Дорогая Сара…
Перо, мягко зажатое меж пальцев, выводит буквы одна за другой. По нескольким чернильным каплям и зачеркнутым выше пробным фразам понятно – письмо дается не так легко, как кажется. На столе разбросаны листы пергамента. Где-то на них попал желто-белый воск, местами видны смятые и оборванные углы бумаги. Огонь сгоревшей пополам свечи прыгает отблесками из стороны в сторону. Все это так похоже на работу. В богато обустроенном кабинете растеклась тишина. Она дышит гранатовым вином и, подобно заинтересованному ребенку, следит за малейшим шуршанием пера. Оно скачет по бумаге и, кривляясь, выводит с каждым разом все больше завитков. Люций не раз слышал, что его почерк по-женски аккуратен и красив.…Прошло столько лет с нашего последнего разговора по душам. И, знаешь, раз сегодня праздник, то я буду откровенен.
Брови Люция задумчиво свелись на переносице. Кажется, что каждое выведенное слово дается ему с трудом. Тяжело посвятить в свои мысли даже бумагу, когда рядом нет той прочной опоры, какая была еще десять лет назад.Сегодня твой день рождения. Тебе должно было исполниться около пятидесяти? Не боишься старости?
Люций недовольно чиркает по фразе. Та сразу же прячется за черными линями чернил. Последнее было не к месту. Сара ничего не боится.Конечно, когда же еще могла родиться такая, как ты. Осень и правда тебе под стать. Раньше мне казалось, что твои волосы сплетены из опавшей листвы и скошенных колосьев. Дурак, не правда ли?
Не будь ты такой засоней, мы бы могли сейчас сидеть за бокалом вина...
Люцию все больше начинает казаться, что это похоже на конспект. Обрывки фраз и сухие тезисы с глупыми донельзя попытками шутить.Прошло столько лет… А ты все та же: спишь и спишь. Без тебя мне некому насыпать лягушек в капюшон мантии или попрактиковать фларканский. Интересно, помнишь ли ты из него хоть что-то…
Рука произвольно тянется к бокалу. Тот прижимает собой несколько разбросанных конвертов. Каждый перевязан толстым жгутом и запечатан сургучом.Сложно оставаться оригинальным. Все, что можно, я написал тебе столько сотен тысяч раз, что это стало вредной привычкой. Да, госпожа Сорель, ты моя привычка, ты моя слабость.
Я мог бы забыть. Нет, хотел бы. Но ты никогда не отпускаешь меня. При этом и не держишь. Ты просто издеваешься; проверяешь, дождусь ли я тебя, смогу ли сдаться.
Но это нечестно. Я тону в зыбучих песках своих воспоминаний. Мне приходится мириться с тем, кем я стал и кем не буду. Живу изо дня в день, смотрю в неизменное отражение зеркала и гадаю, увижу ли я тебя снова.
У нас тут все поменялось. Тебе будет весело, когда вернешься. Но я тебе ничего не скажу, считай это небольшой местью за твое долгое отсутствие.
Люций тихо смеется. Он будто общается с человеком рядом с собой. И нет между ними каменных стен обителей, стольких лет разлуки и бесконечного одиночества темного дива. Он мягко поворачивается в кресле, кусает кончик пера и смотрит в окно. Звезды начинают покрываться рассветным румянцем. Так похоже на ее летние веснушки.Но если ты подумаешь, что я зря тут теряю время, то это не так. Мне придется познакомить тебя с некоторыми новыми «союзниками». Уверен, они тебе понравятся.
Конечно, все они говорят, что ты больше меня не вспомнишь. Но разве можно забыть такого, как я? Ты бы, правда, поступила так со мной? В таком случае я сам не скажу тебе ни слова – вспомни все сама. Теперь тебе это под силу.
Люций с оценкой смотрит на чернильные слова и фразы. Странно, даэвы не пьянеют от вина, но такое он бы на трезвую голову вряд ли смог сказать.Про твоего брата я промолчу. Как бы я к тебе ни относился, неожиданные сюрпризы и семейные драмы я люблю больше. Но, не переживай, я никогда не смогу подвергнуть тебя смертельной опасности. Ты же, как никак, святая.
Да, помнишь, я писал об этом ранее? Так вот, я сочинил еще несколько легенд, и в народе это понравилось многим. Мне доставляет удовольствие возвышать тебя все выше и выше над собой. Взор внезапно падает на светлую икону, что тихо стоит в углу стола. По раме приклеена пара священных волос. – Прости, не смог удержаться, когда в последний раз обновлял печати. Подумал, что уж это точно тебя разбудит.Иногда я действительно жалею, что тогда ты не убила меня. Мне надоело ждать тебя в этом одиночестве. Ты же обежала всегда быть рядом. И где же ты сейчас?
Твои друзья тоже скучают. Уверен, ты бы хотела видеть их рядом с собой сегодня.
Все поменялось. Рафаиль говорит, что поменялся и я. Но я ему не верю. Чувствую, что попал в стагнацию своей собственной жизни. Даже вино начал пить только по праздникам. Ты бы не поверила...
От еще одной фразы Люция отвлекает глухой стук в дверь. Так слышится звук топора за несколько десятков миль. – Господин, вы звали? – милая девушка слегка приоткрывает дверь. Длинные локоны волос вплывают в кабинет быстрее ее хозяйки. Люций не показывает легкого испуга, лишь ладонь мажет по свежим отпечаткам чернил. Конечно, каждый в ордене ценит пунктуальность, однако за столь трепетным занятием легко потерять счет времени любому. – Да, звал. – рука сама, будто по привычке, пытается незаметно закончить текст вперед даэва. – Я еще не закончил. Дай мне одну минуту, Майя.Прости, я не успеваю сказать тебе многого. Но уверен, что расскажу тебе все, что только смогу в ближайшее время.
Увидимся с тобой во снах, О Пресвятая Сара.
Пока сургуч топится на свечном огне, Люций сам томит себя. Думает, как бы лучше закончить эту исповедь.Прости, что не уберег тебя. Твой вечный Лю...
Впервые перо замирает, не дает продолжить единственное слово. В углу неловко копошится девушка, покашливает время от времени в слегка полные ладони и бегает глазами по всем стенам кабинета.Прости. Твой вечный Люций.
Фраза поверх другой. Она выглядит неловко, нелепо и несуразно. Выведена печатными буквами. Так дети учатся чертить печати. Далее следует привычный ритуал: конверт принимает в себя письмо, заворачивается аккуратной фигурой и связывается в два раза веревкой. Сургуч запечатывает пергамен, прижигает все сказанное личной печатью. Что ни говори, а выглядит весьма интимно. – Вот. Отнеси это Сорель. – Люций со спины протягивает служанке с дюжину похожих друга на друга конвертов. "Неужто спятил?" – не озвучивает – думает служанка. – Но... госпожа Сорель.... – та пытается подобрать слова, но отсутствие должного воспитания все же вырывается из уст. Как бы она ни старалась, бороться с этим выше ее сил. – Да. Отнеси это туда, куда я тебя уже водил. Тебя проводят. И озвучат некоторые инструкции. Майя слушается. Не смеет спросить лишнего и тихо уходит, прижимая конверты к груди. Она представляла, с какими причудами может быть наследник Морана. В комнате наконец наступает полная тишина. Не та, что была ранее. Нет больше шкварчания умирающей свечи, утренние птицы тоже перестали петь, перо больше не царапает бумагу. Слышится только единственный вздох Люция. – С днем рождения, Сара. – Люций облокачивается о подоконник, закидывает голову назад и сверху-вниз смотрит на утренние звезды. Он скучает. И надеется, что Сара тоже.