Говорят, у Ооцуцуки с юмором туго...

Момошики понимает – поражение нужно уметь принимать. Да, он за свою тыщу с хвостиком уже преисполнился в собственном сознании. И Момошики был уверен, что никакой человек, не говоря уже о, пх, ребёнке и мало-мальски не станет ему преградой. Эти пустоголовые пиявки расходились перед ним, как вода перед Моисеем, корчили напуганные рожицы и так смешно кричали, просто умора! А потом его убили. Ребёнок. Двенадцатилетний. Одно льстило – хотя бы сын никчёмного лиса, а не просто стадо! Потом карма, процесс возрождения, урод Ишшики со своим сынком-хамлом. А потом терпеть общество сынка-хамла в качестве брата сосуда. Одни унижения, куда не глянь. Потом сынок-хамлище изловчился смертельно ранить драгоценный сосуд, опять удручающее чувство смерти и очередная порция отборного унижения. Шанс на долгожданное возрождение был исчерпан и втоптан в грязь очередным противным ребёнком. Человечачим! Что поделать? Воскресил, куда деваться. Потом, слава клану, появилось новое развлечение. Как манна божья, на голову им свалилось это пересечение мыслей! И Момошики начал всё с чистого листа, как он только не унижался перед этим трехромосомным созданием! И крякал, и квакал и мычал и кричал! Сначала гордость не давала, стоит признать. Как не крути дело чести. Потом вспомнил, что, собственно, кроме дитя его никто не услышит. Да и вообще мнение пиявок не волнует. Пошёл под откос. Стоит отдать какую-никакую честь всемогуществу девчонки-выпендрежницы. Вкупе с придурочным Ква-кваки подарила ему золотой билетик на новый аттракцион, под названием, "Расшатай Остатки Психики Сопляка". И он мстительно заткнулся, отсиживаясь на периферии чужого сознания, как вездесущий ночной кошмар. Да, Убыточное Создание под названием "Саске-сан" сначало мельтешило перед глазами, но не было предела его злорадству, когда того утилизировали, превратив в древоподобное атрофированное нечто. Проблема, пожалуй, была только в том, что злосчастный малёк и тут преуспел, как всегда беря пример со своего ненаглядного. Решил, что раз древесной корой ему не обрасти, можно и просто походить с несчастным таблом бревна. Смехуечки прервались, стало скучно. Шизофренические речи малька больше не запугивали, да и вообще на эмоции не выводили. Пришлось возвращаться к первоначальному унизительному истоку. –Дитя. Боруто крутил сюрикен, расслабленный птичьими вокалами. Хитрый, знакомый как свои пять пальцев, голос, каркающий что-то с дерева отвлекал. Но выдавать раздражения было нельзя, пришлось собрать остатки спокойствия. –Ну? –Купи слона, малец. –Чего? Он удивился. Это были шутки-приколы его академической юности. –Все говорят "Чего", а ты возьми и купи слона. —... –Дитя. –... –Все молчат, а ты возьми и купи слона. –... –Боруто. –... –Все молчат, а ты возьми и купи слона. –... Новое развлечение пришло само – малёк умудрился заболеть! Как бы у Момошики не морщилось лицо от того, что сосуд хочет загнать их в могилу побыстрее, такое расположение дел его больше радовало, чем нет. Поэтому, когда Боруто в очередной раз расчихался и загнусавил, Ооцуцуки собрал в кучу всю свою язвительность и иронию в тандеме с злорадством, получив гремучую смесь. И на очередное "Апчхи!" со всей оживленностью ответил: –Будь здоров, Боруто! В ответ малёк ошалело и громко чихнул, чуть не подавившись собственными слюнями, и счастливый Момошики продолжил бесконечную цепочку. –Будь здоров, Боруто! К концу третьего дня у Боруто дёргался глаз от этой фразы. Ему нужно было постараться, чтобы сдержать свой загробный вой и не позволить бледному насладится его горем. День ото дня волосатый умудрялся портить ему всю малину. Узумаки надеялся, что ему надоест само по себе, как обычно, но с каждым днём, с каждым злоебучим "будь здоров!", его надежда вяла как лишённый солнца цветок. Как там говорят, "надежда умирает последней"? Так вот, они с надеждой играют в гонки на выживание... "Апчхи!" вырвалось само по себе. –Будь здоров, Боруто! – С тем же энтузиазмом ответили ему. Как только словесный понос перестал приносить раздражение и Боруто смирился с новой умопомрачительной обстановкой дел, привыкнув к унижающемуся ежедневно Момошики, тот выдал что-то новое. И удостоил его чести личного визита. Показательно глядя на свой сосуд, как на дерьмо, он ткнул его пальцем в щеку. Потом в нос и глаз, а когда глаза Боруто перешли стадию "вылезти из орбит", он ткнул в лоб, потом в шею, и делал это всё с максимально непричастным выражением лица. Словно действительно тычет в кусок дерьма на асфальте. –Что ты творишь. –Не трогаю тебя. Без интереса и с напускной брезгливостью, он уже в открытую лапал его! Оттягивал щеки, щипал за нос, дёргал волосы! –Ты уверен? –Да. – Сказал. –Уверен. Я тебя не трогаю. Когда терпение было исчерпано, Боруто отвернулся, зная, что на волосатого это не сработает. И к своему несчастью, оказался прав. Тот продолжил свое дело, с довольным видом тыкал, хлопал, щипал и повторял как мантру: "Я тебя не трогаю. Я тебя не трогаю. Я тебя не трогаю." –Господи.. Прекрати, выродок! –Нет. Тык. –Господь не прекратит. Тык. –Я тебя не трогаю. Щипок. –Я тебя не трогаю. –Я тебя ненавижу. –... –Я тебя не трогаю. Не трогаю. Видишь? Я тебя не трогаю. Я тебя не трогаю. Я тебя не тро....