***
Казалось, время застыло на месте. Дышать становилось все труднее, а по спине поползли предательские капельки пота. Настенные часы, мерно отбивавшие секунду за секундой, молотом звучали в сознании, а перед глазами плыл туман, и даже пальцы Нарциссы, опустившиеся на колено Малфою, не могли унять предательской дрожи, идущей по всему телу. Слишком сильно страх затмил рассудок, когда Волдеморт вновь обернулся к нему, насмешливо вздёрнув бровь. — Ты рассчитываешь получить мою палочку, Люциус? Мою палочку?.. Люциус проклинал себя за несдержанность. За наивность. За банальную глупость, за то, что паника так сильно парализовала ум. Рука Нарциссы стиснула его колено под столом, и он глубоко вдохнул — так, как он практиковался в кабинете, запершись на ключ и несколько заклинаний, еще вчера ночью. И за день до того. И еще сотню, сотню раз. Чтоб до идеала отточить эту незаменимую способность — дышать, сохраняя спокойствие, смотреть в лицо смерти, которая с каждым днем выглядит все реальнее, и хоть как-нибудь продолжать функционировать. Это же не трудно. Вдох, выдох. Холодный воздух пополз по легким, скользкий и какой-то ненастоящий. Такой же, как и вчера. Глаза Волдеморта пронзали насквозь, словно заглядывая в самое сердце и освещая в нем самые глубокие страхи. Одним лишь взглядом Он вытаскивал на свет нарастающие панические атаки, отряхивал их и вертел в разные стороны. Разглядывал, словно диковинку, этот скользкий, позорный страх, который Люциус никогда, никогда, ни разу так и не смог в себе побороть. — Нет, мой Лорд. — Три тихих, едва различимых слова, которые сорвались с губ вместе с выдохом. Сердце пропустило один удар. И прежде, чем время снова остановится, разъедая кожу холодом помещения, Люциус выговаривает еще одно слово, еле-еле слышно, так, что не уверен, слышно ли его вообще. — Простите. Тихий-тихий, словно незаконный вдох. Раз. Выдох, сопровождаемый мягким поглаживанием колена. Два. Вдох снова, сдавленный и почти хрипящий. Три. Он не слышал ничего. Не звука, ни шороха, ни шагов, ни проклятий. И именно так знал, что Волдеморт все еще стоит сзади. И что теперь за его судорожную, паническую ошибку поплатится, возможно, Драко. Все к этому идет. И он готов, последние два года непрестанно готов, словно по щелчку пальцев, в нужную секунду ринуться вперед, заслонить собой, просить, умолять, обещать, если нужно будет — на коленях, как угодно, только бы оградить сына от наказаний за собственную неудачу… Дрожь снова прошлась по телу, и Люциус снова вдохнул, под столом сжимая тонкую руку Нарциссы. Хотелось закрыть глаза и не думать. Отключиться. Потерять сознание. Что угодно. Только не сидеть и не ждать, боясь обернуться, боясь посмотреть в глаза самому могущественному магу всех времен и вымолить, наконец, это чертово прощение. И тогда он увидел. Туман перед глазами рассеялся, и взгляд Люциуса прикипел к бледной, изящной руке, протягивавшей ему палочку. Сердце стукнуло — и рассыпалось сотнями искорок, обжигающих внутренности, и он словно со стороны услышал собственное хрипение, которое сложно было назвать очередным вдохом. — Мой Лорд… — Это ты хотел, Люциус, верно? — Пульс стукнул в висках. — Бери. Язык прошелся по шершавым губам, оставляя едва влажную дорожку. Люциус закрыл глаза, чувствуя, что вот-вот потеряет контроль над собственным разумом и, что еще хуже, — телом. Упадет сейчас на пол, не слыша хруста коленей о каменный пол, и вцепится в подол мантии Волдеморта, или затрясется в судорогах, или закричит до хрипа — он не мог предугадать, но чувствовал, как руки все сильнее дрожат, а в горле пересыхает так, что дышать делается невозможно. Еще одно жалкое сипение, которое наверняка слышно в самом дальнем конце стола. Нужно отвечать. Отвечать что угодно, быстро, сейчас же, иначе потом будет хуже… — Мой Лорд, простите меня. — Четыре слова. Люциус считает их — слова, звуки, вдохи и выдохи. Считает так дотошно и вдумчиво, словно сойдет с ума, если собьется со счета. Волдеморт молчит, и нужно продолжать говорить, возможно, если успеет, то попытаться попросить не трогать Драко… — Я… не должен был, — Люциус тяжело сглотнул, ощущая, как нехватка воздуха сдавливает легкие, а перед глазами снова плывет туман. — Мой Лорд, прошу вас, я недостоин… этой… чести. Губы еле выговаривают нужные слова, их приходится практически выталкивать из себя, хотя горло уже горит от сухости, а в лёгких начинает покалывать. Неумолимая рука все еще в поле явно поврежденного зрения, и Люциус закрывает глаза, перед которыми в очередной раз, словно в тумане, плывет комната, не чувствуя уже ни пальцев Нарциссы, хотя они наверняка все еще аккуратно стискивают его трясущуюся руку под столом, ни прохлады помещения. Только страх, ползущий под липким воротником и каплями стекающий по спине. И воздух. Вернее, то, как его не хватает… Сильно не хватает… — Люциус. — Прошу вас. — Судорожный выдох и собственный голос, скрежетнувший на самой высокой нотке, пугает Люциуса еще больше, и он понимает, что Волдеморт усмехается где-то там, сзади, за его спиной, нарочно не убирая руку с палочкой. — Прошу вас, пожалуйста, мой Лорд, я… не смогу… это было не специально… простите, пожалуйста, пожалуйста, Повелитель… Слова посыпались одно за другим, и Люциус едва не закашлялся, склонившись низко-низко к столу. Грязные волосы упали на глаза, закрывая от всеобщих жадных до чужой боли взглядов, но он даже не попытался поднять голову. Как и не попытался взять протянутую ему палочку. Нужно, подсказывало что-то внутри, нужно взять ее, потому что иначе нельзя… Взгляд осторожно скользит вдоль стола и натыкается на размытые, какие-то болезненно-раздваивающиеся очертания все той же руки, протягивающей ему чёрное древко. — Люциус, ты же не рассчитывал, что я оставлю тебя без палочки? — Мягкий вопрос, бьющий по затылку не хуже набата. — Или ты предпочитаешь ходить безоружным? Снова это проклятое хриплое дыхание, которым Люциус давится, едва сдерживаясь от надрывного кашля. И часы на стене, замедляющие ход и тонущие в тумане… Безоружен, — бьётся в голове, и он признает, что действительно безоружен сейчас. Так же, черт подери, как и вчера. Позавчера. И неделю назад. Он безоружен, блять, всегда, каждый день, когда стоит перед Темным Лордом и отвечает за очередное успешное или безуспешное задание, трясется, едва находит силы и нужные слова, чтоб как-нибудь ответить и остаться в живых, и уйти, заново считая вдохи. — Пожалуйста, мой Лорд… — тихий шепот перешел в жалкий стон, когда внезапно холодная ладонь накрыла его трясущееся плечо, заставляя замереть от рассыпавшегося по телу холода. Сердце застучало как сумасшедшее, и перед глазами снова все поплыло, болезненно запульсировало. — Тихо, — услышал Люциус над самым ухом спокойный приказ. — Слышишь меня? Он слышит. Он пытается. Но загнанное сипение, вырывающееся из горла, не унять и не остановить, потому что тогда он вконец задохнется… — Д-да. — Кашель, все-таки вырвавшийся наружу, и судорожные вдохи. — Бери. Пальцы ложатся на палочку и несмело сжимают, и Люциус не знает — под Империусом ли он или еще не совсем. Выбора нет, он делает, как ему говорят, потому что сейчас это единственное, что ему остается, чтоб не сделать ситуацию еще хуже. Он осторожно берет древко в руку и припадает губами к бледной кисти. В ушах громыхает пульс. — Ничего не бойся, — слышит он над собой и закрывает глаза, перед которыми и так уже все расплылось до невозможности. Наконец шелестящие шаги, медленно обходящие стол. И снова раз — вдох. Два — выдох. Три — снова вдох, расползающийся по легким скользким страхом.И так по кругу.