Полчаса

Тело абсолютно расслабленно. Так бывает только, если лежать на диване в просторной прохладной гостиной, опустив голову на крепкое бедро абсолютно спокойного человека рядом, закрыть глаза и медленно вдыхать доносящийся от приоткрытой двери запах пустыни и моря… — Сколько? — всегда тихой голос, который всегда слышали все. — 4 часа. Снова тишина. Крохотная личинка человека ворочается в своей люльке. Ей уже почти годик, совсем большая. На широком, в папу, бледном лице — огромные тёмные мамины глаза. За команду кудрявых в их большой тёплой и гостеприимной семье… — Я не справляюсь, — почти по слогам, признаваясь, скорее самому себе, чем человеку рядом. — Я не справляюсь… Я не справлюсь без вас. Зажмуриться от невыносимой боли от кола. пронзающего душу, проворачивающегося, впивающегося всё глубже, каждый раз, когда в голову приходит эта ужасная, эгоистичная, жестокая мысль: — Вы бросили меня… Так далеко… — Ну, я теперь куда ближе, чем был… Широкая ладонь ложится на грудь. Тепло чужого тела забирает часть боли. Принимает часть боли на себя. Так, как это было всегда. Так, как, когда разделённые безумной идеей футбольного бога, они всё равно оставались единым целым на поле. Самим, двуликим, разумным и агрессивным, быстрым и чётким, идеальным во всём олицетворением Игры. — Оставь сарказм для Златана, — боль, проливающаяся за границы густых чёрных ресниц двумя ручейками жгуче горьких слёз. Прожигающих тонкую бледную даже под солнцем древней пустыми кожу, впитывающаяся в исполосованную шрамами, похожую на лоскутное одеяло душу… — Не вздыхай так, я знаю, что ты с ним общаешься. И тишина становится вдруг ещё глубже. Настолько, что в ней тонет стук коготков пробежавшей по второму этажу собаки и особенно сладкое перед пробуждением сопение дочки. Они безмолвно поклялись однажды на могиле того, кого не смогли остановить, никогда не бросать друг друга и никогда не молчать. Отвечать на звонки друг друга всегда. Слово держит он один. — Что случилось? Спокойно и сдержанно. По-прежнему не смотрит в глаза, но держит ладонь на груди, слушает ритм, будто вплавляясь в кожу. Будто проникая в кровоток. Как это было всегда, когда обнимал после тяжёлых побед и обидных поражений. Как, когда первым подбежал, чтобы помочь встать. И первым узнал, что какое-то время им придётся справляться самим. Ему придётся справляться одному. — Я не Раайкард. И, тем более не Пеп. — Никто не Раайкард и никто не Пеп… Ещё минута тишины, за которую мокрые ресницы слипаются от жгучей солёной воды, и приходится заставить привести в движение руку, чтобы промокнуть слёзы. Становится почему-то немного легче. И ещё немного меньше больно. — Что случилось? Он страшный зануда, способный докопаться до сути чего угодно. Даже задворок чужой души. — У Дани подозревают аутизм… Где-то наверху просыпается другой ребёнок. Девочка, ровесница Самой Главной Победы. Свидетель их сияния, доминирования, потерь и падения. Со светлыми как у папы глазами и прямыми волосами, как у мамы, лишь на кончиках завивающихся колечками от влажности и жары. — Он ещё слишком маленький. Вы с Нурией и Асей просто весь эфир забиваете, вот ему и некуда слово вставить. Говорите с ним и он заговорит… Вдоль грудной клетки пробегает холодком болезненный спазм. Привести сюда детей, пробыть вместе, всем вместе, одной, целой футбольной командой месяц или два. Забыть о мире за пределами коттеджа с видом на море и выходом в пустыню. И всё встало бы на свои места. — Что случилось? — Я теряю контроль… Так трудно контролировать всё вокруг, когда нет сил контролировать даже себя… — Делай, что должно и будь, что будет… Простая истина, сдирающая последние заграждения, об которые бьются изнутри волны боли и отчаяния, непонимания, что делать и как жить дальше… — Ты вернёшься? Тёплая бледная ладонь гладит по высокому лбу, большой палец задевает мокрые ресницы. — Однажды я вернусь… И там, внутри становится так пусто. Так внутри остаётся только одинокий ребёнок, который однажды нашёл в лице величайшего в мире футбольного клуба дом и семью. — Я буду ждать… Одно общее на двоих тепло. Одна общая на двоих боль. И точное знание наверняка: теперь надо просто начинать с нуля. — Спи, Хави. Я разбужу тебя через три с половиной часа. И просто ждать.