Звенящая пошлость

Я тот случай — голову ломай

Круче всех-всех сучек, просто понимай

На высоту сам себя поднимай

Свою пустоту мною не заполняй, не заполняй

Хочешь меня, сам себя поменяй...

Сам себя поменяй!

Эрика Лундмоен, Яд

             «Эй, Анзу, знаешь что? Ты мне нравишься! Реально нравишься... Удивлен, что ты до сих пор этого не заметила: у меня типа жесткий стояк на тебя и все такое — да я чуть ли из трусов не выпрыгиваю, когда тебя вижу! Ой, а хочешь я расскажу тебе один маленький секрет? По дружбе!» — мерзко хихикает Джоночи. Парень скачет вокруг своей парты, как настоящий бабуин, бьет кулаками в грудь, чешет об каждый угол свою задницу, хватает себя за школьную рубашку: бедные пластмассовые пуговицы долго с собой такого обращения не выдерживают и вскоре лопаются, разлетаясь (ну прямо как в старых черно-белых мультиках) беспорядочной дробью в разные стороны. Кто-то пронзительно вскрикнул неподалеку. Похоже, одна из пуговиц угодила их нерадивому однокласснику прямо в глаз, ха-ха... Короче!       Этот пустоголовый болван делает все, чтобы продемонстрировать девке свою пресловутую маскулинность, старается, очевидно, показаться «клевым» — в духе этаких напыщенных красавчиков старшей школы, обычно капитанов баскетбольных, волейбольных, футбольных, вставить нужное, сборных из подростковой манги, — но выглядит это все до того убого, что ему впору бы написать прямо у себя на лбу: «я хочу, чтобы ты дала мне в школьном туалете и желательно поскорей, не то я превращусь такими темпами в настоящий чайник, из ушей начнет с оглушительным свистом валить пар, на губах соберется, покрывшись сеткой мелких радужных пузырей, густая пена, и я буду закипать до тех самых пор, пока содержимое не повалит через край и я не обоссусь от тебя кипятком»... Хотя нет, для лба эта фраза, пожалуй, длинновата — лучше тогда сразу табличку на шею повесить.       «Ах, Джоночи-кун, что за дурацкие вопросы ты задаешь, конечно, я хочу! Разве беспутные соски вроде меня хоть раз отказывали в чем-либо типичному (да-да, со всеми отсюда вытекающими: громкая отрыжка, сальные шуточки и едкий запах пота, неизменный спутник всех его затасканных до дыр футболок) обладателю члена? Давай я просто встану вот здесь и буду миленько хлопать своими кукольными глазками, делая вид, будто ловлю бездумно каждое твое слово, а на деле же просто возьму и пропущу все мимо ушей, ведь я слишком красивая, чтобы напрягать свои крошечные мозги. Так пойдет?» — Голос у Анзу противный, визгливый, от него в кабинете дрожат беспрерывно стекла и все тридцать два зуба пронзает острой болью. Девчонка надувает кокетливо пухлые губки и вертит туда-сюда без остановки непомерно толстой задницей: нет, это просто смешно — куда ей с такой в танцовщицы метить!       «Прости, Анзу, я так долго скрывал от тебя правду, но, думаю, ты тоже имеешь право это знать. Да… пришло время рассказать! Видишь ли, я уже очень давно болен — оказалось, что я родился с серьезной патологией. У меня... у меня в голове совершенно пусто. Нет, серьезно. Я появился на свет абсолютно безмозглым! Поэтому, когда я был еще совсем маленьким, врачи провели мне в срочном порядке необратимую трансплантацию и пересадили мозг недоразвитой обезьяны. Кстати, ты любишь бананы?» — заверещал, горько оплакивая свою судьбу, он пронзительно, с каждой секундой все больше и больше смахивая на примата.       «Какая грустная история! Бедный-бедный Джоночи, мне так жаль. Ах, если бы только я могла чем-то помочь, поверь, — я бы сделала все (не слишком переигрываю, нет?) для тебя! Впрочем, следует отдать тебе должное: ты точно знаешь, как мастерски надавить глупеньким девушкам вроде меня на жалость. Хм-м, до чего же странное это чувство, мне вдруг резко захотелось тебе дать... Вот что! Давай-ка мы с тобой поступим следующим образом: сейчас я немного поработаю на публику, расплачусь демонстративно у всех на виду, посокрушаюсь горестно для виду, — да-а, такая вот я сентиментальная девушка, чуть что, сразу ударяюсь в слезы! — ты, конечно же, начнешь меня успокаивать, прижмешь к себе, пообещаешь быть сильным, все дела, потом я выскользну незаметно из кабинета, мол, у меня тушь потекла и вообще я типа вся такая в трауре, а ты, как самый настоящий герой, побежишь за мной? Этап лирических прелюдий (мама говорит, целоваться до свадьбы нехорошо!) можем сразу опустить: до звонка осталось всего каких-то пару минут, но, думаю, тебе и этого вполне хватит. Ну что, договорились?»       «Ты еще спрашиваешь? Конечно договорились!» — и они кидаются как остервенелые в объятия друг друга, хватаются судорожно за руки, воздевают головы к потолку и начинают истошно рыдать, то и дело вопрошая у старомодных люминесцентных ламп «за что — за что нам это все, ками?», «ответь же нам, ками!». А потом начинают вдруг танцевать. Как в дешевом индийском кино. У-у-у-у, а-а-а-а...       Бакура надрывно смеется и даже кладет для пущей убедительности руку на живот, чуть было не свалившись ненароком со стула.       На самом деле, все было не совсем так.              — Эй, Анзу, как провела выходные? — стоило только звонку возвестить о конце очередного скучного урока, как Джоночи тут же выскочил из-за своей парты и побежал к друзьям. Увидев, что к ним, столпившимся тесно вокруг парты Юги, подходит Анзу, юноша поприветствовал ту задорной улыбкой, повернулся к ней, сложил руки за головой и принялся неуклюже раскачиваться на пятках.       — М-м-м... неплохо. Я бы даже сказала, отлично. Да! У меня все прекрасно, — тяжело вздыхает девушка и тут же опускает взгляд, сминая изящными пальчиками края своей ярко-голубой юбки. Она поворачивается к Джоночи вполоборота и старается встать к нему так, чтобы парень не видел ее лица — то волосами прикроется, то ладонью, мол, ей срочно нужно поправить и без того аккуратную челку, то вовсе резко дернет головой, отшатнувшись как от дикого огня, — но ему хватает одного-единственного взгляда, брошенного украдкой на кислую мину подруги (брови напряженного сведены, губы превратились в тонкую полоску), и вот он уже все прекрасно понимает: Анзу чем-то расстроена.       — Правда, что ли? А чего тогда лицо такое постное? Ты на меня, конечно, не обижайся, но счастливые люди — они совсем по-другому выглядят: улыбаются там, песни распевают, все дела. Колись давай! Чего нос повесила? — Джоночи подходит к ней сзади, складывает руки на груди и чуть подается вперед, исключительно любопытства ради! Просто ему так лучше слышно. А еще видно. И думается тут определенно неплохо: столько разных мыслей в голову приходит и все об одном и том же... Словом! На губах парня играет легкая обворожительная улыбка, он делает медленный шаг вперед и наклоняется еще ближе, хищно нависая над плечом подруги, угрожая в любую минуту водрузить на него свой точеный подбородок; не проходит и нескольких секунд, как щеки девушки заливает предательский румянец.       — Все хорошо, честно! Видишь, я улыбаюсь? Прямо как ты и сказал: пою, танцую и вообще искренне радуюсь жизни. Нет, ну правда, что ты на меня так... Эй-эй, только не вздумай начать щекотаться! Терпеть не могу щекотку, — верно, по всей видимости, истолковав недвусмысленный взгляд блондина, Анзу резко дернулась вперед и предупреждающе вскинула руки, как бы говоря: «давай-ка лучше без резких движений, парень, не то я за себя на ручаюсь».       — Чего ты пристал к ней, в самом деле? Не хочет говорить — не надо. Пускай себе молчит дальше. Вот когда созреет окончательно, тогда и скажет, чай не маленькая уже. Сама разберется, что и когда ей говорить. Хватит допытываться, это как минимум невежливо! — фыркает Хонда, отвлекаясь на секунду от «смертельной» дуэли: Юги сидит за своей партой, напротив него расположился, оседлав стул задом наперед, Отоги, и вид у них сейчас такой, как будто от исхода этого карточного поединка, затеянного шутки ради на очередной перемене, зависят, по меньшей мере, их жизни.       — Ой, подумаешь! Тоже мне, друзья называется. «Не хочет говорить — не надо», «не маленькая уже, сама разберется», «хватит допытываться, это невежливо». Больно надо вас всех допрашивать! Я же как лучше хотел, участие там проявлял, заботу... Да ну вас короче! Что толку перед вами оправдываться, все равно ведь не послушаете. Будете до последнего меня и в хвост, и в гриву шерстить. А потом вдруг — упс! Произойдет что-нибудь в стиле: «Ребят, у меня тут походу в древнеегипетском Кубике Рубика мятежная душа какого-то непонятного фараона пробудилась, и, кажется, он начал убивать за моей спиной людей (у него типа фетиш такой, ага), но я в этом типа не уверен, поэтому не хотелось бы, конечно, тревожить вас по пустякам. Забудьте все, что я вам сказал», да? — смертельно обиделся Джоночи, намекая своей последней фразой, очевидно, на Юги, который, прекрасно этот намек уловив, предпочел никак его тираду не комментировать. Более того! Он даже пытался сделать вид, будто настолько сильно поглощен, что кроме этих дурацких карт ничего не видит и не слышит, однако вспыхнувшие малиновым цветом уши подростка говорили сами за себя. — То-то же! — довольный произведенным эффектом, усмехнулся Джоночи и тут же сразу переключился на игру: встал позади Юги, схватился руками за спинку его стула, вытянул угрожающе свою длинную шею и начал молча изучать карты в руке мальчишки, то и дело поглядывая, а-ля опытный тренер, магистр боевых искусств на выражение лица соперника. Анзу, между тем, тяжело вздохнула.       Непонятно: то ли она сделала это с облегчением, радуясь про себя, что ей не придется-таки ничего объяснять своему тупоголовому бестактному другу и терпеть вдобавок ненавистную щекотку, то ли она действительно расстроилась, что никто даже не попытался, как это часто бывает с девушками, поуговаривать ее, проявить к ней максимум заботы, сочувствия, мужского внимания, в конце-то концов, — типа «у-у-у, посмотрите на них, сидят, бесчувственные нарциссы, уткнулись в свои карты: плечи напряжены, головы опущены, аж пропотели насквозь бедные, так сильно перетрудились, прямо мозги кипят! Ну-ну, а потом они еще удивляются, „почему это за ним, милым чутким парнем с таинственным прошлым и бесконечным одиночеством во взгляде, целые толпы поклонниц бегают, а от меня так девочки не фанатеют?“. Мужчины, что тут скажешь!». Девушка лишь молча качает головой. Как вдруг…       Она ни с того ни с сего подпрыгивает испуганно на месте и резко оборачивается, словно бы почувствовав: за ней пристально наблюдают. Их взгляды пересекаются. Эй, ему показалось, или она сейчас и правда невольно покраснела? Бакура хищно улыбается, глядя ей прямо в глаза, и Анзу, не то смущенная, не то перепуганная его звериным оскалом, поспешно отворачивается, подходит ближе к столу (дуэль мальчишек вот-вот завершится), старается укрыться от этого плотоядного взгляда за спинами друзей. Его это забавляет.       Бакуре нравится мозолить им время от времени глаза.       Он сидит как ни в чем не бывало за своей партой и раскачивается взад-вперед на стуле, закинув бесцеремонно худые ноги на деревянную столешницу поверх учебников, разноцветных карандашей и тетрадок; руки парня сцеплены за головой, на груди поблескивает (их это явно нервирует, он знает) гордо золотое кольцо с острыми, прямо как его собственный язык, шипами — артефакт миллениума, источник чуть ли не всех проблем человечества.       Вокруг него крутится неизменно стайка хихикающих девчонок, представительницы так называемого «фан-клуба Бакуры Рё». В прошлом женщины боялись его даже больше, чем самого ненасытного, безжалостного в своем разрушительном проявлении огня — видимо, жуткий рубленный шрам на левой половине лица и дурная привычка оставлять за собой целую гору трупов, куда бы тот ни пошел, особого доверия им не внушали, — однако нынешние девушки, похоже, не слишком-то разборчивы в своих предпочтениях: им одинаково нравится, когда тихий застенчивый мальчик Рё приходит в школу без обеда, потому что опять всю ночь смотрел допоздна свои дурацкие мультики про девочек-волшебниц, и потом неловко мнется голодный, бормочет себе под нос «ох, нет-нет, я вовсе не голоден, правда, вы вовсе не обязаны...», а они все дружно угощают его домашними котлетками, воздушным омлетом и прочими кулинарными изысками, часто в форме сердечек и всяких там аляповатых цветочков, приготовленными — вот это совпадение! — как нельзя кстати «по настроению»; и когда его темная, — ублюдочная, изъясняясь языком современных подростков, во всех отношениях сторона ловит одну из этих девчонок в пустынном коридоре, утаскивает куда-нибудь под лестницу и прижимает грубо к стене, заставляя их пылкие девичьи сердца буквально лопаться, выпуская наружу, подобно гигантскому мясистому кокону, мириады хищных кроваво-красных бабочек, а колени дрожать от предвкушения. Да, им такое определенно нравится... Кроме нее.       Всем — кроме нее.       Анзу, видите ли, у нас девушка строгая, неприступная: дружит с одними только мальчишками, но умудряется при этом сохранять между ними и собой какую-никакую дистанцию, за красавчиками вроде Сето Кайбы не бегает, одевается скромно и со вкусом. Короче, не такая как все. Даже как-то... ну, завидно становится, что ли.       Без нее «коллекция» будет неполной.       Бакура встает и молча направляется в их сторону: все ж таки они с ним лучшие друзья, надо бы и поздороваться! Стараясь держаться непринужденно, парень гордо вскидывает подбородок и засовывает руки в карманы — каждый шаг его сопровождает ритмичное позвякивание кольца. Он приближается неторопливо, почти что угрожающе, и парни, кажется, не обращают на это никакого внимания, дескать, все четверо поглощены с ног до головы игрой, но эта девчонка, о-о-о, уж она-то наверняка заметила! Хоть и повернулась к нему нарочно спиной, склонившись вместе с остальными над партой Юги, пытаясь изо всех сил вникнуть в ход игры, однако плечи бедняжки то и дело заметно вздрагивают, стоит ему только шагнуть вперед. «Ну прямо как кошка с мышкой» — мысленно усмехается Бакура.       — Ха, говорил же; на этом ходу все будет кончено — ты сам не заметил, как угодил в мою ловушку. Я выиграл. Снова! — подпрыгнув радостно на стуле, воскликнул Юги.       Анзу хлопает его легонько по плечу, хвалит, говорит, какой он молодец. Мальчишка отвечает ей застенчивой улыбкой, весь такой из себя робкий и плюшевый. Идиллия! Самая настоящая идиллия! Мечта любого современного подростка: чтобы и в картах тебе постоянно везло (да с такой удачей, как у Юги, впору не только Королем Дуэлей стать, но и парочку законов нарушить — ну право слово, разве в городе нет ни одного подпольного казино?), и симпатичная подруга детства всегда рядом. Позови ее — и она уже тут как тут, примостилась чинно у тебя под боком. Всегда мила и учтива. Первая красавица в школе! Только вот Юги — впрочем, то же касается и его пресловутой «темной» стороны, — кажется, особо-то в ней и не заинтересован.       Бакура качает едва заметно головой.       Годы идут, но так ничего и не меняется...       «Что, фараон, снова на одни и те же грабли? Неужто опять жадничаешь? И тысячелетнюю головоломку тебе подавай, и карты богов, и новых друзей, и девчонку! Нехорошо, фараон, очень нехорошо — видать, забыл ты совсем, чему я учил тебя в далеком прошлом. А я ведь еще тогда говорил, и не раз: с друзьями принято делиться!»       Пользуясь тем, что Джоночи и Хонда как нельзя кстати отвлеклись на показательную (главное, такую «необходимую») демонстрацию чуткости, взаимопонимания и, что самое важное, безграничного уважения чувств проигравших, а именно — загнали бедного Отоги в ловушку между свободными партами и принялись всячески унижать его достоинство, напоминая о позорном, как они имели удовольствие выразиться, клейме побежденного и попутно тыкая пальцами ему под ребра — Бакура подкрался незаметно к Юги, твердо вознамерившись застать своим неожиданным появлением мальчишку врасплох и тем самым перепугать его до чертиков... (Вообще-то, если уж быть до конца откровенным, Юги на самом деле втайне симпатизировал ему: он похож на его маленького хозяина, очаровательного крошку Рё. Такой же милый, кроткий, добросердечный — всепрощающий! — ангел. Лишенный всех тех низменных пороков, какими, увы, обладают в той или иной степени его кретины-друзья, он ставит превыше всего благополучие других людей, старается почаще улыбаться, пускай временами эта лучистая ободряющая улыбка дается ему с огромным трудом, готов на любые жертвы ради своих близких и никогда по-настоящему не злится. Что ни скажи ему — все стерпит. А уж своим телом так и вовсе чуть ли направо-налево не разбрасывается: то его мутузят все, кому не лень, то пытаются задушить, то сжигают, то связывают по рукам и ногам и решают принести в качестве «жертвы» самой первозданной тьме, очередное тупое условие, которое никто не просил, и... Ну не-ет, фараон определенно не заслуживает его — ни как своего ближайшего союзника, ни как сосуд). Но тут! Девушка молниеносно обернулась, словно бы почувствовав затылком исходящую от него безмолвную угрозу, и тут же самоотверженно заслонила лучшего друга грудью, вклинившись аккурат между ним и Юги.       — Уходи, — произнесла она, нахмурившись. Бакура, признаться, даже немного растерялся, увидев Анзу такой: суровой и мрачной, похлеще всяких грозовых туч, что каждый раз накрывали собою Домино в разгар сезона дождей, — лицо, которое девушка никогда не показывала своим друзьям, но всегда обращала против тех, кто желал им зла.       — Ой, да брось ты. Я просто хотел поздороваться, всего-то! — Бакура нацепил самую обаятельную (читать — кровожадную) улыбку, какую только мог из себя выдавить, и даже сделал вид, что говорит правду. Ну так, антуража ради.       — Я видела тебя, — сдвинув недоверчиво брови, заявляет, не отступаясь от своего, Анзу. — Видела, как ты крадешься точно дикий зверь, прячась за спинами наших одноклассников. Ты явно что-то замышляешь! Уходи.       «Ага, спалила, значит, меня, да? Вот же сучка глазастая! И когда только, спрашивается, успела» — подумал Бакура, внешне продолжая оставаться абсолютно спокойным, как если бы он и правда был всего-навсего задиристым подростком: обычный школьный хулиган, каких полно. Он стоял, нарочито сгорбившись, выгнув свою длинную худую шею, засунув небрежно руки в карманы узких темно-синих штанов, и только взгляд, цепкий, пронизывающий до самых костей, его карих глаз, пущенный из-под растрепанной челки, выдавал истину. Раздраженный и остервенелый, демон скользнул им по лицу девушки и перекинулся затем на ее шею, грудь, талию, бедра...       — Ты все не так поняла. Да я само олицетворение понятия нравственности, кукла! Я просто... — Бакура оскалился. Он протянул к ней руку, думая, будто бы Анзу отшатнется в панике назад, но девушка лишь шлепнула его больно по ладони и отмахнулась, как от надоедливой мухи.       — О, нет, кажется, это ты меня не понял: я тебе вовсе не кукла! — не то вконец осмелев, не то лишившись напрочь рассудка («эй, у этой девчонки вообще есть чувство самосохранения?»), Анзу пихает его в грудь, заставляя парня нелепо пошатнуться и отступить. — Можно подумать, я слепая и не вижу, что именно ты задумал. У тебя же на лице все написано! Сколько можно пытаться нас обмануть; ты думаешь, мы все здесь настолько тупые, чтобы в очередной раз слепо довериться тебе, пока это хреново кольцо продолжается болтаться на твоей шее? Нет! Твои дешевые трюки больше не сработают ни на одном из нас, потому что мы не боимся тебя, мы выше всего этого, выше всех твоих гнусных делишек и хитроумных интриг. Что же касается всего остального... — Тут она злорадно усмехнулась, точно вернув ему его собственную улыбку, в такие моменты особенно дерзкую и плотоядную, и продолжила уже куда громче — так, чтобы слышали все. — Сдается мне, ты принял меня за одну из этих бесстыдных потаскушек, участниц нашумевшего фан-клуба имени себя-любимого? (Анзу перевела взгляд на стайку притихших девушек и самодовольно хмыкнула; потаскушки, как она «ласково» назвала их, в долгу тоже не остались, ответив каждая свирепым взглядом уязвленной до глубины души девы-воительницы, что лишилась в одночасье не только своего женского достоинства — как будто от него вообще что-то осталось, — но и принадлежавшего «только лишь ей одной» звания абсолютной фаворитки темного короля. Так, всего за один краткий миг Анзу умудрилась нажить себе целую толпу непримиримых врагов: мстительных, завистливых девчонок, обладающих, ко всему прочему, развитой интуицией, ибо все они разглядели в хмуром немигающем взгляде Бакуры то, что сам он ощущал в себе до сих пор крайне смутно). В таком случае должна тебя разочаровать — ты мне до смешного противен! Мой тебе совет: вали-ка ты лучше подобру-поздорову в ту вонючую затхлую канаву, откуда соизволил в очередной раз выползти, и тискай там на здоровье своих шлюх. А ко мне и к моим друзьям не лезь! — довольная собой и своим эффектным выступлением на публику, она гордо подбоченилась, уперев руки в бока. «Да-а, жги, детка, туда его», — вот же поганая сука! Взгляд этой чертовки так и горел напускным высокомерием, когда она смотрела на него снизу вверх, вся такая из себя неприступная и дерзкая, ну прямо девушка на миллион! «Что тут скажешь — легкая мишень. Девчонка даже не подозревает, во что вообще влезла. Наивная школьница... Ха, и она будет моей! Плевать, хочет она того или нет. Ей в любом случае нужно преподать урок».       — Все сказала? — прогремел в гнетущей тишине замогильный голос Бакуры. Старшеклассники вокруг них затаили напряженно дыхание: парни и девушки застыли каждый на своих местах, словно тряпичные куклы, в позах абсолютно картинных и нелепых, призванных, очевидно, доказать — они ни в коем разе не подслушивают.       Кто-то (судя по извивающимся без остановки бровям, то встречающихся друг с другом на переносице, то взлетающих аж до самой линии волос) зачитывался вовсю перевернутым вверх ногами учебником... Кто-то застыл у доски с занесенной над исписанной геометрическими теоремами и формулами поверхностью грязной тряпкой... Кто-то просто нагнулся, оттопырив свою костлявую задницу, чтобы поднять упавшую как никогда вовремя ручку или рабочую тетрадь, или деньги, или любую другую чепуху, которая почему-то всегда неизменно падает, стоит ей только оказаться в руках у шестнадцатилетнего подростка, да так и не разогнулся...       — Ты у нас, выходит, особенная, да? — продолжил, усмехнувшись, Бакура. — Ну что ж... это мы еще проверим. Только учти, принцесса, — в сказки я не верю: все-таки реальная жизнь она куда сложней клишированной подростковой манги с этакой неказистой серой мышкой в центре сюжета, главным героем красавчиком и хэппи-эндом. Так что и впечатлить меня тоже ой как непросто. А «исключительность» свою, знаешь ли, нужно еще доказать. — Голос его, непривычно ровный и спокойный, становился все тише и тише с каждым словом, так что одноклассникам, включая даже саму Анзу, — а ведь она стояла прямо напротив него! — пришлось напрячь хорошенько слух, дабы разобрать зловещий шепот юноши. Все так же не вынимая рук из карманов школьных брюк, Бакура молча вернулся к себе и уселся как ни в чем не бывало за парту, откидываясь по обыкновению на спинку неудобного деревянного стула и продолжая упорно делать вид, будто ничего такого не произошло. Одноклассники удивленно таращились на него, провожая парня косыми многозначительными взглядами, но тот больше и слова не произнес: лишь прикрыл устало глаза и отвернулся.       Тогда все уставились на Анзу.       Почти физически ощущая, как сгущается вокруг нее аура чистого любопытства, девушка грозно выпрямилась, отряхнула демонстративно рукава форменного нежно-розового пиджака, мол, «да раз плюнуть!» — я таких как ты каждый день на завтрак ем, неотесанный мужлан — и сложила руки на груди, всем своим видом показывая: разговор окончен, последнее слово за ней. Правда... удержаться от судорожного вздоха, полного если не волнующего трепета, то, по крайней мере, робких сомнений, она все же не смогла.       Его слова повисли в раскаленном от частого дыхания тридцати с лишним старшеклассников (Бакура, конечно, не считается: сегодня он школьник только наполовину) воздухе подобно мрачному пророчеству. Внешне Анзу держалась как могла твердо: надула свои красивые губки, вздернула насмешливо изящный подбородок, откинула челку со лба. Словом! Вела себя максимально естественно. Ударить в грязь лицом для нее — непозволительная роскошь. Впрочем... кое-что все же тревожило девушку. Да, она старалась по возможности игнорировать нарастающее в груди чувство неясного беспокойства: ну повздорили друг с другом князь тьмы и обыкновенная сопливая школьница, подумаешь! С кем не бывает? Но одно Анзу все-таки знала наверняка…       За все шестнадцать лет жизни интуиция еще ни разу не подводила ее.       

♡ ♡ ♡

      На следующей перемене Анзу не рискнула оставаться в кабинете, просто молча выскочила в коридор и ринулась по направлению к женскому туалету. Едва только девушка ступила внутрь, она сразу же прошмыгнула, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, к умывальникам. (Если уж быть до конца откровенным, женские уборные в старшей школе Домино мало чем отличались от мужских: тесное скучное помещение с молочно-белой плиткой и холодным призрачным светом, без окон и каких-либо других признаков цивилизации; по левую стену от входа тянется ряд узких изолированных кабинок с пластиковыми дверьми и открытым верхом, сразу за ними — громоздкие квадратные тумбы со встроенными раковинами и парой-тройкой зеркал, покрытых мутными разводами, характерной чертой всех самых дешевых чистящих средств. Оставшаяся часть пространства, конечно же, пустовала). К счастью, внутри оказалась только группка шумных девчонок из параллельного класса — они обсуждали во всех подробностях «топ-десять самых горячих парней школы», и каждый раз в лидерах, подумать только (тут даже Анзу не сдержалась и закатила машинально глаза), оказывался неизменно Сето Кайба, — да и те, не обратив на появление старшеклассницы ровным счетом никакого внимания, вскоре поспешно удалились, хохоча, точно стая диких африканских гиен.       Бакура проскользнул, никем не замеченный, мрачной тенью прямо у них за спинами — втиснулся ловко в узкую дверную щель и тут же замер на пороге, прислушиваясь...       Анзу топталась по-прежнему возле раковины: скрипнула, проворачиваясь, металлическая ручка, засвистел тихонько кран, хлынула, ударившись с шумом о гладкую эмалированную поверхность, вода. Умывается. «Вот это удача!» — обрадовался мысленно Бакура. «Девчонка умывается! Осталось только дождаться, когда всего на один краткий миг она перестанет смотреться в зеркало и наклонится вперед, готовясь ополоснуть манящей прохладой лицо. И тогда-а, в этот самый миг...»       Нет, Бакура не собирается делать ничего серьезного — так, попугает чуток девчонку и отстанет. В конце концов, школа это не самое подходящее место для дьявольских козней: пускай здесь и сейчас они были совершенно одни, но за пределами женского туалета их все же окружают сотни любопытных глаз. И ушей, если уж на то пошло. «Впредь мне стоит быть осторожнее, и без того порядочно наследил. Тут ведь как — поймают меня, поймают и крошку Рё. Хуже просто не придумаешь: с таким фиг отмажешься, уж больно сильный получится разрыв между привычным образом пай-мальчика и жестокой реальностью, в которой этот самый „мальчик“ трахает направо-налево глупых смазливых школьниц и даже не краснеет. Упаси нас Великая Эннеада! Не то выгонят еще пинками из школы, мне же потом за это и оправдываться. Хм-м-м... А, впрочем, какая разница? Ну право слово, эта фифа сама напрашивается, чтобы я, кхм, „провел с ней воспитательную беседу“. Объяснил, так сказать, предельно четко и ясно, кто тут из нас главный...»       Долго уговаривать его не пришлось. Рискнув если не собственной, хотя, конечно, ничего тут, включая даже само тело, ему формально не принадлежало, пускай толика кое-каких своих «заслуг» у него все же имелась — стараниями демона честное, незапятнанное всякого рода похабщиной и другими скандальными кляксами имя Рё висело теперь на волоске, то, по крайней мере, быть позорно застуканным на месте «преступления» (с другой стороны, если подумать: что тут такого? Ну запе́рся очередной старшеклассник в девчачий туалет, ну потискал маленько аппетитную голубоглазую красотку под юбкой! Разве это так удивительно? Более того! Разве для какого-нибудь наглого сексуально озабоченного мальчишки шестнадцати лет, и нет, он сейчас говорит не о себе, такое не в порядке вещей? Эй, мы ведь говорим о школе! Тут полно всяких испорченных девчонок — что-что, а малышки участницы фан-клуба Бакуры свое дело знают: есть среди них и такие, кто готов раздвинуть перед ним ноги и под лестницей, и в кабинке школьного туалета, да и вообще, где только их несравненному демону-искусителю будет угодно... — и прочих тупоголовых подростков с разбухшими от животной похоти мозгами. Гормоны шалят, все дела... «Если вдруг что-то пойдет через задницу и сюда нагрянут-таки внезапно учителя, просто свалю всю вину на девчонку. Скажу, мол, проходил тихонько мимо, сопротивлялся этим вашим непотребствам, как мог, но соблазны тут чуть ли не на каждом шагу, до чего же тяжело устоять. Короче говоря, она сама меня в туалет затащила, я не виноват! Такой вот я, видите ли, „горячий фрукт“, ну прямо настоящее яблоко раздора — везде нарасхват!»), Бакура прокрался мимо стройного ряда узких темно-синих кабинок и замер, приготовившись выскочить в любой момент из-за угла и, например, макнуть свою жертву лицом в раковину, заставив ту хорошенечко так наглотаться потоком обжигающей горло ледяной воды. А что? Недурно! Это классика: просто и, главное, со вкусом. Да-а-а, пожалуй, именно так он и поступит. Нужно только дождаться подходящего момента.       Бакура изо всех сил напряг слух.       Вот девушка подставила сложенные вместе ладони под струю воды и замерла, очевидно, собираясь с мыслями... Вот потопталась чуть-чуть в нерешительности, цокнула сама себе на уме языком и сделала глубокий вдох... Вот нагнулась, судя по тихому шелесту ткани, поближе к раковине и ополоснула наскоро лицо... Вот…       Вот сейчас!       Повинуясь обострившимся инстинктам — прямо как у хищника во время охоты; они так и кричали ему: «твоя жертва в смертельной ловушке и даже не осознает этого, хватай скорей», — парень выскочил наконец из своего импровизированного укрытия и кинулся со всех ног к Анзу. Которая вдруг резко обернулась, посмотрев ему прямо в глаза.       «Стоп! Тут явно что-то не так...»       От былой уверенности демона не осталось и следа, взгляд жертвы пронзил его насквозь — точно пуля, угодившая метко в лоб. Инстинкты, да-да, те самые, заставлявшие его кровь всего пару мгновений тому назад чуть ли не закипать от предвкушения, разом восстали, предупреждая о скрытых доселе угрозах. Неужели он и вправду так сильно увлекся этой маленькой смехотворной (даже младенец, и тот, наверняка справился бы!) охотой, что сам не заметил, как умудрился в последний момент выдать себя? Впрочем, истина оказалась куда прозаичней. Девчонка хищно улыбнулась ему.       «Твою мать, да она все знала! Знала с самого начала, потому и ринулась сломя голову в туалет: соблазняла, видать, — манила пойти вслед за собой... Поверить не могу! До чего же она умная, выходит, на поверку сука. Облапошила меня как самого последнего дурака! Заставила думать, будто это я охочусь за ничего не подозревающей жертвой, когда в действительности...» — догадался Бакура. А дальше уже само как-то получилось.       Парень до того растерялся, застуканный взглядом льдисто-голубых глаз «на горячем», что чуть было не запутался в собственных ногах и не рухнул позорно, как мешок с рисом, вниз, но, благо, пара сильных рук схватила его за воротник, помогая чудом устоять — схватила, чтобы тут же дернуть властно на себя. Он не успел даже толком возмутиться: Анзу резко подалась ему навстречу и впилась в его губы зубами. Да с такой силой, что нежная человеческая кожа этого попросту не выдержала и тут же лопнула, отчего на белоснежную рубашку парня сорвалось, заструившись обильно по подбородку, пару капель сверкающей, точно горстка алых рубинов, крови!       — Что за ху... эй, ты совсем рехнулась?! — придя наконец в себя, разозлился Бакура, и тогда девушка, не выпуская по-прежнему из рук его воротника, хорошенько встряхнула демона. Чтобы неповадно было.       — А ты? Сам-то хорош, подстерег меня в женском туалете! Так и знала, что ты попытаешься выкинуть какую-нибудь подлянку; обязательно выследишь и нападешь, как самый последний трус, со спины — если не в школе, то по дороге домой уж точно. И вот что я подумала: может лучше тогда напасть первой? Да-а, лучше я и правда просто возьму и сделаю это, чем буду ждать, пока ты там родишь из себя очередной злодейский план и соизволишь наконец мне отомстить! Скажи, интуиция у меня что надо, а? — огрызнулась Анзу. Бакура от этого пришел в самую настоящую ярость; вцепился своими длинными крючковатыми пальцами в тоненькие запястья девушки и попытался оторвать ту от себя, но — куда там ему! — Анзу держала крепко... пожалуй, даже слишком. Разумеется, уступать друг другу никто не хотел, ровно как и разжимать ставшие на этот краткий миг бесконечно цепкими пальцы первым, а потому их небольшая стычка превратилась вскоре в этакую негласную войну: они стояли на том же самом месте возле злополучных раковин и молча боролись, пуская в ход все — локти, колени, массу собственного тела и, конечно же, фирменный прием каждого, так называемый «сцепленные в тонкую полоску губы, прямые, как рельсы, брови и тяжелый, прямо-таки убийственный взгляд»...       На самом деле их бестолковая возня длилась где-то в общей сложности минуту: оба сосредоточенно пыхтели, не отводя друг от друга глаз, глядя только в лицо заклятому («ну все, с этого момента уж точно!») врагу, и шумно втягивали носом воздух пока им в конце концов не надоело таскаться бесцельно за грудки, и они не расцепились. Едва только хватка девушки ослабла, Бакура грубо оттолкнул ее от себя и ретировался поспешно к противоположной стене. Губы его по-прежнему саднили, на поверхности крупной трещины собралась и загустела, поблескивая жутковато в свете ярких потолочных ламп, мясистая капля крови. Привалившись спиной к холодному кафелю, что было как нельзя кстати, ибо кожа его, казалось, не просто горела, но пылала адским пламенем изнутри, Бакура позволил себе немного расслабиться: вытер тыльной стороной ладони подбородок, смахнул кончиком языка застывшую кровь, поправил демонстративно воротник. Девушка, в свою очередь, тоже попятилась, делая пару размашистых шагов назад, и уперлась филейной частью в деревянную тумбу, пытаясь молча перевести дух. Разумеется, она смотрела прямо на него: хмуро так, недобро, исподлобья. Бакура ответил ей тем же. Он только сейчас присмотрелся к лицу девушки и понял, что ее губы тоже испачканы кровью — перемазанная по всему рту, она походила издалека на этакую вульгарную ярко-красную помаду, какой пользовались с завидным постоянством все уважающие себя «модницы» школы; сразу и не отличишь. Только вот, мелькнула тотчас шальная мысль, уж ему-то прекрасно известно, что никакая это на самом деле не помада, и даже не просто, а его — его! — собственная поганая человеческая кровь... и демону это даже в какой-то степени нравилось. Уголки губ парня на секунду дернулись. Потешается там небось, в глубине своей черной души! От Анзу такая мелочь, разумеется, не укрылась. Поняла, должно быть, интуитивно, куда он с таким нездоровым интересом смотрит, и что его во всем этом развеселило, а потому ответила ему мудро, с достоинством: набрала полный рот кровавой слюны, сложила эти пухленькие очаровательные губки трубочкой и сплюнула презрительно себе под ноги, прямо на чистый кафель. Не постеснялась ведь!       — Ах-х-х ты... — зашипел, оседая понемногу на пол, Бакура.       — Это все про́клятое кольцо виновато, — произнесла она театрально, со вздохом, как если бы их мог слышать кто-то еще, некий молчаливый зритель, наблюдающий тайком по ту сторону экрана, и тут же вытерла, не скрывая при том своего к этому безграничного отвращения, перепачканный рот. — Раньше ты таким не был. Куда подевался тот милый застенчивый Бакура, который звал нас после уроков к себе домой, чтобы показать свою бесценную коллекцию фигурок и настольных игр, пылившихся долгие годы в шкафу, в ожидании, когда же у него появятся для всего этого настоящие друзья? Почему ты вдруг стал таким, откуда взялось столько злобы, столько пугающей нечеловеческой тьмы? Впрочем, можешь не отвечать, вопрос был сугубо риторический: Юги объяснил вкратце, как это у вас работает (оба — и девушка, и сам Бакура — громко фыркнули, всем своим видом показывая, что они по этому поводу думают). Ах, если бы только не влияние твоего дурацкого кольца... Да! Да, это все оно виновато! Нужно... нужно его как-то снять, — теперь девушка, казалось, разговаривает уже сама с собой.       Она дерзко вскинула подбородок и посмотрела прямо на Бакуру, который сидел, развалившись по-хозяйски, на гладком отполированном полу так, словно бы владел не только сложившейся ситуацией, но и всем этим чертовым туалетом; кровь на израненной губе парня вскоре быстро застыла и, похоже, вместе с тем к нему как будто вернулась былая уверенность. Теперь уже он смотрел на девушку с неприкрытым вызовом — ну давай, мол, «нападай, ангелочек, я готов».       — У тебя все? Или еще замечания будут? Ты смотри, я никуда не спешу, могу и подождать если что, — хмыкнув, шутливо поинтересовался демон и тут же нарочно выпятил грудь колесом, демонстрируя висящее там на тонком, как у Юги когда-то, шнурке кольцо. — Думаешь, проблема только в нем? Ну тогда сними! Давай-давай, сними его, или что, не по зубам это тебе, не по уровню такая задачка? Ой, извини, я, кажется, не расслышал твой ответ, ты не могла бы повторить еще раз — ради меня, пожалуйста. Молчишь? Ясно. Ишь ты, посмотрите на нее, какая деловая! То сыплет направо-налево гнусными оскорблениями (лучше скажи спасибо, что я все-таки отказался от идеи вымыть твой поганый рот с мылом!), то слова выдавить из себя не может. Чего притихла, моя воинственная Неферут? Язык проглотила? — Девушка чуть было не задохнулась от возмущения.       — А вот возьму и сниму, понял? Сниму! Сниму! Сниму! — моментально взвилась Анзу и даже топнула для пущей убедительности стройной ножкой.       «Вот же бесстыжая девка, ну! Такой палец в рот не клади — откусит еще...»       Старшеклассница выполняет свою угрозу с такой легкостью, какую от пай-девочки точно никто не ждал: подскакивает к нему, словно дикая кошка, лихо преодолев расстояние между ними в три грациозных прыжка, усаживается внаглую прямо на колени, хватает кольцо за ободок и тянет уже на себя, как вдруг! Почему-то резко замирает. Бакура не сопротивляется, даже не дышит — просто сидит и молча смотрит; интересно, каким он будет, следующий шаг девушки? А она взяла, да и принялась ни с того ни с сего трясти кольцо в руках, ну прямо как детскую погремушку! Трясет и чуть ли не плачет:       — Нет, все должно быть не так! Почему ты реагируешь на все слишком спокойно? Кто из нас демон, в конце концов?! Ты... ты должен был сопротивляться! Повалить меня на пол, схватить властно мои запястья, раздвинуть коленом ноги... Ой, — понимая, что сболтнула лишнего, Анзу испуганно осеклась и замолчала. Бакура тоже ни слова не произнес, лишь продолжал молча смотреть ей в глаза, которые она все старалась стыдливо спрятать. «Оу… Это что-то новенькое», — читалось у него во взгляде, не то удивленном, не то очарованном: кто ж его, короля демонов, разберет? — А, впрочем, неважно. Забудь все, что я только что сказала! — опомнившись, девушка вскочила торопливо с его колен и метнулась обратно к раковинам, открыв все тот же злополучный кран и начиная впрямь умываться; ополаскивая горящие щеки холодной водой в надежде, что они перестанут от этого вспыхивать и светиться маковым цветом.       «Что, и это все? Ну не-ет, так дело не пойдет!» — Бакура задумчиво нахмурился; теперь девушка и правда стояла к нему спиной, низко склонившись над хлещущим во все стороны (разнервничалась, бедная — ручку крутанула сильней, чем надо) потоком воды, и не могла видеть, как тело его подернулось на секунду мрачной кроваво-красной дымкой...       — Я расстроил тебя, моя маленькая воинственная Неферут? — хрипло выдохнул ей на ухо демон, отчего Анзу тут же испуганно выпрямилась.       Он подкрался к девушке незаметно, точно мелькнула где-то и выпрыгнула словно бы из ниоткуда длинная бесформенная тень. Подкрался, прижался к ней сзади вплотную и шлепнул по бедрам: грубые шершавые ладони коснулись на секунду такой нежной, такой бархатной, такой чувствительной девичьей кожи — там, где заканчивалась короткая («спасибо, спасибо тебе, о ками, что она такая короткая!») ярко-голубая юбка и не начинались еще длинные («какого черта они вообще такие длинные, ками?!») полупрозрачные чулки. Девушка ощутимо вздрогнула, боясь даже поднять глаза и пересечься с ним взглядами через зеркало... но и отстраняться тоже не стала.       — Не оправдал, поди, твоих робких надежд, а? Что ж, в таком случае... позволь мне загладить сие досадное недоразумение, милостивая госпожа, и исправиться! Будь уверена, в этот раз я все сделаю как надо — не разочарую, довольна останешься, — горячо шептал Бакура.       Ладони его в очередной раз хлестнули тот оголенный участок кожи, отчего девушка уже не просто дернулась, но громко вскрикнула: по телу старшеклассницы, начиная от кончиков пальцев на ногах и заканчивая вихрастой макушкой, прошелся самый настоящий электрический разряд — такой, что их тела, казалось, начинают взаправду искриться. Глядя на то, как она прячет стыдливо глаза в пол, мысленно, ясное дело, уговаривая себя дать ему надлежащий отпор (засадить хорошенько локтем под ребра, отдавить пяткой ногу, толкнуть — неважно, лишь бы вырваться как можно скорей из цепкой хватки), хотя сама чуть ли не млеет от его пускай местами грубых, но, с другой стороны, таких желанных прикосновений, парень расплывается в торжествующей улыбке. Да, теперь все окончательно встало на свои места: чувства, которые они испытывают друг к другу, на деле оказались гораздо глубже простой неприязни. А ведь буквально только что Бакура свято верил — уж кто-кто, но он точно выйдет из этой схватки победителем! Склонит рано или поздно чашу весов в сторону. Мириться с очередным проигрышем ему ужасно не хотелось, делать это на глазах у какой-то мерзкой заносчивой девчонки, верной прихлебательницы фараона, так и вовсе. Но сейчас... о-о-о, сейчас он готов был упасть перед ней на колени. Львица! Самая настоящая львица! Чародейка, искусительница, нимфа. Не женщина — богиня! Все это время она так лихо водила его за нос, что он, сам того не ведая, угодил в ловушку этой голубоглазой красотки и даже не заметил: каждая их ссора, каждая словесная перепалка, каждый убийственный взгляд, брошенный как бы между делом из-под полуприкрытых век, были наполнены такой страстью, о которой не мог помыслить даже он, настоящий демон во плоти! Ослепленный жаждой мести, он видел лишь бесконечные насмешки с ее стороны, но никогда не задумывался, в чем же причина такой сильной антипатии. Казалось, все лежит на поверхности — он заклятый враг фараона, его вечная тень, этакий злобный двойник, если угодно; она лучшая подружка Юги, читать «уменьшенной копии Безымянного», их общий несостоявшийся любовный интерес. Стало быть, они тоже друг другу враги... правильно? По крайней мере до сегодняшнего дня сомнений у него это не вызывало: ясно же как день, девчонка люто ненавидит его! Небось спит и видит, как расправляется с ним, в мечтах своих грозная и неистовая, точно сама «Владычица пустыни», могущественная богиня войны Сехмет, на глазах у своего драгоценного фараона. А когда бодрствует, просто мечтает утопить его собственноручно где-нибудь в туалете, мол — собаке собачья смерть, но в этом случае, пожалуй, с собакой и то расправились бы гуманней. И он, разумеется, отвечал ей тем же. Мучил, издевался, всячески подтрунивал. А оказалось, что делать нужно было с точностью да наоборот!       «Неужели все и правда было так просто? Умеет, однако, девчонка пустить пыль в глаза... Черт, надо было сразу отходить эту длинноногую бестию по заднице и не мучиться!» — мысленно корит себя Бакура, но вслух произносит совсем иное:       — Друзья не понимают тебя, да? И никогда не понимали. Куда там им, доблестным самоотверженным героям, сражающимся не на жизнь, а на смерть во имя фракции извечного добра, до твоей боли! Скажешь, я не прав? — начал он вкрадчиво. — Взять хотя бы сегодняшнее утро! Тот златокудрый павиан (Анзу тоже поняла это далеко не сразу, но речь, похоже, шла о Джоночи...) все подбивал к тебе настойчиво клинья: и так клеился, и этак, но распознать причину твоей грусти так и не смог. Что, не заладилась карьера танцовщицы? — Бакура тактично сделал вид, будто не заметил, как содрогнулась в его руках хрупкая фигурка девушки, и потому продолжил гнуть невозмутимо свою линию. — О, нет-нет, ты не подумай, я вовсе не следил за тобой! Просто ты все реже и реже заговариваешь на эту тему, на вопросы о танцах отвечаешь крайне неохотно — даже двигаешься, и то совсем по-другому: вяло, неуклюже, скованно! А на этих выходных, похоже, и вовсе случилось что-то крайне неприятное. Один такой маленький досадный промах, я полагаю, но для тебя хуже всякого конца света. Ты теряешь уверенность в себе. Хочешь, я быстренько верну ее, глупая маленькая Неферут?       — Хватит! Что ты заладил — Неферут то, Неферут се! Обзываешься, да? Я тебе... я тебе не одна из этих легкомысленных девочек, которые ведутся на сомнительные комплименты и банальные фразочки толка «я читаю тебя как открытую книгу», — запротестовала Анзу и даже попыталась в самом деле вырваться: насмешила так насмешила! До чего же она хорошенькая в такие моменты, особенно когда продолжает во что бы то ни стало трепыхаться в его мертвой хватке, лишь сильней запутываясь от того в собственных чувствах, думал Бакура, властно прижимая к себе девушку. «Ну прямо как бабочка, угодившая в сети кровожадного смертоносного паука!»       — Ой, да что ты? А это тогда как объяснишь? — не успела она даже толком возмутиться («Что — это? Что я должна тебе объяснить? Ты спятил или у вас, демонов, просто такие шу...»), как Бакура лихо задрал ей юбку и шлепнул со всей дури, на этот раз по заднице. Растерявшись, Анзу дернулась от неожиданности чуть вперед, уперлась обеими ладонями по краям раковины и… о-о-о, тихонько застонала. Место удара, впрочем, тотчас же объял нестерпимый жар, кожа на ее упругой молочно-белой ягодице мило покраснела, и сквозь всю эту красоту проступили явственно очертания «некой» растопыренной ладошки: хм-м, интересно, чья же она? Довольный, как мартовский кот, Бакура с трудом подавил рвущийся наружу дьявольский хохот и даже сумел каким-то образом заставить себя изобразить на перекошенном жутковатым оскалом лице некое подобие раскаяния — не слишком искреннее… но зато какое глубокое! — Нет, ну если тебе так не нравится, то я, конечно же, покорно отступлю. Что ты, нет-нет! Я не собираюсь ничего делать против твоей воли! Я же не злодей какой-нибудь. Ах, ты оказалась как всегда права! Нужно было сразу послушать тебя: я совершил та-акую ошибку! — протянул жеманно демон, поднимая руки в примирительном жесте и отступая на пару шагов назад, якобы намереваясь вот так просто взять и по-хорошему уйти. То, что произошло дальше, с одной стороны, ни капли не удивило его, но с другой приятно порадовало...       Анзу резко повернулась к нему, вцепилась намертво своими изящными ухоженными пальчиками в рукав его пиджака — не столько чтобы и правда остановить, сколько инстинктивно, на эмоциях — и притянула демона к себе, так что теперь уже ему пришлось упереться обеими руками по краям раковины, настолько резко она дернула. Их лица оказались в паре сантиметров друг от друга; испугавшись собственного порыва, девушка распахнула в ужасе глаза и шумно выдохнула, обдав губы старшеклассника горячим дыханием.       — Что случилось, Неферут? Ты разве не прогнала меня? С чего решила так резко передумать? Не нужно. Поверь, оно того не стоит. Мне лучше уйти, — вкрадчиво произносит он, пытаясь мягко отстранить от себя девушку, хотя у самого на губах так и пляшет торжествующая улыбка.       — Я... нет, я вовсе не то имела ввиду! Просто... — выдержать прямой взгляд бесстыжих угольно-черных глаз оказалось для нее задачей подчас непосильной: Анзу окончательно растерялась, позабыв все слова на свете, и начала что-то неразборчиво мямлить, опустив стыдливо взгляд. «Черт, кажется, все-таки перестарался», — тут же сообразил Бакура.       «Нужно срочно все исправить, пока она и правда не поверила, что я весь такой из себя приличный...»       — Хоть раз, будь честна с самой собой! Скажи, чего ты по-настоящему хочешь? — Улыбка его разом померкла, он стал пугающе серьезен. Бакура схватил девушку за подбородок и заставил поднять голову, насильно притянув ее раскрасневшееся личико к себе. — Как скажешь, так и будет — решать одной тебе. Главное, не молчи! Ответь мне честно, хочешь ты быть моей Неферут или нет? Нас ведь тянет друг к другу, ты и сама это видела. Хочешь — пресеку это на корню. А хочешь... — теперь уже выдал себя он: демон не сдержался и горячо выдохнул ей прямо в губы, однако целовать все-таки не стал — рано еще.       Анзу поневоле задумалась; в который раз отвела застенчиво взгляд, наклонила голову, сделала глубокий вдох. На секунду показалось — она вот-вот очнется от этого колдовского наваждения и оттолкнет парня! Придет в себя, не моргнув и глазом, заверещит во все горло, скажет ему проваливать, ну и так далее по списку. Но Анзу, напротив, лишь сосредоточенно нахмурилась, вскинула на него твердый, полный какой-то безумной решимости взгляд, сдвинула угрожающе брови и наконец произнесла:       — Да... да, я хочу! Хочу быть твоей... твоей Н-Не... А-ар-ргх, не заставляй меня произносить это вслух! Боюсь, я могу пожалеть тут же о собственном выборе...       — Как пожелаешь, госпожа. Ибо твое слово для меня — закон, — проворковал Бакура, и весь этот образ «главного героя подростковой манги, что страстно влюблен в свою серую мышку», коего он старательно тут изображал, лишь бы не спугнуть в очередной раз эту шальную удачу вместе с девушкой, рухнул точно карточный домик.       Надо сказать, флиртовал демон весьма своеобразно: парень клацнул игриво зубами у самого носа Анзу, заставляя ту испуганно податься назад, и тут же, не дав ей толком опомниться, схватил полы хорошо знакомого ему элегантного нежно-розового пиджака и рванул. Раздался оглушительный, каким он показался тогда в тишине безлюдного туалета, треск ниток; пара блестящих лакированных пуговиц разлетелась в стороны, сверкнув напоследок чарующим перламутровым отливом, коего, увы, лишены пуговицы абсолютно безвкусной типовой формы для мальчиков, и укатившись одна под стройный ряд дамских кабинок, другая — восвояси. Под пиджаком ее ничего интересного на первый взгляд не оказалось: обыкновенная льняная рубашка прямого кроя с длинными рукавами и планкой на пуговицах. Никаких тебе глубоких вырезов, кокетливых завязочек и даже просвечивающего сквозь тонкую, как у некоторых других девушек (в особенности тех, что общаются с Бакурой), ткань кружевного белья — типичный наряд пай-девочки! Но что есть простая рубашка для трехтысячелетнего демона? Чужая одежда в принципе мало интересует его — особенно на девушках, особенно на этой...       — Что, напугал тебя, госпожа? Ха! То ли еще будет, — расхохотался Бакура, глядя в перепуганные глаза старшеклассницы. — Сама ведь призналась: хочу, мол, быть твоей. А меня дважды просить не надо — я не из тех, кто откладывает такие вещи «на потом». О, или ты снова передумала? — Парень откровенно издевался. Ему казалось, за такие выкрутасы Анзу должна как минимум наградить его испепеляющим взглядом и как максимум воспротивиться, сказав что-то вроде «Ну-ка живо убери от меня свои лапы, животное! Я тебе не какая-нибудь там абстрактная вещь, чтобы ты меня, как этот бедный пиджак, просто взял и попортил», но... она лишь предательски зарделась до самых кончиков ушей и улыбнулась, отводя кокетливо несколько растрепанных светло-коричневых прядей за ухо.       — Ах, милый, ты явно недооцениваешь меня! — томно выдохнула девушка, передразнивая его напыщенную манеру речи. — С чего бы мне вдруг отказываться? Ты абсолютно прав, не будем зря терять время. Вот она я! Хочешь смотри, хочешь трогай — в приоритете, разумеется, второе. Только... — И все же Анзу не преминула самую малость кольнуть его, как бы невзначай заметив: — Впредь давай обойдемся без этих твоих разрушительных проявлений страсти. В следующий раз, если ты захочешь что-нибудь с меня снять, просто скажи мне об этом, ладно? Я ведь и сама так-то раздеться горазда, — И тут же, дабы не быть голословной, ловкие изящные пальчики девушки взметнулись проворно к рубашке, расстегивая одна за другой стройный ряд черных пуговиц — в качестве наглядной демонстрации.       «У-у-у, хороша чертовка!» — мысленно восхитился Бакура и вновь рванул Анзу на себя, накрыв ее губы своими.       Поцелуй демона оказался на деле столь же агрессивным, если не сказать и вовсе рискованным, сколь и его флирт: Бакура нагло вторгся в чужой рот языком, хозяйничал им там направо-налево, то и дело углублял поцелуй и наконец орудовал вовсю не зубами, нет — острыми длиннющими клыками, по ощущениям смахивающими больше на акульи, нежели человеческие... Словом! Не оставил девушке и шанса выжить. Сопротивляться, конечно же, смысла особо не было. «Да и кто вообще, будучи в здравом уме, захочет это делать, когда тебя целуют вот так»? — мудро рассудила Анзу. Впрочем, насладиться столь долгожданной близостью, подкрепляемой, к тому же, мощным всплеском чистого, неразбавленного адреналина — страшно, до чего же страшно, думала девушка, представить, каким будет его следующий шаг... но еще страшней, что этого шага может не быть вовсе — с королем всея потустороннего мира ей толком не дали: демон вдруг резко прервал их поцелуй и мягко отстранился.       Разочарованная, Анзу издала жалобный, полный нечеловеческого, под стать бессмертной сущности напротив, отчаяния стон и чуть было не захныкала от досады. «Неужели это все?!» — крутилось у нее в голове на повторе. Бакура, однако, этот миниатюрный акт протеста никак не прокомментировал: лишь усмехнулся каким-то своим, явно похабным мыслям и принялся молча шарить по карманам в поисках резинки для волос. Не нашел в итоге ни одной, разозлился и хотел было уже психануть (его белоснежные растрепанные патлы, видите ли, мешали «рабочему процессу», читать, лезли в глаза и ужасно раздражали, что весьма неудивительно — расчесываться-то демон не любил...), но тут поневоле вспомнил, как буквально сегодняшним утром вытряхнул из школьных брюк по меньшей мере целую дюжину миленьких фигурных резиночек с лупоглазыми щенками и котятами, что так полюбились Рё. «Ничего ты не понимаешь, варвар!» — распекал его, заливаясь горькими слезами, ядоноши, когда он выкинул всю эту дребедень в мусорный пакет с накопившимися за неделю отходами, остатками их вчерашнего ужина и прочей гадостью. — «Это же Хэллоу Китти! Как можно не любить Хэллоу Китти? Да сам ты ведешь себя как ребенок! К твоему сведению, целевая аудитория бренда весьма обширна, поэтому их товары рассчитаны не только на детей, но и на взрослых тоже. Что значит „они выглядят по-пидорски“? Сейчас же верни мне мои резинки, животное!» Бакура громко щелкнул зубами... Если бы он знал, что все так получится, не то, что оставил — еще бы с десяток этих идиотских резинок прихватил! Пускай валяются себе в рюкзаке и ждут звездного часа; даром, что розовые, главное волосы держат хорошо и всегда под рукой, так? Однако признавать собственную ошибку демон, конечно же, не собирался, и потому решение возникшей проблемы нашлось вдруг как-то само собой, прямо на груди у Анзу, если быть точным — там, где красовался несколько ослабший, но все такой же аккуратный, без единого залома или ненавистных мелких складочек галстук-бабочка...       — Я позаимствую, ты не против? — шутливо протянул Бакура, и без того прекрасно зная, что сейчас ответом на любой его вопрос будет это тихое зачарованное «да». Госпоже нравятся мои прикосновения? «Да.» Госпожа хочет, чтобы я ни в коем случае не останавливался и продолжал в том же духе? «Да.» А как же твой обожаемый фараон? «Да...»       Так, стянув у девушки шелковую ленту, Бакура подобрал ей спутанные волосы и скрутил их в тугой конский хвост на затылке: неповторимые ощущения! Свобода, простота, грация и непостижимая легкость бытия в одном флаконе. Стало явно лучше.       — Прости, я немного отвлекся: хм-м, не напомнишь, на чем мы там с тобой остановились? Ничего важного, а? Просто обыкновенный диалог двух абсолютно вменяемых и, главное, спокойных как удавы людей. Поработали, так сказать, языком! — усмехнулся парень, довольный своей идиотской шуткой. На девушку, однако, его слова произвели неизгладимое впечатление, она покраснела и смутилась сильнее прежнего, так что Бакура продолжил с удовольствием гнуть ту же линию, а именно: напустил задумчивый вид, поднял глаза к потолку и начал демонстративно постукивать указательным пальцем по щеке, типа он и правда всерьез размышляет над этим вопросом. — Точно! Кажется, теперь я вспомнил… — Губы демона изогнулись в похотливой улыбке.       Медлить больше не стоит.       Бакура в очередной раз набрасывается на нее прямо как оголодавший хищник на кусок мяса: рычит, утаскивает насильно в свои объятия, кусается — не может никак насытиться ею. Кто бы мог подумать! Хотя… Если уж быть до конца откровенным, он сам от себя такого не ожидал, но желание обладать этой девчонкой, оказывается, стало настолько острым, что у него напрочь вышибает мозги. И останавливаться на чем-то безобидном, толка «ну, потискали друг друга на перемене за жопу и хватит», он явно не собирается. Что делать? Бежать? Теплится где-то на задворках сознания шальная мысль. «Вот уж нет!» — отвечает Анзу сама себе.       От переизбытка чувств колени девушки подкашиваются; она судорожно хватается за плечи демона и присаживается неуклюже на раковину, зная — точка опоры в ее случае не столько маленькая сиюминутная прихоть, сколько экстренная необходимость, ибо в схватке с противной дрожью, пронзившей все ее тело, и той легкой мимолетной слабостью, что, как известно, дарят первые волны удовольствия, ей попросту не выстоять. Чужие ладони меж тем сжимают неласково узкую талию, ползут выше, забираются под лифчик, на шее расцветает кроваво-красным букетом цепочка жарких поцелуев. До чего же волнующие ощущения! Ласки сыпались на девушку точно нескончаемая лавина: руки его вдруг устремляются к самому низу, оглаживают упругие ягодицы. Острые ногти поддевают игриво резинку кружевного (какое удивительное совпадение, не так ли?) белья, царапают кожу. Анзу тихонько скулит, подавшись бессознательно вперед, утыкается носиком в пахнущие дешевым мятным шампунем патлы демона, цепляется пальчиками за его одежду, мнет нервно пиджак. Не в силах сдержать порыв, она вдруг прогибается блаженно дугой, упирается трясущимися ладошками ему в плечи — голова девушки наклонена слегка вниз, так, что становится прекрасно видно: ее нежно-голубые глаза заволокла к тому моменту вязкая пелена возбуждения — и сбивчиво шепчет: «поцелуй меня… пожалуйста».       Только вот Бакура оказался куда изобретательней.       — Прости, госпожа, но у меня есть идея получше. Уверен, она тебе понравится, — отвечает он ей таким же хриплым шепотом, падает резко на колени и ныряет под юбку. Но тут...       По ту сторону, прямо напротив незапертой двери, раздался оглушительный взрыв смеха — кто-то, по всей видимости, собирался зайти в туалет.       — Черт! Нет-нет-нет-нет, только не это, — в ужасе пролепетала девушка. И вся головокружительная эйфория тотчас же разом схлынула, оставив после одну лишь зияющую пустоту и, разве что, чувство крайнего неудовлетворения. Оно и понятно! Прервали-то их на самом интересном.       Так, застигнутая врасплох этим противным беззаботным смехом, Анзу мигом вернулась с небес на землю, если не сказать и вовсе протрезвела: девушка вздрогнула ощутимо всем телом, запахнула, не отдавая себе в том отчета, на автомате рубашку, выкинула из-под юбки Бакуру и грязно выругалась. Кто-то схватился с противоположной стороны за дверную ручку и потянул на себя, но почти сразу остановился, и дверь просто закрылась; в образовавшуюся на краткий миг щель ворвались голоса, по меньшей мере, пятерых девчонок — они сгрудились все вместе недалеко от входа и громко хихикали над чем-то своим, девчачьим, отрезав тем самым притаившейся внутри парочке всякий путь к отступлению.       — Быстро, в кабинку! Пока они нас не заметили, — прошипела, мысленно отсчитывая секунды до их неминуемого позора, старшеклассница. Бакура даже возмутиться не успел, как она уже схватила его за воротник пиджака и затащила насильно в самую дальнюю — подальше от раковин, источника всех проблем.       Вовремя!       Едва только щелкнула, запирая их в узком, мало освещенном клочке туалетного пространства, ржавая задвижка, как внутрь ввалилась целая стайка восторженных школьниц и ринулась прямиком к зеркалам. Судя по звуку, девушки принесли с собой если не гору, то, по крайней мере, увесистый мешок с косметикой: содержимое сразу нескольких пеналов высыпали кучей в одну раковину и принялись растаскивать что куда. Поднялся жуткий гвалт. Девушки обсуждали наперебой достоинства той или иной помады, не забывая комментировать попутно каждый оттенок («Ты что, дурында! Как можно не отличать цвет ракушек от лососевой розы?»), подкрашивали ресницы, хвастались новенькими тенями, наносили друг другу румяна — словом, не выказывали ровно никакого интереса к трем свободным и одной такой забаррикадированной изнутри кабинке...       Вслушиваясь напряженно в весь этот кукольный балаган, Анзу выяснила для себя только одну вещь — эти девицы уж точно не собираются использовать туалет по прямому назначению, что весьма радовало... насколько вообще можно радоваться в сложившейся ситуации. И все же девушка не смогла удержаться, позволив себе такую неслыханную роскошь, как облегченный выдох: она стояла, уперевшись ладонью в гладкую темно-синюю поверхность кабинки, и пыталась унять дрожь в трясущихся коленях — на сей раз уже от страха. «Застукают и можно будет сразу попрощаться с репутацией», — мысленно ужаснулась Анзу. «Да что там с репутацией! Как я вообще после такого друзьям в глаза смотреть буду? Нет, я этого точно не переживу...»       Притаившийся у нее за спиной, Бакура цокнул укоризненно языком и нахмурился. Люди! Как же с ними много мороки, проворчал он мысленно. Это у них неприлично, то неприлично; «и в жару на улице просто так не разденься, и женщину понравившуюся не укради: вот он, двадцать первый век во всей красе!». Можно подумать, за три с лишним тысячи лет человеческие потребности хоть сколько-нибудь изменились. Летом для изнеженной, пресыщенной всякими ультрасовременными кремами и тониками кожи большинства населения планеты все равно жарко, а женщины, ну, это просто женщины, хотеть их никогда не вредно... Да и вообще, плевал он на всякие там условности! В своей жизни (неважно какой) демон руководствовался одним четким правилом: если он что-то хочет — он это получит. Уж в этом они с фараоном определенно стоят друг друга...       Короче говоря! Пока девушка пыталась хоть немного отдышаться, Бакура тихонько подкрался к ней, схватил за бедра, проехавшись нарочно длинными ногтями по оголенным участкам кожи, и дернул властно на себя, припечатав несчастную к своей груди («А кольца-то на нем уже и нет...» — промелькнуло где-то на задворках ее сознания). Анзу чуть было не вскрикнула: благо, хватило ума зажать себе в самый последний момент ладонью рот. Бакуру это повеселило.       — Что ты делаешь?! — злобно прошипела старшеклассница, оборачиваясь к нему через плечо. — Разве не понимаешь? Мы висим сейчас на волоске! А если нас заметят?       — Ой, да плевать, — коротко и лаконично ответил демон, пожимая равнодушно плечами. — Ну поймают, ну сделают выговор за плохое поведение. Что с того? Поверь, мне к такому не привыкать (тут на губах его заиграла такая мечтательная улыбка, что Анзу окончательно убедилась: эта версия Бакуры просто-напросто конченная). Хочешь сказать, тебя ни разу в твоей жизни не наказывали? Тогда поздравляю, этот может стать твоим первым! Ощущения незабываемые — по опыту знаю. Испугалась? Снова нет?! Ну тогда я вообще не понимаю, чего ты так... Стой, или ты... о-о-о! Кажется, я понял. Боишься, что твои друзья тебя осудят? Хм-м… Да, ты права, слишком мелко для тебя — тут явно что-то другое. Может, все дело в фараоне? — горячо выдохнул он ей в самые губы. На последнем слове (Бакура особо выделил его ядовитой интонацией) руки демона поползли недвусмысленно вверх и нырнули как бы между делом ей под юбку, минуя заодно и нижнее белье: прикосновения вспыхнули жаром тысячи раскаленных докрасна солнц там, куда пускать пальцы всяких темных сущностей явно не следовало — они гладили, ласкали, дразнили, вызывали сладостную дрожь по всему ее телу. А чего, в самом деле, мелочиться? Все равно он там уже почти был. Не лицо — так пальцы, какая разница.       Надо сказать, все эти эротические манипуляции со стороны парня были ужасно предсказуемы, однако волна чистого несказанного удовольствия, пришедшая на смену неловкости и стыду так быстро, что это даже немного пугало, все равно застигли девушку врасплох: утратив всякий над собой контроль, Анзу шумно втянула носом воздух и прижалась непроизвольно к демону. Под рубашкой его заплясали и в ту же секунду угрожающе напряглись, отзываясь пускай на случайные, но все же прикосновения чувственного женского стана, мышцы живота. Что ни говори, но тело-то у него самое обыкновенное, человеческое, и потому реагировало оно на такие мелочи — особенно на такие мелочи! — согласно законам общепринятой физиологии.       Проще говоря, возбуждалось.       Девушка почувствовала, как в задницу ей уперлось нечто твердое, и вся разом похолодела. Ситуация вышла до того со всех сторон прозрачной, что не догадаться о природе этого «нечто» было весьма трудно...       — Вот только не надо говорить, что тебя такое не возбуждает! Я думал вы, девушки, от этого кайфуете. Залезть в какое-нибудь узкое пространство: туалетная кабинка, чулан или даже лучше — шкаф с писаным голубоглазым красавчиком (тут Бакура не удержался и ехидно заметил: «А что ты на меня так смотришь, никак пытаешься вспомнить какого цвета мои глаза? Или я, по-твоему, не слишком подхожу под это „скромное“ описание, мол, есть и кандидаты покруче? Что ж, в таком случае позволь разочаровать тебя, о моя милая Неферут! Боюсь, ни в одном из перечисленных мною пространств Сето Кайба не поместится. И вообще, чем я тебе не писаный красавец? По описанию все сходится! Кроме, разве что... Хм, впредь будь чуточку повнимательней, Неферут — ибо мои глаза карие.») под носом у старших, спрятаться у всех на виду и сделать это непременно в тот момент, когда помещение чуть ли не лопается от количества набившихся в него людей, нырнуть в темную безлюдную подворотню. Адреналин там, все дела. Уж поверь мне, не раз и не два я тра... э-э-э, — Анзу вновь повернулась к нему и одарила таким убийственным взглядом, что демон чуть было не прикусил себе язык и тут же поспешил исправиться, — прошу прощения, миледи, занимался любовью в парке или на крыше многоэтажного дома, и почти каждый раз не по своей воле. Один раз даже на заброшенном заводе умудрился побывать... А тут всего лишь чистенький дамский туалет и кучка болтливых школьниц! Хотя, знаешь, ты права: это ужасно скучно. Давай сыграем в игру? Представь, что там вместо этих безмозглых пустышек веселятся твои друзья — веселятся и ничего не подозревают о том, как ты близко, считай, в паре метров от них. И уж тем более не подозревают, с кем ты и чем сейчас занята... Что ты чувствуешь? Ну, скажи, возбуждает, а? До дрожи! Все еще нет? Тогда перефразирую: фараон тоже здесь. Вот он, смотри — стоит, привалившись небрежно к стене, весь такой из себя молчаливый и загадочный; руки сложены на груди, взгляд устремлен вдаль. Представила? — Пальцы демона, между тем, ни на секунду не останавливаются, с каждым разом наглеют все больше и больше, проникают все глубже и глубже. Поначалу медленно, осторожно, на одну только фалангу, потом уже на треть, на половину — до самого основания...       Губы Анзу сжаты гневно в узкую полоску, но колени предательски разъезжаются в стороны, она не может даже толком устоять на ногах, то и дело норовя шлепнуться феерично на пол, отчего демону приходится крепко держать ее второй рукой за талию. Со стороны раковин раздается очередной взрыв громкого смеха, эхом прокатившийся по всему туалету и, очевидно, выбравшийся за его пределы сквозь дверные щели, поэтому Анзу спешит воспользоваться этой маленькой импровизированной передышкой по максимуму: девушка откидывает голову на плечо Бакуры и блаженно стонет — так тихо, насколько вообще может себе позволить, однако демону и этого хватило с лихвой. Парень расплывается в довольной улыбке, наслаждаясь каждой секундой их опасной физической близости похлеще, чем алкоголем или любыми другими видами запрещенных удовольствий, целует девушку в уголок приоткрытых губ и хрипло шепчет: «Вот я дурак! А мне всегда казалось, что в присутствии фараона полагается ну там, ссаться кипятком от неописуемого восторга и гнуть хребет чуть ли не до самой земли, но твой вариант, признаюсь, нравится мне гораздо — гора-а-аздо больше».       Перед глазами девушки так и мелькали в неистовом вихре яркие разноцветные картинки: вот Джоночи сминает обеими руками листок, вырванный наспех из рабочей тетради по математике, формирует плотный шарик и заряжает им прямо в лоб Хонды. Тот начинает, конечно же, злиться, вспыхивает мгновенно, как спичка, и бросается остервенело на парня. Вот они гоняются друг за другом по всему классу, переворачивают все, что можно и нельзя, вверх дном (с одной стороны, видения кажутся такими правдоподобными — лица, фигуры, одежда; она видит каждого из своих друзей предельно четко, но вот очертания предметов кажутся несколько размытыми; вокруг то взрываются цветастыми пятнами куски бесконечного пространства, то накатывает волнами молочно-белая пустота), смеются, о чем-то громко говорят... И фараон, о-о-о, куда же без него! Губы его растянуты в легкой полуулыбке, он стоит, подчеркнуто задумчивый, отстраненный, привалившись расслабленно к стене, и смотрит в окно, куда-то далеко-далеко за пределы нашей скромной вселенной. Вот он тяжело вздыхает, исполненный некой древней затаенной скорби, медленно поворачивается, сует руки в карманы школьных брюк и смотрит теперь уже на двух беснующихся вовсю парней; фараон качает укоризненно головой и тихонько смеется, взгляд его темно-лиловых глаз наполнен безграничной теплотой — настоящее божество во плоти! Прекрасен, словно золотое солнце Египта! «А я все это время обжимаюсь прямо у него под носом с его заклятым врагом...» Так близко — только руку протяни. Кажется, будто их отделяет друг от друга одна только полупрозрачная занавеска: стоит лишь хорошенько присмотреться, и вот уже сквозь клеенчатую ткань начинают проступать угловатые силуэты...       Анзу горько усмехнулась.       — У фараона и без меня игрушек хватает, — произнесла она с невыносимой печалью в голосе.       — О, неужели? А ты, как я погляжу, и сама не прочь стать его игрушкой? — Что это, ей показалось или в нем заговорила ревность? Да, черт возьми! Бакура насмешливо выгнул тонкие брови, спрятав укол жгучей ревности за очередной издевкой, однако взгляд девушки, предостерегающий, высокомерный, мигом заставил его позабыть о каком-то там фараоне и извечном противостоянии с ним.       — Я… я… я просто хочу, чтобы ты перестал наконец сотрясать понапрасну воздух и перешел от слов к действиям, вот чего я по-настоящему хочу! — процедила Анзу сквозь зубы, обнимая его свободной рукой (другой она вцепилась судорожно в предплечье демона: то ли в попытке остановить его, то ли силясь удержать равновесие, то ли, наоборот, делая все, чтобы он ни за что не прекращал — так до конца и не разобралась...) за шею и тотчас же утягивая в бесстыдный поцелуй.       Бакура вдруг резко хватает девушку за талию, рычит приглушенно сквозь поцелуй и думает: «Рё это не понравится... Ладно еще какая-нибудь там безымянная поклонница, но лучшая подруга! О-о-о, это слишком даже для меня». Но то, что он — кхм, поправочка! — они собирались сделать... Нет, Бакура ни за что не остановится. Да пусть хоть сам Амон-Ра, повелитель черного небесного пространства, бог солнца, запрется в этот туалет, их уже ничто не остановит. «Последний раз живу!» — с грустью подумал демон и толкнул девушку лицом к стене, намереваясь взять ее быстро и жестко: так, чтобы сидела потом тихо-тихо, как мышка, и думать забыла о своем треклятом фараоне. Надоел! Впрочем, Анзу тоже оказалась не из робкого десятка.       — Только попробуй! — угрожающе зашипела она, извернувшись прямо на ходу и привалившись демонстративно к стене спиной. — Лицом в стену своих шлюх долбить будешь, понял? А со мной, будь так добр, потрудись быть нежным! Хочу, чтобы ты смотрел на меня — только на меня... И да, запоминай хорошенько: я соглашаюсь на это в первый и последний раз.       — Как скажешь, Неферут, — покорно согласился демон, абсолютно уверенный, что таких «первых и последних разов» у них будет еще очень и очень много. Он даже успел (чем только Исфет не шутит) составить мысленно небольшой список: для начала напроситься к прекрасной даме в гости, ну там, «с домашкой помочь», все дела, потом создать видимость человека приличного, слушать, запоминать, что она говорит, включиться моментально в процесс, потом закрепить непосредственный результат, походить так для пущей убедительности раза два-три, изучить заранее обстановку и тогда уже можно будет проверять на прочность — кровать, письменный стол, шкаф, плиту, раковины, сколько имеется, парочку стульев, подоконник на худой конец...       Бакура отвешивает девушке звонкий шлепок, гладит, сжимает грубо в ладонях округлые ягодицы. Признаться, он несколько лукавил, когда еще совсем недавно обзывал ее, пускай только в своих мыслях, толстой: сам ведь испытывал к такой фигуре — ладной, изящной, с крепкими мускулистыми бедрами и пышной грудью... ну, словом, идеальной — слабость, оттого и злился. Анзу тоже не отстает, кладет руки на плечи демона, щупает, «а хватит ли ему вообще сил, вдруг еще упадет», пробегается наскоро оценивающим взглядом (не доверяет, сучка), дразнится, делает вид, что задумалась — а не хлипковат ли у нее партнер? Проверяет, сработала ли эта маленькая уловка, ловит его настороженный взгляд, ухмыляется... и вдруг закидывает вызывающе ногу ему на бедро!       — Справишься? Или мне все-таки понизить планку? — поинтересовалась она ехидно.       Бакура, впрочем, шутку не оценил: демон сердито нахмурился, перехватил ногу девушки поудобней и отодвинул в сторону ее нижнее белье. Анзу тем временем потянулась дрожащими пальцами к его ширинке.       — Ты трясешься, как ветви финиковой пальмы на раскаленном ветру, такая же хрупкая и невинная, — фыркнул он, стараясь придать лицу как можно более невозмутимый вид, на деле же постоянно бегая туда-сюда глазами в попытках заставить себя отвести взгляд от рук девушки, что порхали точно стайка райских бабочек над его членом; пришлось даже как следует стиснуть зубы и перестать дышать — все, что угодно, лишь бы не издать в этой гробовой тишине предательский вздох. — Давай, скажи еще, никогда в руках член не держала! А иначе как объяснить эту твою реакцию? Вон, красная вся: щеки ну точно закатное солнце! И вообще...       — Ой, да заткнись ты. Тебе что, особое приглашение нужно? Входи уже, ради всего святого! Так и быть — можешь без стука.       После такого «громкого» заявления Бакура распаляется еще больше, прижимает (если не сказать прямо — впечатывает) девушку спиной к ослепительно белой, покрытой сетью мелких трещин и сколов плитке и одним резким движением толкается внутрь. Демон был чертовски прав: Анзу оказалась к такому не готова... По крайней мере, она уж точно не ожидала, что одним ясным солнечным днем ей придется раздвигать ноги в сраном школьном туалете — и перед кем! Перед злейшим врагом своего... лучшего друга? О да, она бесспорно дорожила Юги как другом, но фараон — это уже совсем другой уровень. Она любила его? Может быть... Трудно на самом деле разобраться в собственных чувствах, когда в гуще невероятных событий ты всего-навсего обыкновенная девушка без каких-либо заявок на паранормальные способности или мистическое прошлое, в котором она, ну допустим, прекрасная темнокожая невольница, отдала свои сердце и душу во имя спасения любимого, того самого Безымянного фараона, и теперь им суждено встретиться вновь, спустя многие-многие тысячелетия, чтобы обрести друг друга или, наоборот, окончательно потерять: бла-бла-бла! Ну и так далее, и тому подобное. А любит ли он ее? Спросите что полегче — фараон далеко не самый общительный дух среди тех, что им довелось повстречать. Хорошо, тогда другой вопрос: хотела бы она оказаться здесь и сейчас, в этой непомерно узкой кабинке, будучи прижатой властно к стене, да еще и с твердым горячим членом внутри, но с фараоном вместо беловолосого демона? «Не уверена...» Анзу вдруг вся мучительно сжимается и опускает понуро голову, глядя куда-то словно бы мимо парня, сквозь время, пространство и несколько десятков стен, в тот самый злополучный класс, где сидел он. Девушка кусает виновато губы, снедаемая собственными безрадостными мыслями, и Бакуре это совсем не нравится; демон решает привлечь к себе внимание жестко и радикально — начинает двигаться. «Пара грубых толчков точно должны привести ее в чувство и напомнить, кто тут хозяин!» Анзу не успевает даже толком вернуться в реальность, как с ее чувственных, манящих губ слетает неосторожно пронзительный крик и ударяется очередным эхо в потолок.       Повисла гробовая тишина...       В таком лютом беспорядке они далеко не сразу заметили, что тихо во всем туалете стало уже очень давно.       — Эй, тут кто-то есть? — раздался тоненький испуганный голосок совсем рядом. А вслед за ним и то, чего, как ночного кошмара наяву, Анзу страшилась в этой ситуации больше всего: топ-топ-топ. Загрохотали набатом шаги. «Вот же маленькие любопытные дряни! Такой момент испортили... Гр-р-р! Нет, черта с два, я так просто не сдамся — слишком долго мы оба к этому шли, чтобы из-за каких-то безмозглых девчонок (любительницы шастать каждую перемену по туалетам и, будем честны, подглядывать тайком за другими, на секундочку очень „занятыми“ людьми, вот они кто!) идти сейчас на попятную. Все или ничего, как сказал бы Джоночи! Ну погодите, сейчас я вам устрою: мало не покажется...»       Другими словами, пускай и несколько своеобразно, но Анзу верно истолковала их намерения: пока она размышляла, девушки окружили ту самую злополучную кабинку со всех сторон и затаили дыхание, прислушиваясь.       — Нет тут никого, ясно вам! Мы же в школьном туалете, право слово: откуда тут взяться другому человеку, запершемуся по тем или иным причинам в кабинке? И вообще, что за тупые вопросы? Это все привидения, не иначе! НУ-КА ЖИВО ПРОВАЛИВАЙТЕ ОТСЮДА, ПОКА Я НЕ ВЫШЛА И НЕ ОКУНУЛА КАЖДУЮ ИЗ ВАС ЛИЦОМ В УНИТАЗ, УСЕКЛИ?! — зарычала старшеклассница, не в силах контролировать даже такой минимум, как собственная речь; разрываясь где-то между двумя тонкими гранями — плотского удовольствия и абсурдного желания сдохнуть прямо на месте, ну, скажем, от удара молнии...       Бакура тихонько посмеивается. Конечно, ему-то терять нечего, он с самого начала был готов к тому, что их в любой момент могут застукать! И теперь, когда этот судьбоносный момент все же настал, демон решил ей немного подыграть. Дверца их общей (все равно что памятной; «будет, о чем рассказать внукам на старости лет») кабинки вдруг заходила ходуном, содрогнулась как в предсмертных конвульсиях и тут же беспомощно замерла, но лишь для того, чтобы издать нечеловеческий в своем проявлении вопль. Таинственная невидимая сила поднялась словно бы из глубин его черной бессмертной души и, повинуясь одному только взгляду демона, направленному куда-то сквозь этот несчастный кусок пластика, ударила со всей дури прямо в центр: такой грохот стоял, аж до звона в ушах! Даже обидно немного стало, что петли так спокойно взяли, да и выдержали целый потусторонний натиск. Девушки, однако, впечатлились этим маленьким театральным представлением до мозга костей, жаль только, не поседели на месте от страха, и стремглав кинулись наутек, не забывая при этом, конечно же, громко визжать — увы, получилось не так «изящно», как у Анзу, но зато нужный эффект все равно был достигнут. Туалет погрузился в долгожданную тишину.       — А-а, круто ты их... — растерявшись, вот и все, что смогла произнести Анзу.       — Так! Не пойми меня неправильно, красотка: мне безумно лестно, что в твоих глазах я не кто иной, как доблестный рыцарь в сияющих доспехах, но — вынужден тебя жестоко разочаровать — у нас осталось от силы минут десять... ну, может чуть больше. Сейчас эти дурочки наверняка побегут в учительскую и будут со слезами на глазах доказывать, что видели тут «та-а-акое — происки злых духов, не иначе». Иронично, правда? Короче говоря! Скоро здесь соберется чуть ли не вся школа, и первыми нагрянут, естественно, учителя. Если хочешь убраться отсюда незамеченной, нужно сделать это до конца перемены. Поэтому, будь так добра, перестань отвлекаться. Мы тут вроде бы делом заняты, нет? — Бакура себе не изменяет, плевать он хотел на всякие там обстоятельства. Демон перехватывает поудобней ногу старшеклассницы, заставляет ее чувственно прогнуться в спине и продолжает двигаться: грубо, расчетливо, как и подобает воплощению истинного зла. Сдерживаться — это не про него... да он, если честно, особо и не пытается. Бакура так резко дергает девушку на себя, проникая до самого основания, вынуждая подстроиться смиренно под заданный им темп, что Анзу ничего не может с этим сделать; она просто хватается за его одежду и привстает на носочки, с трудом удерживая равновесие. — Справишься? Или мне все-таки понизить планку? — скалится он ехидно, возвращая ей собственную шпильку, но девушка смотрит на него рассеянно, почти умоляюще, что даже его, повелителя тьмы, сердце не выдерживает и пропускает удар.       «Прости...» — шепчет он, краснея.       Бакура подхватывает старшеклассницу на руки, впивается цепко своими длинными узловатыми пальцами в ее ягодицы («Точно синяки останутся! У такой-то принцессы, и чтобы не остались? Вон, кожа нежная какая. Еще обидится на меня потом... Ну ничего-ничего! Зато все будут видеть — моя») и одним резким движением отрывает от пола: Анзу в ответ громко стонет, то ли от неожиданности, то ли это просто запоздалая эйфория вперемешку с новым, пьянящим чувством невесомости ударила ей в голову, и жмется инстинктивно к стене. Она так близко к нему, чувствует, как сокращаются, перекатываясь ритмично под кожей, тугие мышцы, как напрягаются удивительно сильные руки, как закипает в нем, пульсирует, течет по венам вместе с кровью, сжигает его изнутри чистая, ни с чем не сравнимая страсть.       Теперь, когда обе руки его оказались целиком и полностью заняты, Анзу поняла, как сильно все это время жаждала прикосновений и ласк демона. Судя по ошалевшему взгляду, Бакура разделял ее мнение... Стонать — нельзя. Касаться друг друга — не получится. Времени — всего ничего. Настоящая пытка! Парень глухо рычит, кусая от досады и растущего с каждым толчком экстаза губы. На них проступает кровь: ранка, оставленная укусом девушки, лопается и начинает снова кровоточить. Хриплые стоны царапают ему горло похлеще всякого проклятого раскаленного песка, коим ему довелось однажды наглотаться, будучи погребенным заживо в бескрайней пустыне — в этот раз он хотя бы может дышать. Хотя... и тут есть с чем поспорить: демон беспомощно задыхается. Не в зыбучих песках, так от собственных противоречивых чувств. И похоти. Обыкновенной животной похоти, за которую ему почему-то впервые стало по-настоящему стыдно.       Анзу, правда, так глубоко копать не спешит. Девушка запрокидывает, пронзаемая резкими грубыми толчками, кверху голову и подается демону навстречу, выгнувшись призывно в спине, благо, закаленное многочасовыми танцевальными тренировками тело ей это позволяет. Уж теперь-то он ее намеки ни за что не пропустит! «Вот она я — перед тобой. Без прикрас, как на ладони, в открытую: бери. Слышишь? Бери! Мне ничего не жалко», — читается в каждом движении.       — Откуда же ты такая взялась, а, Неферут? Хуже всякого фараона! Ну прямо как наваждение: стоит мне закрыть глаза — и ты уже тут как тут. Куда бы ни пошел, всюду меня преследуешь, что наяву, что в мыслях. Дерзкая, непокорная, царственная вся такая. Словно бы для меня создана... — произносит он одними губами. Впрочем, думается ему, девушка едва ли стала бы его слушать: в самом деле, кому какое дело, что он там бормочет, верно? «Ну и пусть! Все именно так, как я планировал изначально. Просто секс: ни больше, ни меньше». Жаль только, Бакура не уяснил до сих пор одного.       У девушки отменный слух...       Спохватившись, как если бы он забыл нечто важное, демон припадает остервенело к ее груди, ласкает умело языком, поднимается выше, терзает нежную шею, оставляя на тонкой коже череду кроваво-красных укусов вперемешку с ласковыми осторожными поцелуями, не в силах уже толком отличить, где кончается страсть и начинается боль.        — Н-не могу... Я больше не могу! Бакура, пожалуйста... — стонет жалобно Анзу, прижимая его обеими руками к себе: тело девушки словно бы волной накрывает долгожданный оргазм. Бакура чувствует, как сокращаются хаотично стенки ее влагалища; она сперва выпрямляется, точно натянутая струна, — там, на пике удовольствия, все ощущения до того выкручены на максимум, что, кажется, она способна кончить от одного только горячего дыхания парня, обжигающего шею и ключицы, — прогибается блаженно в спине, силясь ухватить последние крупицы экстаза, после чего резко обмякает в его руках, пронизываемая сладкой трепетной дрожью. И этого вполне хватает, чтобы довести его самого до предела.       Парень делает пару размашистых толчков, вгрызается напоследок в губы старшеклассницы, пытаясь утопить в этом умопомрачительном ненасытном поцелуе рык вперемешку со стонами, и наконец изливается, уткнувшись лбом в ее плечо. Пару минут они так и стоят — взмыленные, уставшие. В ушах стоит непрекращающийся звон. Бакура думает, это кровь прилила к вискам и теперь пульсирует, отдаваясь в голове ударом сотен, если не тысяч набатных колоколов, но вскоре пелена возбуждения спадает, и к нему приходит запоздалое осознание — то прозвенел школьный звонок.       Анзу, судя по всему, требуется чуть больше времени, чтобы оправиться. Демон ставит ее осторожно на ноги: колени девушки тут же подгибаются, и она снова падает к нему в объятия. Правда, ненадолго...       Старшеклассница в ужасе распахивает глаза, понимая наконец, что именно они натворили, и с силой отталкивает парня. Бакура дергается всем телом, как от увесистой пощечины, — уж лучше бы она и правда его ударила! — но молчит, отступая покорно назад. В коридоре раздался чей-то беспорядочный топот: ученики спешили вернуться в класс до прихода учителя.       — Нет-нет-нет, только не это! — шепчет Анзу лихорадочно, поправляя дрожащими пальцами одежду. Она наскоро приводит себя в порядок; застегивает рубашку, пиджак (за исключением, конечно, тех двух пуговиц, что не выдержали «ухаживаний» демона и отлетели еще в самом начале), поправляет взмокшие волосы. О том, чтобы подойти к зеркалу не может быть и речи, на счету каждая драгоценная секунда. «Главное, чтобы нас не увидели вместе! Остальное можно как-нибудь пережить...» — думает Анзу, пытаясь заглушить тем самым совсем другие мысли, бесконечное множество дурных навязчивых мыслей.       Так ничего и не сказав, девушка кидается порывисто к двери, щелкает чудом уцелевшей после всего произошедшего задвижкой и, обернувшись напоследок через плечо, вылетает прочь.       — Ты можешь сколько угодно отрицать произошедшее, мол, это все поганая ложь и клевета, «не могла я вот так просто взять и прыгнуть на член моего злейшего врага», но мы оба прекрасно знаем: моя. ТЫ МОЯ, СЛЫШИШЬ?! — догоняет ее на выходе из туалета нечеловеческий крик демона.       В класс она возвращается с низко опущенной головой. Просто влетает как угорелая за минуту до учителя, пробегает мимо растерянных друзей и молча шмыгает за парту, делая вид, будто ей срочно нужно подготовиться к уроку, хотя в действительности она даже не помнит, какой сейчас должен быть предмет. Юги провожает девушку долгим задумчивым взглядом: если с Джоночи и остальными это еще имеет какой-то смысл, то с ним такой номер не пройдет. Он прекрасно заметил и расстегнутый наполовину пиджак, и отсутствие галстука, и багровые следы на шее — а следом и того, кто, очевидно, «ни капельки к этому не причастен».       Бакура появляется в классе одновременно с учителем. Проскальзывает мимо него бесплотной тенью и послушно садится на свое место. Он выглядит на удивление прилично, если не сказать и вовсе эффектно: впервые за все это время его пиджак застегнут на все пуговицы (нужно же было как-то прикрыть кровь на рубашке), волосы подобраны аккуратно синей лентой. Подумать только, ну прямо само очарование! Анзу, между тем, поднимает неловко голову, чтобы поприветствовать вместе с остальными, как и подобает в начале каждого урока, учителя, но вместо этого смотрит совсем в другую сторону. При взгляде на него щеки девушки мучительно краснеют...       Юги неодобрительно хмурится.       — Что скажешь на это, партнер? — шепчет он, кладя руку на висящую у него на шее Загадку Тысячелетия, да только фараон почему-то молчит. Совсем. — Партнер? Эй, партнер! Ты сегодня не очень разговорчивый, да? Ладно, можешь ничего не отвечать. Если ты так решил, то, конечно, будь по-твоему. Я не стану вновь поднимать эту тему. — Юноша вздохнул. Молчание фараона было ему более чем понятно.       Остаток урока проходит в каком-то гнетущем напряжении: учитель постоянно косится в сторону Анзу и неодобрительно цокает языком, стоит ей неосторожно выпрямиться и продемонстрировать всему классу россыпь «трофеев» на своей шее. То ли дело Бакура! Старик не выдерживает и начинает распекать девушку за непристойное поведение, ставя ей в пример образумившегося, как он торжествующе заявил, молодого человека — ведь «и пиджачок-то у него на все пуговички застегнут, и воротничок белый, чистенький, и волосы наконец-то в порядке!».       Пытаясь бороться с очередным приливом возбуждения, — ну в самом деле, она же не думала, что для нее все закончится так легко и просто, верно? — Бакура улыбнулся благодарно учителю и тряхнул надменно головой. Что ж...       

А хвостик у него и правда получился неплохой.

Да?