Волки меж деревьев

      Ансельм хорошо знал, что взрослым свойственно многое не замечать. Паутины в углу дома, мелких камешков в муке недобросовестного мельника или пробежавшей в амбаре мыши. Они не видели, как у торговца, забредшего в их деревню, глаза частенько мерцают красным. Дед-пастух, у которого Ансельм рос, часто не замечал своего внука, кроме тех раз, когда ему требовалось отправить мальчишку посмотреть за овцами или помянуть грязную кровь его отца. Но никоим образом Ансельм не мог вообразить, что взрослые не заметят трех волков, стоящих меж деревьев. Крупных, черных, притаившихся у опушки. Было время к закату, и длинные тени от стволов сосен укрывали зверей, но не могли спрятать их светящихся глаз. Жители деревушки сбежались на крики Ансельма, пасшего овец как раз у леса, да кончилось только тем, что дед отлупил его за вранье и даже слушать не стал.       Но волки были. Ансельм знал это, хоть никто не обнаружил в лесу следов, не слышал их воя, да и охотники давно не видали их в окрестностях (а они хотели бы разжиться волчьей шкурой). Соседские ребятишки подняли Ансельма на смех, на что тот буркнул в ответ проклятье и не выходил играть с ними до новой луны.       Пастух часто посылал внука по деревне помочь в хозяйстве, и Ансельм шустро выполнял его поручения, но теперь все больше сторонился леса с его грозными, клыкастыми верхушками сосен, и потому бегал окольными путями, чем забавлял местных. К кому бы Ансельм не заглядывал, его непременно журили за его обман или подшучивали, тыкая в окно да за забор и крича «Волки!» Некоторые старушки жалели его и приговаривали, что надо бы ему наведаться в церковь в селе лишний раз, чтобы не пойми чего не мерещилось. Ансельм добела сжимал свои губы, злился и топал ногой, но никого не мог убедить в том, что видел. А он был прав! И много думал об этом ночами, лежа на сундуке и поглядывая в окошко на тонкий, золотистый месяц. Напряженно вслушивался, точно ожидая услышать тихую волчью поступь по двору.       Помимо леса Ансельм сторонился еще и торговца-странника, стараясь любым способом не натыкаться на него в деревне. Но частенько наблюдал за ним, укрывшись за колодцем или бревенчатым забором. Торговец оставался пожить в доме то одного селянина, то другого, и щедро отплачивал за гостеприимство своим товаром. Девицы окружали его, любуясь редкой красоты бусами и амулетами, да слушая его истории о заморских странах. Поговаривали, что если обмолвиться с ним наедине, то можно купить у него камни-обереги на удачу в промысле, богатство или здоровье. Потому странника с радостью пускали погостить в свой дом и потчевали лучшим, что было в хозяйстве. Ансельм радовался, что дед его на дух не переносил странников с тех пор, как дочь его принесла ребенка от одного из них, и потому ни по чем не пустил бы такого гостя на свой двор, да и остальным наказывал этого не делать. Только кто ж его слушать станет!       Спустя время наказал дед вновь внуку пасти овец. С легкой дрожью в коленях Ансельм отправился выполнять его поручение. Он выбрал место поближе к деревенским воротам и уселся в высокую траву, настороженно озираясь. Один раз он даже подскочил на месте, испуганный жужжанием шмеля. Но опасался он не зря. Волки показались из лесу и на этот раз. Ансельм увидел целую стаю, выступившую из-за стволов. Они осмелились подойти к деревне ближе, чем в первый раз, точно отмеряя границы дозволенного. Овцы замерли, подняв головы от травы. Похолодев от ужаса, Ансельм закричал во всеуслышание. Он был убежден, что теперь-то все жители увидят волков и наконец поверят ему. Люди сбежались еще прежде, чем звери отступили в чащу. Но никто не разглядел стаю в деревьях. Мальчика выругали, а дед порол его пуще прежнего в этот день. Ансельм усвоил лишь одно: взрослые не помогут ему. Дураки они или слепы… Он решил для себя, что ни за что не приблизится к лесу, даже если дед велит ему и за непослушание изобьет до полусмерти.       Пастух ругался на него последними словами, таскал за ухо, да ничего не добился. Держал он зло теперь на своего внука, потому что решил, что тот волков выдумал, чтобы от работы уклоняться, да и посмешищем их перед всей деревней выставил. Кто теперь им своих овец доверит? К тому же год тот неудачным выдался для промысла. Дед ходил несколько раз с мужиками в лес за дичью, а возвращался ни с чем. Только полу задранного зайца и притащил. А близилась зима, и если б дела и дальше так пошли, голодными они б остались. Но Ансельм упрямился и к лесу не шел, а в деревне от него толку было мало. Ни дров тебе, ни грибов, ни зверька какого мелкого. Пастух долго размышлял, осыпал внука бранными словами, но решил наконец переломить свою гордость. Он задумал позвать торговца к себе погостить, надеясь от него получить амулет, что ему подсобит. Может, и такой найдется, что из внука его мужчину сделает. Ансельм долго ругался на деда, бился, но пастух запер его в погребе и поступил по-своему. Только к вечеру выпустил Ансельма, когда уже накрыл стол для гостя с тем, что оставалось, и пригласил торговца отпотчевать.       Торговец был мужчиной высоким и статным. Умел говорить красивыми речами, так что и деда увлек своим рассказом. Ансельм примостился в углу в противоположном конце избы от странника и принялся оттуда за ним наблюдать, откусывая потихоньку краюшку зачерствевшего хлеба. За кружкой медовухи рассказывал гость о пройденных им дорогах, о чудесах, что встречал на своем пути и своем необычном товаре. Наконец и Ансельм стал с открытым ртом его слушать, позабыв о своих опасениях. Когда дед полез в погреб, чтобы еще медовухи в кувшин набрать, Ансельм осмелел и решил задать вопрос торговцу: — А приходилось вам на дорогах встречать волков?       Гость удивился его любопытству: — Конечно, приходилось. Столько поездь, сколько я, всех волков на земле нашей знать будешь, — усмехнулся он. — И как же вы защищались от них?       Гость вознамерился ответить, да только дед уже поднимался и услышал их разговор: — Опять ты за свое! Не дурачь добрым людям головы!       Но странник рассмеялся и показал деду остановиться. А сам склонился над столом и заговорил: — Так ты и есть тот мальчуган, что видел волков на опушке?       Ансельм лишь кивнул и бросил боязливый взгляд на деда, притягивая к себе ноги. — И каковы они из себя? — Черные, как смоль, — голос Ансельма был почти шепотом, — Большущие. И глаза светятся, как угли в печи. — Почем вы мальчишку искушаете на вранье? — дед огорчился, что гость теперь и говорить с ним о деле не захочет, — Ясно же, что никого там не было. — Были! — Ансельм вскочил с места, — Целая стая! А скоро зима! Коль оголодают они, так и в деревню пойдут и задерут кого-нибудь. Вы никто мне не верите, а потом пожалеете!       Торговец покачал головой и усмехнулся. А глаза его мерцнули красным светом, так что Ансельм вновь отпрянул в угол и весь сжался. Гость заговорил: — Этого не бойся. Волки не войдут в деревню, если кто сам не пригласит их войти.       Тут уже и дед свел брови. Гость поднял кружку, чтобы отпить подлитой ему медовухи: — А где же родители этого сорванца? — Отец его прохвост удрал, как про ребенка прослышал. А мать, дочь моя непутевая, что с ним повелась, померла от ветряной оспы, когда мальчишке было пять годов от роду. Вот и достался он мне, видать, в наказание.       Гость сочувственно склонил голову: — А где же могила его отца? — Почем мне знать, сбежал же он — проговорил старик, — Где-нибудь у дальней дороги, а может быть и вовсе жив он до сих пор, черт бы его побрал.       Странник недобро ухмыльнулся: — Бежать он может и бежал, да только, видать, далеко не ушел?       Глаза деда вспыхнули гневом: — Что ты городишь в доме моем и при моем внуке, окаянный? Обвинить меня в чем хочешь? — Лучше скажи, пастух, зачем ты меня позвал? Чего хотел?       Дед тише стал, пораскинул, как лучше начать: — Слыхал я, что амулеты у тебя есть чудесные. Чтобы на охоте дичь сама к тебе выходила и в руки давалась. Продашь ты мне один? А то внучок и я не протянем зиму-то эту!       Гость хмыкнул: — Что ж, можно и продать. Только мне нужны не шкуры звериные и не монеты золотые. Лучший товар свой я меняю на выведанные у людей секреты. Может и ты расскажешь мне чего интересного?       Покраснел дед, но смолчал. А гость продолжил: — Много я уже секретов слышал от местных. И говорили они мне, как однажды одного мужичка подкараулили, а потом у опушки и прикопали. Но только соврали они все, сказав, что он дочь твою обижал. Так в чем же на самом деле повинен он был?       Пастух стал мрачнее тучи. Знал он от людей в деревне, что амулеты и вправду работают, и хотелось ему один получить. Но правду открыть он не решался. Задет был. — Судить тебя я не буду, не мое это дело. Но расскажи мне о том человеке, старик.       Ансельм в ужасе переводил взгляд с одного на другого. Ему редко доводилось слышать о своем отце. А дед, оказалось, еще и обманывал, что удрал тот, покинув сына. Наконец пастух произнес: — Он был странным человеком, нехорошим. В темной магии, видать, замешанным. В год неурожая появился он у нас. На охоте ему везло несказанно, и других он учил, как зверье ловить. Да еще всегда предрекал, когда у кого волки скотину утащат, а когда самого человека загрызут. А стрелять в волков не давал никому. У нас целый промысел в деревне был на этом: со всех окрестностей к нам за волчьими шкурами приезжали, а он прирезать человека готов был, лишь бы волка не тронули. В конце весны развелось в лесу волчат уйма, он все равно за свое. Говорил, что волки не тронут лишнего и заберут только свою малую дань. Дурной он был. Не хотел я, чтобы он при моей дочке жил, да не доглядел.       Тихо стало в избе. Лучина догорала на столе, едва освещая лица говоривших. — Натворили вы делов, — проговорил торговец наконец, отставляя кружку, — Как бы я раньше понял, ни дня бы у вас не остался. А то, глядишь, и меня бы вы на тот свет послали. Отдам я тебе твой талисман, старик, да только не убережет он тебя. Я отправлюсь дальше, в другие деревни и города. Прощай да не поминай лихом. Чем мог, я тебе помог.       Странник встал из-за стола. — Так ночь же уже! — воскликнул старик, вскакивая, — Куда ты отправишься? Переночуй хоть у меня, а потом уж своим путем иди. — Нет, пастух. Лучше я уберусь отсюда подальше. Неспокойные теперь ваши места.       Снарядился он и, уложив все свои пожитки, переступил порог, оставив Ансельма с его дедом наедине. Мальчик бросился к окну, оттер его от пыли и сажи, вгляделся в темноту, но торговец все равно что исчез. Тогда опустился Ансельм назад на скамью и окинул деда робким взглядом: — Где могила моего отца?       Старик повернулся к нему, и страшным, осунувшимся показалось его лицо в неверном, пляшущем пламени лучины. — Ты покажешь мне завтра, где это место? — Сказать где скажу, но сам я тебя туда не поведу. Обхожу я это место от греха подальше. И тебе не советую бывать там.       Но Ансельм отрицательно покачал головой. Все годы своей жизни он считал себя брошенным, ненужным даже своему отцу. А тот покоился рядом, в паре сотен шагов от деревни. Может, даже ходил за ним духом и уберегал от беды.       Следующим утром, когда еще не развеялась дымка над полями и трава была сырой от росы, Ансельм, не помня себя, отправился к месту, указанному дедом. Тихо шептал под нос, раз за разом: "на опушке у леса, рядом с гладким камнем". Мальчик много раз бродил здесь, когда пас овец или играл в салочки с другими детьми. Как-то раз даже упал, споткнувшись об этот камень. Теперь он преклонил колено перед ним, перекрестился и коснулся рукой пожухлой осенней травы. По пальцам тянуло холодом от земли. Сердце заныло от ощущения утраты кого-то важного в его жизни, кого ему даже не удалось узнать. Отца никогда не было с ним рядом, но Ансельм мог хотя бы однажды с ним повстречаться. Надежда эта рассыпалась прахом в его ладонях.       Краем глаза он заметил движение. Из лесной гущи к нему медленно крались волки. Ансельм, когда опомнился, увидел не одну и не две пары глаз. Он видел несколько дюжин. Повсюду меж деревьев, куда ни брось взгляд. Черная шерсть их стояла дыбом на холке, они пригибались к земле, выжидая момента атаковать. Дрожь пробежала по телу мальчика. Но кричать он не стал: никто бы не пришел, поскольку никто в деревне так ему и не поверил. И поздно было, от волков его отделяло лишь несколько шагов. Ансельм позволил им обступить себя со всех сторон. Он не сопротивлялся.       Когда мальчишка долго не возвращался, пастух пошел на его поиски, да еще с несколькими деревенскими мужиками. Осмотрели они опушку, порыскали по лесу — ничего не нашли. Решили, что Ансельм или сбежал, или правда попался какому хищному зверю, который его утащил да под корягой и загрыз. Но горевали не долго.       Пришла зима, дед и взаправду с талисманом странника стал удачлив в охоте, так что был всегда сыт и доволен. Остальная деревня тоже жила благополучно, о мальчишке почти не вспоминали. Дед только, когда надо было дровишек наколоть али сбегать по сугробам за чем-то, принимался роптать на проказника-внука, что его не слушал. Да в Йоль вдруг забарабанили к нему в дверь соседские бабки, сказали, что внук его в деревню вернулся. Дед чуть со скамьи не свалился, натянул валенки свои и вышел за ними к деревенской площади.       Ансельм в самом деле стоял там, жители кругом обступили его и меж собой шептались. Кто как наспех был одет, кто раскраснелся от бега, всем любопытно знать было, что с мальчишкой сталось. Только Ансельм молчал, будто не слышал ничего. Как дед появился на площади, Ансельм обернулся на него и стал по нему взглядом бегать, точно не признавая. Нисколько не изменился Ансельм за несколько лун отсутствия, не схуднул, не был подран, одежда его выглядела опрятнее прежнего. Глаза его мерцнули красным светом, и слабая улыбка коснулась губ.       Откуда ни возьмись выскочили на площадь черные как смоль волки, целых несколько дюжин. Деревенские врассыпную, да волки за ними, никто так и не укрылся.       Опустела деревня, и стояла заброшенная и засыпанная снегом до весны. Какой случайный путник на нее не набредал, понять не мог, что же в ней приключилось. А Ансельм двинулся дальше по свету, нося в сердце свою волчью свиту. И каждый человек из деревни был в нее заключен.