Анабиоз

Порой в жизни наступают тяжёлые и нестабильные моменты. Кто-то говорил, что не стоит их бояться, ведь после преодоления трудностей мы не только набираемся нового опыта, но и взрослеем. Возможно, это действительно так, но, увы, никто не предупреждал, что оправляться после этих событий будет ещё тяжелее, чем переживать их. Ксении неприятно и больно смотреть на себя в зеркало, ощущать своё тело, прикасаться к нему. Она не находит оправдания тому, что за весь период анабиоза смогла настолько сильно похудеть, но и принять как данность тоже не может. Это исключительно её вина, о чём Орьева напоминает себе регулярно каждый вечер прошедшего дня, собираясь принять душ, и от этого осознания становиться лишь хуже. Жалеть себя девушке не хотелось, но и ругань даже от самой себя принималась крайне тяжело. Она была в отчаянье. Хотелось как можно быстрее забыть о пережитом горе и вернуться к прежней жизни, полной счастья, трепетных чувств и смеха. Жаль, что пока эта жизнь является чем-то очень далёким и, кажется, недосягаемым, ибо сейчас Ксению окружает лишь тревожность, разочарование и осадок пережитого горя. Девушка старалась отстраниться от всего того, что будет ей напоминать о недуге собственного тела, а потому, когда Агидель подходит совсем близко и начинает руками ощупывать все чувствительные зоны, явно намекая на интим, то Ксюша стремиться тут же отстраниться и оттолкнуть парня. – Данис, нет, – коротко отрезает она, становясь поодаль от того и виновато пряча взгляд где-то в стороне. Ксения поясницей и руками опирается на кухонный гарнитур, ощущая, как худые руки начинает пробирать дрожь. Ей, да, неприятно от себя, но к отторжению прибавляется ещё и страх, что Агидель после секса (о чём девушка размышляла множество раз) разделит с ней неприязнь к телу. Данис же подходит к ней ближе, укладывает свои ладони на руки Орьевой и благодаря разнице в возрасте утыкается носом ей макушку, вздыхая родной запах. Ксении неудобно и неловко перед любимым, но она делает это не по собственной прихоти, а во благо сохранения их отношений. По крайней мере, так рассуждала лишь она. – Тебе разве приятно ощупывать кости? – спрашивает девушка и утыкается тому в куда-то в ложбинку между ключицей и шеей. Ожидает она ответ со страхом. Данис же после заданного вопроса прекращает елозить носом по волосам той, отстраняется и старается взглянуть в глаза своей ненаглядной. Во взгляде его читается волнение и сопереживание, первое время Агидель даже не может подобрать слова. – А ты думаешь, что тебя это уродует? Конечно да, но Ксюша умалчивает об этом. По её виду, когда она бы хотела сделаться меньше в три раза, только чтобы спрятаться и уйти от этого разговора – всё было ясно без слов. Данис её понимает. Он перемещает руки, заключая девушку в тёплые объятия, прижимая к себе, перебирает волосы, целует в лоб и томно вздыхает. – Ни в коем случае, Кояш, – с уверенностью произносит он, – запомни это. Знай, что в произошедшем нет твоей вины. Всё произошедшее является лишь печально сложившимся ходом событий, а тебе, к сожалению, не посчастливилось оказаться в нём. Ксюша будто на физическом уровне ощущает, как веет теплом и заботой не только от тела, но и от слов Даниса. Орьева чувствует, как где-то в груди просыпаются желанные и ненавистные чувства, от чего на глазах выступают слёзы. Они начинают непроизвольно скатываться по щекам, и пока руки Агиделя их утирают, он продолжает: – Ксюшенька, хазине, помни, что моя любовь к тебе никогда не ослабнет, какой бы ты не предстала передо мной, – он целует её в дрогнувшие губы. Поцелуй этот кажется совсем невесомым. – Никогда. И всё-таки Ксюша нашла в себе силы преодолеть страх, что гложил её на протяжении долгого и мучительного времени. С замиранием сердца она ощущает касания рук к своему телу, прикасающиеся к груди, талии, бёдрам. Они забираются под длинную домашнюю футболку, и Орьева уже тогда сдерживается, чтобы не дёрнуться от них, словно те оставляли ожоги на хрупком теле. От настигнувших переживаний Ксюшу отвлекает нависающий сверху Данис, затянувший её в поцелуй. Губы у Агиделя мягкие, манящие, а потому девушке трудно не ответить взаимностью, когда поцелуй стал углубляться. Орьева уместила свои руки на спине парня, цепляясь за его футболку. Тем же временем Данис принялся раздевать девушку. На ней было всего два элемента одежды – нижнее белье и футболка. Она и ранее была растянута и явно велика Ксюше, а с нынешней комплектацией её тела и вовсе казалась платьем, если добавить какой-нибудь ремешок. И Ксения напугалась этому маленькому количеству одежды. Боялась, что всё произойдёт чрезмерно быстро и совсем скоро. Хорошо, что раздевает её близкий человек, понимающий ту с полуслова и искренне любящий. Весь процесс был растянут на многочисленные поцелуи и ласки. Данис не уставал расцеловывать личико своей любимой, ибо целовал так, словно в первый раз после неприлично долгой разлуки. Стянуть с девушки бельё он решился лишь после нескольких минут, да и когда сам успел предстать перед Орьевой совсем обнажённым. Во всём флёре интимности Ксюша почувствовала, как её сердце заходится в быстром темпе. Это был нарастающий страх. Она хотела было что-то сказать, но, казалось, воздуха совсем не хватало. Слёзы её ещё не успели покатиться по щекам, как Агидель принялся успокаивать ту. Губы его оставили дорожку поцелуев на аккуратной шее. – Ты никогда не утратишь свою красоту, яратҡан, – говорил он, чередуя слова с ласками. – Ты всё так же обворожительна и нежна. Данис привстал, взглянул в глаза девушке. – Знай, это всё временные трудности, – очередной поцелуй пришёлся на щёку той. – Мы справимся с ними, будь в этом уверена. И после слов его правда становится легче. Ксюша уже не столь напряжена и телом она расслаблена. Всё прекратилось. Они смотрят друг на друга в ожидании, а Данис ждёт разрешения на продолжение всего действа. Орьева тянется к нему, робко целует в самые губы, тем самым давая согласие на дальнейшие действия. Самостоятельно девушка запрокидывает голову и даже расставляет ноги, ибо знает, что любимый сделает всё крайне нежно, не причинив дискомфорта. Кажется, они слишком хорошо знают друг друга, и за десятилетия между ними выстроились столь доверительные отношения, что сломить их сможет лишь смерть, которая явно будет грозить им в следующих трёх столетиях. На Ксюшу приходится новая волна ласк, накрывающая с головой, что та даже и не чувствует, как парень ввёл пальцы, начав её растягивать. Ощущалось приятное щекотание, и девушка не сдержалась от протяжного мычания, приглушённым очередным поцелуем. Не чувствовала она дискомфорта и тогда, когда по окончанию растяжки парень стал входить в неё. Вошёл не полностью, давая возможность привыкнуть к инородному телу, и, опять-таки, только после нескольких минут начал двигаться, не спеша входя всё глубже. Темп был не быстрым, а размеренным. Из уст Орьевой то и дело вырывались стоны и шумные выдохи. Руками она обвивала спину Агиделя, не позволяя отдалиться. Тот же только нагнулся ближе, произнеся над самым ухом: – Һин минең өсөн һәр саҡ, – фраза обрывается протяжным стоном, когда Данис позволяет себе войти ещё глубже, – матур булып ҡаласаҡһың. Произносится это низким и певучим голосом Агилеля. – Минең хазинам, – слова вновь обрываются, но на этот раз жадным поцелуем, на который сподвиг сам Данис, – һин минең өсөн шиғриәткә ҡарағанда күберәк. После поцелуя на губах остаётся словно сладкий привкус, точно медовый. Ксюшу дурманит всё происходящее. Ещё десятки фраз на незнакомом языке точно сводили её с ума. Орьева уже и позабывала о своих переживаниях и страхе, преследующую её всё это время. Сейчас её тревожил медовый голос Даниса, его опаляющее дыхание, горячие руки, описывающие рельеф худого тела девушки, и член, уже никак не смущавший своими движениями. Девушка не удерживает в груди стон, вместе с ним протягивая имя любимого.