч Бансоку. Но Тэхен продолжает неотрывно смотреть на него: в глаза, потом на лоб, скорее, на красное пятнышко от сильного прилета мяча. — Ким, я дам вам сейчас желтую карточку за задержку времени, если не начнете. — и это действует. Партия заканчивается этим же розыгрышем, победой Ким Тэхена. — Шин, мяч! — Чонгук отслеживает руку игрока, потянувшуюся с мячом к карману шорт. Тот усмехается виновато и кидает его судье. — Извините, — он вздрагивает от неожиданного бархатного голоса, раздавшегося над ухом. Пока заполнял протокол, не заметил аккуратных шагов к себе. — я сам не ожидал этого. Мне, правда, жаль. — Я жив, Ким Тэхен, — Чонгук слабо ему улыбается. — все в порядке, у меня появился еще один аргумент в пользу того, что ты хочешь убить меня и списать все на несчастный случай или производственную травму. — омега уже откровенно над ним посмеивается, и когда до Тэхена это доходит, то он прикусывает нижнюю более полную губу. — Карточку не дадите? За нанесение вреда здоровью? — Слишком мелкий обоснуй. Боюсь, меня оштрафуют. — глаза скашиваются на таймер. — Время заканчивается, Ким Тэхен, возвращайтесь к столу. Тут же возвращается и Бансок, на губах его какая-то мерзкая улыбочка, стоит ему посмотреть на Чонгука. Четвертую партию Тэхен играет от начала и до конца первым номером, не дает противнику даже шанса на атаку, полностью перехватывает инициативу. Побеждает быстро и почти безболезненно. — Автограф, пожалуйста, — протягивает Чон ручку Шину, который ставит непонятную закорючку, после жмет судье руку, однако отпускает не сразу. — А вам идет, товарищ судья, приобретаете индийское очарование. — уходит гаденыш, тихо посмеиваясь. Чонгук хочет запустить в него ручку. — Извините, — Тэхен отвлекает его от прожигания чужой спины. — Еще раз извинишься, я надену тебе на голову счетчик, — тыкает в его сторону кончиком ручки, — и не посмотрю что он новый батерфляевский, понял? — альфа мило улыбается, заламывая уголки губ. В его янтарных глазах появляются смешинки. — Расписывайся. Чонгук смотрит, как Тэхен запихивает чехол с ракеткой подмышку, наклоняется над столиком, чтоб расписаться. Его руки безумно дрожат от напряжения, от чего чернильные линии кривятся, но это нестрашно, главное — они есть. Чон протягивает ладонь для рукопожатия, и Ким быстро вытирает потную кожу о ткань шорт. — Спасибо.***
— Да, досталось тебе. — Чимин с самым умным видом прожевывает бутерброд и хрустит листиком салата. — Это кто тебя так? — Тэхен! Ким Тэхен. Я говорил, что он когда-нибудь тебя покалечит. Я ж не знал, что это произойдет так скоро. — Хосок сидит по другую от Чонгука сторону, громко сербает трубочкой остатки колы. Он чуть не грохнулся в обморок, когда увидил маленькое красное пятнышко. — Боги, да все хорошо. Я не умираю, глупее не становлюсь, память не теряю. Хватит вам двоим драматизировать. Чонгук сидит, уперев локти в коленки, и рассматривает отражение в выключенном экране телефона. Его тонкие и бледные пальцы лохматят длинную волнистую челку, как-то пытаются уложить прядки, чтоб скрыть область над бровью. Он вздыхает тяжело, стоит хорошо разместившимся волосам при легком движении головы упасть в обратное положение и открыть покраснение. — Хосок. — М? — А ну пойдем, — Чимин подскакивает, куда-то все время поглядывая. — Чего? — Пойдем, говорю, тупень. Помочь мне надо с очень-очень важным делом. — Куда вы? Я с вами. — Чонгук вскидывает голову на спешащего Чимина и ничерта непонимающего Хосока. — Э, нет. Мы сами справимся, — Пак вновь оглядывается в даль зала. — сиди тут, решай свою маленькую проблемку, — еще и хихикает так подленько. Чимин хватает стоящего столбом Чона под руку и уводит по маленькому коридорчику в сторону выхода из спортивного зала. Странные они какие-то, — думает Чонгук, продолжая разглядывать свое отражение, периодически надавливая на красный кружочек, от чего тот светлеет, но потом вновь возвращает себе красноватый оттенок. Чонгук морщит нос от недовольства. — Хотите, я поцелую, чтоб болеть перестало. Омега вздрагивает и быстро поднимает глаза. Перед ним возвышается Ким Тэхен в новой черной форме с белыми вставками и полосами. Черные прямые волосы уже сухие, лежат аккуратно и приглаженно, хотя из пробора челки все равно выбилась небольшая прядь, которую так и хочется зачесать назад. Альфа улыбается робко, видно, как нижнюю губу внутри терзают зубы, от волнения, скорее всего. В янтарных глазах опять искорки непонятные, и откуда они только берутся? — Что, прости? — ему в голову все-таки дало, и начались звуковые галлюцинации? Чонгук глупо хлопает большими черными глазами. — Пойдете со мной на свидание? — Тэхен оглядывается за спину, а потом неловко ерошит волосы на затылке. Омега все еще ничерта не понимает, оттого и вскидывает бровь. — Просто посидим в кафе, выпьем кофе, поболтаем. Я плачу, — тараторит словно заученный текст. У Чонгука в голове мелькает вопрос о том, сколько раз он это про себя повторил. И это совершенно не то, что должно его сейчас волновать. — Ты зовешь меня на свидание? Вау… Тэхен опять оглядывается за спину, кому-то или чему-то кивает. Янтарные глаза путают Чонгука: в них решимость, но в то же время робость и страх. Отказа что-ли? — Нет, — альфа ойкает, потом фыркает. Трет подушечкой пальца кончик носа, и омега только сейчас замечает на нем маленькую родинку. Она выглядит такой нежной и трогательной. Образ Тэхена тут же преобретает какое-то ранее незамеченное милое очертание. — то есть да. Вы мне очень понравились в нашу первую встречу, когда впервые судили меня. Вот. Поэтому, если вы не против, я бы хотел сводить вас в ресторанчик. Чонгук улыбается на такую очевидную нервозность альфы. Это так невозможно мило, что он не пытается казаться самоувереннее, наглее, чем есть на самом деле. Тэхен сейчас открывается для омеги совершенно с другой, такой живой и притягательной стороны. — Почему сейчас? — У меня есть повод с вами заговорить. — У Ким Тэхена есть ямочка на левой щеке, и это выглядит как причина остановки сердца. Пожалуй, хватит с Чонгука открытий. — Вот это, — он указывает на красное пятнышко, — повод пригласить на свидание? Да вы романтик. — Нет-нет, — торопливо машет перед собой ладонями, — это повод извиниться не словами, ведь вы грозились натянуть мне счетчик на голову, а действиями. Я знаю, что вы любите капучино без сахара и все, что хоть немного связано с шоколадом. Даже присмотрел заведение. Сегодня в восемь. Чонгук смотрит, и внутри у него сердце щемит. Он всегда считал Ким Тэхена вспыльчивым и плохо себя контролирующим игроком. Да, с приятным голосом. Да, с невероятно горячим телом. Но вот таким робким, милым, по-особенному аккуратным Чон видит его впервые, и ему это очень нравится. Такой Тэхен ему нравится. Но Чонгук был бы не Чонгуком, если бы просто согласился, хоть и очень хочется. Необделенный природным упрямством, он промолчать не может. — Выиграешь кубок — пойду. — омега хитро улыбается на вскинутые брови. — А?! — Я пойду с тобой на свидание, если займешь первое место. У нас будет еще один повод выпить кофе и объесться сладостями. Чонгука слепит. Тэхен улыбается невозможно ярко и счастливо. Так широко, что в уголках глаз собираются морщинки. Он кивает чему-то своему, протягивает большую и широкую ладонь для рукопожатия, скрепить их уговор. Рука Чонгука кажется такой маленькой на ее фоне, он сжимает аккуратно и совсем ненавязчиво поглаживает костяшки большим пальцем. А Тэхен смотрит, смотрит и не верит в реальность происходящего. — Я выиграю, — обещает. И в голосе его столько решимости и уверенности, сам себя уверяет и омегу убеждает в своих силах. Тэхен разворачивается и уходит. Чонгук совсем не видит, как судорожно альфа опускает ладонь на левую сторону груди, ощущая взволнованное и частое биение сердца, оно сейчас взорвется от переполняющих волнения, предвкушения и неверия; как прикрывает глаза, отдаваясь этому ощущению полностью, растворяясь в нем. Зато видит, как Тэхен, шедший с закрытыми глазами, наверно, надеящийся на удачу попасть прямиком в небольшой коридорчик между игровыми площадками, зацепившись за ножку бортика, сносит его и несколько тех, закрепленных к нему. Они гремят металлическими ножками на весь зал, привлекая внимание игроков, зрителей, судейского корпуса. Всех, одним словом. Ведущий судья, целостность чьей площадки нарушил Ким, останавливает игру, чтоб устранить последствия влюбленного сердца. Тэхен помогает поднять бортики и установить их на нужное место, а после резко оборачивается к Чонгуку, и лицо его такое расстерянное и потерянное, что омега не выдерживает, все-таки начинает громко смеяться до слез в уголках глаз. Ну какое же он чудо. Почему ты, Ким Тэхен, раньше не подходил, такой милый и неуклюжий?***
Когда чего-то очень сильно ждешь, время течет чертовски медленно, на каждую смену секундной стрелки в один момент начинает дергаться глаз. И Чонгуку бы здесь только согласиться, но в веренице встреч, протокольной волокиты, он и не замечает, как соревнования приближаются к своему логическому завершению. Ыну, такой же ведущий судья, который постоянно крутится вокруг столика главной судейской коллегии, шепнул на ушко, что Ким Тэхен имеет все шансы выйти в претенденты на первое место. Внутри так странно и волнительно все затрепетало, и руки начало сводить необъяснимым желанием. Чонгук не может даже близко представить, как будет выглядеть их встреча и о чем ему следует говорить. Сама мысль о свидании с альфой ощущается чем-то странным и необъяснимым, ведь он бы никогда даже подумать не смел о таком. Его в принципе не волновало отсутствие отношений или тех же самых встреч. Он не был каким-то невинным цветочком, нет, просто в приоритеты поставил учебу, карьеру ведущего судьи и какую-никакую карьеру игрока. — Скоро начнутся игры первого финала. У тебя уже потеют ладошки? — в нежном тоне Чимина звучат издевательские ноты. Рассказывать ему о случившемся было ошибкой. — Очень. Боюсь попасться на Пак Хенвона. — Да уж, его никому не пожелаешь. Мерзкий тип с замашками олимпийского чемпиона. Но ты тему не переводи. Волнуешься за Тэхена? — Если он выйдет против Мин Шивона, а это, скорее всего, так и будет, у него не так уж и много шансов. Тот мастер спорта, а Тэхен — всего лишь кандидат. — Чонгук гнет пальцы, и это единственное, что выдает его волнительное ожидание. Чимин мечтательно прикрывает глаза и наклоняется к самому уху Чона. — Да ты только представь, как сильно он будет желать победить, зная, какой приз его ждет по итогу. Кубок, повышение рейтинга, свидание, ты… — Боги, прекрати, Чимин, или я тебя спихну с лавочки, — омега прикрывает розоватые щеки прохладными и влажными ладонями. Они только недавно вернулись к своему обычному цвету, после того как покраснели из-за Тэхена, и вот опять. Черные глаза бегают по залу, который значительно опустел после квалификационного этапа: игроки, не прошедшие в финалы, уехали расстроенные домой. Остались только финалисты, их тренера и те, кто без старших покинуть здание не может. Чонгук всматривается в каждое лицо, ищет Тэхена, хочет увидеть, волнуется ли он, настроен ли на не самые простые игры. Альфа сидит в самом углу трибун вместе со своим компаньоном, его ноги широко расставлены, он локтями упирается в колени, а голова низко опущена. Ким будто не здесь сейчас, абстрагировался от гудящего переговорами зала, легкой ненавязчивой музыки, которую крутят в перерывах. Сидящий рядом игрок что-то рассказывает, но Чонгук не уверен, слышит ли Тэхен сейчас что-либо. Сорокаминутный перерыв между этапами подходит к концу, наставник Мин в микрофон подзывает судейский корпус к столу ГСК, чтоб начать выдавать протоколы и подзывать игроков на площадки. Чонгук вновь забирает свой любимый второй стол, и пока идет к нему, слышит, как за третий вызывается альфа, никак не вылезающий из головы. Он идет очень серьезный и сосредоточенный, ведь сейчас уровень игры значительно выше того, что был в предыдущем этапе, соперники более опытные, более играющие. Чон отвлекается на подошедших к нему спортсменов и не видит короткого взгляда янтарных глаз, брошенного из-под длинной челки. Омега на автомате проводит предматчевую процедуру, объявляет начало разминки и отдает мяч. Судейские столики на игровой площадке поставлены таким образом, чтобы судьи сидели лицом к главной судейской коллегии, а это значит, Чонгук очень кстати сидит спиной к первому столу и лицом — к третьему. Подпирает подбородок сложенными в замок ладонями и почти безотрывно следит за Тэхеном, тоже сейчас разминающимся. После того неловкого и смущающего диалога, Чонгук совершенно не может перестать о нем думать, и нет в этих мыслях чего-то конкретного, на альфу просто хочется смотреть, подмечать за ним каждую мелочь, узнавать о нем больше, пускай пока только со стороны. Черные глаза анализируют игру его соперника, выявляют слабые и сильные стороны, манеру игры, непонятно для чего. Судьям нельзя вмешиваться и подсказывать игрокам, однако Чонгуку как-то спокойнее становится от этого. От пристального рассматривания соседнего стола его отвлекает звук закончившегося таймера, омега объявляет счет и начинает игру. Во время розыгрышей мяча Чонгук абсолютно сосредоточен на своей работе, ему неважен весь остальной мир — только своя игровая площадка, но в каждую свободную минуту: пока игрок идет за мячом, в перерывах между партиями, во время тайм-аутов — глаза Чонгука находят Тэхена. То внимательно следят за розыгрышем, то, как сейчас, следят за тихими переговорами Кима со своим тренером. Всегда прямые волосы альфы влажными иголочками собираются на челке и висках, неприятно лезут в глаза, и он красивым движением зачесывает их назад, откидывая голову, из-за чего на шее отчетливее выделяются кадык и гортань. Чонгук немного (много) залипает на медовую кожу, которая натягивается в этих местах и влажно поблескивает от капелек пота. Чертова эстетика, Ким Тэхен. Разве так можно?! Омега вздрагивает и роняет от этого ручку, когда Тэхен вдруг резко смотрит на него своими невозможными глазами — в них даже с такого расстояния можно заметить блестящие искорки и хитрые смешинки. Неужели этот лис знал, что за ним пристально наблюдают?! Не об этом он должен думать. Чонгук чувствует себя застигнутым врасплох и растерянным — неприятные чувства, заставляющие себя ощущать очень неуютно. Он вскидывает бровь в жесте, будто ничего не сделал и с него нечего спросить, а после уводит взгляд в сторону своих игроков, и, когда чувствует вибрацию таймера, подзывает их к столу, возвращаясь к работе и не обращая внимания на всяких игроков с других столов. Так он досуживает еще три партии, лишь коротко бросая взгляды на Ким Тэхена, только когда тот поглощен игрой. Чонгук заполняет протокол, собирает подписи, прощается с игроками и совсем не слышит тихих шагов к себе. — Я выиграл, — бархат его хриплого от долгого молчания голоса пускает мурашки по рукам и дрожь по всему телу. Как у него получается быть таким бесшумным? — И? Зачем мне это? — Чонгук опускает ручку и снизу вверх смотрит своими черными большими глазами. У Тэхена на миг перехватывает дыхание. — Я все ближе к нашему свиданию. Ким дарит омеге самоуверенную ухмылку, так непохожую на ту скромную и застенчивую улыбку, которая была во время приглашения. Почувствовал ответный интерес и стал более уверенным в своих действиях. — Соревнования еще не закончены, и ты еще не победил. — Чонгук нарочито вздыхает. — Сегодня я буду пить кофе или из твоего кубка, или из кружки у себя дома. — и улыбается так издевательски. Тэхен на это только фыркает. — Буду говорить вам о каждом своем выигрыше, — на проигрыши он сегодня не настроен. В любых проявлениях. Таким образом проходят два часа, за которые проводят все игры двух финалов, кроме финальных и самых главных — за первое, второе и третье места. Чонгук старается не отвлекаться больше, потому что лишние мысли в голове сбивают концентрацию, из-за чего он несколько раз упускал из виду касание мяча сетки, прилет на край стола и пару раз переворачивал счетчик не у того игрока, которого нужно. В общем, они очень мешали работать, и он старался максимально отключить ненужные размышления и не вспоминать настойчиво всплывающее имя альфы, который все это время напоминал о себе громкими и басовитыми победными выкриками из разных точек зала. Альфа после каждой своей игры подходил и говорил о своей победе. Они изредка встречались взглядами, стоило Чонгуку покинуть игровую площадку, как его внимание, словно магнитом притягивалось к Тэхену. Точно какое-то наваждение. — Уже пустили слушок: кто идет судить финал? Я поставил свои трофейные сеткомеры на Ыну и Минхо. — Ты в курсе, что глупости тебе не занимать, Хосок? — Чонгук опирается щекой на руку, локоть которой стоит на коленке. Он закончил свой тур, как и рабочий день. Они с Хосоком сидят на лавочках в специально выделенной для судей зоне. — Я получу три косаря, если выиграю. — Неисправимый. Потом опять будешь бегать от наставника Мина и занимать их у нерабочих судей. Забытые кем-то в столе два сеткомера — подарок судьбы, а ты за три тысячи их готов отдать. Сам же не купишь. — Ну вот че ты кипишь поднимаешь? Нормально все будет. Я почти уверен, они весь перерыв одно ходят шушукаются, точно детали обговаривают. Чонгук бездумно всматривается в зал. Несколько судей передвигают столы и переставляют бортики, в центре зала из трех игровых зон делают две. Финальные игры — это шоу, завершение мероприятия, где встречаются сильнейшие, в воздухе витает ни с чем не сравнимое напряжение и вечерняя усталось. Солнце опускается все ниже, скрываясь за высотками, от чего искуственное освещение в зале преобладает. Игровые зоны делают больше, так как заключительные встречи будет проводить судейская бригада, в которую входят ведущий судья и судья-ассистент, а значит, и площадка должна быть просторнее. У него не так уж много практики работы в бригаде — это сложно, заморочно, но в то же время и проще во многих моментах, просто больше путаницы с тем, кто за что и когда отвечает. В первый раз у него ужасно тряслись коленки и потели ладони, спину прожигал взгляд наставника Мина. Жутко было. Главный судья торжественно объявляет заключительную встречу сегодняшнего турнира, приглашает игроков к столу и объявляет судейскую бригаду. Когда его громогласный голос называет Им Ыну и Пак Минхо, на судейских лавочках подскакивает несдержанно Хосок, протягивая довольно и громко «юху», обмахиваясь веером из бело-желто-красных карточек, где забавно торчат сеткомеры. Пусть радуется, Чонгук уже мысленно за него молится, после замеченного выражения лица наставника Мина. Пока у него есть возможность, пусть будет счастлив. На площадку выходят приглашенные: ведущий судья, Ким Тэхен, Мин Шивон и судья-ассистент. Выход на игровую площадку только в такой очередности. Чонгук внимательно наблюдает за слаженной работой коллег, идеальной предматчевой процедурой, полной собранностью и сосредоточенностью на лицах игроков. Внутри поднимаются щекочущие нутро приливы волнения. «…либо из кубка, либо из кружки». Чонгук сидит совсем рядом с бортиками — игра проходит за шестым столом, он стоит аккурат напротив главной судейской коллегии и в центре зала, все внимание прикованно к игрокам, и Чон уверен: это жестко давит на них, взвинченных и напряженных. Цена ошибки или спешки сейчас слишком велика, как и переоценки своих возможностей. Тэхен и Шивон разминаются справа направо — у обоих игроков это сильная сторона, здесь и вращение мощнее, и техника точнее. С этой стороны в принципе легче играть, по мнению Чонгука. Разминка заканчивается с вибрирующим звуком таймера, и начинается игра. Включаются камеры телефонов, свою работу начинают начинают операторы с профессиональными объективами. Оставшиеся в зале люди поделились на два лагеря, взрываясь криками и аплодисментами на выигрышное очко то одного, то другого игрока. Шивон играет первым номером, начинает атаку с последующим за подачей приемом и совсем не дает Тэхену перехватить инициативу. Ким играет в более пассивном режиме, много скидывает, подставляет, одним словом — возвращает мяч противнику. На, держи, пожалуйста, крути-верти, я, может быть, его тебе верну. И это в корне неправильно, только не сейчас. Никто Тэхену победу на блюдечке не принесет, просто так мячи не подарит. Уповать на плохую стабильность Шивона не стоит — с ней у него все замечательно. За всю первую партию, которую он, к слову, проиграл, Ким сделал от силы три хорошие выигрышные атаки: сильные, неудобные для противника, в стол. Одиннадцать — шесть на счетчике неприятно режет взгляд, вызывает глухое раздражение. Может лучше, он прекрасно знает, что может лучше. Обтираясь полотенцем, Тэхен внимательно слушает тренера, который не кричит истерически, они трезво оценивали ситуацию на этой игре, и такое тоже было в их ожиданиях. — Не давай ему начинать, подавай короче, уводи в углы под сеткой. Вытягивай его из средней зоны ближе к столу. Подаешь ему длинную прям под ракетку, он и начинает. Грех не начинать-то. — мужчина средних лет объясняет тихо и спокойно, почти на пальцах. — Пробуй уводить в срезку, ломай его игру, не отдавай инициативу. Покачай мяч, хороший выберешь — атакуй. И Тэхен, больше уверенности в себе, не думай о победе. Играй. Просто играй. Тэхен только кивает, отдавая полотенце мужчине. Собирается уже идти к столу, когда замечает Чонгука, сидящего рядом с площадкой и безотрывно на него смотрящего. Янтарные глаза вспыхивают яркими искорками, когда ладонь омеги поднимается на уровень его лица. Тонкие узловатые пальцы цепляются друг за друга, образуют такой показательный крестик. Судьям нельзя открыто показывать вовлеченность: хлопать, кричать, возмущаться, но небольшой аккуратный крестик, который — Тэхен от чего-то уверен — держат на протяжении всей его игры, придает невозможный приток сил. За его победу болеют эти черные большие глаза. Волнительно блестят. О свидании почему-то не думается. Альфе хочется спросить: за него так болеют всегда? К своему стыду Тэхен не обращал на это особого внимания, пытался, конечно, выцепить взглядом омегу, но это никогда не приводило к успеху. Сейчас Чонгук ему коротко улыбается, крестик из пальцев опускает на колени и кивает чему-то своему. Тэхену бы еще немного времени, чтоб понять, но междупартийный перерыв заканчивается и судья подзывает их к столу. Советы тренера действительно помогают, и вторая партия уже не кажется такой провальной, как предыдущая. Шивон заметно начинает нервничать, но пока недостаточно для потери контроля над собой. Ким Тэхен просто берет и ломает игру: лучше всего это сделать, сбавив темп на более качающий. Они оба защитники, привыкшие лупить все, что хоть как-то летит, их манера игры — грубая сила, если можно так выразиться. Конечно, в современном настольном теннисе хороший игрок имеет весь арсенал элементов: защитники умеют вращать, нападающие — стабильно подрезать. Но на то они и защитники с нападающими — каждый силен в своей области. Тэхен подает коротко, лишь на несколько сантиметров выше сетки, противно и неудобно. Для банана нужно выкручивать кисть, а не у всех это выходит результатно, обычный топ-спин не сделаешь, вот и остается Мин Шивону скидывать и с каждой возращенной низкой подрезкой сжимать зубы сильнее. Мысленно Ким обещает себе завалить тренера извинениями за свои психи и благодарностями за несколько часов монотонного качания мяча, эти тренеровки ему сейчас ой как пригодились. Вторую партию в такой издевательски-тягучей манере Тэхен выигрывает со счетом одиннадцать — девять. В третьей партии Киму приходится брать тайм-аут при счете девять-восемь не в его пользу. Пот нещадно заливал глаза, разъедая слизистую, волосы неприятно липли к вискам, лбу, на загривке — к шее. Хотелось снять влажную форму и простоять под душем добрые минут двадцать. Нужно перевести дыхание, как любит говорить его тренер: счет гадкий и ненадежный, как мячи из детского мира. Одно очко может стать решающим во всей изнурительной партии, либо ты сравняешься, либо твой проигрыш будет в непосредственной близости, и любое неосторожное или поспешное движение приведет к окончанию. Тэхен к столу возвращается раньше времени, готовится к приему (трясет кистью под столом), и очко проигрывает, так к мячу и не прикоснувшись. Шивон подает длинную подачу в концевую линию стола, по какому-то несмешному решению судьбы мяч попадает в самый край и падает Тэхену под ноги, издевательски стуча по полу между его ступней. Следующее, одиннадцатое, очко он проигрывает в борьбе, не попав ударом в поверхность стола. Настольный теннис порой череда глупых и случайных событий. Игра их похожа на горы — сначала в выигрыше оказывается один, однако второй тут же нагоняет. Видно, как Ким Тэхен вцепился в соперника: ему сложно, трудно, но он не отпускает — догоняет, перебивает, побеждает. На счетчике по партиям два — два, по очкам восемь — шесть, и Шивон ведет предсказуемо, возможно даже, где-то в душе он уже уверен в своей победе, в том разрыве очков между ними. Тэхен подает коротко влево, тут же переводя мяч в противоположный угол — бить, может, и не перебьет, но загонять по углам вполне в его силах. На этом сыпятся игроки любого уровня. Он продолжает ломать игру, чередует стороны и растояние от сетки, в атаку пока не заходит — волнительно. В последнем перерыве тренер ему прямым текстом сказал не лететь, дать противнику самому проиграть, где-то ошибиться. И Шивон ошибается, слишком глубоко сделав забег в левый угол, правый оставляет пустым. Туда-то и приходит стремительный удар соперника. Восемь — семь. Следующий розыгрыш заканчивается всегда такой обидной соплей — это, когда мяч при розыгрыше цепляется сетки и просто скатывается на поверхность стола, при этом меняется его вращение, траектория и, что самое важное, высота отскока — иногда она ничножно мала и не оставляет противникам и шанса на прием. Восемь — восемь. Мин психует и слабо кидает ракетку на стол. Это желтая карточка, определенно, желтая, но Минхо, который оказался на месте ведущего судьи, лишь дает ему устное предупреждение. Последнее китайское, иногда его еще называют так. Ситуация накаленная, сопливость вполне здоровой сетки никогда и никому не нравится, но это всегда сопровождает вид спорта, и судья принимает неправильное решение со стороны правил, однако верное — в том напряжении, которое ощущается в игровой зоне. Игроки трутся в счете друг об друга, не отпуская: восемь — девять; девять — девять; десять — девять; десять — десять. Игра на больше — меньше. Выиграет тот, кто первый наберет разрыв с соперником в два очка. Подают по одной подаче, вместо стандартных двух. Одиннадцать — десять. Ведет Шивон… Одиннадцать — одиннадцать. Тэхен догоняет… Одиннадцать — двенадцать. Перегоняет… Двенадцать — двенадцать. Нервы натяжены у обоих… Чонгук на лавочке раскусил с внутренней стороны нижнюю губу, не переставая грызть вспухшую ткань. Крестик из пальцев ломается другой рукой из стороны в сторону. Зрачки двигаются, следуя за быстрым мячом, они волнительно прослеживают его траекторию, следят за касанием синей поверхности стола. Тринадцать — четырнадцать. «Чо!» — грудным бархатом кричит Ким. Не сдается, идет до конца… Тринадцать — пятнадцать. «Чон!» — маленький звук добавляется в конце. В сложной, трудной, выматывающей игре он побеждает с его фамилией на губах. Непроизвольно вырвалось, честно. Ведущий судья второй категории Чон Чонгук не сдерживается, подпрыгивает с лавочки на прямые ноги и аплодирует громко со всем залом наравне. Все равно на правила и на наставника Мина, тепло улыбающегося у него за спиной. Он этого не увидит. Все внимание его сверкающих черных глаз будет направлено на высокого и невозможно красивого альфу, влажного и уставшего. Тэхен от судейского столика идет прямиком к нему, от чего Чонгук теряется, как олененок, замирает и не моргает. — Латте или капучино? — Тэхен ему тепло улыбается. Опять эта ямочка на левой щеке, она же должна быть запрещена. — Что? — омега немного вытягивается вперед, как будто не расслышал. Этот человек когда-нибудь закончит вводить его в ступор? Очень смущающе. — Вам в кубке заваривать латте или капучино? Запомнил, вернул обратно. Чонгук поднимает уголок губ в маленькой улыбке, дарит ее человеку напротив и совсем не стесняется ответного взгляда с искорками в янтарной радужке. Тэхен влажный, разгоряченный, только-только востановивший дыхание, уставший безусловно, но такой очаровательный с этими мокрыми прядями волос, спадающими на лоб, красными пятнами на скулах и прозрачными капельками пота над верхней губой. — Поздравляю с победой, это было сложно. — У меня был отличный стимул. Внутри тепло: Чонгук чувствует, как оно наполняет его тело от покрасневших кончиков ушей до ступней ног, когда он перекатывается с пяток на носки. Ему волнительно, безусловно, и Тэхен ему совсем не помогает, когда протягивает все еще напряженно подрагивающую ладонь. — Теперь я, — его улыбка становится шире, с нее срывается безвучный смешок, — со всей официальностью зову вас сегодня вечером на свидание. В восемь у восточного входа на аллею роз. Я, вы и наша усталось. Смеется Чонгук тихо, неловко прикрывает улыбку рукой, жмурится немного. — С тебя очень вкусный ужин, потому что сегодня я еще ничего не ел. — Заметано. Тэхен встряхивает вытянутой ладонью перед Чонгуком, так и говорит: ну же, я жду физического закрепления. И улыбается так ослепляюще, глазами искрит. Омега хватается за нее и трепетно сжимает, казалось бы, обычное и самое безобидное прикосновение, но мурашечки бегут по рукам, стоит Тэхену не сжать, не отпустить — начать аккуратно поглаживать большим пальцем нежную кожу на четко выступающих костяшках, вырисовывать знак бесконечности между косточками. Вокруг них, как в фильмах, замирает пространство и стираются звуки. На весь спортивный зал только они вдвоем. Монотонный тихий шум нарушает громкий свист откуда-то с трибун, несколько тренеров и игроков оглядываются на парня с выбеленными волосами, забавно торчащими из-за повязки на лбу, в красной яркой форме. Он смотрит в сторону Тэхена и Чонгука, складывает губы чудным образом и опять свистит, громко так, а после начинает хлопать. В разных частях зала раздаются смешки, и особо невоспитанные тыкают в него пальцем. А ему все нипочём. Тэхен чудом сдерживается, лишь бы не закатить глаза и не пробить лоб ладонью от этого представления. Когда оборачивается к Чонгуку, тот продолжает выглядывать из-за его плеча в сторону странного игрока, который, к слову, на них все еще смотрит и улыбается счастливо. — Это… — привлекает внимание и немного указывает головой в сторону свистуна, — мой друг Юнги. И… — Тэхен неловко прочищает горло, потом пальцами ерошит мокрые волосы на затылке. — он очень рад, что вы согласились.***
Off My Face — Justin Bieber
— Я не опоздал! Чонгук стоял рядом с красивыми арочными воротами в парк уже около десяти минут, успел посчитать сколько синих машин проехало мимо него, сколько блондинов зашло в парк и сколько птичек из него вылетело. Вечер хоть и радует спрятавшимся за высотками солнцем, духота продолжает душить, влажной пленкой оседая на шее. Ветра практически нет, и он уже тысячу и один раз успел пожалеть, что надел черный классический костюм с удлиненным пиджаком. Где-то из-за ограждения слышатся плески фонтана — Чонгуку хотелось бы туда. Он оборачивается на какой-то восторженно-радостный крик и видит подбегающего Тэхена, синяя растегнутая рубашка которого развивалась будто плащ супергероя. Альфа останавливается очень близко к нему, упирается ладонью в правый бок и глубоко вздыхает, очаровательно вытягивая губы на выдохе. — Семь пятьдесят восемь, — на запястье Кима маленькие часы с тонким кожанным ремешком, выгодно подчеркивающие выступающую косточку. — Юнги меня задержал. Этот гном вздумал мне советы давать. Представляете?! — Ты все свидание будешь мне выкать? — омега вскидывает вопросительно бровь и ухмыляется. — Мы же не в спортивном зале. Прекращай. — Да, точно, конечно. Пойдем? Тэхен уже хочет развернутся, как слышит тактичное покашливание своего очаровательного спутника, который остался стоять на месте. Он глупо моргает, на его лбу образуются вопросительные морщинки. Внутри, определенно, идет какой-то сбой, от чего становится трудно дышать, и как-то вмиг все между ребрами скручивается, а ведь Чонгуку стоило всего-то протянуть руку и показательно сжать пару раз воздух перед его носом. Альфа первые пару мгновений теряется и, если честно, не понимает, чего от него хотят. А потом Чонгук разочаровано вздыхает, хватая его за ладонь. — Мы же на свидании. Хочу идти и держаться за руки, мне кажется, — может быть, решимости ему и не занимать, но щеками он алеет очень быстро под этим восхищенным взглядом с искорками. Поэтому заканчивает уже не так бойко — тихим и смущенным шепотом: — Это очень мило. Остановите планету, Тэхену очень плохо, надо подышать свежим космическим воздухом, он выйдет. — Да, — он уверенней перехватывает небольшую ладонь омеги, которая очень нежно выглядит в его — широкой и с длинными пальцами. Осознанно переплетает их с чужими и чувствует неожиданную дрожь, — это очаровательно. Аллея роз, куда привел его Тэхен, — настоящий райский сад посреди шумного мегаполиса. Много лавочек, много пушистых, раскидистых деревьев, которые своими находящими друг над другом кронами образуют живой навес над дорожками и лесницами. Конечно же, главным украшением этого парка является огромная клумба с множеством самых разнообразных розовых кустов: здесь хаотичным порядком растут желтые, бордовые, розовые, белые, оранжевые, пионовидные, махровые, двухцветные розы. Эта пестрая и невероятно пахучая красота тянется на протяжении всей центральной дорожки, вплоть до небольшой площади с фонтаном. Они идут неспеша, тихо переговариваются, обсуждают прошедший день. Так неловко и странно, но так обоим нравится: их взгляды на игру во многом оказываются похожими, любят они одни и те же связки, на национальных отборах, оказывается, болеют за одних и тех же спортсменов. Чонгук не перестает широко улыбаться, очень часто шутки Тэхена и его ироничная манера говорить пробивают на смешки. Тот волнительный и тугой клубок переживаний внутри развязывается с каждым пройденным метром, и, когда они уже подходят к площади, между ними остается только трепетная легкость и волнующиеся смешинки. — Почему Юнги так странно себя повел в конце дня? Тэхен несдержанно прыскает, от чего пожилой продавец мороженого, у которого они остановились, неодобрительно покачивает головой. — Он счастлив, что его мучения закончились. — расплывчато отвечает, расплывчато улыбается. Протягивает Чонгуку шоколадный рожок, а сам забирает ванильный. — Почему? — Наивно считает, если мы пошли на свидание, я перестану ныть про тебя, — омега давится маленьким кусочком мороженого, однако Тэхен с невозмутимым видом продолжает идти вперед. — И долго ты ему… — неловкая пауза, — ныл? — Ну, где-то около года, — Тэхен обезоруживающе улыбается. — Плюс — минус пару месяцев. — Ого… Это…приятно. Неожиданно узнать, что кто-то столько времени думал о тебе, страдал из-за тебя, не давал спокойствия другим тоже из-за тебя. Чонгук чувствует стеснение, какой-то ужасный внутренний мандраж, и хочется спрятаться куда-нибудь, переждать эту нависшую над сердцем эмоциональную лавину, готовую накрыть все его существо. — На самом деле он мне очень помог, я бы сегодня не решился подойти, но друг очень сильно настоял на приглашении, потому что, цитата: «заебал ныть и нихуя не делать». Вот я, собственно, что-то да сделал. — Да, сначала ракеткой едва не попал в голову, потом мяч в лоб залепил. — Я все еще могу поцеловать, чтоб болеть перестало. По среди широкой площади они замирают. Глаза в глаза — немая борьба. Друг против друга, с самим собой. Хочется спрятаться, или сделать все возможное и стереть эту наглую улыбочку с губ Тэхена, потушить озорные искорки в его глазах. Смущающе. Чонгуку не нравится это тревожащее душу чувство, оно кажется чем-то инородным и странным, он не знает, как с ним справляться, как вести себя правильно. Действует по наитию и слушает свое сердце. Он чувствует горящие щеки и поспешно хочет оправдаться, сослаться на духоту вечера и не слушать громыхающее сердце. Тэхен испытывает невероятное счастье, хоть и проскальзывает мысль, что все это ему только снится, и завтра утром Юнги опять услышит эмоциональный и подробный пересказ, а потом по-традиции кинет в него подушкой. «Наглость — второе счастье», и пусть натурой совсем не такой, сегодня альфа каждое свое действие оправдывает этой фразой. И свое извинение, и свое приглашение, и каждое последующее «я победил». — Оно не болит, и целовать не нужно, — насупившись, с самым серьезным выражением лица. Тэхену кажется, что ничего милее он в жизни не видел. Чонгук кусает свой шоколадный рожок, морщится от холода и придирчиво крутит его в руке. — Я почти доел. Когда там мой обещанный вкусный ужин? — Спустимся вниз, и там будет ресторанчик, который я выбрал. Там много всего: пицца, круассаны, булочки, салаты… Брови омеги жалобно заламывается вверх, а ладонь подрагивает желанием кинуть оставшийся рожок в лицо донельзя довольного альфы. — Нет, так не пойдет. Я хочу посмотреть ассортимент в меню, а не с твоих слов, — он бойко хватает Тэхена за руку и тянет через всю площадь к продолжению центральной дорожки. — Мы идем. Тэхен не может сдержать в себе радостного смеха, не может скрыть широкой улыбки и влюбленных искорок в янтарных глазах. Ладонью сжимает другую крепче, пальцы удобней перехватывают чонгуковы, и внутри разливается ни с чем не сравнимое тепло. Ресторанчик оказывается небольшим, простеньким, от этого невероятно уютным и атмосферным. Деревянные столики, лавочки с приятными светлыми подушками и свернутыми рулончиком пледами, светлые скатерти, маленькие свечки посередине и тысячи маленьких лампочек всюду — они свом мягким желтоватым светом добавляют теплоту комфортной и приятной обстановке. Здесь не хочется шумно и громко смеяться, кричать; здесь не нужна клубная музыка и тяжелые басы. Все такое расслабляющее и располагающее на длительные душевные разговоры. Они выбирают один из самых дальних столиков, так захотелось Чонгуку, и удобно рассаживаются друг напротив друга. Тут же к ним подходит официант, они быстро определяются с блюдами и вновь остаются в приятном одиночестве. Тэхен уже бывал здесь, а вот Чонгук любопытно рассматривает маленькие детали интерьера, зависает на спокойно мигающих гирляндах, изучает живые цветы, находящиеся здесь в изобилии. Ким в сотый раз за сегодня оглядывает омегу, и ему так хочется заправить эту длинную волнистую челку за ухо, или аккуратно и нежно зачесать ее назад; в этом объемном пиджаке он кажется еще изящней, трепетней — хочется крепко-крепко прижать к себе; весь Чонгук сейчас такой трогательный и мягкий в его глазах, в этом теплом свете тысячи лампочек, что та затаенная влюбленность накрывает Тэхена с головой — янтарные глаза вспыхивают яркими всполохами, безотрывно наблюдают, впитывают эту нежную улыбку на розовых губах. Хитро сужаются, стоит Чонгуку наконец-то посмотреть на него в ответ и замереть испуганным кроликом. — Ты… — он неловко ерзает и запинается, — чего так смотришь? — Хочу сказать, что ты очень красивый и невозможно милый, вот сижу и момент выбираю, — бесстыдно облизывает уголок пухлых губ и подмигивает. Чонгук задыхается. И в какой-то раз за вечер его щеки покрываются нежно-розовым румянцем. — Ты специально меня смущаешь, да?! — Задабриваю для второго свидания, — кивает наглец, прямая челка падает на глаза, но они все также продолжают светиться. — Кубком пригласить не получится — следующие соревнования через два месяца, я столько не вытерплю. — Зовешь на второе? — Чонгук складывает руки на столешнице и поддаётся несколько вперед, поворачивая голову немного вбок. Коленки от нервозного волнения начинает подрагивать. — А ты пойдешь? — Тэхен тоже поддаётся вперед, вытягивает шею, чтобы смотреть на омегу из-под ресниц. Эти словесные перепалки забавляют и увлекают. Он ухмыляется довольно громко. — Вопрос на вопрос. А мы далеко уйдем. Какое-то время черные глаза неотрывно смотрят в янтарные, внимательно что-то выискивают, а после над их столиком разливается негромкий смех, мягкий и глубокий. Он легкостью оседает в волосах, на плечах, на кончиках ушей, приятной щекоткой в душе и одного, и другого. Они знаю друг друга давно, как ведущий судья и игрок, но так близко им еще общаться не приходилось, однако неловкость, скованность и робость быстро исчезли — остались только смущение и осторожная дерзость. Оказалось, среди них намного больше точек соприкосновения, чем можно было подумать ранее: общие темы не заканчивались только на настольном теннисе или спорте как таковом. Они плавно перетекали в фантастические фильмы и обсуждение любимых киновселенных, Чонгук и подумать не мог, что Тэхен жить не может без «Властелина колец». Он болезненно морщился и хватался за сердце, стоило омеге рассказать о так и не досмотренных до конца фильмах. Альфа так комично на это возмущался и бухтел — Чонгук от этого не переставал хихикать, а иногда и откровенно смеяться. Тэхен пригрозил силой заставить посмотреть все три фильма подряд, конечно же, под личным контролем. Также альфа не постеснялся похвастаться своими кулинарными способностями и довольно обширными знаниями в кондитерском искусстве, аккуратно намекнув на экстра шоколадные синабоны. Чонгук взял с него слово, что под «нудную» (Тэхену стало физически больно) киновселенную тот обязательно испечет ему свои фирменные булочки. Так причина и идея для второго свидания родились сами собой. Вечер плавно перетекал в более позднее время, людей становилось больше, дорожки парка — шумными, и нежная магия вечера расстворялась во взрывающихся откуда-то извне громких голосах. Чонгук, разморенный вкусным ужином и теплым пледом, который накинул на свои плечи, стоило вечерней прохладе забраться под полы пиджака, не переставал бесшумно зевать в ладонь, все еще стараясь внимательно слушать альфу, чей приятный и глубокий голос лишь сильнее его расслаблял. Вымотанный нервной и трудной судейской работой и сильными впечатлениями организм настойчиво требовал сна, но ему так не хотелось заканчивать этот чудесный вечер и прощаться с Тэхеном. — Кажется, нам пора уже уходить, — с понимающей улыбкой говорит Ким на очередной его зевок, старательно спрятавшийся в ладони. Тэхен просит счет и оплачивает ужин, не дав Чонгуку даже посмотреть вовнутрь книжки и увидеть сумму. Они, никуда не торопясь, выходят из заведения, и омега, нагревшийся под мягким пледом, зябко передергивает плечами, запахивает пиджак и складывает руки на груди, подкладывая ладони под плечи. Тэхен не может унять свое расплывающееся сердце, когда украдко замечает вновь неудержавшийся зевок, скрытый низко опущенной головой. — Я провожу тебя домой? — Нет. — Почему это? — и столько в этом вопросе возмущения и непонятливости. — Я знаю, что тебе совсем не в ту сторону, что и мне. Не надо со мной минут двадцать идти, а потом еще около часа добираться домой, — Чонгук примирительно улыбается на такое очевидно недовольство альфы. Он влюбляется в эту милую складочку нахмуренных бровей. — Мне не трудно, — уперто стоит на своем. — Я не хочу заставлять тебя лишний раз кататься по городу. У тебя были сегодня сложные игры и трудные противники, ты тоже сильно устал. И не спорь со мной, — строго прерывает попытки Тэхена возмутиться. — я же не дилетант в этом спорте. Внимательно всмотревшись в черные, сияющие звездами глаза, альфа с сокрушенным вздохом соглашается. — Хорошо. В сотый раз за этот вечер, в тысячный за прошедший год, Тэхен влюбляется…в этот нежный голос, в звездные большие глаза, в красивые губы, в пушистые волнистые волосы…в совершенно очаровательный характер и нрав. Он медленно подходит ближе, с каждым шагом ощущая участившееся биение сердца, от чего-то хочется верить, что сердце напротив бьется в унисон. Тэхен волнующе близко наклоняется к замершему Чонгуку, который, кажется, и не дышит вовсе, поднимает руки и… — Мы не будем целоваться на первом свидании, — тихий, но уверенный шепот заставляет его остановиться и неловко улыбнуться. — Я вообще-то обнять хотел, — также шепотом, чтобы через секунду и правда нежно и аккуратно его обхватить в кольцо рук, холодным кончиком носа уткнуться в шею и вдохнуть ненавязчивый и сладкий аромат полевых ромашек. Так ласково и успокаивающе пах Чонгук. С этими невинными нотками сердце успокоилось, перестало оглушающе громыхать, а желание прижать омегу к себе ближе лишь наросло. Чонгук убирает с груди руки, мягко кладет их на выступающие лопатки Тэхена и аккуратно начинает поглаживать широкую спину, чьи мышцы под его прикосновениями расслабляются, а плечи блаженно опускаются. Чон щекой ложится на плечо, как и альфа, вдыхая чужой запах. Пряные и свежие мандарины заполняют легкие, заставляют Чонгука тихо замычать и удовлетворенно прикрыть глаза. Отчего-то пахнет домом, уютом; пахнет его безопасным местом. Отчего-то в этих объятиях он ощущает себя действительно защищенным. Они не будут целоваться на первом свидании. Они поцелуются на втором. Со вкусом шоколадной пасты под звуки сражений и криков.