Знаю, помню и люблю

      Я знаю, ты меня любишь. Любишь таким, какой есть, — упрямым, беспомощным, в коляске или в кровати, когда приступы адской боли в спине хватают за жопу чуть ли не буквально. Несмотря на периодические капризы, мелкие споры и моё ворчание, что учёба твоя не стоит настолько ядреного геноцида нервных клеток. Любишь       Я помню, как в одну из ночей ты тихо зашёл в мою спальню, чтобы проверить меня. Шевелиться или как-то отзываться я не желал, знал, что моментально спугну; в душе играло безжалостное любопытство — что ты будешь делать? Слышал приглушённые ковром шаги, шуршание твоей пижамы, ткань о ткань, и то, как ты вздохнул, пока поправлял на мне одеяло. Знал бы ты, какого труда мне стоило не открыть глаза и не улыбнуться. Впрочем, возможно, это было бы легче, чем казалось — половины лица не было видно за подушкой. И на том спасибо. А случилось это через пару месяцев после твоего заселения, когда ты наконец пообвыкся       Ты без конца вытягиваешь меня гулять. Кажется, единственным поводом для потакания моему домоседству служит паршивая погода; а так стабильно, через день, ты выкатываешь своего «безногого» арендодателя в ближайший парк, не принимая отказов. Кафе, к озеру с лебедями, если лебедей нет и мороз кусается за каждую клеточку обнаженной кожи, мы просто делаем полкружка́ по границе зоны, сворачиваем к фонтану и уже от него в магазин и домой. Кажется, именно поэтому я стал пить много чая с молоком — чтобы в процессе брождения меж стеллажами взять тебе сок, шоколадку или ещё что-нибудь, что тебе нравится. А почему бы и нет?       Иногда по ночам, особенно после периодических кошмаров, мне кажется, что рано или поздно я сдохну в одиночестве, и найдут меня соседи, когда пойдёт запах. Паршиво от такого, выть хочется до хрипоты и наждака в горле, но не могу даже встать, чтобы к окну подойти. Да и ты в соседней комнате спишь, разбужу ещё. Позже уже доходит, что найдёшь ты меня раньше, каждое утро заходишь, чтобы разбудить, одеяло поправить и волосы с лица поубирать, чтобы в рот не лезли… Снова на глаза слёзы наворачиваться начинают, в глотке встаёт жаркий колючий ком, а через несколько минут спать обратно тянет. Всё ж таки, нужен я, хоть кто, но вспомнит обо мне       Люблю, когда ты робко стучишь ко мне в комнату и спрашиваешь, не хочу ли я что-нибудь посмотреть с тобой. В руках попкорн, из горловины футболки ключицы выглядывают, щёки пунцовые — хорошенький и смущённый как ёжик. Почему ёжик, без понятия. Может потому что волосы у тебя смешно торчком стоят, когда ты сонный по утрам на кухне бродишь. Смешной, зажатый и милый одновременно; не знаю, как так у тебя получается, но меня всё устраивает, причём очень даже       Я давно уже знаю, что иногда ты заводишь будильник минут на двадцать раньше, чтобы заплести меня после завтрака. Конечно, мы оба понимаем, что я и сам с таким справляюсь на ура, но возражать не хочется, слишком приятно твоё внимание и прикосновения к голове. До мурашек. До встающих дыбом волос на руках, спине и загривке. До блаженного мычания и фосфенов, когда жмурюсь. И потом стараюсь не расплетать заплетенную тобой косу как можно дольше; ну или снова прошу привести мне голову в адекватный вид, чтобы не было похоже, будто я, как партизан из плена, из психушки сбежал       Мне кажется, моя сестра тоже к тебе немного привязалась. Постоянно, при каждом разговоре по видео или просто голосом, она спрашивает как там ты, не обижаю ли я тебя. И ведь понимает всё и даже больше. Может быть больше. В любом случае приходится подзывать тебя и в среднем минуты две просить, дабы ты хоть признаки жизни для моей сестрицы подал. А то мало ли подумает, что я вру, обижаю тебя и убиваю. И ведь все мы прекрасно понимаем, что ты не очень любишь «светиться» на вебку моего ноутбука, но всё равно улыбаешься на вопрос Курокайхо «Как дела?». И очень уж мне нравятся моменты, когда вы оба сцепляетесь языками на какой-то теме, и уже я сижу как немой слушатель вашей болтовни       Очень я люблю лежать у тебя на коленях. Дождь, солнце, буран, ураган, играет телевизор или света нет, потому что где-то провода порвались от упавших веток, — совершенно неважно. Я уже не помню, как наловчился перелезать на диван или твою кровать практически без помощи, но любые старания приводят к награде. Моя же награда — твои руки на макушке и возможность погреть нос о твой живот. Особенно мне кажется это благословением божьим в моменты, когда обезболивающие уже не помогают и от приступов хочется в окно выпрыгнуть, а я просто тупо не могу. Плохо помню все эти моменты, но из того, что всё ж таки осталось, было твоё присутствие. Твои голос, руки и тёплые коленки. Даже не знаю, что в них такого и что в них меня успокаивает, но это происходит       Ты знаешь, я люблю тебя. За простоту, скромность и милейшую наивность в каких-то вещах. Люблю и тихим неловким юношей, и психующим из-за сессии студентом. Несмотря на некоторые странные привычки, периодическое ослиное упрямство и непонятную готовность помогать всем, кто в будущем возможно даже не посмотрит на тебя. Люблю