Цикл

— Кенни, — Кайл смотрит укоризненно и вместе с тем немного с беспокойством, пытаясь проникнуться жалостью к своему товарищу, — Почему ничего не меняется из раза в раз? Почему это продолжает происходить? Это всё так неправильно, так неправильно. — Я обязательно вернусь, — Кенни морщится от затуманенного сознания, чуть приподнимая уголки губ. Помятое тело, разящее ядрёной вонью протухших яиц, валяется на снегу, который покрывается ярко-алыми кровавыми пятнами, — Главное не переживай сильно, хорошо? А Кайл и не переживает. Какой смысл? Это уже отработанный алгоритм: лицезреть смерть в ярких красках, в тревоге ахать и возмущённо вопить, что эти сволочи убили Кенни. Потом бездыханный труп, разлагающийся и гниющий, всё равно сожрут помойные крысы. Он уже и не знает что чувствует. Равнодушие и апатия это. Выматывает это всё. — Я же говорил тебе, — Кенни озадаченно бросает взгляд будто сквозь Кайла, уставившегося на него в неверии и непонимании, — Я не могу умереть и это моё проклятье. — И как мне тебе верить? Кайл вот помнит, как Кенни лежал в больнице от болезни, будучи при смерти. Помнит, как был с ним наедине в эти минуты, пока Стэн, эгоист, в стороне упивался своими страданиями. Кайл и правда скорбел. Потому что правда думал, что это конец. Кайл и сам не раз задумывался, каково истекать кровью не от пореза на пальце. А оттого, например, что тебя переезжает автобус или разрезают бензопилой. Или оттого, что тебе выстреливают прямо в висок. Кенни всегда дох в адских муках, бьясь в агонии, в диких пытках и боли. Дох в том числе ради их компашки оболтусов. Кенни однажды умер ради Кайла в еврейском лагере. Но Кайл продолжает не верить и строить из себя дурачка. Вот он всегда такой, больно уж душный и доёбчивый. — Козёл ты, — Кенни, практически неживой, беззлобно хихикает, а в его глазах каким-то образом продолжают плясать солнечные зайчики, — Я никогда вас не оставлю. И тебя не оставлю. Честно-честно. Главное, что этот раз не будет последним. Кенни вернётся. Наверное. По крайней мере, Кайлу хочется в это верить.