Switch

      После того, как вертолет был сбит, Хосе хватает сил только на то, чтобы вылезти из него и отползти на пару метров. Он завалился на бок где-то поодаль и расфокусированным зрением уставился на очертания человека, до которого не добивал свет от горящего вертолета. Не стоило бросать вызов в одиночку, теперь надежды на то, что подоспеют солдаты, уже не оставалось, сознание медленно уплывает, а неторопливо приближающийся расплывчатый силуэт точно не сулит ничего хорошего.       Снизу холодные грязные доски, сверху наваливается чье-то горячее тело, кусает шею, приводя в сознание. Хосе медленно открывает глаза и видит единственную тусклую лампочку, освещающую стены ветхого пустого сарая. Постепенно вместе с болью возвращаются воспоминания о последних событиях, с ними приходит и осознание ситуации, в которую он попал. Мерзко и страшно. Голова раскалывается, тошнота подступает к горлу, сил оттолкнуть сидящего на бедрах мужчину нет, но он сам заметил мучительное пробуждение вояки, отстранился от его шеи и с усмешкой уставился в глаза напротив, нависнув сверху. — Миллион, если дашь мне уйти, — первым подал голос Хосе. — Идёт.       Хосе, не имея сил рассуждать о серьезности этого ответа, почувствовал невероятное облегчение и медленно попытался подняться, но снова был прижат к полу грубым толчком в грудь. После повстанец резко дернул рубашку генерала в разные стороны, оголяя часть тела и заставляя оторванные пуговицы разлететься по помещению. Хосе приоткрыл рот, чтобы возмутиться, но после того, как революционер сильно ущипнул его сосок, раздался только вскрик.       Для любого жителя Яры видеть заносчивого генерала таким ничтожным и беззащитным было настоящей наградой после стольких лет тирании и пыток. Этот страх в глазах, безрезультатные извивания и толчки в попытках скинуть с себя извращенца еще больше разжигали интерес и влечение, но в то же время мешали, поэтому повстанец, долго не прицеливаясь, с силой ударил куда-то в район скулы, затем сжал руки в замок и из-за головы обрушил на нос. План сработал: Хосе заскулил от боли и прикрыл руками лицо, размазывая хлынувшую из носа кровь по лицу и ладоням. Он понимал, что вероятнее всего находится где-то на территории Монтеро и убежать далеко от вооруженных фермеров в таком состоянии у него не получится, поэтому животный страх смерти заставил унять гордость и прекратить жалкие попытки сопротивления. Мучитель пригладил чужие волосы, после чего поднялся и обошел по кругу пленника, который лишь безмолвно перекатился на бок и поджал под себя ноги.        Повстанец мог бы вечно наслаждаться зрелищем, но время поджимало: уже утром Камила, вероятно, размозжит голову Наполеону Эль Пекеньо, поэтому сегодня ночью нужно будет отпустить эту пташку на волю и, таким образом, инвестировать в повторную экзекуцию, потому что, судя по увиденному, Хосе точно не последний раз оказался в этом сарае. С его самонадеянностью и хрупкой охраной генерал не избежит повторного рандеву. По примерным расчетам, у них остался час на все веселье, и затем Кастильо нужно будет осторожно выкинуть поближе к местам обитания солдат или милосердно подвезти к его вилле. Пора ускоряться.       Пинком по животу повстанец перевернул Хосе обратно на спину и присел рядом. Без особого сопротивления расстегнул его ремень и одним рывком содрал штаны, осторожно погладил дрожащее колено. Хосе расширенными от ужаса глазами, не моргая, смотрел в противоположную сторону, старался концентрироваться на каждой прожилке древесины стены, рукавом прикрывая кровоточащий нос. Лишь бы не встретиться глазами. Несмотря на то что у него имелся определённый опыт в анальном сексе и подобную пытку ему было перенести легче, чем людям "неподготовленным", его все равно колотило от обстановки, как же хотелось просто выжить, к тому же он не помнил, когда именно был его последний раз, поэтому без растягивания, вероятно, все равно будет больно. Повстанца же выражение лица Хосе только веселило, поэтому он, внимательно наблюдая за мимикой пленника, медленно провел рукой от его колена до живота, чем вызвал у того глубокий судорожный вздох, зацепил край нижнего белья и так же бережно снял его, положив рядом. На секунду даже задумался о том, чтобы оставить сувенир себе. С интересом оглядел обнаженное тело и хмыкнул, явно ожидал большего.       Схватил за колени и раздвинул чужие ноги так резко, что бедро хрустнуло. Повстанец пристроился между раздвинутых ног и достал уже стоящий влажный член, быстро слегка приласкав головку. Хосе чуть поморщился, когда к запаху собственной крови примешался едва уловимый запах оружейной смазки, которую повстанец уже распределял по всей длине своего полового органа.       Сжав чужие бедра, насильник резко вошёл на всю длину в неразработанное отверстие, отчего Хосе выгнулся и вскрикнул, он попытался отползи, но повстанец грубо дернул его назад, только сильнее насаживая на свой член. Без алкоголя и наркотиков боль оказалась куда сильнее, влажные ритмичные шлепки громче, а чувство наполненности отвратительнее. Скуля и глубоко дыша, генерал сосредотачивался только на том, чтобы не закричать и не получить новые удары по лицу, главное здесь и сейчас — пережить эту ночь, а потом он вырежет всех Монтеро, а на этом hijo de puta отыграется в своем бункере. Пусть пока этот повстанец счастливо улыбается и, играясь, как будто бы случайно задевает простату, наблюдает за реакцией, но за все это он еще заплатит своей жизнью.       В один момент повстанец резко ускорил и усилил толчки, из-за чего Хосе пришлось прикрыть рот руками, чтобы не порадовать этого садиста своими стонами, гордость не позволяла опускаться еще ниже, а страх, слабость и боль по всему телу не позволяли бороться. Улыбка постепенно сошла с лица революционера, дыхание стало тяжелее, он перевел руки с бедер на грудь генерала, слабо сжимая её, наваливаясь всем телом, из-за чего тому стало трудно дышать.       Вскоре повстанец с силой стиснул грудь и сделал три финальных медленных толчка. Хосе почувствовал чужое горячее семя, растекающееся внутри, и, когда насильник наконец-то вынул член и поднялся с обессиленного тела, Кастильо убрал руки от рта, вновь смог нормально вдохнуть. Ноющая боль в промежности отдавала в поясницу, на груди белели и саднили следы от пальцев, все симптомы сотрясения остались, а вот сил стало еще меньше. Внутри отвращение от изнасилования разбавлялось тлеющей надеждой на освобождение.       Хосе медленно приподнялся и потянулся за своей одеждой, с опаской наблюдая за каждый движением повстанца, но тот, кажется, окончательно потерял интерес и спустя пару потягиваний вышел из помещения, прикрыв за собой дверь. Времени оказалось достаточно, чтобы в одиночестве одеться, даже застегнуть пару уцелевших пуговиц на рубашке и присесть, а вот что делать дальше Кастильо не знал. Его обманули или это и есть освобождение, на которое он так надеялся? Сейчас у него и правда есть возможность идти куда угодно, но далеко ли он уйдет раненый, без единого представления примерного маршрута, в сияющей на фоне тьмы ночи белой форме?       Вывод о том, что над ним снова поиздевались, напрашивался сам собой, но его опередил вернувшийся повстанец, который состроил наигранно удивленное лицо, как будто он не ожидал тут кого-то увидеть. — Понимаю, уходить совсем не хочется, но все хорошее когда-то заканчивается, — он быстрым шагом подошел к Хосе и резко дернул его за локоть вверх, заставляя подняться на ноги.       Подождав несколько секунд, пока генерал неуверенно покачивается на ватных ногах, пытаясь найти точку равновесия, повстанец потащил его к выходу, где уже стояла потрепанная машина. Прохладный воздух помог сохранить сознание и сделать первые неуверенные шаги к заднему сиденью, но они были пресечены очередным рывком назад. Его тушу грубо закинули в багажник, в позе эмбриона закрыв в этом тесном и темном пространстве. Чтобы не испортить поездку окончательно, Хосе прилагал все усилия на борьбу с тошнотой, которая от всей стекшей из носа в желудок крови только усилилась, в это время повстанец как будто бы специально собирал все ямы и кочки на дороге, продолжая ад на земле для пленника.       Когда машина остановилась и багажник открылся, уже начинало светать. Не без чужой помощи Кастильо выбрался из машины и был направлен в сторону ближайшего КПП, который уже виднелся впереди. На этом их пути разошлись: один, превозмогая боль, медленно поплелся в сторону солдат, второй сделал радио погромче и, подпевая, поехал в обратную сторону.