Дом из пепла

Ночной Токио ощущался непривычно тихим. Где-то позади, словно в другой жизни, остался шум машин и нескончаемый гул неспящей толпы. Холодный осенний воздух с тихим шорохом гнал по безлюдной улице облетевшую листву. Нестерпимо пахло одиночеством. Химари плотнее сжала тонкие губы, внимательно рассматривая двухэтажный дом в старинном японском стиле. Некогда величественное строение теперь ютилось среди ухоженных частных домов и казалось неестественным, неправильным. Словно мерзкая язва на теле блистательного мегаполиса. Покатая, наполовину обрушившаяся крыша обветшала и сыпалась, а светлые стены были покрыты въевшейся копотью. Даже спустя столько лет в воздухе ощущался слабый запах гари. Казалось, вдохни поглубже — и начнёшь кашлять пеплом. Рядом оглушительно чихнули. — Я всё ещё не понимаю, зачем мы притащились сюда ночью. Ты ищешь что-то конкретное? — вытирая нос рукавом толстовки, пробурчала Сацуки. Короткие каштановые волосы Фурукавы трепал ветер, а худые загорелые ноги едва прикрывали несменные джинсовые шорты с вечно торчащими наружу карманами. — Заткнись, Сацу, — огрызнулась Ишидо, не отводя взгляд от дома. — Я тебя с собой не звала. Если хочешь, можешь идти обратно в приют, я тебя не держу. — Ещё чего. Если ты влипнешь в неприятности, то мне влетит первой. Раз уж сбегаешь ночью, то и я с тобой, — Сацуки недовольно вздёрнула нос, упрямо рассматривая профиль подруги. Не заметив никакой реакции, девушка слегка стушевалась, а в её голосе прорезались беспокойные нотки. — Ладно тебе, Химэ, не сердись. Я же помочь хочу. — Тогда подождёшь снаружи, пока я осматриваюсь. Если увидишь что-то подозрительное, то предупредишь меня, — Химари кивнула на зажатый в руке Фурукавы телефон-раскладушку и уверенно направилась к приоткрытым заржавевшим воротам. — Стой, Химэ! Мне что, стоять посреди улицы одной, пока ты там не закончишь свои дела? — жалобно крикнула Сацуки, делая несколько неуверенных шагов вслед за подругой. — Если что-то не устраивает, то иди обратно. Я же сказала, что не держу тебя, — кинула через плечо Ишидо, пробираясь сквозь ворота и уверенно шагая к дому. Фурукава проводила её отрешённым взглядом и обречённо вздохнула. Раскидывая хрустящую гальку под ногами, Химари подошла ближе и взобралась на натужно скрипнувшее деревянное крыльцо. Запах гари с каждым шагом ощущался всё явственнее, но девушка понимала, что за прошедшие года он уже не мог оставаться настолько сильным. Это было лишь игрой её воспалённого разума, поэтому Ишидо, тряхнув головой, отогнала наваждение и с силой отодвинула в сторону створку двери, открывая себе проход внутрь. Дом встретил Химари ожидаемой разрухой. Взрыв и последующий пожар не оставил внутри ничего целого: дощатый пол и стены были покрыты копотью, некогда изящный дубовый стол рухнул жалкой горсткой обожжённых углей. Обвалившиеся с потолка балки добавляли помещению трагичности катастрофы. Несмотря на болезненный укол в сердце, девушка не сдержалась от ядовитого смешка. «Так тебе и надо, отец» Сдерживая гадостный порыв добавить к царившему хаосу несколько штрихов, но уже собственной рукой, Ишидо перешагнула расколотую вазу с рассыпанной вокруг трухой, некогда бывшей искусственным цветком, и прошлась вдоль главного зала. Она и сама не понимала, что ищет в этом доме, состоящем из сплошной неоднозначности и обрывочных воспоминаний, но душа рвалась сюда, ведомая невнятным порывом. Долгие годы Химари давила в себе это желание, но, спустя одиннадцать лет после произошедшего, она наконец пришла. Девушка зажмурила глаза. «Я здесь, мама. Я не забыла о тебе» Сморгнув подступающие слёзы, Ишидо распахнула ближайшую створчатую дверь. В обгорелых очертаниях мебели отчётливо узнавалась спальня. Когда-то, ещё до того, как отец их выгнал, здесь жила мама Химари. А после… Господин Ишидо явно водил сюда бесчисленное количество любовниц. Все они предавались с ним плотским утехам на постели, некогда делимой с законной госпожой Ишидо, а после наверняка надевали что-то из домашних вещей, которые мама так и не успела забрать после развода. Стараясь усмирить подступающую ярость, Химари начала представлять себе, как всё было шестнадцать лет назад. Вот здесь, рядом с обуглившимся платяным шкафом, точно стояло трюмо и туалетный столик, где мама по вечерам расчёсывала волосы, напевая незатейливую мелодию. А вот здесь, в углу, должна была располагаться маленькая колыбель, в которой, сопя во сне, дремала годовалая малышка Химэ. Словно в бреду, девушка почувствовала щекочущий нос аромат женских духов с лилиями, терпкий запах отцовского одеколона и даже детского молока… Прижав дрожащую ладонь к лицу, Химари выскочила из комнаты и, согнувшись, глубоко задышала. Мерзко, больно, одиноко… Зачем она пришла сюда? Кто тянул её бередить старые раны? Чёрт бы побрал это тянущее в груди чувство, зовущее в место, где всё так счастливо начиналось и так трагично закончилось. Вытирая со лба выступившую испарину, Ишидо невесело думала о том, что иногда сама себя не понимает. Одиннадцать лет назад, сшивая себя по кусочкам обратно во что-то целое, она клялась и божилась, что ни за что не станет танцевать на собственных костях, причиняя израненному сердцу ещё больше боли. И вот, посмотрите, где она сейчас: самовольно пришла туда, где душе больнее всего. Тянется к остаткам былого огня… Зачем? В надежде сжечь себя окончательно? Химари занесла руку и, не щадя, звонко ударила себя по щеке. Яркая вспышка боли подействовала отрезвляюще: плывущие перед глазами картинки неясного прошлого растаяли, являя взгляду обгоревший особняк во всём своём неотразимом безобразии. Девушка помассировала кончиками пальцев ноющие виски. Пора было смириться, что огонь оставляет после себя лишь пепел. Волшебного феникса не будет, маму уже не вернуть. А отец… Что ж, он заслужил. За все деяния ему самое место в намертво заколоченном гробу. Последний раз глубоко вздохнув, Ишидо с трудом перелезла через обвалившуюся балку и направилась в самый конец зала. Там располагалась неприметная, но очень крепкая дверь, сильно выбивающаяся из чопорного японского стиля с раздвижными ставнями. Химари знала, что именно за ней, абсолютно непроницаемой для света и звука, находился кабинет отца. Там он хранил все важные документы и оружие, а также обсуждал грязные дела с мафиозным отребьем со всех уголков Токио. Девушка могла поклясться, что эпицентром взрыва стала именно эта комната, в которой, судя по всему, в тот момент находилась и её мама. Помедлив секунду, Ишидо крепко ухватилась за резную ручку и надавила, дёргая на себя. Дверь с тихим скрипом открылась, и Химари, едва заглянув внутрь, в ступоре замерла. Кабинет, подтверждая её догадки, был разнесён в щепки: разрушенная обгоревшая мебель, обрушившийся потолок и толстые сетки трещин, покрывающие стены. Но вот вполне себе живая женщина, дремлющая на полу у стены, вызвала у Ишидо лёгкий приступ паники. Девушка сделала неосторожный шаг назад и под её ногами что-то оглушительно хрустнуло. Женщина встрепенулась и подняла на неё отрешённый взгляд. На расчерченном морщинами лице промелькнуло понимание, и она растянула тёмно-бордовые губы в лёгкой полуулыбке. — Здравствуй. Ты Химари Ишидо? — тихим, вкрадчивым голосом произнесла она, приглаживая слегка растрёпанные чёрные волосы, туго стянутые в пучок на затылке. Химари поджала губы и нахмурилась, рассматривая незнакомку с враждебной настороженностью. Та, в свою очередь, словно и не ждала ответа. В воцарившейся тишине женщина поднялась на ноги и отряхнула чопорные юбку и блузку от сажи, а затем почему-то усмехнулась. — Рада нашей хоть и запоздалой, но отрадной сердцу встрече, — она улыбнулась шире, а затем в несколько шагов пересекла комнату и заключила девушку в крепкие объятья. Ишидо поражённо дёрнулась в сторону, но сухие тонкие пальцы, сжимающие её предплечья, сомкнулись в когтистой хватке, не позволяющей шевельнуться. Тёплое дыхание мазнуло по заледеневшему уху девушки. — Меня зовут Минори Ишидо. Я твоя тётя. Несколько секунд Химари стояла неподвижно, судорожно хватая ртом воздух, а затем схватила женщину за плечи и с силой оттолкнула от себя. Минори сделала пару шатких шагов вглубь комнаты и ухватилась за стену в попытке восстановить равновесие. Девушка уверенно шагнула вслед за ней и нависла над миниатюрной фигурой тёти угрожающей тенью. — Вы сошли с ума?! — яростно зашипела Ишидо, сжимая тонкие пальцы в кулаки. — Какого чёрта вы поджидали меня в этом доме, ещё и в той самой комнате? Вы следите за мной?! — Можно сказать и так, — женщина подняла голову и хрипло рассмеялась. — Даже не усомнишься в том, что я действительно твоя родственница? — Я помню вас, — девушка раздражённо хмыкнула. — Семейный фотоальбом — одна из немногих вещей в моём скудном сиротском наследстве. Госпожа Ишидо на секунду замерла, а затем отвела взгляд. Её голос вновь стал тихим, но теперь Химари могла расслышать в нём нотки сожаления, едва различимые и настолько неуверенные, что создавалось впечатление, будто женщине и вовсе было неловко испытывать такое чувство, как жалость. — Послушай… Я понимаю, что это было невежливо с моей стороны — искать с тобой встречи после произошедшего. Знаю, ты испытываешь ко мне далеко не тёплые чувства, если вообще хоть что-то испытываешь. Наверняка задаёшься вопросом, почему не забрала тебя к себе после смерти родителей… — Я бы не стала жить с кем-то из семьи моего отца, — ядовито выплюнула девушка. — Пусть так, — Минори понимающе кивнула. — Но я чувствую, что у тебя сердце не на месте, поэтому ты сейчас здесь. Позволь мне помочь. Всего один разговор — большего не прошу. — И как вы собираетесь мне помогать? Раскроете какую-то великую тайну? Или вы ведьма и можете воскресить мою мать? — Химари фыркнула, кривя губы в язвительной усмешке. — А если скажу, что могу? — женщина выпрямилась и с её губ пропала вежливая улыбка. Взгляд Минори потяжелел, становясь холодным, пронзительным. — Для тебя это звучит как бред старой женщины, но, даже если не веришь, просто послушай. Прошу тебя. Ишидо скептически приподняла брови, рассматривая тётушку с пренебрежительным сочувствием. Бедняжка, она явно выжила из ума… И всё же, несмотря на протесты здравого смысла, девушка почувствовала, как под рёбрами что-то остро кольнуло, заставляя сердце неистово трепыхаться. Пустые слова от невесть откуда объявившейся родственницы раздули внутри крохотный уголёк надежды, такой сладкой, что сопротивляться искушению стало невыносимо. Возможно, Химари тоже сошла с ума под вечным грузом трагедии, ставшей частью её сущности. А может, это сюрреализм происходящего здорово подлил масла в огонь. — Ладно, — Химари вздохнула и на секунду прикрыла глаза, поражаясь собственным словам. — Я выслушаю тебя, тётя. Лицо госпожи Ишидо разгладилось, словно с её плеч свалился тяжкий груз. Женщина прислонилась к стене, обнимая себя руками за худые плечи, и посмотрела племяннице прямо в глаза. Её гипнотически мягкий голос наполнил просторную комнату. — Несколько лет назад я потеряла дорогого моему сердцу человека. Вряд ли тебе интересны подробности, поэтому я опущу их… Твоего внимания стоит лишь то, что я больше собственной жизни мечтала повернуть время вспять и вытащить его с того света, — Минори остановилась на мгновение, искривив губы в попытке сдержать эмоции, но всё же стойко продолжила. — Мой муж… У него был близкий друг. После похорон он старался привести меня в чувство. Мы долго разговаривали, упиваясь совместным горем, а затем он приобнял меня в знак утешения. В тот момент… Меня словно ударило током. Секундная темнота, а после я прихожу в себя и понимаю, что попала в прошлое, в день смерти моего мужа. Но вот что самое интересное: на тот момент этого ещё не произошло. У меня появился шанс всё исправить. Голос госпожи Ишидо затих, позволяя тяжёлой тишине заполнить пространство между ними. Женщина смотрела на Химари не отрываясь, ожидая хоть какой-либо реакции, но девушка стояла неподвижно, словно каменное изваяние. Они продолжили сверлить друг друга взглядами, пока лицо Химари вдруг не расслабилось, растекаясь в снисходительной ухмылке. — Я так и знала. Вы сошли с ума. В конец, блять, рехнулись, — ухмылка стала шире, превращаясь в разъярённый оскал. — Кормите меня сказками о возможности чуда. Придумали идиотскую историю про путешествие во времени, чтобы дать надежду. Скажите, вы просто сумасшедшая или конченная садистка? Считаете меня причастной к смерти вашего брата и решили отомстить? Нашли самый изощрённый способ, как сделать мне ещё больнее?! — Я ненавижу твоего отца. Он был тем, кто убил моего мужа, — голос Минори рассёк воздух, словно удар хлыста. В её словах чувствовалась такая ледяная сталь, что Химари, намеревавшаяся продолжить поток ядовитых обвинений, мгновенно осеклась, будто ей одним рывком оборвали возможность внятно говорить. — Ишидо Масаши испортил жизнь нам обеим. Он был и остаётся грязным пятном позора на всей нашей семье, о котором я предпочитаю не упоминать. И тебя я искала лишь по одной причине: предложить помощь. Лишь я, как никто другой, могу понять тебя. — Но вы… — девушка сглотнула вязкий ком в горле, стараясь вернуть своим мыслям хоть немного ясности. — Как вы… Договорить она так и не смогла, потому что в зале позади неё раздался звук отодвигаемой двери, а затем громкий удар и нецензурная брань. Ишидо оцепенела, чувствуя, как холодеют кончики пальцев. Чёрт, она же просила её оставаться снаружи… — Химэ, ты в порядке? — недовольный голос Фурукавы эхом разносился по просторному залу. Судя по грохоту, она, не церемонясь, распинывала валяющиеся на полу груды обломков в попытке расчистить путь. — Если ты потонула в этом хламе, то, я клянусь… Монолог Сацуки прервался новой порцией мата. По несвязным обрывкам фраз можно было предположить, что её нога застряла в одной из множеств выбоин в дощатом полу, которые Химари до этого старательно обходила. — Это твоя подруга? — напряжённо комкая пальцами ткань юбки, уточнила Минори. Ишидо лишь коротко кивнула, после чего женщина сделала несколько шагов к ней навстречу и понизила голос, торопливо объясняя: — Я не шутила, когда сказала, что могу помочь. Как только всё обдумаешь, приходи ко мне домой по этому адресу, — Химари опустила взгляд и увидела, как госпожа Ишидо вытаскивает из спрятанного в складках юбки кармана сложенный в несколько раз листок бумаги. Спустя мгновение он перекочевал в раскрытую девушкой ладонь. — Я объясню тебе, что нужно делать. Ты сможешь спасти свою мать, если доверишься мне. Девушка сконфуженно кивнула, совершив это действие скорее машинально, механически. Происходящий вокруг хаос ощущался как сюрреалистический бред, и Химари, находясь в его эпицентре, словно разучилась пользоваться мозгом, потому что чувствовала, как глубоко внутри начинает… Верить? Лишь на крупицу, самую малость. Но в её монотонной одинокой жизни, лишённой любого доверия к людям, и этого было достаточно, чтобы почувствовать, как от давно забытого чувства каждую мышцу в теле прошибает электрический разряд. Вглядываясь в тёмные, почти чёрные глаза Минори, так похожие на её собственные, Ишидо ощущала себя змеёй перед заклинателем, послушно извивающейся в такт гипнотической мелодии. Прочная стена сомнений кричала об обмане, злом умысле, но взгляд тёти вторил обратное. Химари готова была поклясться, что никогда не чувствовала в других людях такой уверенности и непоколебимости в собственных словах. — Химэ, вот ты где! — раздражённый и одновременно облегчённый возглас оповестил о том, что Сацуки наконец нашла их. Ишидо вскинула голову и обернулась, осматривая подругу с обречённым выражением на изнеможённом лице: Фурукава тяжело дышала, прислонившись плечом к дверному косяку. Серая толстовка была измазана в саже, а на неприкрытой коже ног появились новые алеющие ссадины. Сацуки была похожа на разгневанную фурию и, одновременно с этим, на потерянного взъерошенного котёнка, отчаянно выискивающего своего хозяина. Минори отреагировала первой. — Здравствуй. Ты подруга Химари? — женщина сделала небольшой шажок вперёд, поравнявшись с племянницей, и мягко улыбнулась, слегка вздёрнув подбородок. Ишидо скосила на неё глаза и напряглась. Этот взгляд, с надменной безразличностью и толикой равнодушного сочувствия, был ей и Сацуки хорошо знаком. Так на сирот смотрели почти все жители Токио, особенно тогда, когда местные «беспризорники» задерживали очередь в магазине, выгребая из карманов последнюю мелочь на самую дешёвую сладость. Тот самый взгляд, который обижает в раннем детстве, а с возрастом начинает вызывать глухое раздражение и мгновенное желание лишить человека глаз. Фурукава встрепенулась и сфокусировала взгляд на новом действующем лице. Она, без сомнения, тоже почувствовала искусно прикрытое улыбкой пренебрежение и тут же выпрямилась, упрямо поджимая губы. В экстренные моменты Сацуки как никто другой умела вовремя собраться и скрыть за маской уверенности своё удивление и растерянность. — А вы ещё кто? — прищурившись, с вызовом произнесла девушка, сжимая подрагивающие пальцы в кулаки. — Сацу… — вскинув руку в предостерегающем жесте, тихо произнесла Химари. — Не стоит волноваться, девочка, — госпожа Ишидо стряхнула с юбки несуществующие пылинки и покачала головой. — Меня зовут Ишидо Минори, я прихожусь Химари родной тётей. У меня нет цели навредить моей дорогой племяннице. — Тётка, значит… — презрительно сощурив и без того узкие глаза, прошипела Фурукава. Недоверие на её лице мгновенно сменилась на презрение, как только кусочки пазла в её голове с щёлком сошлись. — Что, пришли почтить память своего презренного братца? Или внезапно вспомнили о том, что у вас есть родственница, гниющая в приюте? Неужели совесть проснулась? — Лучше следи за своим языком, — холодно отчеканила женщина. — Я не позволю так общаться со мной какой-то оборванке с улицы. — Заткни пасть, старая стерва, — прорычала Сацуки, сжимая руки в кулаки. В два шага преодолев расстояние между ними, девушка с силой толкнула госпожу Ишидо плечом и схватила Химари за рукав свитера, дёрнув на себя. — Пошли, Химэ. Не нужно заставлять себя общаться со всяким отребьем из семьи твоего папаши. Не дожидаясь ответа, Фурукава потянула подругу к выходу. Ишидо, ведомая стальной хваткой, успевала лишь неловко перебирать ногами в попытке успеть за размашистыми шагами. Девушка понимала, что у неё явно шок, потому что все слова застряли булькающими звуками в глотке, отказываясь складываться во что-то связное и выходить наружу. В последний раз беспомощно обернувшись, Химари нашла взглядом фигуру Минори. Женщина, расценив происходящее как окончание разговора, отошла вглубь комнаты и прислонилась спиной к покрытой копотью и трещинами стене. Плечи её сникли и хрупкая фигура госпожи Ишидо теперь казалась совсем крошечной и усталой. Казалось, все силы разом покинули её, оставив лишь пустую оболочку в окружении хаоса разрушенной комнаты. Девушка внимательнее вгляделась в лицо тёти и заметила, как та растянула губы в еле заметной улыбке. Едва различимые в сумраке тёмные глаза выражали вселенское спокойствие, словно она была твёрдо уверена: это далеко не последняя их встреча. В следующую секунду её лицо окончательно скрылось из виду. Сацуки, взбешённо изрыгая ругательства, быстро пробиралась к выходу по уже расчищенной траектории, таща за собой подругу, словно привязанную к руке тряпичную куклу. Химари даже не сопротивлялась. В черепной коробке вместо мыслей набатом стучал шальной пульс, напоминая надрывное тиканье неистово спешащих часов, а все оставшиеся силы уходили на монотонное передвижение плохо слушающихся конечностей. Ишидо едва бы смогла внятно рассказать, как они покинули поместье и добрались до приюта. Голова кружилась со страшной силой, а в ушах звенело то ли от напряжения, то ли от тишины ночных улиц, нарушаемой лишь невнятным бормотанием разъярённой Фурукавы. Пейзаж из десятков одинаковых жилых домов подёрнулся плотной дымкой, сливаясь в воспоминаниях в тусклый калейдоскоп. Когда за поворотом, стремительно приближаясь, появилось знакомое здание приюта, девушка едва окинула его взглядом, мазнув глазами по мертвенно-серым стенам, лишь у самого основания разрисованным бледными мелками — это было единственным опознавательным знаком для случайных прохожих, что в этом доме, с самой тонкой натяжкой являющимся жилым, обитали дети. Химари машинально, как всегда делала после ночных вылазок, пересчитала горящие электрическим светом окна: одно на первом этаже, в каморке вечно дремлющего пожилого сторожа, и два на третьем, самом верхнем, которые принадлежали кому-то из воспитанников. Окно воспитателей, остававшихся в ночную смену, было задёрнуто шторами, за которыми проглядывалась сонная тьма. Ишидо позволила себе небольшой вздох облегчения. Они не попались. Вслед за Сацуки Химари обогнула дом и шустро юркнула между дряхлыми прутьями ржавого забора, пробираясь на территорию. Двумя бесшумными тенями они скользнули влево, уходя из-под обзора воспитательских окон, и, пригнувшись, пробежали до крайнего окна боковой части дома. Фурукава, воровато оглянувшись, поддела ногтями давно отсыревшие и закрывавшиеся неплотно деревянные ставни, потянув на себя и открывая проход внутрь. Зафиксировав ладони на шатком подоконнике, девушка подпрыгнула и подтянулась, упираясь животом в посыпавшуюся облупившейся краской раму. Она ловко перекинула ноги и спрыгнула внутрь, скрываясь из виду, но уже через секунду из темноты их общей комнатушки высунулась загорелая рука, безмолвно предлагающая помощь. Ишидо крепко ухватилась за мозолистую ладонь и, повторив движения подруги, с тихим хрипом ввалилась в комнату. — Наконец-то вернулись, — раздражённо поцокала Сацу, растирая слегка покрасневший подтянутый живот. — Сейчас мы сядем и ты мне всё… Эй, эй, Химэ!.. Фурукава удивлённо дёрнулась, в последнюю секунду успев придержать за плечи внезапно начавшую заваливаться вбок подругу. Химари шатко переступила с ноги на ногу и подняла на Сацуки затуманенный стеклянный взгляд. Она и сама не поняла, почему мир вокруг начал стремительно чернеть, вспыхивая перед глазами разноцветными искрами. Возможно, её спортивная подруга не рассчитала, что для Ишидо подобный забег по ночному городу может оказаться чересчур выматывающим, а возможно, всё дело было в сильном эмоциональном потрясении, которое сегодня испытала девушка. Что бы из этого ни было правдой, Химари думала лишь о кровати, находящейся так пленительно близко, и о нескольких часах если не сна, то беспокойного забытья, которое позволит прояснить раскалывающуюся внезапной болью голову. — Держись, бестолочь. Пошли, уложу тебя, — словно прочитав её мысли, недовольно закудахтала Сацу, в голосе которой звучала неподдельная тревога. Девушка довела подругу до кровати и слегка подтолкнула, отпуская. Движения Фурукавы были осторожными и даже бережными, если эти слова вообще были к ней применимы, но Ишидо всё равно рухнула на жёсткий матрас, словно мешок с рисом. Руки безвольными плетьми улеглись вдоль тела, а нос уткнулся в пропахшую стиральным порошком наволочку. Химари устало прикрыла дрожащие веки, чувствуя, как расслабляется каждая мышца задеревеневшего тела. Судя по звукам, Сацуки, нервно постукивая пяткой по полу, ещё несколько минут сверлила взглядом её безвольную фигуру, неподвижным изваянием застывшую на кровати, а затем прошелестела шагами к своей постели и, тоже не раздеваясь, завалилась на неё, о чём оповестил натужный скрип старых пружин. Брюнетка, по своему обычаю, ещё несколько минут безостановочно ворочалась и что-то тихо бормотала себе под нос, а после наконец затихла, наполняя комнату равномерным глубоким дыханием. Ишидо слушала этот успокаивающий звук, стараясь сосредоточиться на нём и заглушить гул обрушившихся на неё несвязных, тяжёлых мыслей, завывающих в свинцовой голове. На языке тяжёлым шаром перекатывалось имя тёти: Минори, Минори, Минори, а потом вдруг резко: Мама… Химари сжалась в тугую пружину, подтянув колени к груди, и с неистовой силой сжала зубами ткань наволочки, выпуская наружу безмолвный крик отчаяния и тупой боли, скопившейся в самых недрах её истерзанного существа. Ишидо чувствовала, как невидимые тиски сдавливают грудную клетку, пока она беззвучно вопила, сжимая и разжимая до боли напряжённые пальцы рук и ног. Обтянутая ветхой тканью подушка насквозь пропиталась солёной влагой, ручьями лившейся из покрасневших обезумевших глаз. Больно и одиноко. Так одиноко, что хочется вырвать собственное сердце и раскромсать на кусочки, пустив по ветру. — Мама, я скучаю… И с этими едва слышными, произнесёнными в ночную темноту словами, похожими на священное откровение, Химари почувствовала, как проваливается всё глубже в пучину отчаяния и нескончаемой тьмы. Ослабевший разум дал трещину, и девушка, судорожно всхлипнув, провалилась в липкое, мрачное забытье. Ей снилось прошлое.

***

Сколько малышка Химари себя помнила, мама всегда была рядом с ней. В её первых детских воспоминаниях появляется крохотная квартирка на окраине Роппонги, адрес которой мама заставила заучить наизусть на случай, если она потеряется. Девочка помнила потрёпанный диван в гостиной, который являлся и её кроватью. Помнила белокурую куколку, которую представляла своей подругой, живой и говорящей. Когда мама приходила с работы, то гладила Химари по голове нежной рукой и ласково называла её «Химэ», после чего они всегда разделяли совместный ужин и со смехом смотрели дурацкие телешоу, сопровождаемые гудением неисправного телевизора. Папы у Химари нет и словно никогда и не было. Был лишь строгий мужчина, приходящий несколько раз в месяц и приносящий в дом странный железный запах. Химэ ласково произносила «папа» в его адрес и прижималась мягкой щекой к штанине выглаженных брюк, но этого мужчину она не хотела звать никак, а лучше вообще его не видеть. От него веяло угрозой, когда он смотрел с холодным прищуром на собственную дочь и жёсткой рукой приглаживал чёрные пряди на её макушке. Со временем малышка сменила тёплое «папа» на лаконичное «отец». Отец же оставался по-прежнему далёким и отчуждённым, лишь позвякивающие цепочки на его шее с каждым месяцем блестели всё ослепительнее, а худое красивое лицо становилось всё бледнее и озлобленнее. И всё же дочь он по-своему любил, подолгу рассматривая детские черты лица, так похожие на его собственные. Неизменно удовлетворённо усмехался, когда Химэ восторженно благодарила его за очередную дорогую безделушку, принесённую в подарок. Если мама была дома, то они с отцом всегда надолго запирались в спальне и о чём-то громко ругались, ломая мебель и хрустя осколками. — Ты бросил меня с годовалым ребёнком на руках! — захлёбываясь рыданиями, кричала мама. — Не смей винить меня в том, что мне нужен сын, — рычал отец, напоминая этим звуком взбешённую гончую, готовую разорвать в клочья беспомощную жертву. — Ты знаешь, кто я и какие риски. Если завтра меня убьют и я не оставлю наследника, то выбитое мной кровью и потом состояние растащат эти грязные бандитские шавки! — Я бесплодна, Масаши, это не моя вина, — взвыл в ответ женский голос, сопровождаясь звоном битого стекла. — Именно поэтому у меня не было выбора, кроме развода, — отчеканили в ответ. — Ты знаешь, что я люблю тебя, но я не готов ради чувств распрощаться со всем, чего достиг. Дальше Химэ не слушала, потому что мама издала такой нечеловеческий вопль, пропитанный болью и отчаянием, что девочка в ужасе закрыла уши руками и забилась в дальний угол гостиной, затаившись за шторой. Раздался глухой звук удара, после которого Химари вздрогнула и зарыдала, сотрясаясь крохотным тельцем. Кажется, прошло несколько часов нескончаемых криков и ругани, прежде чем изнеможённая малышка уснула, прижавшись худым плечиком к холодной стене. Проснулась она уже на разложенном диване, заботливо укрытая одеялом. За окном сгущалась ночная тьма, разбавляемая светом уличных фонарей и вывесок неспящего района. Рядом со щекой малышки лежала тёплая мамина рука, а сама женщина тихо спала на коленях перед диваном, положив голову на белокурую куклу, лежащую рядом со своей хозяйкой. На кухне кто-то тихо шумел водой и шаркал домашними тапочками. Химэ надеялась, что это был не отец, и не ошиблась: спустя пару минут из дверного проёма высунулась взлохмаченная черноволосая голова. Тётя Рёко, самая близкая и, казалось, единственная подруга мамы, приветливо помахала ей и улыбнулась. У этой молодой женщины был весёлый и лёгкий нрав, а ещё стойкий боевой характер, поэтому девочке было рядом с ней спокойно и легко. Химари грустно улыбнулась ей в ответ. — Не раскисай, Химэ, — ласково подмигнула Рёко, ловко завязывая в плотный чёрный пакет что-то, по звукам напоминающее осколки. — Хоть папка у тебя и не сахар, зато мама хоть куда. Сегодня такую оплеуху ему зарядила… За дело, между прочим! Когда тётя Рёко нервничала, то её речь начинала пестрить выражениями драчливого мальчугана. Раньше Химари это веселило, но сейчас настроение было совсем безрадостным. Заметив потухшую улыбку девочки, черноволосая женщина слегка сникла. Тихо позвякивая стеклянной трухой в пакете, она подошла к дивану и наклонилась, оставляя на лбу Химэ тёплый поцелуй, а затем свободной рукой погладила беспокойно спящую рядом женщину по волосам. — Если подобное опять повторится, то звоните в любое время. Я всегда рядом, — расстроенно вздохнув, прошептала Рёко и вскоре покинула квартиру, оставляя после себя приятный запах терпких духов и стойкое ощущение обречённости, давным-давно поглотившее их маленький уютный дом. Этот день Химари запомнит на всю жизнь, потому что именно он стал точкой невозврата. Тот самый день, когда родной отец стал для маленькой девочки злейшим врагом и демоном во плоти, являющимся в кошмарах и раз за разом разрушающим, разбивающим и разламывающим на куски то хрупкое чувство, которое они с мамой могли называть счастьем. Спусковым крючком была пощёчина. Химэ поняла это не тогда, когда ей было всего шесть, а гораздо позже, после нескольких долгих лет обдумывания произошедшего. И вывод напрашивался сам собой: в тот день отец сорвался, наконец показав своё гнилое нутро. Когда-то он любил маму, Химари была в этом уверена, но становление главой преступной группировки, выгрызание признания и репутации зубами, вместе с летящими во все стороны ошмётками плоти и реками крови, своей и чужой… Всё это окончательно сломало Ишидо Масаши, превратив его в человека, лишённого сострадания и эмпатии, с извращённым пониманием о заботе и любви. Мнимый долг оттеснил чувства, богатство и власть закрыли глаза золотой рукой. Позже в новостных статьях, бурно обсуждающих смерть молодого главы группировки «Янтра», Химэ увидит скандальную новость о том, что отец не только распространял наркотики в подпольном мире Токио, но и принимал их самостоятельно. Она ни на миг не усомнится в этом, ведь разве можно сотворить с собственной семьёй все те зверства, будучи при этом в ясном уме?.. Похоже, наркотики беспощадным химикатом вывели с холста жизни Ишидо Масаши яркие краски, оставив тонуть в бесцветном мире с проблесками ярко-красного оттенка, несущего лишь смерть. Отец перекрыл им кислород. Просто взял и без особых усилий дёрнул за нужные ниточки, благодаря чему маму уволили с хорошо оплачиваемой работы, а потом и вовсе стали отказывать в любой приличной должности, куда бы она ни пошла. Ишидо Цубаки пришлось устроиться официанткой в один из захолустных баров, густо усеивающих улицы Роппонги, и отрабатывать там по несколько смен подряд, лишь бы наскрести достаточно денег на оплату квартиры и покупку еды для них с Химари. Тётя Рёко старалась оказать им как можно больше поддержки, принося продукты и давая в долг необходимые суммы, но в то время она с бурным скандалом разводилась с мужем и вкладывала все силы в то, чтобы получить опеку над сыном. Вскоре мама сама отказалась от её помощи, видя, как подруга разрывается на части от желания помочь и при этом защитить собственную семью. Дела становились только хуже. В баре, ссылаясь на щекотливую ситуацию мамы, платили всё меньше, а хозяин квартиры вдруг резко повысил цену на аренду. Низенький и дурно пахнущий мужчина с елейной улыбкой оповестил об этом за пару жалких дней перед сроком уплаты и будто невзначай поинтересовался о бывшем муже квартирантки. — Давненько он уже не заходил… — цепко осматривая квартиру с порога, прокряхтел господин Сато. Губы его ещё шире растянулись в мерзкой улыбке. — Ишидо-сан, коли сами не в состоянии платить такую сумму, так может стоит наступить на собственную гордость и попросить у него помощи в деньгах? Тем более, у вас ребёнок… Ишидо Цубаки с обречённостью опустила взгляд на дочь, испуганно цепляющуюся за подол её юбки, и по потемневшему взгляду женщины было понятно, что ради Химари, её маленькой принцессы, она готова не просто наступить на собственную гордость, а раздавить её, растоптать и бросить под ноги Ишидо Масаши, чтобы после без сомнений упасть на колени и безутешно молить о спасении. Она позвонила бывшему мужу через пятнадцать минут. Он же, в свою очередь, словно этого и ждал: назначил встречу на этот же день, в том самом доме, откуда он когда-то выгнал их, собственных жену и дочь. По его голосу, доносящемуся из трубки слишком громко и властно, было слышно, что он улыбается. Был ли отец действительно рад подобному акту унижения, или его сознание в тот день расщепляла очередная доза наркотиков? Сейчас Химэ со злобной усмешкой поставила бы на оба варианта, но тогда, в детстве, она предпочла уверить себя в том, что папа — именно папа, а не отец — просто очень рад их скорой встрече. Он всё осознал и теперь они все помирятся, а после будут жить вместе как одна большая семья. Девочка нетерпеливо грызла ногти, пока мама застёгивала на ней тёплую осеннюю курточку и завязывала под подбородком пушистую шапку с помпоном. Она весело подпрыгивала, пока они с мамой шли по улице, и что-то бездумно напевала, пока ехали в метро. Вышли они в районе частного сектора, где Химари с удивлением рассматривала большие ухоженные участки, и остановились через дорогу от величественного дома, выстроенного в старинном японском стиле. Мама с щелчком раскрыла сумочку и достала оттуда телефон: довольно крупную чёрную коробочку с множеством маленьких кнопочек. Обычно Химэ запрещалось его трогать, но в тот день мама с бережностью вложила его в руки девочки. — Чтобы ответить на звонок, тебе нужно нажать на эту кнопку после того, как услышишь звук из телефона. Вот сюда, — женщина указала тонким пальцем на нужный прямоугольник и подняла вопросительный взгляд на дочь. — Ты поняла? Малышка радостно закивала, с восторгом рассматривая телефон, зажатый между крохотных неумелых ладошек. — Умница, — мама ласково сжала плечи Химари и тут же отпустила их, выпрямляясь. — Жди меня здесь, пока я не позвоню с папиного телефона. — После этого я смогу увидеть папу? — с лучезарной улыбкой поинтересовалась девочка. Мама не ответила. Она лишь печально улыбнулась напоследок и, развернувшись, быстро зашагала к дому, напряжённо стуча каблуками сапожек по малолюдной улице. Химэ проводила её озадаченным взглядом и обеспокоенно поджала губы. Почему у неё в груди так неприятно тянуло что-то тяжёлое и тоскливое, хотя всё должно было быть хорошо? В маленькой голове тогда теснилось столько вопросов, которыми не должен задаваться шестилетний ребёнок, что Химари из будущего, раз за разом прокручивающей в голове эти воспоминания, хотелось оказаться в прошлом и упасть на колени перед своей юной копией, сжимая ту в утешительных объятьях. А малышка Химэ в тот день всё стояла и стояла на краю тротуара, переводя потерянный взгляд с телефона на дом и обратно. Ей отчаянно хотелось узнать, что же происходит за красивым фасадом и глухими стенами, в порядке ли мама с папой там, внутри, пока она стоит снаружи на прохладном ветру, треплющем помпончик на её шапке. Ответ девочке дал сам дом: словно в сказках, безмолвное здание вдруг издало протяжный грохочущий звук. Сначала девочка подумала, что ей показалось, но звук нарастал и множился, словно глубокий рык, зарождающийся в глотке хищника и вырывающийся наружу мощным рёвом. Поместье содрогнулось и взревело на полной мощи оглушительным грохотом, похожим на раскат грома. Ему в унисон откуда-то из глубин начали доноситься крики, наполненные болью и отчаянием, а ещё странный треск, который оказался разгорающимся пламенем, начавшим нещадно облизывать деревянную крышу и хрупкие дверные панели. В доме что-то нескончаемо падало, разбивалось и загоралось, порождая новые испуганные вопли отчаянно борющихся за жизнь людей. Снаружи немногочисленные прохожие и соседи, высыпавшие на улицу, тоже подняли шум. Одни истошно вопили: «вызовите службу спасения!», другие ошарашенно передавали из уст в уста «взрыв!» и «пожар!», и никто не замечал в этом хаосе испуганно замершую одинокую девочку, неотрывно наблюдающую за разворачивающейся перед ней безумной картиной. Телефон в руке издал протяжную трель, и Химари, хватаясь за последнюю возможность, ускользающую сквозь пальцы, молниеносно нажала на нужную кнопку и приложила аппарат к уху, судорожно вслушиваясь в каждый шорох. Это была не мама. — Цубаки, слышишь меня? Это какое-то чудо! — голос тёти Рёко восторженным возгласом пронзил барабанную перепонку. — Мне только что звонил мой босс и сообщил, что готов взять тебя в отдел маркетинга. Зарплата потрясающая, вам с Химэ предоставят медицинскую страховку и помогут с поиском нового жилья. Жизнь наконец-то наладится… Хотя нет, станет только лучше, слышишь? Женщина ненадолго замолчала, вслушиваясь в крики и грохот, раздающиеся на фоне, и её голос мгновенно упал на октаву, становясь испуганным и хриплым. — Цубаки, всё хорошо? Что происходит, где ты? Цубаки! Телефон выпал из ослабевших пальцев девочки, ударившись об асфальт и улетев куда-то под ноги успевшей собраться толпе зевак. В широко распахнутых чёрных глазах, отражаясь, словно в обсидиановом зеркале, варилось алое марево огненных всполохов, выжигающее сетчатку и проникающее глубоко, в самую суть, оставаясь воспоминанием, которое не получится забыть никогда. Испуганно дрожал подбородок, а по пухлым щекам одна за другой стекали солёные слёзы. — Мама, папа… — тихо и обречённо слетело с невинных детских губ, словно провожая в последний путь. В тот день Химари впервые захотела повернуть время вспять.