умрём посреди ночи

«мы две маленькие пули в револьвере, одно решение, и снова мы уже мишени, если кто-то выстрелит в упор, ты меня лови? мы умрём где-то посреди ночи – но я люблю тебя очен ь…и я люблю тебя очень! и очень жаль, что мы умрём». На небесах не принято было называть эти массивные мраморные столы, за которыми существа усаживались четвёрками или даже пятёрками, партами. Это человеческое слово использовали только самые молодые Непризнанные, умершие в последние несколько месяцев, или фрики, боготворившие главное творение Шепфы и всё земное. Тех, кто величал столы партами, демонстративно отсаживали подальше от демонов, чтобы те не выжгли неудачнику на крыльях что-нибудь неприличное, и не подпускали к горделивым чистокровным ангелам, желавшим сосредоточиться на учёбе и соревноваться только с лучшими из лучших. Вики Уокер боялась за свою спину и тем более не хотела мешать «отличникам», -- которых так тоже никто не величал кроме Непризнанных, ведь бессмертные не знали понятия «пятёрки» -- но друзья посадили её рядом с Сэми посередине класса, и они уже пять минут кряду отбивались от назойливых бумажек, которые Ади запускал им в спину. -- сэми после мисселины у водопада? -- вики скажи сэми чтоб ответил -- зануды Наверное, ангелам положено было доложить наставнику или «учителю» по человеческому сленгу о том, что демоны сзади развлекались и бомбили белокрылый стол своей бумажной артиллерией, но болезненно-бледный парень только тихо улыбался, раскладывал эти записочки и аккуратно складывал их обратно, после чего прятал в идеально отглаженный карман рубашки. Непризнанная во всем старалась подражать этой тёмно-коричневой шевелюре и тёплым голубым глазам, ведь он казался самым что ни на есть правильным бессмертным, таким, каким хотелось бы стать и самой Уокер. К сожалению, предвзятое отношение к умершим людям на небесах было правилом, а не исключением, поэтому стать полноправным правопреемником святости Сэми было невозможно – можно было только подражать ему в повадках и привычках. Именно поэтому Вики терпела эти бумажки, шлёпавшие ей по затылку и крыльям и тихое улюлюкание с задних пар, и отчаянно пыталась сфокусироваться на мягкой, плавной речи Мисселины. Низкорослая женщина в монашеских одеяниях вела у них еженедельные инструктажи с советами касательно того, что в теории должны и не должны были делать ангелы и демоны. Особенно рекомендовалось посещать эти нудные занятия, наполненные усталыми зевками и лопанием жвачки тем, кто до сих пор не определился со своим выбором пути на небесах, переполненных этой бесконечной иерархией и правилами. -- Дорогие мои, в особенности – Непризнанные. Кто ответит, какой важный принцип делает ангелов и демонов сильнее и успешнее в своей деятельности? -- Непредвзятость? – тоненьким голосом промямлила Лилу, и сидевший рядом с ней Дино уважительно кивнул соседке-ангелице в качестве поддержке. -- Правильно, какая ты молодец, Лилу! Кроме того, нам нужно обязательно помнить о том, что за творениями Шепфы бессмертные должны наблюдать лишь со стороны. Ни в коем случае не стоит ни в чём подражать людям! Непризнанные, для вас это испытание может стать основным в первый период обучения. Постарайтесь отказаться от всего, что связывало вас с жизнью, абстрагироваться от Земли. На следующем собрании мы обсудим различия в структуре душ, и чем душа бессмертного отличается от людской. -- Профессор, -- вставила Вики ещё одно непривычное для уха бессмертных слово, -- но ведь если мы будем оторваны от человеческой жизни, как же мы сможем быть милосердными, что и положено ангелам? С задних пар раздался мерзкий гогот, и демоны опять заулюлюкали. Беловолосая женщина сняла капюшон своей учительской накидки и устало вздохнула. В пустынном холле раздались поспешные маленькие женские шажочки, каблучки эхом звонко цокали по мраморному полу, ведь Вики ещё толком не научилась летать и предпочитала передвигаться на своих двух родных. В последний раз, когда она попыталась самостоятельно долететь с новыми друзьями до места встречи, она пропахала скалу носом и ещё несколько часов сидела в больничном крыле с грубо воткнутой в ноздри ватой, и теперь опасалась махать крыльями направо и налево. Это лишало её ходьбу какой-либо скрытности, впрочем, она и не могла напугать кого-либо в такой всепоглощающей ночной мгле. Подол разноцветного платья весело распластался по холодному камню, когда любопытная и лезущая во все приключения мира девчонка плюхнулась вместе с зеркалом на пол и облокотилась головой на гладкую молчаливую колонну. Чёрные измождённые от недостатка сна глазёнки обвели круг вокруг непривычно близкой и огромной луны в окне, занимавшей чуть ли не половину витража. К сожалению для всех Непризнанных, до неё все равно невозможно было долететь – об этом говорил Геральд и строго-настрого запрещал попытки доказать его неправоту. В холодном серебряном свете зеркало внезапно замерцало, и уже через секунду в нём показалось отражение. -- Вики! Этот добрый голос придал уставшей от бесконечной учёбы и беготни девчонке столько сил, что она снова не выдержала и заулыбалась в тридцать два зуба. Загадочный парень с волосами настолько белоснежными, будто он сам сошёл с этой недосягаемой луны, появился совершенно внезапно, «сошёл с небес» и стал её единственной отдушиной в этом неприветливом месте, где чистокровные бессмертные высмеивали каждый её неправильный шаг, Энди демонстративно хватался за руку Лолы из-за их маленькой ссоры на первом и последнем свидании, а учителя лишь отмахивались крыльями и закидывали работой без объяснений. -- Бонт! Она схватила зеркальце двумя руками и всмотрелась в отражение, стараясь разглядеть в сумраке холла эти ставшие родными мягкие черты мужественного лица. Он, кажется, сидел в углу комнаты поодаль от массивной двери, которую не мог отпереть самостоятельно. Свет от исправно работающего зеркала-скайпа придавал его ненатурально-светлым голубым глазам неповторимый блеск, и мальчик казался куда более светлым и ангельским, чем облака в небе или тот пожилой мудрец Кроули, которого Вики умоляла рассказать о давно погибшей матери. Жалко, что Бонт так и не понял, что такое «скайп» даже после часового рассказа своей новой подруги о человеческих технологиях, но со свойственным ему наивным весельем признался, что «скайп» звучит даже красивее «зеркальца», и самостоятельно начал так величать их единственное средство связи. -- Ты такая бледная, -- с волнением пробормотал узник башни и прищурился, пытаясь разглядеть утомлённое лицо Вики. – Тебе нужно больше спать! -- Мне опять захотелось поговорить с тобой, ты же знаешь, -- вздохнула девчонка и протёрла кулаком глаза. – Посплю попозже… бессмертные же не могут умереть во второй раз, тем более от недосыпа? Мягкий смех Бонта заполнил пространство холла, заполз в уши, успокоил болезненный гул уставшей головы. Он безотрывно, ни разу не моргнув с начала разговора, смотрел в эти живые чёрные глаза. -- Мне тоже с тобой захотелось. И они говорили. Вики рассказывала про несносных Мими и Ади, про крылоборство, про её успехи в практике на уроках Фенцио, про безумную красоту спален и ужасный запах серы в аду, а Бонт слушал и восторженно расспрашивал о подробностях того, как выглядят эти самые плачущие девы, и действительно ли они плачут. Их общение одновременно отрезвляло и пьянило – хотелось больше, хотелось рассказать про всю земную жизнь, хотелось объяснить запертому мальчику, как прекрасен на самом деле мир вне четырёх стен и увидеть эту светлую ласковую улыбку. Сначала они говорили лишь по несколько минут, потом – по полчаса, и наконец совершенно сошли с ума в тот момент, когда расстроенная после какой-то очередной тусовки с демонами Вики спряталась на отдалённом от школы островке на пару дней с зеркальцем в кармашке кофты. Он подарил ей возможность жить дальше, вернул те человеческие струны сердца, которые Мисселина и учителя так старательно и беспощадно вырывали, и несчастная девочка ослепла от этой всепоглощающей светлой благодарности её спасителю. Она подарила ему надежду на будущее и ласковые слова поддержки, для одинокого и всеми брошенного Бонта ощущавшиеся настоящим мёдом, и наивный мальчик утонул в бурной реке их бесконечных диалогов обо всём на свете. -- Бонт, как ты считаешь, кто я по-твоему? – резко вздохнула Непризнанная, повернув голову к крадущей внимание луне. -- Кто ты? В смысле? Ты Вики, -- непонимающе ответило ей существо, даже не знавшее самого концепта вранья или лести. – Вики Уокер, бессмертная. -- Мне хотелось бы быть Вики Уокер, человеком, -- прошептала она одними губами. Бонт не услышал. Новость о том, что её не слишком успешное «существование» -- ведь жизнь закончилась ещё несколько месяцев назад в автокатастрофе -- сможет стать знаменательным, выстрелило в голову Вики холостым патроном, пробило дыру в черепе и крепко-накрепко встряло в сознании. Не помогали её переубедить и тёплые широкие ладони, аккуратно обнимавшие свою будущую спасительницу с особой осторожностью. Эта манера Бонта была странной, какой-то совершенно не такой: Вики казалось, что он боится её внезапного исчезновения или перелома позвоночника от обычного объятия. Она научилась переноситься в эту угрюмую комнату на самом верху башни, и яд их разговоров окончательно заполонил каждую клетку их бессмертных тел и душ после встречи вживую под тусклым светом этой монументальной молчаливой луны. Хотелось поддержать этого покинутого и брошенного миром мальчика, погладить по смешно растрёпанным белоснежным волосам или похлопать по плечу – но почему-то он отстранялся, и в эти моменты казался по-особенному грустным. Вики чувствовала, что готова бороться против всего мира и этого дурацкого Шепфы, о котором без конца твердили на всех лекциях, лишь бы Бонт никогда больше не казался грустным. Самая ужасная, катастрофическая ошибка её жизни осталась одновременно и самым счастливым воспоминанием для наивной Непризнанной, освободившей ни в чём неповинного мальчика – и пробудившей древнее зло, с трудом запечатанное бойцами прошлого. Спустя несколько дней, наполненных переживаниями и приключениями, они стояли в том самом мраморном холле, и под дневным светом его счастливое лицо, казалось, светилось еще ярче прежнего. -- Я свободен? -- Ты свободен! Впервые за несколько месяцев Вики почувствовала, что её умершее сердце колотится как сумасшедшее, когда они ласково сплели руки вместе в качестве их нерушимого союза. В наивной светлой любви не было места похоти – для того, чтобы планеты вокруг взорвались, было достаточно их молчаливых взглядов и теплоты осторожных касаний. Мраморный холл стал шкатулкой для этого застывшего во времени воспоминания и единственного, столь важного неловкого поцелуя. Бонт тут же отдёрнул голову как подросток, впервые пригласивший одноклассницу на школьный бал, и умудрился извиниться за столь самонадеянный поступок. Хороший, хороший, хороший – только одно слово колотилось бешеным ритмом в совершенно опустевшей голове удивлённой Вики, которая никогда не чувствовала себя настолько живой и настолько любящей, как сейчас, после смерти, рядом с знакомым лишь жалкий месяц существом из зеркала. Сначала – он кричал, Кричал пронзительно, надрывистым хрипом, так, что хотелось вырвать себе барабанные перепонки, лишь бы не слышать этого ужасного, пробирающего до дрожи вопля, переходящего в болезненный стон. Кровь, пролившаяся на ангельски-белую растрёпанную макушку, как будто прожигала Бонта изнутри, причиняя неистовую боль, и он дёргал головой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от этой невыносимой пытки. Для того, чтобы сберечь глаза, он зажмурил их, и кровь текла по векам, скулам, капала с подбородка и разбивалась вдребезги о холодную землю, совершенно безучастную к его страданиям. Вики рвалась из плена тугих верёвок с такой беспощадной злостью, что вывихнула крепко зафиксированную Фенцио кисть и взвыла от ослепляющей боли, забилась в непрекращающейся дрожи. Её трясло от страха и разъедающего душу гнева. Потом – он плакал, Плакал по-настоящему чистыми ангельскими слезами, которые перемешивались с пролитой кровью и скатывались к его тонким, иссохшим от жажды и обжигающе горячего воздуха губам. Столь светлое существо не должно было страдать, это противоречило всем возможным законам, всей существующей во Вселенной справедливости – но Шепфа отличался особым жестоким чувством юмора. Фенцио наотмашь влепил пощёчину непокорной девчонке, пытавшейся разорвать верёвки голыми руками, и её голова от удара дёрнулась так, что щека чуть не царапнула кору сухого дерева. Длинные ногти сломались от того, как Вики панически царапала канаты, и из-под пострадавшего мизинца потекла кровь – но на неё никто не обратил внимания. Ведь белоснежная макушка Бонта медленно начала темнеть. В конце – он лишь улыбался, Улыбался побеждённо и измождённо, ослеплённый и измотанный этой болью. Бонт не способен был сердиться на мир – и ему оставалось лишь прощать его со всеми грехами. Он улыбался Вселенной, улыбался Создателю и жестокой судьбе. Вики умоляла сознание лишь о том, чтобы оно выключилось до того, как увидит эту ласковую улыбку в последний раз. Её горевшие от попыток высвободиться руки безвольными веточками болтались под верёвками, не в силах восстановиться сразу же от такого количества увечий. С каждой каплей крови, падавшей на землю с темнеющих локонов, Бонт улыбался всё шире и исчезал. При последнем ударе её бессмертного сердца он хрипло прошептал «люблю», прежде чем все струны человечности с оглушающим треском разорвались. Гулкий взрыв колонн, ранее служивших отличной опорой для мостика между корпусами в небесной школе, даже не привлёк внимания отчаянно сражавшихся бессмертных. Демон, в бешенстве напавший на такого же демона, вцепился острыми ногтями в его шею и с отвратительным хрустом сломал её, после чего откинул своего бывшего товарища к остальным жертвам этой бессмысленной, хаотичной драки. Какой-то смельчак с визгом прыгнул на спину самому Войне, и тут же упал замертво – хватило лишь одного удара кулаком, чтобы размозжить бывшему Непризнанному череп. Всадник даже не посмотрел на ошмётки костей и вытекавшую кровь, хотя раньше ему так нравилось следить за последними секундами жертв этого бессмысленного геноцида. Сейчас он загипнотизировано смотрел лишь в одни глаза. Отстранённые, наполненные ледяным всепоглощающим презрением к происходящему, горестью к погибшим и праведным желанием отомстить за друзей. В этой черноте ангельских глаз хотелось отыскать сокровенный ответ на мучавший его все эти дни вопрос, который он так и не решился задать сам себе. В этой черноте ангельских глаз хотелось потонуть, она ослепляла, отстраняла от гула битвы и жажды крови. Всей грязной душой он чувствовал, что этот момент – кульминация его хоть и грандиозного, но при этом до смешного бесполезного существования. -- Ты догадалась, как меня убить? -- Да. В этих бледных, болезненных от худобы, настигшей ангелицу спустя месяцы лишений и ужасающих пыток, руках был сжат увесистый меч. Его острый кончик касался живота Войны, и от царапины потекла незаметная, небольшая струйка крови. Он понимающе кивнул. -- Ты убьёшь меня? – тихо, несвойственно для этого мужчины с тяжелой громкой поступью и внушающим ужас басом, добавил всадник. -- Да. Она хотела сказать «прости» -- хотела объяснить, что таково предназначение, но слова не лезли из глотки, сжатой от этой невыносимой вони крови и царящего вокруг чёрного хаоса. Вики хотела объясниться перед собой и перед Сэми, сидевшем рядом с ней в спальне убежища Ордена, но вместо этого только молчаливо, отстранённо гладила холодное, морозящее тонкие пальцы лезвие меча. Старый друг смотрел на неё с настоящим беспокойством. -- Я думал, ты не сможешь… не сможешь убить, Вики? – с какой-то робеющей надеждой переспросил Сэми, пытавшийся игнорировать оружие врага в ангельских руках нежной подруги и застывшие на острие капельки крови. -- Смогла, -- прошептала она убито, провела пальцами по металлу и нечаянно оставила царапину, защипавшую подушечку указательного пальца. -- Но ведь ты сама говорила, убийство – это бесчеловечно, -- пробормотал он непонимающе, обеспокоенно, и замер, когда героиня знаменательной победы Ордена подняла на него сухие, потемневшие от печали глаза. -- Нам не стоит подражать людям.