Сквозь щель в платяном шкафу

      Осень в Арсалане была теплой и пестрой. Все деревья в саду и на набережной постепенно меняли окрас, в последний раз расцветали огненные бархатцы и красные розы. В парках газоны и дорожки стали покрываться ковром из опавших листьев, которые убирали не сразу. И Эскаль, все еще живущий во флигеле, начал засушивать на окне своей комнаты яблочные дольки и ароматные листья дикой смородины и малины. Ханде нравилось проводить время с этим омегой, учиться у него резать яблоки и слушать рассказы и предания про северные племена, про их жизнь до прихода в тот регион имперских солдат.       — Моя деревня находилась на самом севере Динии. Тогда еще и республики не было. — Эскаль уже который час ловко орудовал ножом, не поднимая глаз. — Дальше уже только море и ледники. В наших горах нашли много магнитной руды и платины, естественно, что туда пришли солдаты и потревожили духов.       — Что они сделали? — спросил Ханде.       — Море и горы больше не кормили нас, исчезли животные и приехали чужаки. Они принесли другой уклад жизни, и не все молодые уже хотели быть охотниками и жить в общине. Я родился, когда фьорд захватили имперские солдаты. Диния стала вашей провинцией.       Ханде поймал в большом металлическом саду маленькое краснобокое яблочко и быстро стал срезать с него дольки. На летней веранде уже становилось прохладно, хотя длинные солнечные лучи все еще проникали внутрь, ложились на пол и пробегали по столу, заставленному корзинами и тазами со свежими маленькими яблочками.       — Что потом стало с твоей деревней?       — На мой пятнадцатый год старейшина обвинил меня во связях с одним молодым солдатом из ближайших рудников и выгнал из общины. Это был не первый случай среди северных племен, и наместник отправил меня в Тильке учиться и работать. Я стал служить в гостиницах, а потом и в местных богатых домах. Через десять лет у меня уже была карта резидента.       Ханде взглянул на Эскаля, но тот оставался полностью спокойным и собранным. Длинная коса лежала у него на плече, пока омега быстро и умело орудовал ножом. Ханде справлялся намного хуже, не привыкнув что-то делать руками, но ему нравился этот спокойный теплый вечер и разговор.       — Вряд ли деревня еще существует. Когда я жил там, молодые люди уже смотрели в сторону большой земли и не хотели воевать с захватчиками. Жизнь на севере тяжела и зла.       Ханде понимающе кивнул. Так должно было происходить. Империя или еще тогда свободная Диния не являлись истинным злом, каким его представляли местные шаманы и старейшины. Цивилизация расширялась, пожирая малые культуры. Империи нужны были богатые северные ресурсы и выходы к морю, людям нужны были теплые квартиры и удобные для жизни города. Народы не вымирали, но просто растворялись, а их культуры оставались на страницах книг и за стеклом полок музеев. Ханде считал это нормальным: люди тоже умирали, уступая место своим детям.       В тазу больше не осталось яблок. В воде плавало лишь несколько сорных веточек и пожухлый лист. Ханде отложил в сторону короткий нож, отодвинул на середину огромную миску с аккуратными яблочными дольками, а весь мусор выкинув в другую миску. Со вздохом облегчения он откинулся на спинку стула и вытянул ноги — они уже начинали отекать и довольно быстро уставали.       — Ты не держишь зла на Империю?       — Духи не посылают испытания просто так. Значит, так надо.       — Но они пришли в твой дом.       — Значит, это нужно было. — Повторил Эскаль. — Если твоя жизнь легка, то в конце она ничего не будет стоить.       Они закончили, и Эскаль стал быстро убирать со стола, унося яблоки на кухню. Ханде, немного уставший за день, продолжал сидеть на месте и греться в последних лучах уходящего солнца. Скоро должны были наступить заморозки, а затем и холода. Многие жители Мантуй уезжали на зимний сезон в загородные дома или перебирались в Сеин и более теплые города. Филипп пока планировал оставаться здесь, чтобы готовиться к весеннему сезону и выборам в парламент.       Когда стол был убран, от яблок остался только слабый запах, а небо начало медленно темнеть, Эскаль принес чашку ароматного чая и поставил ее перед Ханде.       — На кухне готов пирог с патокой. Вам принести?       Ханде растерянно кивнул головой.       — Хозяин еще не вернулся, а к ужину очень сочная вырезка. Если остынет, потом будет не так вкусно.       — Придется Филиппу потерпеть.       — Хозяин совсем не пунктуален. — Пожаловался Эскаль и, чуть поклонившись, быстро вышел за дверь.       Филипп часто задерживался и мог приехать домой уже ночью. Иногда он был пьян, иногда приносил на себе запах своего южного омеги, иногда он был просто уставшим и злым. Но на днях Ханде посетил очередное обследование в клинике у доктора Кессира. Беременность шла хорошо, а ребенок уже достаточно окреп, чтобы можно было осторожно взять воды на анализ. Ханде очень не понравилась эта процедура, он сильно перепугался, а потом весь день пролежал в постели, но вот пришли результаты: ребенок был от Филиппа. И он оказался омегой.       Супруг, конечно, получал все отчеты еще раньше Ханде. И еще он пребывал в полной уверенности, что их первенец будет альфой. Ведь всем благородным омегам Создатель посылал первыми именно альф. Поняв, что он в тяжести, омега всегда в одиночестве шел в ритуальный зал к Создателю, приносил ему в дар свои украшения и просил послать Семье альфу-наследника. Молитвы могли длиться целый день, но всегда были услышаны.       В это верил народ, особо не задумываясь. В это, наверное, верил и сам Филипп.       Когда солнце скрылось за горизонтом, все окна в доме закрыли, а в камине зажгли огонь, явился хозяин. На этот раз не было запаха омег или выпивки, но Филипп все равно пах немного резко и неприятно, а вел себя грубо. Ханде встретил его в спальне в ночной рубашке и в домашнем халате, готовый ко сну. Он сидел при свете лампы перед зеркалом и расчесывал волосы. Филипп вел себя очень громко. Он ввалился в комнату, хлопнул дверьми и подошел к Ханде, положив огромную теплую ладонь на оголенное плечо рядом с меткой.       — Мне твои тесты пришли. — Хрипло сказал он. — Но я что-то не понял, у тебя там омега, что ли?       Ханде отложил гребешок на полку.       — Да. — Ответил он.       — А как так получилось?       Ханде понимал, про что спрашивает муж. Он бы быстро мог придумать язвительный ответ или объяснить ему про равное распределение репродуктивных полов, заложенное природой, но решил не бесить Филиппа, пока руки альфы были так близко от его шеи. Поэтому Ханде промолчал. Да и не нуждался муж в ответе.       — Ты что-то сделал, да? — продолжил придумывать Филипп, — вы все рожаете только альф! В каждой чертовой благородной Семье одни только альфы! Ты должен знать, как это сделать!       Филипп отошел в сторону, а Ханде быстро запахнул халат, закрывая голое плечо. Он повернулся, чтобы следить за мужем. Филипп казался расстроенный, немного злым, но это был далеко не его придел. Ханде видел его в настроении и похуже. На самом деле, вот уже месяц как у них не случалось скандалов. Филипп сдерживался после того, как Ханде симулировал при нем приступ и сильные боли в животе.       — Мы с тобой — не благородная Семья. — Ответил Ханде, стараясь говорить так, чтобы супруг не взорвался. — Ты ошибся, если считал, что у нас будут рождаться только альфы.       Филипп зарычал, но нападать больше не стал. Он стянул галстук, снова бросил его около кровати и расстегнул рубашку. Ханде быстро закончил с волосами, завязал их лентой, а потом торопливо зажег ароматную палочку, которая бы помогла альфе расслабиться. Филипп ничего ему не сказал. Он любил нюхать благовонья в те дни, когда много работал и не мог напиваться.       — Весной ты родишь, — начал размышлять он, стягивая грязную одежду, — к лету у тебя уже будет первая течка. Это хорошо. Летом я могу взять отпуск на неделю, и мы снимем дом на юге. — Он задумался. — Нет, на юге сейчас опасно. Можно в горах, у папеньки там есть уютный шале.       Ханде промолчал. После рождения ребенка он планировал сразу же начать предохраняться и пить нужные травы. Филиппу об этом знать было необязательно. Зачастую так и делали благородные омеги, желая отдохнуть между родами, но не желая обсуждать эти вопросы с альфами. Они всегда хотели больше наследников, не прислушиваясь к словам мужей. Очень эгоистичны были альфы.       Ханде лег в кровать раньше и еще немного почитал новости в планшете, чего обычно себе не позволял делать перед сном. За последние месяцы о нем слишком много писали. Новость о беременности и готовящийся благотворительный аукцион только добавляли ему социальных очков. Он становился популярен в народе.       — А если честно, милый, как это вы рожаете только альф?       Филипп слишком быстро вернулся в спальню в одних только штанах и с влажной головой. Даже не побрился и теперь с этой черной щетиной выглядел очень неряшливо.       — Кто «вы»? — уточнил Ханде.       — Омеги. Благородные.       Филипп забрался на кровать и лег слишком близко, устроив свою руку у него на груди. Ханде постарался немного отстраниться, но потерпел позорное поражение.       — Ну-ну, — протянул Филипп, — не буду я сегодня с тобой трахаться. Все настроение ты мне испортил.       Ханде скинул тяжелую руку альфы и отвернулся. Хотел, чтобы Филипп перебрался на свою половину широкой постели и отстал от него на эту ночь.       — Так что, ответишь мне? На какую Семью не посмотри, все первые три сына — альфы. Странно.       — Создатель помогает крови не угаснуть.       — Да брось, бред несешь!       — Почему это?       — Никогда не интересовался статистикой?       Ханде повернулся и посмотрел на мужа. Филипп говорил серьезно, не усмехался, не смеялся над ним. Иногда он так мог, да. Иногда у них даже выходил нормальный диалог.       — При чем здесь статистика?       — Благородных альф в несколько раз больше, чем омег. Бет, вообще, нет. Я вот не совсем понимаю, милый, как Кайял согласились на наш брак, когда могли спокойно выдать тебя за какого-нибудь младшего сына?       Ханде повернулся на другой бок, чтобы лучше видеть Филиппа. Глаза мужа блестели, отражая холодный лунный свет. Окно было не зашторено и этого света хватало, чтобы осветить комнату. На столике все еще тлела палочка, распространяя по спальне пряный запах, который должен был успокоить нервы и подарить приятный сон.       — У меня грязная кровь. — Ответил Ханде.       Филипп хмыкнул и скривил губы в усмешке.       — Знаешь, дорогой, когда благородных омег стало так мало, даже ты оказался бы для них золотцем. Неужели ты не получал приглашений?       Ханде отрицательно качнул головой.       — Странно. С тобой что-то не так, а я не знаю?       — Что со мной может быть не так?       — А почему ты тогда шел по скидке, а?       — Из-за крови, я же сказал тебе!       — При чем здесь кровь, если ты пахнешь, как Кайял и носишь их знаки. Ты даже настолько вредный, как истинный Кайял!       Ханде резко отвернулся и лег на другой бок, отползая от Филиппа. Закрылся краем покрывала. Губа чуть-чуть задрожала от обиды, но это было только из-за гормонов, а не из-за его ужасного мужа, сыпавшего оскорблениями при любой удобной возможности. Просто гормоны. Просто он готов был плакать даже над замерзшим в саду жуком.       — Иногда ты очень странный. — Продолжил размышлять Филипп. — У тебя какие-то особенные отношения со шкафами, ты заметил?       Ханде зажмурился, вспомнив тот день первый день после свадьбы, когда Филипп его, действительно, напугал.       — Это из-за тебя. — Буркнул он. — Я боюсь тебя.       — Почему?       — Потому что я не хочу с тобой спать. И быть с тобой. Потому что ты ужасный, и грубый. И ты ненавидишь омег, и ты…ты грубый!       — Повторяешься, солнце.       Ханде шикнул.       — Я же пытаюсь быть с тобой нежным. Член уже горит, колом стоит, а я все тебе бока наглаживаю, успокоить пытаюсь. Разве не так?       — Меня не успокаивает.       — А что тебя успокаивает?       — Когда ты меня не трогаешь.       — Ну, золотце, так точно не пойдет. Нам еще детишек делать.       Несколько минут прошли в молчании. Ханде не закрывал глаза и рассматривал узор на стене. Окно было у него за спиной, но лунный свет красиво освещал рисованные на обоях виноградные побеги. Пресловутый шкаф тоже был на виду у Ханде, так что он пока не боялся. А вот Филипп оставался за спиной. Он не шевелился, а значит все еще лежал на боку рядом с Ханде.       — В последний раз же тебе понравилось. — Нарушил альфа тишину.       — Что?       — Ну, ты кончил.       Ханде вспомнил ту ночь. Филипп был в хорошем настроении. Ханде сказал бы, что даже в романтичном. Он очень долго гладил его по спине и мял лопатки, пока Ханде дочитывал роман, а потом положил на себя и долго целовал в шею и лизал метку. Ханде сначала не отвечал, но потом его тело стало горячим, загорелись следы от поцелуев, а рука как будто сама потрогала большой член альфы. Ханде не умел быть сверху, поэтому Филипп положил его на подушки и очень медленно и нежно отымел. Из-за беременности Ханде стал чувствительней, поэтому в тот раз он кончил и ему, правда, даже понравилось.       Но это не значило, что он простил Филиппа! И поэтому когда муж решил толкнуть Ханде в спину, привлекая внимание, он раздраженно передернул плечами и опять громко и недовольно зашипел.       — Сына я точно отучу вот так шикать, — сказал Филипп, — ведешь ты себя совсем не благородно, знаешь ли. Еще и в театре на выходных так громко фырчал, что на нас все косились.       — Они переврали всю историю, а принца Тильке….       — Да какая разница, — Филипп за спиной зашевелился, — если все равно все следили за тобой, а не за сценой?       Ханде почувствовал тяжесть его тела рядом, тепло дыхания на шее и сильный запах с нотками возбуждения. Филипп перекинул через него свою руку, ухватил за грудь, чуть выше живота, и подтянул к себе. Ханде снова замер, оказавшись под боком у альфы и ожидая продолжения. Филипп отодвинул ворот ночной сорочки и лизнул открывшуюся метку.       — Может, давай….       Ханде пнул его ногой.       — Ты читал блоги про секс, — шепнул Филипп, — я знаю.       — Ты ужасный. — Повторил Ханде.       — Почему это?       — Следишь за мной.       — Хочу знать, что происходит в моем доме.       Филипп погладил его пальцами по груди и животу, залез под задравшийся подол сорочки. У него в груди что-то завибрировало как у большого кота, и альфа тихо рыкнул, устраиваясь удобней. Теплая ладонь прошлась по животу и замерла где-то около пупка. Ребенок был совсем еще мал и под одеждой даже незаметен, но Филипп все равно интересовался им и иногда щупал. Ханде было неприятно, и он немного боялся подпускать альфу к животу так близко, но всегда терпел.       — Ты хотя бы мне объяснил, солнце, что тебе не так. Я же стараюсь для тебя, а ты только носиком своим красивым водишь и шипишь.       Ханде только успел открыть рот.       — По фактам, пожалуйста! — потребовал Филипп. — Знаю я уже тебя, опять начнешь кричать, что тебя здесь насилуют, и, вообще, ты никогда со мной не кончал и задницей не подмахивал. И все это мне приснилось, да?       — Это были гормоны.       Ему самому все еще было стыдно, что иногда он велся на приставания Филиппа и сам хотел секса с ним. Особенно после откровенных любовных романов, скачанных из сети, или после чтения постов из групп для омег. Там писали такие пошлости, что Ханде постоянно краснел и ерзал на месте.       — Вот и у меня тоже гормоны. — Ответил Филипп и, наконец-то, успокоился и перестал тискать его бока и ягодицы.       Через несколько минут Ханде почти задремал под боком у альфы. Все-таки он привык уже к неприятному запаху Филиппа и привык чувствовать его перед отходом ко сну. Да еще и метка была рядом с хозяином, а рука на животе грела и, вроде, не спешила вредить ребенку. Поэтому Ханде расслабился и прикрыл глаза.       Филипп вдруг дернулся, снова испугав Ханде.       — Он пошевелился!       Ханде не понял.       — Кто? — спросил он.       — Ребенок.       — Он не шевелится.       Филипп поводил ладонью по животу и немного надавил, проверяя. Ханде это совсем не понравилось и он решил избавиться от объятий мужа. Хорошо, что альфа не сопротивлялся, когда он снова сбросил его руку и отодвинулся на краешек кровати.       — Почему не шевелится? С ним что-то не так?       — Он маленький еще.       Филипп снова полез его трогать, уже полностью перебравшись на половину Ханде и не оставляя места для побега. Снова зашипев, Ханде откинул одеяло, ударил мужа по руке и поднялся на ноги. Поправил сорочку и грозно глянул на Филиппа, пытаясь донести до альфы всю степень своего недовольства. Полная луна вовсю светила в окна и отлично помогала в этом.       Ханде обошел широкую кровать и лег на половине мужа, отвернувшись лицом к окну. Филипп не стал больше его трогать. Ханде лежал, слушал, как альфа громко дышит и двигается, устраиваясь удобнее на его половине. Лежать рядом с окном было необычно. Да и подушка здесь вся пропахла запахом альфы. Еще несколько минут прошли в напряженном ожидании. Но ничего не произошло. Кажется, Филипп решил заснуть.       — И все-таки, — задумчиво протянул он за спиной у Ханде, — как это вы рожаете одних альф?

***

      Несколько недель Ханде и Феликс потратили на организацию последнего в этом сезоне приема. В основном старался Феликс, а Ханде, изображая заинтересованность, просто наугад выбирал из предложенных вариантов. Результат оказался не так плох: большой просторный зал частного клуба в районе Орзо вмещал в себя уютные столики, приватные уголочки и сцену, с которой можно было провести торги. Уютный зал, оформленный драпировками и коврами, утопал в теплом приятном свете, а вдоль стен тянулись приватные ниши со столиками и тяжелыми бархатными шторами, которые, при желании, можно было закрыть. Ханде, облаченный в красивый длинный наряд из темной туники и накидки, сидел в центральной нише с чашкой винограда, засахаренными дольками апельсина и с полным чайником крепкой травяной настойки. Ему быстро удалось отделаться от любознательной толпы, сославшись на усталость от беременности, а вот Филипп так не мог сделать. Поэтому муж все еще стоял в центре зала и приветливо улыбался гостям, иногда бросая на Ханде злые взгляды.       Ханде равнодушно поедал сладкий виноград и поглаживал живот под слоями ткани. Ему не нравилось, как все теперь пялились на него, хотя и знали, что под свободными традиционными одеждами он был бы незаметен даже на последних неделях.       Вечер стал лучше, когда на прием явился задержавшийся в столице Луис Хан-Фель со своим молодым женихом. Ханде слышал громкий голос этого альфы, слышал, как его собственный супруг искренне смеялся над шутками и совсем не удивился, как уже через несколько минут к нему явился Сирилл, сегодня выглядевший особенно ярко.       — Позволишь? — спросил он, откидывая в сторону бархатный полог и указывая на соседний диванчик с подушечками.       Ханде лениво махнул рукой.       — Твой супруг сказал, что тебе нездоровится.       — Я час терпел все эти приветствия и поздравления. Надоело.       Сирилл покивал головой и взял себе несколько апельсиновых долек.       Он сегодня распустил черные волосы, подвел краской и так большие и яркие глаза и, в отличие от Ханде, пришел в нескромном обтягивающем голубом костюме. Сирилл ходил где-то по грани приличия, но вряд ли он рисковал быть выгнанным с этого вечера. В конце концов, сегодня здесь хозяином был Ханде.       — Я узнал у своего приятеля, — заговорил Сирилл, — сразу после сезона дождей у них будут проходить открытые лекции и подготовки к экзаменам. Тебе достаточно оплатить обучение и получить согласие у Филиппа. Программы для омег в институте истории идут два года. Ты говорил с ним?       — С Филиппом? — уточнил Ханде.       — Да.       Сирилл жестом подозвал бету, стоящего в стороне и ожидающего приказов, заказал теплого вина и еще фруктов. Так же жестом отослал его и поправил занавеску. У него на пальце блеснуло новое кольцо. Должно быть, помолвочное. Ханде знал, что Луис и мэр хотели объявить о помолвке до окончания светского сезона и уже, наконец-то, назначить точную дату свадьбы.       — Филипп против. — Объяснил Ханде.       На самом деле муж даже слушать не хотел про образование. Даже про Императорский университет, самый престижный и уважаемый во всей стране и за ее пределами. Филипп, как самый настоящий тупоголовый альфа, считал, что омегам это было ни к чему. Тем более беременным омегам, которые еще должны были родить ему наследника.       — Он верил, что я знаю способ родить альфу. Знаешь, у благородных первые сыновья всегда альфы.       — Да. — Сирилл кивнул. — Последние лет тридцать это так.       Ханде тоже кивнул и закинул в рот сразу три апельсиновые дольки. На стол принесли новую миску с угощениями и кувшин теплого вина с корицей. Совсем рядом слушались голоса их альф, и Ханде подозревал, что Филипп скоро вернется за ним.       — Я хотел ему сказать, что пока он не позволит мне учиться, альф я рожать не буду.       — И что?       — Его любовник все ему рассказал, — с досадой пожаловался Ханде и запил сладости настойкой, жалея, что в ней нет хоть капельки алкоголя, — не ждал, что он с ним об этом разговаривает.       — Камми? Филипп сам тебе сказал?       — Да, похвастался вчера.       — Камми умный. — Подтвердил Сирилл. — Я ходил с ним на лекции по истории искусства и экономики.       — Он учился?       — У него все еще нет карты резидента, насколько я знаю. Университетские корочки могут помочь.       — Даже шлюхи учатся. — Вздохнул Ханде.       Не то чтобы он не любил этого Камми или сильно ненавидел его. Но он помешал ему водить Филиппа за нос. Что говорили обществу? Что благородные Семьи имеют особую связь с Создателем, что они могут говорить с ним и получать его благодать, и что им известен секрет рождения сильных альф вместо слабых омег, дабы род рос и не слабел. Общество верило, что секрет существует. Реальность была не такой поэтичной: около тридцати лет назад научились довольно рано определять пол будущего ребенка и омеги еще успевали избавиться от неудачного плода. Конечно, аборты были запрещены и порицались, но в их мире было много таких отвратительных вещей, запретных, но за закрытыми дверьми довольно распространенных.       Еще через полчаса зал и столики были заполнены высокородными гостями. В воздухе пахло свежими цветами, благовоньями и смесью ароматов альф и омег, играла тихая тягучая музыка, и Ханде, борясь с сонливостью и скукой, поглядывал на сцену и мелькающих перед ним людьми. Сирилл допил вино и, пожелав хорошего вечера, куда-то пропал. Но пришел Филипп.       — Ты собрался отсидеться здесь? — спросил он резко. — Нормальной еды так и не принесли?       — Сидеть буду здесь. Мяса нет.       Ханде поправил одежды и удобней устроился на мягких маленьких подушечках.       — Ты же врешь, что у тебя болит живот. — Филипп нетерпеливо задергал за звоночек, подзывая обслугу. — Смотри, Создатель лгунам по ночам языки обрезает. Принеси мясо, вино и закуски! — крикнул он уже в сторону подбежавшего к ним беты.       — А изменщикам что отрезает? — уточнил Ханде. — Член?       — Смешно. — Кивнул муж и сожрал остатки винограда. — Больше так не шути.       Он нагнулся и поцеловал Ханде, спрятавшись от людей за тяжелой занавеской. От Филиппа пахло табаком и сладким вином, а его щетина неприятно кололась. Ханде только решился ударить дорогого супруга подушечкой по лицу, как тот отстранился сам.       — Выйдешь к гостям? — спросил он.       — Очень надо?       — Да.       Раньше в этом месте было старое кабаре, представления в котором, по слухам, посещали даже члены Семьи Императора. Конечно, инкогнито. Потому что район Орзо был тем местом, куда свободные омеги ходили покурить сигарет и найти альфу, а женатые альфы водили в дорогие рестораны своих любовников. Пожалуй, все жители набережной Мантуй были вхожи в местные закрытые клубы, но благоразумно хранили об этом молчание.       Ханде откинул полог и вышел из ниши, ступая по тканным толстым коврам. В большом зале приглушили свет, зажгли на столиках свечи и уже выставили вино, хлеб и закуски. В общем полумраке отлично выделялась небольшая сцена, и уже все ждали, когда же начнется представление. Феликс считал, что выручка от затеи превысит все расходы. Ханде был популярен так же, как и тема благотворительности, поэтому бета нашел несколько сиротских приютов и больниц, а так же позаботился, чтобы как можно больше людей узнали о большом добром сердце благородного омеги, который, как когда-то и сам Создатель, спустился к своему страдающему народу. В общем, Феликс умел красиво и поэтично говорить.       Улыбаясь своим гостям, Ханде вместе с супругом прошел вперед и остановился на границе света и тени, прислушиваясь к голосам вокруг. Он красиво расправил рукава туники и поправил ленты в прическе. Напившись чая, он чувствовал, что ему опять нужно в уборную, но решил немного подождать. Он уже достаточно ссылался на неудобства беременности, пытаясь сбежать от досаждающего внимания. В чем-то Филипп был прав: Ханде заврался.       Большой зал хорошо проветривался, и вытяжка работала исправно, но все-таки вокруг было много сильных запахов. Удушливые ароматы духов, которыми пользовались омеги со слабым запахом, запахи вина и фруктов, подаваемых гостям, свечной дым — Ханде начал чувствовать легкую тошноту, похожую на ту, которая донимала его в самом начале беременности. Рядом стоял довольный Филипп, внимательно слушавший конферансье, и от него отчетливо несло запахом мяса и табака.       Ханде дернул супруга за руку.       — Голова кружится. — Сказал он.       — Подожди немного.       Зал потонул в шуме аплодисментов и Ханде повел головой, оглядывая собравшихся. Заметил Сирилла у самого выхода с бокалом вина в руках, перешептывающихся между собой омег — мужей важных в Арсалане альф, стоявшую вдоль стен зала охрану и незаметного никому Феликса, прятавшегося за тяжелой красной кулисой.       Из смеси всевозможных удушливых запахов нос Ханде вдруг выловил что-то необычное и смутно ему знакомое. Благородные всегда имели очень сильные ароматы и часто пользовались специальными настойками и духами, которые еще больше их усиливали. За последние месяцы Ханде привык, что его запах перебивал все остальные, что большие сильные альфы, омеги, которые были старше его, и даже собственный муж иногда терялись на фоне его яркого запаха черных лилий. Ханде и сейчас был уверен, что каждый человек в этом зале чувствует его присутствие.       Но все эти люди не знали других благородных запахов. Они не проводили часы своей жизни за изучением родословной всех Семей и всех нот их сложных ароматов. Они никогда не общались с Луиссианом или другим представителем самого сильного Дома в Империи — Дома Лорано.       Их запах было очень сложно описать — иногда так пахло ночью на побережье. Легкие свежие ноты превращались в тяжелый, удушающий с непривычки пряно-древесный аромат, оставляющий после себя чуть солоноватый шлей, похожий на морской запах. Лорано были регентами Императора и вхожими в Императорский дворец. Если в руках Семьи Кайял была вся армия и полиция, то Лорано прибрали себе ведущую роль в Совете и всю остальную власть над страной.       Ханде не думал, что услышит этот знаменитый аромат вот здесь, в центре района Орзо на очередном скучном светском сборище. Лорано посещали только храмы и алтари в праздники и заседания Совета. Они не являлись в здания бывшего кабаре и не появлялись в толпе безродной новой аристократии, тайно презираемой любым благородным членом Семьи.       Еще Ханде казалось, что все эти люди вокруг не могли не учуять этот запах. Но никто кроме него не крутил головой и не удивлялся. Они просто не разбирались, их никогда не учили различать благородные запахи, они все были пьяны, беспечны и одурманены ароматным вином и свечами.       Торги начинались.       — Давай вернемся обратно. — Неожиданно предложил Филипп. — Посидишь под кондиционером, чтобы успокоиться.       Они спустились по ступенькам вдоль стены и пошли в обход столиков к своей нише. Ханде все еще ясно ощущал волнительный тяжелый аромат Лорано.       — Ты чувствуешь что-то? — спросил Филипп, как только они вышли из толпы. Голос его звучал напряженно.       — Благородный запах.       — Ты разбираешься. Кто это?       — Лорано.       — Они не посещают город в сезон.       В нише были опущены шторы, а вот запах стал только сильнее. Ханде отступил на шаг назад, встав у Филиппа за спиной, а альфа отодвинул ткань в сторону. Вокруг было много лояльной охраны, так что опасаться было нечего. Но с другой стороны, их скромное мероприятие посетил альфа из самой могущественной Семьи. А любой гражданин Империи должен был подчиняться благородному альфе из правящих Домов.       — Вы напугали моего супруга. — Сказал Филипп скрипучим голосом.       Его запах тоже стал сильнее чуть ли не вдвое и он, правда, на инстинктах собирался защищать Ханде и их детеныша. Но не мог ни один обычный альфа противостоять запаху лилий с перцем или горькой травы благородных.       — Простите мне мое вторжение. — Ответил спокойный красивый голос, звучавший как напев жреца в храме. — Я не хотел привлекать внимание.       — Вы его привлекли. — Ответил Филипп.       — Только тех, кто заметил.       — Да уж.       Филипп ступил в нишу, которая — как показалась Ханде — поглотила его точно хищник. Ханде зашел следом и опустил занавес обратно, скрывая их от посторонних глаз и отрезая громкие звуки толпы. Быстро склонив голову, он поклонился, приветствуя альфу. Эмре Лорано был вторым сыном Главы Семьи и постоянным членом Совета Семи. Луиссиану он приходился близким родственником, но раньше Ханде видел только его портреты и фотографии.       Альфы пожали друг другу руки, а Ханде приподнял голову, чтобы рассмотреть своего гостя. Эмре был достаточно высок, даже выше Филиппа и к тому же почти сливался с полумраком в своей черной простой одежде. Синие глаза его оказались такими же яркими, как и у Луиссиана. Альфа галантно склонился над ним и принял ладонь Ханде, пробежав своими пальцами по печатке с лилией. На пальце альфы тоже мелькнул тяжелый перстень с лунным камнем — символом их Семьи. Эмре медленно наклонился и прикоснулся губами к украшенным кольцами пальцам Ханде. Кожа Эмре оказалась очень нежной, как у омеги. И холодной.       — От имени моей Семьи я пришел поздравить вас с недавней свадьбой и со скорым появлением первенца.       Он отошел на два шага и поклонился Филиппу, после чего продолжил:       — Отец просил передать вам этот подарок.       Эмре щелкнул пальцами, и в нише появился низкий шустрый бета. Он опустил на стол резную мраморную шкатулку, низко поклонился и так же быстро исчез. Филипп подошел ближе, в то время, как Ханде все еще оставался на своем месте.       — Подарок внутри. — Мягким голосом объяснил Эмре.       Фиипп провел ладонью по украшенной россыпью блестящей камней крышке и потрогал небольшой золотой замочек.       — Что внутри, сир Эмре? — почтительно спросил он.       — Дорогой подарок для брата Ханде от нашей Семьи. Отец просил передать, что в центре Империи снова становится небезопасно и ему стоило больших сил предотвратить тот взрыв, который некоторые повстанческие ячейки готовили сегодня в этом зале.       Филипп резко вскинул голову.       — Откуда у вас такая информация? — спросил он твердым голосом без прежнего почтения.       — Моя Семья и лично я не обязаны объясняться перед вами. Этот подарок — жест нашей доброй воли.       — Так что внутри?       — Подарок. — Повторил Эмре. — Мы никогда не допустим, чтобы наш город снова впал в смуту.       — Но Арсалан всегда был безопасен.       — Так и будет. — Эмре снова поклонился и повернулся к Ханде. — Я должен откланяться. Брат Ханде, прошу простить меня за это вторжение. Но я надеюсь на понимание с вашей стороны.       Он собрался уйти, снова растворившись в большом зале и темноте. Ханде что-то подтолкнуло в спину, и он смог сбросить свое пугливое оцепенение.       — Брат Эмре, — ответил он, — мы благодарим вас за заботу.       Эмре быстро исчез за бархатными шторами.       Про второго сына Лорано говорили много, и еще больше слухов ходило про него. Он не служил в армии и всегда был в тени старшего брата — наследника Семьи. Дилан плохо отзывался о его личности, но хвалил способности Эмре плести интриги и выслеживать шпионов.       Филипп откинул тяжелую крышку шкатулки и громко выдохнул воздух из легких. Ханде заранее знал, что он там обнаружит, но все-таки почувствовал неприятные рвотные позывы, когда увидел на бархатной подложке длинное острое шило, увенчанное блестящим камнем и все испачканное в крови. Подложка тоже была грязной.       В уютной нише старого здания кабаре вдруг стало очень душно и тесно. Ханде казалось, что сейчас все это обрушится на их головы и погребет под собой. Сердце его бешено забилось, и он присел на мягкие подушечки, стараясь отдышаться. Живот заболел уже по-настоящему.       — Что это значит? — спросил Филипп хриплым и испуганным голосом. Ханде еще никогда не видел своего супруга в таком пугающем состоянии.       — Кровь врага.       — Чья это кровь?       Ханде поймал взгляд мужа. Очень страшный и почти безумный взгляд, который его напугал. Он отпрянул назад, ударившись спиной о стену. Шило очень походило на заколку для волос, увенчанную бриллиантом. У Ханде самого были такие, хотя он и предпочитал другие камни. И он помнил, как у его Оми были такие же. Традиционное украшение южан, которое вмиг могло стать грозным оружием.       — Это ритуальное шило. — Пробормотал Ханде. — Это не заколка.       — Чья кровь? — повторил супруг.       — Не знаю.       В зале играла музыка, разносились голоса, конферансье громко выкрикивал повышающиеся цены, много смеялись. В нише все еще пахло запахом Семьи Лорано, лилией и кровью.       — В старые времена члены Семей преподносили Императору свое оружие, обагренное кровью его врагов. — Тихо сказал Ханде. — Таким шилом после казнили преступников, которые покушались на жизнь благородных. Это не заколка. — Повторил он.       Филипп был бледен, но он уже держал себя в руках.       — Кровь врагов….       — Императора больше нет, но традиция осталась.       Альфа зарычал и захлопнул тяжелую крышку шкатулки, скрывая окровавленное оружие. Ханде вздрогнул, оглядываясь по сторонам. Филипп думал о своем любовнике, который постоянно носил в темных волнистых волосах такие заколки. Все южные омеги носили их, а в особенности те, которые уходили в подпольные группы и становились террористами. Ханде знал несколько историй, когда пойманный солдатами Империи омега сам же себе вскрывал горло такой заколкой. Некоторые из них очень сильно не любили Империю, но любили героическую смерть.       Филипп накрыл шкатулку одной из подушек и откинул в сторону штору, подзывая охрану. Когда явился альфа, который часто сопровождал Ханде на городских прогулках, муж махнул рукой в его сторону.       — Отвези омегу домой, усиль охрану, и глаз с него не спускайте! И закажи новую машину, старую не бери!       Филипп собрался уйти.       — А ты? — спросил у него Ханде.       Но муж лишь послал ему тяжелый и свирепый взгляд, а потом исчез за бархатным пологом.