невозможно любить

— меня невозможно любить, — шепчет реджи своему отражению. отражение смотрит на него тусклыми зелёными глазами — и отворачивается, только бы не видеть искаженного лица и дурацких слез. он выпрямляет спину и, точно любимый костюм, натягивает улыбку — реджи, вообще-то, никогда не отчаивается. и что, что сейчас в горле стоит ком, а в мыслях только одна фраза? ничего страшного. достаёт из шкафа стратегический запас конфет — на случай, если кто-то из друзей придёт в гости. ведь чтобы быть счастливым, нужно есть шоколад — или он просто пытается убедить самого себя? наверное, он жалок. но это неважно. он снова улыбается. бросает в зеркало ободряющий взгляд — отражение отвечает ему тем же — и снова выходит из квартиры. теряется в чужих проблемах-дружбах-счастьях-отношениях-бедах-эмоциях-решениях-телефонных-звонках, — позволяет себе забыть о собственных чувствах. а потом возвращается в тот же двор, проходит мимо той же машины с пыльными номерами, поднимается на тот же восьмой этаж, заходит в ту же комнату с одиноко висящей на стене гирляндой. включает гирлянду и снимает очки. рушится на диван прямо в ботинках — и так и замирает. это нормально. в конце концов, кто-то же должен оставаться реджи — всеобщим эксцентричным другом с дурацкими вкусами в одежде (и на мужчин). в конце концов, кто-то же должен переживать за других — за кейси, за нейта, за анни и ещё сотню людей. в конце концов, должен же кто-то... а то, что его невозможно любить — это ничего. реджи кривит губы в усмешке — это непривычно, он привык улыбаться — но себе улыбаться не хочется. хочется плакать. эндрю говорил — реджи ничтожество. реджи ничего хорошего не заслуживает. реджи стоит быть благодарным за то, что с ним хотя бы общаются. эндрю целовал его, когда никто не видел. целовал, будто реджи — самое ценное, что у него есть. хватал за руки, оставляя синяки — и реджи казалось, что так все и должно быть. а потом эндрю ушел, вылив на него весь свой яд в последней ссоре. и сказал с милой улыбкой — таких как ты, любить нельзя. просто не за что. реджи запомнил — выучил наизусть. теперь реджи просто любит всех остальных — и ненавидит себя. это тоже просто как дважды два. ведь его невозможно любить. но это ничего. *** яр появляется случайно. хотя, в большом яблоке просто нельзя появиться случайно — это же большое яблоко. яр снимает квартиру у его соседа — знакомится со всеми в первый же день, в третий успевает всех достать. яр ему… нравится? по крайней мере как человек. реджи думает, что мог бы посоревноваться с ним в эксцентричности — только вот его розовую шубу никто не переплюнет. яр, кажется, и сам это понимает — но пытается перещеголять его розовыми джинсами и гавайской рубашкой. реджи изображает рвотный порыв, — а потом делает восхищенный комплимент. потому что, ну… смело. яр, оказывается, работает в той же галерее, что и кейси, — то ли выставляется, то ли просто смотрит, то ли обозревает чужие выставки, — реджи никак не может понять из его спутанных показаний. но — по привычке — слушает. однажды яр пропадает на долгое время, отписавшись, что в командировке — а потом звонит в звонок и светит широкой улыбкой. реджи открывает, стоит только увидеть его в глазок — и налетает с обнимашками. яр смеется. — у меня для тебя кое-что есть, — и роется в своем огромном рюкзаке — он что, даже не зашел в квартиру, но уже забежал к реджи? — достает оттуда мешочек, в котором обычно дарят сережки — только подлиннее. и протягивает ему. почти-светится: — открывай! реджи заглядывает внутрь с любопытством — обнаруживает там очки. с пивом. яр почему-то тушуется — видит что-то на его лице? — и быстро добавляет: — я просто… видел твои очки… не знаю, подумал, что ты их собираешь, и… реджи улыбается. реджи смеется на всю лестничную клетку — потому что это даже смешно, — осторожно вынимает очки, снимает свои — закрывает глаза в этот момент, чтобы яр ничего не увидел, — и нахлобучивает их. смотрит на мир с пивным оттенком. крутится перед яром — и спрашивает: — ну как? в моем стиле? яр смеется вместе с ним — и шепчет: — очень. — бросает на него сложный взгляд. как будто хочет сказать что-то еще, но: — ладно, извини, меня шеф вызвал, без того уже как сволочь опаздываю. до завтра? — и, не услышав ответа, сбегает вниз по ступенькам, словно забыв про лифт. реджи остается стоять. ведь не может быть так чтобы… *** яр точно ведет себя… странно. яр им интересуется. яр спрашивает, как у него дела. перед яром не отговориться парой шуток, пересказав несколько историй из чужих жизней. яр спрашивает про него. и реджи боится. это немного страшно, хорошо? это даже жутко — человек им почему-то интересуется. реджи ждет, когда яр поймет, что он ничего не стоит, просто очередная пустышка. *** это происходит ночью — конечно же вся хуйня (извините за мат, у реджи уже по-другому не получается) происходит ночью. у реджи холодно и стыло — он распахивает окно, вдыхая городской воздух. так проще. даже гирлянда не горит. реджи в теплой толстовке — серой, не розовой. розовых толстовок в его гардеробе нет — да и от этого цвета уже тошно. это нормально — быть одиноким. это нормально — помогать другим до потери себя. это нормально… реджи тяжело вздыхает. зачем-то думается о яре. на столе лежат пивные очки — реджи иногда надевает их взамен своих желтых — по фану. но редко. яр не угадал — нет у него коллекции. у него только вот эти две пары да вечные розовые, которые никак не снять. только разбивать снова и снова. на самом деле это даже тепло — радоваться с ними, когда получается решить проблему. когда энн оказывается в порядке. когда через сотню знакомых удается найти новый зал для почти-сорвавшейся выставки, когда два человека мирятся. просто… ему немного одиноко, ладно? он знает, его невозможно любить, но… в дверь зачем-то звонят — реджи даже не понимает, кто это — яр снова в какой-то командировке, кейси со своим парнем, да и, если понадобилось, она бы набрала его по телефону. может, соседи сверху? опять ругаются, что он застудил им весь пол. реджи, честно говоря, устал. он поднимает себя с пола, идет в прихожую. игнорирует собственный внешний вид — у него совсем нет сил ругаться. и останавливается, заглянув в глазок. что он здесь… — реджи? ты тут? я просто не увидел в окне гирлянды, но кейси сказала, что ты дома, и… реджи заставляет себя открыть дверь. у яра почему-то странный голос, и, может, ему нужна помощь? внезапно думается, что яр никогда не просил его о помощи. — ты… вау… — почему-то шепчет тот, когда реджи открывает дверь. черт. толстовка. серая. реджи поднимает уголки губ в улыбке — ему же это почти-ничего-не-стоит, верно? — и извиняется ломано, сам не понимая, за что. — прости, я… яр смотрит на него сложным взглядом — то ли оценивает, что с ним, бедовым, делать, то ли пытаясь попрощаться и уйти. от этой мысли становится совсем плохо — и все притворство слетает, когда реджи просит-молится-умоляет: — не уходи! яр удивленно поднимает брови — и шепчет: — я никуда не ухожу. пригласишь? внезапно осознается — это, должно быть, выглядит очень странно — стоять на пороге, почти на лестничной клетке, и не впускать гостя в квартиру — потому что яр, вообще-то, все еще его гость. реджи тушуется — и отходит в сторону. — у тебя всегда так холодно? реджи качает головой. отчасти хочется сказать — прости, яр, но ты сейчас очень невовремя, я правда хочу тебе помочь, но не сейчас, я… — отчасти хочется закричать — пожалуйста, только не уходи, мне так страшно оставаться одному. яр проходит в кухню — по-хозяйски прикрывает окно. ставит чайник, рассматривает ряд аляпистых кружек. реджи не знает, куда себя деть. яр на этой кухне ощущается… идеально, будто так и должно быть, а вот реджи… реджи хочется сбежать — он будто совсем чужой в собственнной квартире. это, вообще-то, предательство. но яр роется на полках, — ищет то ли что-то съедобное, то ли просто чай, — и кажется таким подходящим этому месту, этим кружкам, таким подходящим… реджи, что… — невозможно любить, — шепчет он одними губами. напоминает себе — ведь почему-то именно сейчас хочется об этом забыть. — что? — переспрашивает яр, поднимая на него свои синие глаза. реджи хочется надеть свои очки, улыбнуться — и срочно переехать в любой другой район, только бы не видеть этого взгляда. — кто тебе такое сказал? реджи вздрагивает. яр не должен слушать его нытье. он и без того позволил себе расклеиться, разныться и сесть на уши другому человеку. яр скоро поймет, какое он ничтожество, и… яр подходит слишком близко — зачем-то смотрит в глаза — и переспрашивает: — кто. тебе. такое. сказал? реджи смеется, мотает головой, и делает шаг назад. разглядывает квадратики кафеля. — это неважно. все хорошо, и… — реджи. это не “хорошо”. никто не должен думать, что его нельзя любить. особенно ты. реджи не хочет это слышать. или врет самому себе — потому что когда две правды противоречат друг другу, одна из них должна оказаться ложью. вот только какая? он доверяет яру — верит многим его словам. но ведь… — но ведь это так. — он поднимает глаза на яра — ждет, что яр уйдет, не желая доказывать ему обратное, скажет, что он и без того требует слишком многого. но яр не уходит — смотрит на него, и реджи не понимает, как описать этот взгляд. это… злость?.. боль?... грусть?... разочарование?... какой-то коктейль из эмоций, у которого нет названия? реджи страшно — и он не знает, чего боится. но яр только тихо переспрашивает: — почему? — но ведь… я пустой я бесполезный я паршивый друг я не умею любить меня нельзя любить я только и делаю что все порчу, особенно в отношениях и… я не понимаю, почему люди все еще со мной. яр не отвечает — просто притягивает реджи к себе, позволяя уткнуться в плечо. и только тогда реджи осознает, насколько это было нужно. и плачет, скатываясь в дрожь. кажется, хватается за яра как за соломинку, словно иначе действительно станет никем. яр шепчет что-то успокаивающее, гладит его по лопаткам и — не отталкивает. реджи бормочет ему в плечо — что-то про ненависть, про пустую квартиру, про зеркала, про очки, за которыми можно прятаться, про улыбку, после которой у тебя никто ничего не спрашивает, все только делятся собственными проблемами, про… яр только прижимает его ближе. а потом, когда реджи заканчивает, отвечает на каждый пункт — про квартиру, зеркала, очки, про друзей и даже про эндрю — угадывает, не зная, кто это, просто осторожно, словно идёт по болотной трясине, подбирает слово за словом, пытаясь выразить невыразимое. шепчет: — реджи, ты… ты невероятен. ты умеешь слушать, более того, умеешь слышать, тебе важны твои друзья, кажется, тебе важны все люди, с которыми ты общаешься. я не понимаю, как ты это делаешь, но, реджи… это не значит, что надо забывать про себя. ты тоже человек, и если ты не знаешь, каково это, быть важным кому-то, то… просто поверь сейчас, что ты важен мне, хорошо? реджи кивает. и тихо отвечает: — саша. — рад познакомиться, саш.