Frozen Heart

Мальчик не старше десяти лет осторожно шёл по лесу, сбиваясь с дороги в темноте вечера. Он плохо помнил, как именно забрёл в чащу, но точно знал, что идти надо вперёд. Там, над чернеющими на фоне тёмно-синего неба верхушками сосен, была видна тонкая струйка дыма — а значит, там были люди. Ребёнок не любил, когда рядом были люди, но среди них хотя-бы можно было найти еду и тёплое место, чтобы поспать. Была середина осени, и на северных землях холодало быстро… Дымок постепенно скрывался за вершинами деревьев, зато между их стволами всё отчётливее виделся свет, похожий на свет костра. Поначалу ребёнок не обратил на это внимания, но свет становился ближе, а дома так и не появлялись… Это начало волновать: неужели впереди был всего лишь чей-то костёр? Мальчик скорее бы предпочёл провести в лесу всю ночь, чем попался бы на глаза какому-то бродяге… Вдруг, слуха коснулись голоса. Слов было не разобрать, но со стороны огня точно доносились голоса двух взрослых мужчин. Ребёнок осторожно подкрался ближе, прячась за кустами и камнями. Его взгляду открылась низина у подножия гор, с противоположной стороны к которой подходила высокая, покрытая трещинами скала. Сухая трава здесь почти не была припорошена снегом, — благодаря согревающим землю маленьким гейзерам, из которых вырывались тонкие струйки пара — однако воздух, напротив, был странно холодным. Мальчик спрятался за покрытыми старым мхом камнями, вдыхая запах сухой промёрзлой земли, и настороженно уставился на двух людей, стоящих возле разведенного перед скалой на краю низины костра. Жёлтые и оранжевые языки пламени отбрасывали колеблющиеся блики на камень и землю, мягко подсвечивая белые свободные одежды стоящего близ него человека. — …И всё же это не то, что возможно контролировать другим людям, — мягкий, но звучный голос стал слышен отчётливее. Лицо человека в отблесках пламени было светлым, взгляд — спокойным, а длинные тонкие пальцы перебирали какие-то сухие растения. Связки таких были разложены на камне у костра. — Но это заходит слишком далеко… — этот голос был ниже, не такой обволакивающий, как у человека в белых одеждах. Он стоял лицом к костру, спиной к ребёнку и совершенно его не заинтересовал. — Эту магию не сдерживает ничто! Ребёнок с непониманием приподнял брови, невольно подавшись вперёд. О чём они говорят? Разве магия — не сказка для глупых грудных детей, так почему двое взрослых разговаривают про неё, как про что-то реальное?.. — Моему старшему сыну четырнадцать, младшему — одиннадцать, — тем временем продолжал говорить человек. — Раньше они видели друг друга хотя-бы в редкие праздники, но после того, как год назад магия вырвалась через перчатки рядом с Сичэнем, и мы едва успели скрыть это от него… — Второй принц вовсе перестал покидать свою комнату? — в добрых глазах монаха в белом промелькнуло что-то твёрдое. Или так лишь показалось из-за игры пламени?.. — Почему вы вообще решили, что обычные перчатки смогут сдержать зиму? Озаренное лёгким недовольством лицо монаха было ещё интереснее, чем безмятежное. Ребёнок рискнул высунуться из-за камня, оперевшись на ладони и внимательно вслушиваясь в слова. Эти люди… Были сумасшедшими, или же магия правда существовала?.. — А что сможет?! — слегка повысил голос второй человек. В его тоне просквозила тень отчаяния. — Эта магия способна убить! Вы говорили тогда, много лет назад, что любая рана, нанесённая магией, заставит человека замёрзнуть насмерть, так что, если бы он ранил Сичэня? Что сможет её сдержать?! Монах прикрыл глаза, едва заметно покачав головой. — Это. Он легко, едва касаясь своих одежд, приложил руку к груди напротив сердца. Ребёнок, наблюдая за этим, нахмурился. Что за ерунда? Какую-то магию сдержит сердце?.. Это звучало почти точь в точь, как бред про поцелуи любви, который доносился из каждой подворотни! Наивно и странно! …Но перестать слушать и уйти отчего-то не хотелось. Ребёнок высунулся из-за камня сильнее, подавшись чуть вперёд. Ладони, на которые он опирался, стояли на самом краю камня и норовили соскользнуть с холодной гладкой поверхности, но мальчик не замечал этого. — Я говорил, что у ребёнка должен быть человек, которому он сможет довериться, — продолжал говорить монах своим мягким чарующим голосом. — Только спокойное сердце, внутри которого есть тепло, способно взять вьюгу под контроль. И тот мальчик, принц Юньмэна… Второй принц очень переживал за него в тот день. Надеюсь, им не запрещено хотя-бы обмениваться письмами? Судя по взгляду второго человека, он сам не мог точно ответить на вопрос. Но, наконец, он кивнул. — Я понял вас. Я поговорю с братом… Ребёнок, подслушивая, слишком тяжело оперся на одну из рук, и она вдруг соскользнула с камня, ударяясь о соседний. Раздался шорох, покрытые трещинами и буграми валуны больно поцарапали кожу, и мальчик краем глаза уловил, что монах в тот же миг насторожился. Стиснув зубы так крепко, как он мог, ребёнок юркнул за камень, почти распластавшись по земле и стараясь не издавать больше ни звука. Это было сложно — один из пальцев соскользнувшей руки отзывался пульсирующей болью, которую не привыкли терпеть обычные дети. Подняв её к глазам, ребёнок увидел, что камни ободрали кожу на мизинце и чуть-чуть безымянном пальце с ладонью. — …Ваш брат сделает хуже, — вновь раздался голос монаха. Наверное, тот всё же решил, что странный звук ему только послышался. Ребёнок обтёр выступившую кровь об одежду и, прижав к груди ладонь с больным пальцем, осторожно перевернулся на живот и вновь посмотрел между камней. На поляне на несколько мгновений застыла тишина, нарушаемая шелестом веток и едва слышимым треском костра. — Вы много лет скорбите по королеве, не думая ни о чём ином. Но с вами всё ещё есть её сыновья, которых можно уберечь. Человек опустил голову, глядя куда-то вниз, на костёр. Ребёнок же окончательно запутался: королева? Да кем, в конце концов, были это двое?! — …Спасибо, — после долгого молчания произнёс странный человек. Он сделал шаг назад, словно собираясь развернуться и уйти. Монах склонил голову. — Осторожность важна, Ваше Величество. Но лишний шаг… Монах смотрел вслед удаляющейся фигуре, всё ещё перебирая в пальцах сухие цветы. Мальчик, прячась за камнями, уже думал уйти… Но вдруг губы монаха тронула лёгкая, как дуновение ласкового ветерка, и светлая, будто луна на ночном небе, улыбка. — Я не смогу изменить ход его мыслей, — словно обращаясь к самому себе, произнёс монах. — Король подумает над моими словами по пути, но как только вернётся в замок, вновь позволит печали опутать себя, позабыв обо всём. А его брат вовсе не станет прислушиваться к чужим словам. Ребёнок не понял ни одного слова. Но это было неважно — взгляд больших чёрных глаз был прикован к нежной улыбке. Вдруг, монах слегка повернул голову, едва не встретившись с прячущимся мальчиком взглядами. Тот затаил дыхание, надеясь, что камни перед ним достаточно высокие, и его одежда хорошо сливается со старым мхом на них. Впрочем, монах скоро отвёл глаза — его губы напоследок дрогнули в чуть более широкой улыбке. — Но лишний шаг… — повторил монах сказанную вслед странному человеку фразу. Он опустился на камень возле костра, отложив связку сухих цветов к остальным, и глядя на мягкие языки пламени. — …И ты на дне… Монах лёгким движением достал из рукава белых одежд длинную широкую ленту. Ловко завязав ей глаза, он протянул руку к травам, наощупь выбирая одну из связок. Ребёнок задумчиво склонил голову набок, потирая ушибленный палец… Но тут монах бросил сухие травы в костёр, и пламя ярко взвилось вверх. Монах приподнимал голову вслед за языками пламени так, словно сквозь повязку видел каждое движение искрящихся всполохов. Вдруг он снова протянул руку к связкам трав, и бросил в огонь горсть маленьких сухих белых лепестков, похожих издалека на крупные хлопья снега… Но те словно не сгорели, нарисовав между языками пламени светлую фигуру человека. Мальчик округлил глаза, тотчас позабыв об ушибленном пальце. Картинка внутри пламени чуть расплывалась по краям, но фигура какого-то ребёнка лет одиннадцати виделась отчётливо, вокруг него кружились белые точки, будто снежинки, и их движение не совпадало с танцем золотистого огня… Что это такое?! Будто настоящее колдовство… да нет, наверняка это какой-то фокус, вроде тех, что показывают в праздники на площади! Но тут не было ничего, кроме огня и трав… — …Где-то, где северный ветер встречается с бушующим морем… — монах улыбнулся, все так же глядя на огонь через плотную повязку. — Течёт древняя замерзшая река. Её твёрдые воды хранят память обо всём, чего когда-либо касался холод, а также в них сокрыто холодное сердце льда. Мальчик не шевелился, во все глаза глядя на фигуры в огне и протянутую к ним тонкую бледную руку монаха. Очертания фигуры менялись, она уже не была похожа на ребёнка, а, скорее, взрослого юношу — вокруг него кружилось всё больше снежинок, они взметались вверх вместе с искрами огня, внезапно застывали на месте, а после рассеивались, оставляя вместо себя пустоту. Казалось, что вокруг юноши всё замерзает, несмотря на жар костра. — Однажды люди рассердили лёд, и он сковал эти земли, лишив всех солнечного лета, — обволакивающий тёплый голос звучал для ребёнка так, словно он лежал в мягкой кровати, слушая сказку на ночь. Незнакомое чувство, ведь раньше ему никто не рассказывал сказок, непривычное и от этого тревожное. Зачем монах вообще говорил всё это вслух?.. — Люди пытались найти сердце льда, чтобы остановить зиму и вернуть лето, но не могли… Монах бросил в костёр ещё одну пригоршню лепестков. Вокруг юноши в костре появились смутные очертания других фигур, и что-то в мечущихся внутри костра снежинках давало понять, что все они или бегут прочь от него, или пытаются напасть. Только одна фигура, почему-то немного более отчетливая, чем остальные, стояла ближе просто так, не мечась и поднимая руки, будто пытаясь успокоить толпу. — Пока вдруг не появился храбрый юноша, — монах склонил голову, проведя рукой возле огня. Теперь мальчик был уверен, что он каким-то немыслимым образом видел всё сквозь белую повязку на глазах. В огне замерли две фигуры, одна из которых была всё тем же юношей в снегу, а вторая — человеком такого же возраста с собранными в высокий хвост волосами. Но было сложно понять, они стояли так близко потому, что сражались, или же что-то иное… — Юноша пошёл за горизонт, нашёл замерзшую реку и отыскал в её глубине холодное сердце льда… Вдруг монах взмахнул длинным рукавом, заставляя видение в костре исчезнуть, и поднял голову. Ребёнок был уверен, что глаза под повязкой в этот миг были направленные прямо на него. — Ты раньше слышал эту легенду? Мальчик вздрогнул, словно очнувшись лишь сейчас. — Не бойся, — губы монаха вновь тронула светлая улыбка. — Подойди. Ребёнок недоверчиво нахмурился, упрямо поджав губы и не двигаясь с места. — Я хочу помочь. Ты поранил палец, не стоит так его оставлять. На этих словах мальчик не выдержал. — Кто вы такой?! — крикнул он, резко вскакивая на ноги. Откуда этому человеку было знать, что он поранился о камни, да ещё и именно палец?! И вообще, он же сидел с завязаными глазами! Монах улыбнулся шире. — Моё имя Синчэнь, — он аккуратно протянул руку точно в сторону мальчика. — Подойди. Тебе больно, не надо терпеть. Дай мне руку. Я быстро вылечу его. Мальчик, всё ещё недоверчиво хмурясь, сделал несколько шагов вперёд и замер возле костра. Он был таким тёплым и светлым, что казалось, будто рядом с пламенем абсолютно безопасно… Но ребёнок не привык доверять людям. Он, ни на миг не сводя пристального взгляда с монаха, вытянул вперёд правую руку. — Не эту руку, — почти тотчас мягко поправил его монах. Ребёнок, замерев на секунду, так же молча протянул левую. Монах перехватил напрягшееся запястье легко и точно, словно смотрел на него, и мягко, самыми кончиками пальцев провёл по ранкам. — Так ты слышал эту легенду? — спросил он ещё раз, одной рукой держа ладонь мальчика, а другую протянув к травам. Тот поджал губы. — Нет. Дурацкая легенда! Лёд не может сердиться, он не живой, и вообще, откуда у него взяться сердцу?! — Вот как, — монах, нисколько не обескураженный резким тоном, растёр какие-то травы в порошок между своими пальцами и бережно нанёс его на кожу сильнее напрягшегося ребёнка. — Значит, ты не хочешь услышать, как закончилась вечная зима? — Нет! — мальчик скривил губы, всем своим видом показывая, как ему наплевать на легенду. Однако, помолчав с минуту, он не выдержал: — И как? Монах в белых одеждах нежно улыбнулся. Он снял повязку с глаз и, словно из ниоткуда достав полоску ткани, перевязал мизинец, который уже действительно болел меньше, чем в начале. — Юноша увидел внутри сердца льда цветок. Он обнял его, и лёд сам позволил своему сердцу растаять, оставив цветок в руках юноши. Ребёнок, застыв на мгновение, поспешно вырвал палец из чужих рук. — Какой ещё цветок… — раздражённо пробормотал он. Словно не заметив и тени иронии в голосе, монах снова взял его за руку. Поправив повязку на пальце, второй рукой он извлёк что-то из складок белых одежд и мягко положил на ладонь ребёнка небольшую конфету. — Цветок ландыша. Мальчик уставился на конфету, затаив дыхание. Сладости, даже самые маленькие, были немыслимой роскошью для тех, кто рос на улице… А конфеты и вовсе были привилегией разодетых богачей! Зачем этот человек даёт их просто так? Это странно и неправильно! Что ему нужно… Почему… Вновь резко отдернув руку и сжав конфету в кулаке, мальчик отскочил на несколько шагов и побежал в лес. Монах попытался окликнуть его, но непривычное беспокойство в чужом голосе лишь сильнее сбивало с толку, заставляя бежать быстрее. Монах вздохнул, покачав головой и с грустью глядя мальчику вслед. Но тот уже не мог этого увидеть. Вскоре окруженная скалами поляна скрылась в ночи. Ребёнок лишь тогда остановился и, разжав кулак, долго смотрел на маленькую сахарную конфетку. Палец больше не болел. Сюэ Ян поспешно выбросил это воспоминание из головы, покосившись на идущих чуть позади принца с королём. Конечно, он наврал, что не помнит подслушанный разговор дословно. Равно как и о том, что не уверен в дороге — ведь с тех пор и до сего дня он слишком часто уходил в лес, незаметно подкрадываясь к открывающейся за камнями низине. Но об этом не узнает никто. *** Лес вокруг становился всё гуще и выше, а на землю опускались сумерки. Лучи упавшего за горизонт солнца, несколько часов назад окрашивавшие снег в золотой, сейчас стали тускло-алыми, почти не освещая синеющее между лапами сосен небо. Копыта чёрных лошадей ступали по белому снегу, оставляя на нём глубокие округлые следы рядом со следами от высоких сапог людей. Трое путников спускались всё ниже, оставив скалы Северной горы позади. До Гусу оставалось идти несколько часов, так что они могли вернуться в город до рассвета. Но в какой-то момент Сюэ Ян свернул с тропы, направив Цзянцзая вглубь леса. Сичэнь с Ином последовали за ним. Король был бледен, и хотя внезапная боль в сердце больше не приходила, все понимали, что надо было как можно скорее узнать всё об этой ледяной ране и исцелить её… — Дорога бесконечная. Я уже есть хочу! — Вэй Ин окинул взглядом скалы, поросшие мхом и присыпанные снегом. — И почему всяким мудрым отшельникам-целителям всегда надо жить именно в глухом лесу, неужто настолько людей не любят… Губы Сичэня дрогнули в улыбке. Сейчас он хорошо понимал друга — хотелось вернуться домой как можно скорее. Тревога за брата не утихала, но король надеялся, что по возвращении в Гусу его ждут хорошие новости хотя-бы о дяде. И принц Яо… Чем ближе был город, тем острее Сичэнь чувствовал, как сильно он хотел его увидеть. Наверное, Сичэнь думал о Яо даже слишком много — но разговор с другом правда помог бы облегчить тяжесть сегодняшнего дня и привести в порядок сдавливающие голову мысли. На короткое мгновение Сичэнь представил вернувшееся лето, брата, наконец-то стоящего без перчаток рядом со смеющимся Вэй Ином, и Яо, уже рядом с собой, его улыбку и ямочки на щеках. Мысль была странной, но от неё почему-то стало теплее на холодеющем сердце, поэтому Сичэнь невольно сам улыбнулся шире. Вэй Ин те временем тяжело вздохнул, смотря по сторонам. — Ян, сколько нам ещё идти? — Мы близко, — повёл плечом тот. — Кажется, — добавил парень, быстро отведя глаза. Ин вздохнул, погладив между ушек крупного снежного кролика, которого держал в руках. Тот приластился к руке, слегка дёрнув маленьким носиком. Снега на тропе постепенно становилось всё меньше, а мха на булыжниках, лежащих по краям тропы, всё больше. Но вдруг путники обошли очередную черную скалу, и их взглядам открылась низина, окруженная каменными уступами. Там совсем не было снега — он таял из-за маленьких гейзеров, разбросаных на краю поляны и выбрасывающих в воздух тонкие струйки белого пара. Сухая трава, ещё два дня назад гревшаяся под лучами августовского солнца, сейчас была холодной, как и чистый воздух вокруг, а мох на камнях, казалось, был старше всех троих спутников, что придавало этому месту лишь больше таинственности. Шаг людей и животных невольно замедлился. Хотя Ян не сказал вслух, что они дошли, принц и король без слов поняли, что это и есть то самое место. — Холоднее, чем в горах… — Ин зябко повёл плечами, украдкой проведя рукой по волосам, словно пытаясь что-то скрыть. Взгляд быстро скользнул по поляне и остановился на высокой скале с противоположного края. — Ой, там… Дверь? Сичэнь, пойдём, давай же! — он схватил Сичэня за руку, не глядя бросив поводья Чэньцин Сюэ Яну. Тот почему-то ничего не сказал, не отводя чёрных глаз от вырезанной в камне двери. Вэй Ин и Сичэнь подошли к скале. В толще камня в самом деле была вырезана дверь, немногим моложе окружающих её выступов и трещин. Принц Юньмэна уже поднял руку, чтобы постучать… Как вдруг массивная дверь приоткрылась, с шорохом приминая сухую траву. Юноши невольно отступили на шаг. Дверь открылась шире, явив взору каменные своды небольшой, но уютной пещеры, внутри которой на земляном полу горел огонь, и выпустив наружу пряный и немного горький запах пропитанных дымом сухих трав, разложенных аккуратными связками на деревянной скамье. На пороге пещеры же, слегка касаясь длинными пальцами тяжёлой каменной двери, стоял человек в белых монашеских одеждах. По пути сюда и Сичэнь, и Ин успели вообразить умудрённого сединами старца, поэтому никак не ожидали встретить человека, на вид не старше их самих. Его тонкое лицо с высокими скулами своей бледностью делало ярче черноту длинных волос и глаз, которые внимательно осматривали пришедших. — А… Прошу прощения! — Ин первым заговорил, выскочив вперёд. Сзади, привязав лошадей, подошёл Сюэ Ян, не отрывавший от монаха странного взгляда. — Мы… Мы пришли, чтобы… Монах поднял руку, призывая принца замолчать. В чёрных глазах вдруг сверкнула тревога. — Проходите скорее, Ваше Величество и Ваше Высочество. Сичэнь и Вэй Ин удивлённо подняли брови. Монах отступил внутрь пещеры, всё с той же тревогой глядя на юношей. Переглянувшись с другом, Сичэнь всё же вошёл. Ин последовал за ним, прижимая снежного кролика к груди. Взгляд монаха на несколько мгновений задержался на Сюэ Яне, упорно смотрящем куда-то в сторону. Улыбнувшись странной, но доброй улыбкой, он повёл рукой, приглашая того следом, и закрыл за юношей каменную дверь. — Кто вы? — вырвалось у Вэй Ина. — И… Откуда знаете, кто мы? — Моё имя Синчэнь, — ответил монах. Казалось, его совсем не удивил крупный кролик из снега на руках принца Юньмэна. — Я отшельник, давно живущий здесь, у подножия гор, для совершенствования тела и духа. Но сейчас это неважно… — он извлёк из рукава длинную полосу белой ткани. — Прошу вас, присядьте. Вы ранены. Сичэнь нахмурился. Было во всём этом что-то безумно знакомое — словно сон, который ты никак не можешь вспомнить наутро. Даже то, как представился монах… Казалось, что он уже слышал что-то подобное, если не сказать — то же самое. — Как вы узнали это? — не удержался от вопроса Сичэнь. — В вашей крови течёт холод горного воздуха и фьордов, но также с ними смешалась магия, которую они отторгают. Ваш брат ранил вас, и ранил тяжело, — монах покачал головой. Взгляд скользнул к Вэй Ину. — А вы… — Д-да, вы правы! — Ин поспешно опустил руку на плечо друга. — Сичэня правда ранило… Но Ванцзи не нарочно! Эй, Сичэнь, садись… Ванцзи сказал найти вас, вы можете что-то с этим сделать?.. Брови Синчэня едва заметно нахмурились. Он задержал на Ине долгий взгляд, однако не сказал ничего. Подойдя к опустившемуся на каменную скамью Сичэню, он ловко завязал глаза белой тканью и поднял руку. Кончики тонких пальцев коснулись груди короля, застыв на несколько мгновений. — …Я надеялся, что ошибся, — наконец произнёс монах. — Но принц Ванцзи ранил вас осколком льда в самое сердце. Мне не под силу согреть его. — …Что вы имеете ввиду? — спросил Сичэнь. Монах снял повязку, убрав ткань обратно в складки белых одеяний. — Чтобы исцелить рану, нанесенную льдом, надо согреть её. Но как можно легко залечить рану на сердце? — он покачал головой, всё так же хмуря брови. — Это не способен сделать сторонний человек. — Что… — на лице Вэй Ина отразилась тревога. — Но как же… Неужели это правда? Ванцзи сказал, вы помогли однажды, что бы это ни значило! Значит, и в этот раз должен быть способ… Взгляд Синчэня вновь задержался на принце. — Ваше Высочество, прошу, не пытайтесь сейчас понять или вспомнить, — предостерёг он. — Это может сделать хуже. Легко согреть руки, живот так же не вызовет трудностей. Или голову — достаточно одного тёплого воспоминания, оно согреет мысли. Но человеческое сердце намного сложнее, — он покачал головой. — Сердце способна согреть лишь любовь. Вэй Ин и Сичэнь переглянулись, снова не понимая, что монах имеет ввиду. Заметив это, тот объяснил: — Лишь знак истинной любви растопит холод в сердце. Без этого человек, чьё сердце покрыто льдом, замёрзнет навечно. В пещере стало безумно тихо. Сичэнь поднял руку едва коснувшись кончиками пальцев своей груди. Замерзающее сердце отозвалась тихой болью. — …Знак истинной… — пробормотал Ин. — Эй, это что, о чем-то вроде поцелуя любви? И только это поможет? — он резко повернулся к Сичэню. — Сичэнь, кто тебе нравится?! — выпалил он. — Твой дядя, вроде, очень хотел найти тебе невесту, так что, нашёл или нет?! Скажи же!.. Однако король лишь покачал головой. Договорные браки всегда казались ему странными, поэтому дядины планы на помолвку племянника всё ещё не были претворены в жизнь. А сам Сичэнь… В кого он мог влюбиться за эти одинокие тринадцать лет?.. — Вы не поняли, Ваше Высочество, — вдруг раздался голос монаха. — Не поцелуй, а знак истинной любви. Я не имел ввиду, что любовь должна быть… такой, — он слегка улыбнулся. — Знак истинной любви может исходить от кого угодно. В том числе от родственников… или близких друзей. — Друзей?! — Ин хлопнул себя по лбу. Да что тут было думать! Он и есть друг Сичэня! — Что же вы сразу не сказали! Ну и каким должен быть… — принц вдруг осёкся. В голове ещё раз всплыли слова «истинная любовь», не дав продолжить фразу. Заметив это, монах мягко улыбнулся. — Знак истинной любви может быть каким угодно. Возможно, и обычными обьятиями. Главное в нём не само действие, а его искренность. Ин едва заметно переглянулся с Сичэнем. — …Как… — Ин сглотнул. — Как назвать кого-то другом? Настолько… другом… Язычки пламени колыхнулись, отбрасывая золотой свет на каменные воды пещеры. — …Когда ты способен доверить человеку всё, — наконец сказал Синчэнь. — Когда вы делите хорошие моменты и всегда готовы помочь в плохие, принимаете все ваши различия и, пожалуй… — монах на миг замолчал, внимательно смотря на принца с королём. — Когда вы останетесь друзьями даже спустя много лет или миль. Сичэнь и Вэй Ин молча обменялись взглядами. Он знали друг друга тринадцать лет, но всё ещё не были близки. Да, они были друзьями — но дружба бывала разной. Какие-то люди общались друг с другом из-за общих интересов, какие-то хорошо проводили время, оказавшись в одном помещении, но не более… Ина и Сичэня же связывал Ванцзи. Каждое письмо, отправленное Ином Сичэню, было тонкой ниточкой за закрытую дверь, шансом хотя бы немного поговорить с братом, пусть даже и без ответа. А каждое письмо, написанное Сичэнем, было для Ина шансом узнать о Ванцзи хоть что-нибудь, посмотреть на него хотя-бы глазами его старшего брата, и потом, пусть на бумаге, но показать себя. И Сичэнь, и Вэй Ин всегда понимали это. Такой вид дружбы не был плохим, и уж тем более не делал кого-то из них хуже. Это просто было так. — …Сичэнь… — Ин сглотнул. Сейчас почему-то стало особенно заметно, что за время их пути в волосах Сичэня появилось больше белых прядей. — Я… — Всё в порядке, — король опустил ресницы. Было бы странно винить в чём-либо Вэй Ина, когда он сам при слове «друг» подумал совершенно о другом человеке. — …Нет, так неправильно… — Ин запустил пальцы в волосы, второй рукой всё так же прижимая к себе встревоженного снежного кролика. Казалось, зверька тоже сильно взволновал разговор, он поглядывал на Сичэня, тревожно опустив ушки. — Тебе нельзя умирать, да ещё и так! Друзья и родственники… Сичэнь, Ванцзи ведь сможет это сделать, да? Я уверен, эта ледышка тебя любит, стал бы он иначе так скрывать свой лёд! Мы должны… — Пока вы вернётесь на Северную гору, — раздался немного ленивый голос Сюэ Яна, впервые с того момента, как они вошли в пещеру. — Его Величество, кажется, умрёт десять раз. Синчэнь строго посмотрел на юношу, однако не опроверг его слова. — Если принц Ванцзи на Северной горе, вы правда не успеете. — Нет-нет-нет… — Ин больно прикусил губу. — Если с тобой что-то случится, да ещё и из-за магии, Ванцзи это убьёт!.. Тогда… Тогда, может, твой дядя?! — Ин ухватился за эту идею. — Дядя не может не любить своих племянников! Наверное он очнулся, поспешим в Гусу! А если нет… Сичэнь, не может быть, чтобы никого… — Ин, — мягко прервал друга Сичэнь. — Прошедшие тринадцать лет в моей жизни правда не было людей, кроме отца, дяди, брата и тебя, — губ короля коснулась грустная улыбка. — И помимо них я сблизился лишь… Глаза Ина сверкнули. — …Бал, — он резко выпрямился. — Да, в Гусу! Я всё ещё не верю в друзей за один день, но чёрт, я хочу ошибаться!.. Надо торопиться, возьми Чэньцин… Ян! — Ин обернулся к юноше. — Можно я возьму Цзянцзая? Тот скептически приподнял бровь. — Хотелось бы посмотреть, сбросит он Ваше Высочество или нет, — Ян хмыкнул. — Почти уверен, что сбросит. — Буду считать разрешением! — махнул рукой Ин. — Как мы с тобой потом… — Я пойду следом, — проговорил Синчэнь. — Я провожу вашего спутника до Гусу, и позабочусь о снежном кролике, чтобы он не задержал вас, — монах снова будто прочитал чужие мысли — Ин как раз думал, как будет скакать на норовистом коне с кроликом в руках. — К тому же, я бы хотел поговорить с герцогом Цижэнем, — в глазах монаха в этот момент сверкнуло что-то твёрдое и несколько суровое. — Дядя сейчас, возможно, без сознания, — ответил Сичэнь. Монах повёл плечом. — Значит, я как раз приведу его в чувства. Но не время для разговоров, Ваше Величество, — он открыл каменную дверь. — Поспешите. У вас намного меньше времени, чем кажется. Ян и Сичэнь вышли из пещеры, направившись к лошадям. Ин слегка задержался, передавая снежного кролика в руки Синчэня, как вдруг тот пристально взглянул принцу в глаза. — Вы тоже ранены в сердце, Ваше Высочество. Ин поднял брови, замотав головой. — Вовсе нет! — Когда мы виделись в последний раз, в ваших волосах было намного меньше белых прядей, — заметил монах. Принц прикусил губу. Он смог скрыть побелевшие волосы от Сичэня с Яном, но не от монаха. — Это… Ничего! — он широко улыбнулся. — Я буду в порядке… У меня есть сестра! Она улыбнётся мне, и я сразу же согреюсь, а если нет — она любит готовить в тайне от своей матушки, меня точно согреет её суп! — он медленно отнял руку от снежного кролика. Тот потерянно прижал ушки к голове, но посмотрел без обиды, словно понимая, зачем Ин передаёт его другому. — Но… Вы сказали, мы виделись… — Ин приподнял бровь. — Простите, но сколько… вам лет? Монах загадочно улыбнулся, бережно держа снежного кролика в руках. — Конечно же столько, сколько и тринадцать лет назад. Ин отвёл глаза. Кем бы ни был этот человек… Он подумает об этом завтра. Сейчас важен был только Сичэнь. Если из-за магии с ним случится хоть что-то… Ванцзи до конца жизни будет винить в этом себя, заперевшись от всех в оковах льда. Ин не мог допустить, чтобы он снова остался один.