Вафлёр

— Ну вот, Кащей уже совсем охренел, краев не видит! — Турбо опрокидывает стопку водки, после вдыхает рукав олимпийки жмурясь. Пацаны рады Вове, сливают ему все расклады, да и в общем, что было, что творил Кащей в отсутствие Адидаса. Валера так же затирает, не теряя хватки, не расскажет же правды, о чём он, старший, думает при упоминании автора. О том, что даже прожжённому Адидасу и не снилось. Его щёки вспыхивают краской резко, и он скидывает всё на водку, вида не подавая. — Ты при скорлупе так не говори, — Зима звонко кусает огурец после водки и кивает на младших. — А чё не так? — он равнодушно жмёт плечами, тянется за хлебом. — Всё правильно, Кащей пятерку за шапку отмотал в Казахстане, с ворами сидел, и всё, королём вышел, задолбал со своими понятиями. Валера в моменте вспоминает про Кащея после отсидки, как тот складно и нарядно пришёл в парадное — улыбка, взгляд яркий, при нём уже бикса в мини-юбке. Стал он хитрее, авторитетнее и привлекательнее, а голос его более хриплым и прокуренным. Вспоминается, как им он говорил, зазывая на делюгу, тогда они с Зимой ещё не дошли до такого статуса, при котором сейчас. Тогда они пили палёную водку, и она еле лезла в глотку, а Кащей всё продолжал деловито курить и затирать про их мазу — бабла срубить — поглаживая при этом коленку девахи, глазами-искрами в нее стреляя. Девочки на него, как пчёлы на мёд, слетались всегда, только вот что — Турбо ни разу не видел, чтоб он целовал хоть одну из них. — Бухает постоянно. — Угу, и черняшкой колется, — он на Вахита взгляд кидает и думает, что ж ты Зима, Кащея с потрохами сдаешь? Хотя понимает — это ведь правда всё. — Реально? — Вова удивляется, а Валера не понимает, почему, Кащей всегда был таким, падким на всю эту чепуху, вечно посылая их за водкой дабы догнаться по полной или ещё за чем. — Ну, слухи ходят, — он делает тон осуждающим и себя заставляет правда почувствовать осуждение, но не случается чего хотел. Он знает, что Кащей будет продолжать снится ему и дальше, но он эти мысли отметает быстро, потому что статуса пацана надо придерживаться, иначе, если кто прознает — останутся от него рожки да ножки и то не факт. Остается плеваться ядом, дабы отгородиться от него хотя бы снаружи, отгородиться от мыслей с распрекрасным чёртом Кащеем, что в свои сети заманивает.       Они сидят дальше, водочка хорошо идёт, видать импорт — Вова принёс. Он увлечённо рассказывает им смешные случаи, какие были в Афгане, что выживать помогали, язык его совсем скоро начинает заплетаться, а пацаны все навостряют уши и хватают его слова, увлеченно кивая. А мысли Валеры совсем в другом месте, думает он о Кащее и грузится, потому что осознание приходит, что нравится ему это все: то, как ведёт себя Кащей, как выглядит, каким ублюдком он бывает, как смотрит он иногда так, будто все знает, в глаза глядит, ухмыляется, явно испытывая удовольствие, на испуг берёт, Турбо же от этого не шугается, притворяется. Надевает Кащей эти свои рубашки, пуговицы верхние расстегивает, шею оголяя, специально будто, в брюки одевается и туфли новомодные. Одеколонами своими этими пахнет, обливается поди ими, ублюдок, вся качалка уже этим запахом пропиталась, или же это Турбо так кажется. Сидит всегда так, ногу на ногу закинув, такой изящный вид приняв, что любая позавидует. Улетев в прострацию и прослушав всё, он не замечает, как они успели выжрать всё бухло, и что скорлупа уже разошлась. Отвечает Вове, который руку для прощания тянет, Зима накидывает куртку шустро и к нему поворачивается. — Идёшь? — Не, я немного посижу и пойду, — отвечает, голову вскидывая, и за сигаретой тянется. — Ладно, не усни тут. Промычав согласно, он смотрит на хлопнувшую дверь, которая впускает сквозняк, обдавший комнату неприятным морозцем. Спичка не зажигается в третий раз, и он судорожно выкидывает коробок нахуй, трёт глаза ладонями устало и вздыхает. Проблемы он привык решать быстро и резко: не думать, не ходить вокруг да около, как делает это последние месяцы. Обрубать надо на корню влечение это, извращенное и постыдное, иначе он уедет башней. Поэтому Турбо решает идти к нему, отпустив тормоза. К тому, что сон его тревожит и не только. Он встает и чувствует, насколько спирт дал в голову, а тепло в подвале ещё добавило, размазало, ноги — вата, и тело лёгкое. Шатаясь и ещё не придя в себя, он куртку накидывает с прочным желанием всё четко выдать Кащею. На пьяную голову ярость его берёт резче, чем на трезвую, за считанные секунды, и он ощущает решимость во всём своем теле. Был бы тут Зима, наверняка начал бы отговаривать его от этого замута, да похуй, в рот оно все ебись. Он в край устал, так что надо кончать со всем этим.       Ночь улицу накрывает, холода не ощущается, внутри тепло, только руки подмораживает, и они краснеют, но он особо не чувствует, водка сделала своё дело — согрела. Он даже начинает икать, ест снег дабы попить, выбирает чистый, в рот суёт и льдинки быстро растворяются на языке. Он заходит в качалку и в моменте гадает, есть ли там мутные ебла в виде Демида и Зёмы, но забивает на это, похуй даже, если они там. В теплом подвале он чувствует, как слегка трезвеет, ловит взглядом Кащея, что развалился на диване в расслабляющей позе. В комнатушке приглушённый свет лампы старой, пахнет перегаром вперемешку с одеколоном, на столе водяра и закусон, видать совсем недавно был разгар какой-то тёрки. Он смело проходит дальше садится на диван рядом, шапку снимает. Кащей не сразу замечает чье-то присутствие, он поднимает голову со спинки и глаза медленно открывает, ресницами длиннющими порхая, очевидно, он не трезв, взгляд его помутневший меняется на удивленный, и он тянет хитро: — О, Турбо, какими судьбами в столь поздний час? — Кащей ухмыляется пьяно и тянется за пивом на столике. — Ахуел ты, Кащей, беспредел творишь. — Это я творю? — смеется издевательски, двигается ближе и в глаза заглядывает, смотрит так, понимающе, а у Валеры вдруг поджилки трястись начинают, за такие предъявы автор может закопать где-нибудь на заднем дворе и пальцем не пошевелить, из-за взгляда Кащеевского вся его решимость вмиг улетучивается. — А ты у нас, случаем, не вафлёр, Валер? — Чего? — выпаливает быстро Турбо, вскакивая, а у самого сердце начинает стучать так сильно, будто сейчас прямиком из горла и выскочит. — Да сядь ты, сядь! — Кащей взгляд опускает и хлопает ладонью по дивану, совершенно спокойный. Турбо садится нерешительно, готовый отрицать всё, что ему сейчас предъявят, смотрит из-под бровей, а у самого кровь в жилах стынет. Кащей понимает, в глазах видит страх этот, Турбо он знает несколько лет. Проверенный годами, характер заводной и вспыльчивый, эмоций своих не стесняется, быстро в табло может прописать, он смелый и бойкий, но не настолько, чтобы не сбежать сейчас. За такие проделки, какие сейчас он тут устроил, быстро в землю зарывают, так что он уверен, как пить дать, пацан закипишует и сбежит, куда глаза глядят. Кащей своим мыслям ухмыляется, жаль, конечно, парнишку, красивый, сила его привлекает, но не осмелится, кишка тонка, чтобы что-то сделать тем более ему. Он пододвигается ближе. Так близко, что Валера слышит, как тот глотает пиво и дышит, на него старается не смотреть. Вдруг чувствует, как рука чужая на шею опустилась, плечо сжимает напряженно. Кащей ближе наклоняется, представляет уже, как пацан срывается, выскакивает отсюда, как уж угорелый, и говорит ему тихо: — Ты думаешь, я не вижу, как ты смотришь Валера? — Турбо чувствует, как кожа мурашками покрывается, дыхание его ощущает, что по шее прошлось, сердце стучит так сильно, что он готов поклясться, что Кащей тоже его слышит. Признаваться он не собирается, это тоже самое, что себя похоронить, со страху он готов что угодно сделать, дабы не просрать хотя бы то, что сейчас имеет. Поэтому на отчаянный шаг решается. Он забирает бутылку с пивом, которую Кащей снова хлещет, из-за неожиданности она выскальзывает из рук Кащея без проблем. Турбо кидает её в сторону, та разбивается громко, но внимание совсем в другом месте находится, он времени не теряет, на спину валит и руки с обеих сторон прижимает крепко. — Заткнись нахуй! — он, затаив дыхание, в глаза смотрит, что на него в смятении глядят, но Кащей быстро собирается обратно и нервно смеётся жмурясь. — Да ладно тебе, Валер, не сердись. На меня нельзя сердится, тем более таким хорошим мальчикам… — тянет издевательски, удивлён, смелый пацан оказался, смотрит с яростью, Кащей чувствует, как внизу живота узел томный затягивается. Кащей давно эти взгляды видел — видел, как похабно и бесстыдно смотрит тот — он догадывался только, всерьёз не принимая. С мужским полом у него никогда не было, но он и не стремился это исправлять, ему в основном было похуй, кто с кем трахается, в приоритете всегда удовольствие. Тюрьма показала, что пол-то и не имеет значения, хотя там нужда у всех просто, слава богу только, что авторитет был и его в ряд с опущенными не поставили. Турбо смотрит жадно, дышит часто, Кащей понимать начинает, что ему тоже хочется, и шаг делает первым — к губам припадает, к себе тянет за плечи, удобнее устраивается, ногу в сторону чуть отодвигая. Валера отвечает с запалом, вздох облегченный с него срывается, чувствует, как возбуждение охватывает его быстро, в паху разливается приятно. Он себе не верит, когда чувствует, как ноги его обхватывают Кащеевские. Во сне будто находится, не верит, что желания его постыдные осуществились, а от этого только сильнее крышу рвёт. Как же хотелось ему это почувствовать, на вкус попробовать язычок этот злой, и похую уже, что неправильно это все и не по-пацански. Кащей по чужому загривку проходится, пока Валера шею обнажённую облизывает, да с таким рвением, что Кащей чувствует, как тело всё гореть начинает, движения дергаными становятся. Турбо рубашку остервенело расстегивает, быстро пытается, а пальцы не слушаются, он руками большущими по груди проводит, вздыхает судорожно, трогает и шею обхватывает, целует и кусает чуть больно, напор и желание во всём нём ощущаются. Он с цепи будто сорвался, пахом сильнее притирается, Кащей задыхается от эмоций накативших. Не ожидавший такого продолжения он чувствует себя потерянным, во власти другого, кого-то, кто сильнее и больше его. Не чувствовал Кащей ещё такого, чтобы кто-то хотел его так сильно, осознание это больше только заводит, он вожделение зверское в глазах другого видит. Турбо проходится руками по торсу голому, ощутить всего хочет, полосы красные оставляет, он замечает, как грудь под ним дёргается мелко, видит взгляд его затуманенный, рот открытый красиво, между ног ещё невыносимее становится. Валера выдыхает резко и брюки чужие снять пытается, трясущиеся руки не могут расстегнуть ремень. Но он не сдаётся, а, когда пряжка со звоном поддаётся, то стягивает чужие штаны быстро и олимпийку свою снимает. — Валер? — Кащей не знает, что собирается делать Турбо, он вообще впервые не знает, что ему делать. Турбо не отвечает, член чужой достает и дрочит медленно, в кольцо обхватывает. Кащей голову обратно на диван откидывает, дышит часто, выглядя при этом так похабно и эротично, что Турбо не выдерживает, в рот берёт, забив на все. Он вкус терпкий ощущает, начинает осознавать происходящее: что это мерзко и стыдно, что так не делают и пацаны в рот не берут, но его почему-то это только сильнее заводит. Он сам себе извращенцем казаться начинает, но в упор этим мыслям лишь глубже берёт, слышит, как автор скулит тихо, сдерживаться пытается. Он взгляд поднимает, всего запомнить хочет: видит кадык, что выпирает красиво, когда Кащей изгибается, как грудь его вздымается, как смотрит он, ресницами хлопая медленно. Турбо ритмично голову опускает, слышит свои же звуки похабные, слюни текут и создают мокрые причмокивания, запал только увеличивается при виде Кащея, что явное удовольствие испытывает. — Бля-ять, где ж ты так сосать научился… — Кащей ноги шире расставляет, они трясутся мелко, он руку на голову Турбо кладет, пальцами зарывается, дабы хоть что-то контролировать, потому что себя не в состоянии. То, как сосет он — так развратно и охотно — никто не сосал. Турбо с непривычки чуть задыхается, но пытается дышать ровно и через нос, вкус чувствует, он только сильнее ему башню рвет. Он одной рукой к себе тянется, член обхватывает, чувствует, как течёт, и глаза прикрывает, такое же удовольствие испытывая, и сильнее сосать принимается. Кащей смотрит сквозь ресницы, как же всё-таки прекрасно пацан выглядит с хуем во рту, бровки его красиво изогнулись вверх, а глаза прикрыты, Турбо надрачивает себе, явно имея такое же сильное желание кончить, как и он. Кащей глаза закрывает и волосы чужие сжимает, чувствует, как не может уже держаться, звуки эти похабные лишь сильнее его к концу ведут, а когда Валера ещё и сам мычит, он кончить готов, но сдерживается из сил последних. Турбо глаза открывает, смотрит, как порнушно автор извивается, как стонет он, приглушённо, просто изумительно, и сосать он начинает с ещё большим усердием. Ноги Кащеевские уже потряхивает заметно, а стоны громче становятся, и они как мёд, намного лучше девчачьих девственных. Он рукой другой торс оглаживает, по рёбрам выпирающим проходится, сжимает грудь. Руки у него большие и с побитыми костяшками, они грубы и несдержанны, Кащей не может больше терпеть ощущений этих, сильнее притягивает и трахает совсем бесстыдно. Турбо себе быстрее надрачивает, чувствует, как член во рту дергается, до основания берет и останавливается. Смотрит на то, как Кащей изгибается в оргазме, он стонет хрипло и вдыхает часто, пытаясь отдышаться. Турбо сам кончает, сильнее член сжимая, чувствует, как сперма по рту растекается, до последней капли слизывает, медленно моргая. После Турбо откидывается на диван и выдыхает медленно. — Пиздец ты, Валера… — Кащей рукой по лицу проводит, не веря. — А я что? Сам виноват, — он смеется и понимает, в какую жопу они попали.