«Цзян Анцзюэ легко улыбнулась, проводя тёплой ладонью по взъерошенной чернильной макушке мужа. Он инстинктивно дёрнулся.
— Тебе одиноко, — прошептала она.
— Мне не одиноко, — огрызнулся Цзян Чэн. — Я мечтаю, чтобы все оставили меня в покое.
Она окинула его снисходительным взглядом, каким могла бы окинуть нерадивого ребёнка мать, и слабо покачала головой.
— Разве это так плохо? Признавать собственное одиночество? — Когда ответа не последовало, она добавила: — Не признаешь, и как тогда люди поймут, что могут остаться? Что вовсе тебе не мешают?
Цзян Чэн тихо вздохнул. Сдался, подавшись на мягкое прикосновение.
— А тебе разве самой не одиноко, Цзян Анцзюэ?
— Может быть. Может быть, нам обоим одиноко.»
— Глава двести десятая, «Путь к солнцу».
***
— Цзюцзю, а что ты здесь забыл-то? Цзян Чэн медленно моргнул, возмущённо приподнимая брови. Цзинь Лину недавно исполнилось целых четырнадцать лет, и он уже вошёл в тот самый щепетильный возраст, когда чужое мнение волновало его не так сильно, как желание повыделоваться собственной дерзостью. Как в кругу ровесников — таких же высокомерных идиотов — но и взрослых. Правда, вот это вот желание распространялось почему-то только на Цзян Чэна. Цзинь Гуанъяо Цзинь Лин никогда не трогал, тая под чужим мягким взглядом, а тётю он боялся достаточно, чтобы её хмурый взгляд довёл его до зачитывания тирады сбивчивых извинений. Цзян Чэн всё ещё не понимало как это должно было работать. Ведь это Цзян Анцзюэ всегда его баловала, демонстрируя полную любовь, боясь его в лишний раз даже отругать — так почему боится он всё равно её, а не своего строгого дядю?! — Лин-эр, повежливее, — немного возмущённо поправил его сидящий между ними Цзинь Гуанъяо. — Дядя же приехал тебя повидать. И ты по нему скучал сам. — Но я не грубил! — Зафырчал Цзинь Лин, шумно отодвигая свою чашку в сторону. — Просто спрашиваю почему цзюцзю ещё здесь, если уже так поздно. За окнами царила затяжная зима, заметающая дороги и окна, а это значило, что последующие полгода Цзинь Лин планировал проводить именно здесь, в шумном и ярком Ланьлине. В такие времени, супруги Цзян навещали его не так часто, позволяя отдохнуть от их надоедливого присутствия. (И отдыхая от маленького проказника и сами.) Сегодня, однако, Цзян Чэну необходимо было посетить башни Кои, дабы переговорить с Цзинь Гуанъяо, поэтому он решил совместить приятное с полезным: обговорить договорённости, а затем проверить состояние племянника. Как правило, Цзян Анцзюэ должна была быть сейчас с ними — она никогда не упускала возможности заскочить к племяннику и названному брату — но сегодня присоединиться она не сумела; у адептов была полугодовая аттестация, и кто-то должен был внимательно следить за процессом вместо пугающего главы клана. — Следи за языком, поганец, — отчитал Цзян Чэн пренебрежительно. — Больно я тебе здесь своим присутствием мешаю. — Да я такого не говорил! Почему вы все переиначиваете мои слова?! — Вновь взбесился Цзинь Лин, складывая руки на груди. — Я просто спросил, потому что цзюма дома одна. Дурак! — Лин-эр… Цзян Чэн не удержался, и не зная как ещё угомонить племянника, потянулся вперёд, чтобы дёрнуть его за кончик высокого хвоста, затянутого на затылке. Незамедлительно последовала реакция, сравнимая лишь с шипением кота, кинутого в бочку с водой после прогулок под дождём. И фирменный взгляд полный предательства, конечно же. Всё как обычно. — Твоя тётя не маленький ребёнок, — вновь устроившись на своём месте поудобнее, продолжил разговор он. — Я более чем уверен, что своим редким временем без меня под боком, она наслаждается. По правде говоря, Цзян Чэн и Цзян Анцзюэ редко разлучались больше, чем на три дня. В долгие поездки они всегда отправлялись вдвоём, и все важные мероприятия, уж тем более, посещали вместе. Это было не что-то о чём они договаривались изначально. Просто так сложилось ещё на первом году их брака, и их обоих вроде всё устраивало; по крайней мере, никто не жаловался. Признаться… Цзян Чэну было почти некомфортно без жены под боком. Даже сейчас он так и норовил повернуть на неё голову, кинуть какую-то больно остроумную ремарку, или просто, воспользовавшись моментом, оглядеть её вновь. Когда ты проводил всё своё время с человеком, понимающим тебя без лишних слов, находиться где-то одному оказывалось крайне… Тяжёло. Вряд ли, конечно, Цзян Анцзюэ разделяла его сентиментальные порывы. Он и сам их презирал, что уж говорить о ней. — Ну и ерунда! — Закатил глаза Цзинь Лин, позволяя своему младшему дяде придвинуться, чтобы поправить ослабившийся хвост. — Тётя, вообще-то, очень одинокая. Она точно по тебе скучает. — Не неси чушь. — А тут бы я поспорил, — вмешался Цзинь Гуанъяо. — Характер сестрицы тяжёлый, и многих людей подле себя она не держит. Сам рассуди, Цзян Ваньин. Он слегка нахмурился, обдумывая услышанное. Ну… Да. Цзян Анцзюэ не сказать, что общалась со многими. Её близких он мог пересчитать по пальцам — Цзинь Лин с Цзинь Гуанъяо и Ли Цзы. Первых двух она видела не на постоянной основе, а Ли Цзы, невзирая на вечное присутствие где-то позади, относился к своей двоюродной сестре очень сомнительно. …Ещё имелся этот надоедливый пёс, Уюн Цинай, которого Цзян Чэн попросту терпеть не мог. Тот самый единственный ученик, едва не вылизывающий ей ботинки языком, которого он так и порывался как-нибудь удушить, стоило ему снова застать того на коленях перед Цзян Анцзюэ. Но там связь определённо была односторонней. Изредка вдобавок ко всему Цзян Анцзюэ посещала Ланей или отписывала пару письм младшему брату, но это едва ли считалось за достойную коммуникацию. — И всё же, Цзян Анцзюэ человек, который высоко ценит своё личное пространство, — возразил Цзян Чэн спокойно. — Кому-кому, а ей вот точно не в тяжесть. Цзинь Гуанъяо оглядел его по-странному снисходительно, словно Цзян Чэн сказал что-то совершенно наивно глупое. Цзинь Лин же, как и обычно, поспешил оспорить услышанное. — Цзюцзю, как же туго ты соображаешь! — Цзян Чэн едва не ахнул от таких слов. — Цзюма сама говорила, что ей плохо спится без тебя. — Что? От удивления он даже не отчитал племянника за столь грубые слова. — Да, говорила! — И что ещё она тебе говорила? — Прищурился Цзян Чэн с плохо прикрытым скептицизмом. Просто звучало это всё крайне… По-дурацки. Как минимум, потому что у них были очень странные, несовпадающие привычки, связанные со сном, из-за которых им периодически приходилось не легко. Во-первых, так уж сложилось, что у них были разные часы продуктивности. Цзян Анцзюэ засыпала ближе к девяти часам — ей бы в Гусу с таким идеальным расписанием — в то время как Цзян Чэн любил в это время отдохнуть от работы за прочтением какой-нибудь книги. Но и просыпалась его жена не в семь утра — хотя казалось бы, раз рано легла, то будь добра проснись тоже рано! — а невесть знает во сколько. Не буди её остальные, она бы с лёгкостью продремала бы до позднего обеда, если не ночи. В общем, какой-то бред, который Цзян Чэну приходилось контролировать, чтобы она не теряла весь день попросту, и из-за чего он периодически получал сонных подзатыльников, в попытке пробудить капризную мадам. Во-вторых… Во-вторых, Цзян Чэн заметил за собой ужасное — он лез обниматься во сне. Первые пару недель, просыпаясь неизменно в объятиях жены, Цзян Чэн правда отчаянно надеялся, что это её дурная привычка, а не его. Но потом он как-то намеренно решил не спать всю ночь, чтобы проверить эту теорию, и выяснил, что Цзян Анцзюэ во сне не двигалась в принципе — как сворачивалась калачком, так и не шевелилась ни на сантиметр. Даже не ворочалась, представляете? Это означало только одно — лез к ней он сам. Осознание это оказалось ужасно постыдным, и если бы не тот факт, что он просыпался раньше и успевал улизнуть куда подальше из поле зрения этой женщины, то он бы вряд ли бы пережил подобный позор. Разве так можно было? Засыпали по разным сторонам кровати, а вот просыпались всегда друг на друге! Позор! Никак иначе! — А ещё она жаловалась, что ты никогда не говоришь ей спокойной ночи! — Открыто осуждая, поделился вдобавок Цзинь Лин. Это, между прочим, была ложь. Он говорил ей «спокойной ночи» в ответ! Но только после того как убеждался, что она уже уснула. Конечно, он не планировал объяснять эту сложную систему своему племяннику. К чему оно ему? — А какая, собственно, разница? — Безразлично отозвался Цзян Чэн. — Качество её сна от моих пожеланий никак не зависит. Но, похоже, вот эти вот дурацкие пожелания перед сном для Цзян Анцзюэ много значили. Так уж вышло, что она никогда не ложилась спать, не бросив предварительно эту фразу! Даже если они безобразно ругались перед этим, она считала обязательным пожелать ему спокойной ночи. И, если честно, в купе с её гневом это звучало как угроза. — Цзюцзю, ты безнадёжный, — закатил глаза Цзинь Лин. — В любом случае, ей плохо без тебя спится. Я бы на твоём месте вернулся пораньше! Нечего отнимать сон у моей любимой тёти. … Цзинь Гуанъяо попытался подавить смешок в чашке чая. — У тебя всего одна тётя, — раздражённо заметил Цзян Чэн. Но он не мог отрицать, что после такого заявления, ему действительно захотелось домой поскорее. Точнее, ладно, ему хотелось домой весь день, но… — Зато самая любимая! — Подкаблучник, — цокнул он. — От подкаблучника слышу! — Лин-эр! Цзян Чэн дождаться не мог, когда у его племянника закончится этот проклятый подростковый период! Вот бы он поскорее сделался снова маленькой булочкой, бегающей кругами, и восторженно вздыхающей на каждое его движение. Он ведь станет таким вновь, верно? Верно?***
Ладно, похоже Цзинь Лин не так уж сильно ошибался — Цзян Анцзюэ действительно не спешила ложиться спать в одиночку. Когда Цзян Чэн доехал до Пристани Лотоса на часах стукнуло далеко за полночь. Цзян Анцзюэ, однако, вместо того, чтобы видеть третий сон, лежала поперёк кровати, попутно листая какую-то смятую по краям брошюру. Услышав скрип двери, она встрепенулась. — О. Вернулся, — она подавила зевок. — Как прошло? Как сяо Жулань? Как лао-сань? Цзян Чэн позволил себе остановиться на пороге, и окинуть жену крайне пристальным взглядом; словно видел-то её впервые. «Тётя, вообще-то, очень одинокая». Почему-то, он никак не мог перестать думать об этом. Ведь если так подумать, то разве не был он тоже? Его круг близких состоял исключительно из Цзян Анцзюэ, да Цзинь Лина. Может оно и неудивительно, что они с Цзян Анцзюэ постоянно находились в компании друг друга. Ведь с кем ещё им проводить время, если вокруг тебя совсем никого? — Всё в порядке, — отозвался он, склоняясь, чтобы разуться. — Почему ты ещё не спишь? Уже крайне поздно. Если Цзян Анцзюэ не могла спать без него, то он прекрасно её понимал. Он, например, разучился есть за столом в одиночестве. Если она опаздывала к завтраку или ужину, то Цзян Чэн предпочитал просто дождаться её, чем вновь есть в одиночестве. Он ненавидел плавать в озере без неё. И не представлял с кем бы ещё играл эту идиотскую, совершенно детскую игру с воздушными мечами, если не с ней. Цзян Чэн попытался представить как бы выглядели все эти занятия без Цзян Анцзюэ — не будь её рядом в принципе, или не желай она проводить с ним время — и это ощущалось как-то жалко; он бы постоянно находился один, не считая шести месяцев, когда на Пристань Лотоса возвращался Цзинь Лин. — Да так, зачиталась. Разобравшись с обувью, Цзян Чэн скрипнул дверцей шкафа, принимаясь стягивать верхние одежды. Уголки его губ дрогнули. — Ты книгу держишь наоборот, жёнушка. Цзян Анцзюэ клацнула языком, и даже не оглядываясь, ловким движением метнула книгу на стол. Цзян Чэн не впервые мысленно восхитился её отличной формой. Были времена, когда способности его жены заставляли его хмуриться и взрываться от зависти, раз за разом. Теперь же... Теперь, он разделял всеобщий восторг и жаркие взгляды. В этом... В этом было что-то. И нет, Цзян Чэну совершенно не нравились все те разы, когда с лёгкостью приподнимала его за шкирку. — Что, соскучилась по мужу? — Не удержался от лёгкой издёвки Цзян Чэн, оборачиваясь на неё. Цзян Анцзюэ переползла на свою половину кровати, и взглянув ему аккурат в глаза, совершенно искренне призналась: — Я не люблю спать одна. Он не ожидал такой прямолинейности! Обычно его жена отнекивалась до последнего от любых подобных фраз, не желая признавать очевидного. Неудивительно, что Цзян Чэн растерялся, и тут же ощутил, как его щёки слегка покрылись пятнами под чужим прищуренным взглядом. — О. Вот как. Почему? — Честно? — Она хлебнула воды, и вновь улеглась на подушку. — Без понятия. Не замечала раньше за собой такого. Под раньше она, должно быть, имела в виду период до их брака. — Что ж, — он хмыкнул, торопливо распуская волосы. — Обращайся. — Ой, завали. Дождавшись, пока он ляжет в кровать, Цзян Анцзюэ поспешила потушить единственный источник света — уже догорающую свечу. Матрас прогнулся под их весом, и Цзян Чэн не без удовлетворённого вздоха, накрылся пуховым одеялом. — Тебе рассказать про аттестацию учеников? — Уточнила она, поворачиваясь к нему спиной. — Завтра. За завтраком. — Мгм. Цзян Чэн повернулся вправо, к жене. Поджал губы. Сегодня его мучило крайне странное и навязчивое желание — обнять жену осознанно, а не во сне. И при этом, не дожидаясь, пока заснёт она сама. В этом не было ничего криминального, конечно, просто... Просто что-то его останавливало. Не то чтобы Цзян Анцзюэ стала бы его за это высмеивать — хотя, может быть и стала — но этот жест всё равно совершенно не сочитался с привычным им стилем общения. — А к черту, — пробормотал он себе под нос. Без всякого предупреждения Цзян Чэн закинул руку к ней на талию, и подтянул её ближе к себе, к центру кровати. Цзян Анцзюэ широко распахнула глаза, бросив на него косой взгляд через плечо. — Это в честь чего? — Уточнила она. — Это в честь того, что у тебя такой прекрасный муж, — закатил глаза Цзян Чэн. Не столкнувшись с сопротивлением, он обвил её уже обеими руками. — Удобно? До этого странно напряжённая Цзян Анцзюэ постаралась расслабиться. — Ага. Неудобно, зато, было совсем чуть-чуть ему — ему больше нравилось просыпаться с её руками на себе. Но он мог потерпеть. Да и к тому же, это не мешало ему воспользоваться ситуацией: неожиданно для себя Цзян Чэн прижался губами к обнажённому плечу жены, по которому сползала спальная накидка. Задела шершавый, уже давно заживший шрам. Не единственный у Цзян Анцзюэ. У них у обоих имелась бесконечная мириада шрамов на каждом участке тела. На спинах, на грудных клетках. Плечах и руках. Чего уж было стесняться? Это была часть их жизни. И всё же, один-единственный шрам Цзян Чэна беспокоил. Не собственный, но тот, что находился на животе Цзян Анцзюэ. Прилично побледневший, ужасно кривой — тот, с которого началась их история. Оглядываясь назад, Цзян Чэн хотел открутить себе голову. Ведь как так вышло, что он столь легко принял новость о попытке жены наложить на себя руки? Как так вышло, что они об этом даже не поговорили толком? И что, что они были тогда мало знакомы? Разве можно было потом над этим насмехаться? Смотреть с безразличием? Ведь эта тема не была ему чужда. Когда-то давно, лишённый духовного ядра, это он планировал завершить свою жизнь. Отнесись к нему так же тогда окружающие... Цзян Чэн бы их ни за что не простил! И он сомневался, простила ли его сама Цзян Анцзюэ. Простит ли когда-нибудь в принципе? — Ты подозрительно добрый сегодня, в чём дело? Он фыркнул. — Мне нельзя? — Можно. Нужно, я бы сказала. За прошедшие годы он стал заметно лучше в проявлении своей привязанности к Цзинь Лину, но он мало задумывался о том, делал ли он это правильно, когда дело касалось его жены. Был ли он хорошим мужем? К сожалению, он не мог сказать наверняка. Цзян Чэн всегда испытывал проблемы с конструктивной оценкой собственных поступков — либо критиковал слишком сильно и по каждому пустяку, либо отказывался принимать, казалось бы, очевидные ошибки. — Цзян Анцзюэ. — М? Чего тебе? — Я… Как должен был он объяснить ей все эмоции, переполняющие его изнутри? Неописуемое чувство благодарности за то, что он больше не один, и за то, что ему не пришлось справляться со всем в одиночку тогда, в прошлом? Постоянное ощущение вины, словно он плохо демонстрировал свою привязанность к жене; будто не давал до конца понять насколько она ему дорога, и как сильно он ей доверял? Лёгкая обида, что Цзян Анцзюэ не спешила довериться ему так же, как сделал это он, а затем снова вина — может, он не создавал впечатление словно хочет её выслушать? Как он должен был всё это ей объяснить? По правде говоря… Цзян Чэн просто хотел, чтобы она дорожила им так же сильно, как он дорожил ей. Способен ли он был сказать всё это вслух? Конечно же нет. Он был слишком труслив, чтобы быть искренним. — А? — Спокойной ночи, — выдохнул он, прикрывая глаза. Впервые в жизни, он пожелал спокойной ночи первым, да к тому же ещё не спящей жене. Ожидаемо, она обратила на это внимание. — Чего-чего? Цзян Чэн наивно надеялся, что получится притвориться спящим и закрыть разговор, но не тут-то было — Цзян Анцзюэ начала копошиться в его объятиях, в попытке повернуться к нему лицом. И повернулась. — Ты сказал «спокойной ночи», — с феноменальной налюдательностью заметила она, ткнув его локтём. — Впервые. Цзян Чэн раздражённо сцепил зубы. — Неправда. Я сказал, завали ебало и спи. Цзян Анцзюэ не ответила, и это вынудило его приоткрыть один глаз, просто чтобы проверить всё в порядке. Та, однако, только насмешливо ухмылялась, кажется только этого и ожидая. Цзян Чэн зажмурился назад. Ну и тварью же была его жена — честное слово. Нужно было разводиться, пока предлагала. — Ладно, раз уж ты сегодня решил побыть милым, я тоже постараюсь. Не хочу, чтобы ты меня обгонял, — Цзян Чэн зафырчал, стараясь припрятать улыбку. — Кладя руку на сердце, признаюсь: у меня навязчивый страх не пожелать человеку спокойной ночи перед сном по той или иной причине, а потом узнать, что этот человек умер на следующий день. Это вынудило Цзян Чэна неуютно поёжиться. — Это то, что произошло с тобой? — Поинтересовался он, всё ещё держа глаза закрытыми. — Мой гэ заходил пожелать мне спокойной ночи, а я, поссорившись с ним тем вечером, проигнорировала его, — она хмыкнула. — Больше спокойной ночи пожелать ему я не могла. Цзян Чэн медленно кивнул. Он и не знал, что Не Минцзюэ с сестрой поссорились накануне. — Ты могла бы сказать раньше, — вздохнул он, чувствуя себя теперь поганно. А что если бы он не пожелал ей спокойной ночи должным образом, а та бы померла от очередного искажения ци? Что тогда? — А зачем? — Она зазвучала почти удивлённо. — Не то чтобы это как-то повлияет на то, как я сплю. Не удержавшись, Цзян Чэн рассмеялся. Боги, да Цзинь Гуанъяо был прав, говоря, что они были периодически настолько до тошноты похожи, что становилось страшно! — Что смешного? — Буркнула Цзян Анцзюэ недовольно. — Ничего, ничего, — он покачал головой. — Спи уже. Она пробормотала что-то отдалённо напоминающее ругательство, но всё же устроилась на кровати поудобнее. Разница в их росте как нельзя кстати пригодилась — Цзян Анцзюэ ничего не помешало уместить ладонь на его макушку, и прижать его к своему плечу, вдобавок приобнимая второй рукой. Едва ощутимо притеревшись щекой к её ключицам, Цзян Чэн удовлетворённо промычал. Да. Так определённо было удобнее. — Спокойной ночи, — зевнула Цзян Анцзюэ. — Спокойной ночи, — вторил ей он. И в этот раз, он больше не хотел ждать, чтобы она заснула.