ULTRA-Каин

<right>Stranded in this spooky town Stoplight is swaying and the phone lines are down...

♫ Kings Of Leon — Closer </right>       Холодный дождь громыхал по металлическим водостокам за границей разбитого оконного стекла, заклеенного полиэтиленовой пленкой с эмблемой Nova.Corp — она бросалась мне в глаза каждый раз, когда я садился на пустую топливную бочку, потирая костяшки пальцев в металлическом кастете. Я смотрел на неё каждый раз, когда доставал сигарету из чужого портсигара — это слово было знакомо мне до сих пор разве что из книг в той библиотеке, которую заботливо и торжественно открыли однажды в южном районе. Это был целый праздник. В тот солнечный невероятно погожий день на площадку перед зданием стеклась уйма народу — толпа журналистов, полк полицейских и сотни зевак, которые пытались разглядеть Прайма, который выделил «чаевые» на постройку этого чистенького нового здания — я тоже был там, среди этих зевак. Прайм говорил: «Образование даёт возможность строить великое и достойное будущее. Библиотека — это шанс». Слова звучали как мантра, как призыв к жителям третьего неблагополучного дистрикта увидеть перед собой цель и возвыситься к ней, но я, к сожалению, нихрена не видел — толпа сдавливала меня, весеннее солнце нагревало улицу поднимая в воздух испарину грязного смрада; я задыхался и хотел плакать, я ничего не мог сделать, но я слушал эти слова и почему-то решил, что в этом моё спасение. Из этой толпы, из этого смрада к великому будущему. Дурак. Шанса на самом деле нет ни у кого из третьего дистрикта в равной степени — будь ты человеком или ведром.       — И все же это ни сигарета, а нечто, — чуть щурясь, оценивающе смотрю на скрученный коричневый пергамент аккуратно, почти нежно, держа сигарету в пальцах. Хотел бы сказать, что курил с детства, но какое это нахрен детство, когда ты родился чтобы выживать, да? И всё же для меня детство закончилось, когда еда из тюбика перестала казаться самой вкусной на планете, а куча тряпок и одеял в кровати в попытке не окоченеть в неестественно холодном январе перестала казаться приключением.       — Никогда прежде такого не курил, а, поверь, курил я много чего. Мой отец был курьером. Знаешь ли, за стеной, конечно, не Калифорния, но кое-что интересное там тоже можно раздобыть. Если конечно выживешь, — ухмылка дружественно скользнула по губам, — как говоришь она называется? Сигарилла? — я заинтересованно обернулся, всё ещё держа перед собой тлеющий огонёк. На подвесной колодке от потолка натянуто заскрипела цепь, стиснувшая запястья безвольно висевшего тела. В вытянутое складское помещение почти не проникал свет, лишь тусклый неоновый отблеск давал возможность разобрать этот силуэт. Его всё равно уже не узнать. Я взял сигарету в зубы, тут же ощутив терпкую горечь табака, всё ещё удивляясь этому яркому вкусу. Связанный человек дрогнул, брякнув цепью, и снова попытался обрести устойчивость в связанных ногах. Каждый шаг, приближавший меня к подвешенному, отзывался его невнятными оханьями и просьбами больше не причинять ему боль. Что ж, он был в чём-то прав — время начинало поджимать. Какому убийце нужен прайм, который успеет пробекапиться и запомнить своего мучителя, так ведь? Глубокая затяжка — лёгкие наполняются горьким дымом. Я бесстрастно смотрел в лицо избитому человеку, подвешенному на цепи под потолком, и пытался докопаться, трогает ли меня эта картина, чувствую ли я к нему жалость или сострадание и ничего не нашёл. Словно передо мной не живое существо, которого ждут дома родные, которого будут ожидать на работе, которого будут громко и распиаренно оплакивать в прессе. Всё это было таким же пустым, наигранным и не живым, каким очень скоро станет и его спутник, — осознал ли он, что уже не покинет этот старый сарай на свалке северного Детроита? Незнакомое, должно быть, чувство для бессмертного — нехватка времени, жажда жизни.       Отец всегда говорил: «Время — деньги», он хотел для нашей семьи лучшей жизни. Пока я читал книжки, отец вставал рано утром и пропадал на несколько дней или недель, оставляя нас в развалюхе на границе базарного ряда. Пока я ходил в волонтерскую школу, мама держала лавочку с «редкой утварью», по сути сбывала всё, что можно было сбыть, а так же всё, что привозил отец из-за стены, возвращаясь с очередного заказа. Они показывали мне, как нужно жить в этом мире, как он работает на самом деле. Мама умерла когда мне было 19, — умерла впервые, а через несколько дней дверь нашего дома открылась и в квартиру вошёл чужой человек. Мне было тяжело свыкнуться с мыслью, что в новом тщедушном теле всё ещё живет моя ма. Что вместо её прежних зеленоватых глаз на меня смотрели карие, но с тем же огоньком, вместо её мягкого высокого голоса, я слышал совсем другой более округлый и низкий, хотя её манера и словечки-паразиты остались на месте. Каждый день я обнаруживал её, смотрящую на себя в зеркало, трогающую своё отражение, разбивающую стекло, а затем рисующую своей кровью свой женский силуэт на полу и стенах. Я, кажется, смог смириться, отец, кажется, смог пережить, — он прятался в каморке, которую называл мастерской и проводил там всё возможное время, пока не отправлялся за стену с очередным заказом, — но мама так и не сумела вернуться к жизни после своей смерти до конца. Уверен, что когда я вернусь домой сегодня, то обнаружу её с ищущим взглядом в своём отражении. Сумасшествие никогда не излечить до конца, особенно в третьем.       — Пожалуйста, не надо! За что?! — беспомощно стонет прайм, и я вижу как дрожат его разбитые губы, смотрю в его глаза и вижу там что-то похожее на страх. А ведь сегодня днём, как и каждый день в офисе Корпорации Нова, когда этот господин появлялся у меня на виду, вряд ли кто-то мог подумать, что способен выдать этот непоколебимый человек своему скромному сотруднику из тех.отдела. Тревис Баркер, кто это? Тот самый, которому дали шанс быть в этом великолепном обществе, в этом великолепном здании? Тот самый, когда-то сумевший сдать экзамен с высоким баллом и занявший почётное место в экосистеме второго дистрикта с 9 до 18? Тот Тревис Баркер — человек, который не существует как единица в бинарном коде — без иной жизни вне второго, без семьи и связей. Терять мне точно больше нечего, в этом они были правы и от части виновны. Каждый вечер я покидал свое рабочее место, сменял одежду для второго дистрикта на одежды для третьего и шёл к метро, затем проходил контроль и досмотр, пересаживался и ехал четыре станции. Двери раздвигались и возвращали меня во мрак, но мне удавалось пройти не больше сотни метров прежде, чем моя жена подъезжала на нашей машине, неуклюже паркуясь сразу на два парковочных места у станции вокзала. Я плюхался вместо неё на водительское сидение и выдыхал.       Моя Джина умела находить плюсы в нашем положении: «Всем плевать, как я паркуюсь. Я могу припарковаться прямо в витрину магазина и никто не заметит разницы, Трэв». Она была бесшабашной и спокойной одновременно. Однажды на дороге произошел инцидент, о нём я узнал когда в очередной раз вышел из метро и увидел дым, поднимавшийся столбом примерно в трёх кварталах от остановки. Помню, как посмотрел время, бросил взгляд на дорогу, помню как отправил ей вызов, но не получил ответа. Я стоял и смотрел как чернело небо от копоти несколько секунд к ряду, пока не понял всё, что произошло, и сорвался с места. Как сообщили полицейские — Джина не справилась с управлением из-за неисправности в тормозной системе, произошло столкновение с другой машиной, в результате чего автомобиль Джины перевернулся и врезался в отбойник. Когда приехала пожарная бригада, её автомобиль уже горел. Позже я узнал, что на месте происшествия был репликант, но его система сознания позволила ему спасти пассажиров второй машины, а жизнь моей супруги он посчитал не достойной. Её эон был безвозвратно поврежден и восстановить его не удалось, в отличии от машины. Может быть это даже хорошо — ей не пришлось получать чужое тело и пытаться в нём ужиться. Третий год выходя со станции метро, я сажусь за руль той самой машины, всё равно чувствуя тонкий призрачный запах гари. Я чувствовал, как начинал сходить с ума в след за матерью. Nova.Corp, прежде безучастная к судьбами власть немущих, обеспокоилась о моем здоровье. Так я был вынужден посещать центр психологической помощи гражданам и проходить медицинское освидетельствование своей психологической устойчивости еженедельно. Я должен был слушать проблемы жителей на протяжении месяцев, и их беды вызывали у меня приступы смеха. Чёртова клоунада. А затем психолог, который исправно интересовался, как я себя чувствую, а мне хотелось хотя бы один раз приложить его рожей об стерильный письменный стол. И дальше по кругу — центр, психолог, дом. На тот момент отца официально уже не было в живых — работа курьера редко венчается долгой жизнью, но мне всегда казалось, что однажды он просто решил остаться там. Примерно тогда я впервые увидел нарисованную на стене соседнего дома «рекламу» собрания с игрушечным названием «Церковь возрождения». В старых книгах говорилось о том, что раньше в стенах храмов находили своё спасение заблудшие души. Души у меня, конечно, не имелось, но и цель в жизни я тоже на тот момент потерял из виду.       Я сжимаю кастет пальцами и бью хуком справа. Под звенящий аккомпанемент провернувшейся цепи, кожа на щеке лопается от удара, кровь брызгает в сторону. Как меня учили улицы Третьего дистрикта — уметь правильно наносить удар в зависимости от того, какая стоит конечная цель. Теперь свою цель я вижу вполне четко.       — Ещё скажи, что ты своё тёплое место занял ЗА ЧТО-ТО особенное,  — мои пальцы хватают жертву за волосы, приводя тем самым в чувства, но только чтобы занести удар под ребро, выбивая из легких последнюю каплю дыхания. Вот он — не самый великий прайм, который, как оказалось, любит тайно и грязно развлекаться за стеной Второго, там где те немногие «законы» для него не существуют вовсе. План сложился у меня сам собой почти сразу и требовал определённой подготовки. Определение временного промежутка, выверенный способ избавить мужика от охраны, и главное — остаться в тени самому, чтобы продолжать действовать.       Он жалобно скулит, в поражении склонив голову: — Я же все тебе рассказал, что тебе еще нужно от меня?!  — я смотрю на циферблат незарегистрированных в системе часов, пожевывая в зубах сигарету, сам себе киваю, - Знаю, дружище, знаю, — задумчиво протирая кастет от чужой крови, прячу его во внутренний карман, -  Как думаешь, я разрешу тебе проснуться в новом теле после нашей встречи? — я нагло поймал его наполненный ужасом взгляд и невольно улыбнулся, довольный произведенным эффектом осознания. — С того момента как ты начал тянуть виски у барной стойки ожидая своего реального заказа, я всё думал, что если бы на моем месте стоял репликант и принимал решение, смогли бы его алгоритмы и вычисления, записанные на дискетке выбрать жизнь для такого как ты? — скулы стиснулись в ощущении непреодолимой жажды крови и отмщения всему миру в лице этого омерзительно мелкого «большого» человека. В груди кипела злоба, заставляя думать об отступлении от плана. Моя ладонь стиснула в пальцах рукоять ножа, лезвие блеснуло отраженным неоновым бликом. До того, как бывший прайм успел издать свой последний в этой жизни крик, нож врубился в грудину, уходя под ребро. Я провернул рукоять. Жизнь стремительно покидала это тело, и я жалел только о том, что через пару дней я снова увижу этого ублюдка на работе.       Подъемный механизм натянул цепь, поднимая безжизненное тело вверх, словно искаженный образ Иисуса. Нож — в роли Копья Судьбы. Подкатив раскрытую бочку под ноги жертвы, я начал плавно опускать в нее убитого прайма, пока тот не скрылся в торбе целиком. Щедро полив его из канистры с изопропаноловым спиртом, чтобы избавиться от лишних следов, я закрыл крышку.       Дождь всё так же лил за границей навесного козырька старого склада, воздух был сладким от свежести. Я сидел в машине с открытым пассажирским окном и наблюдал, как ко входу подъезжает небольшой грузовичок и из него выходят двое. Их задача — отвезти бочку в подворотню одного из местных клубов, затем доверенное лицо выгрузит тело прайма, чтобы у полиции был шанс скрыть преднамеренное убийство под покровом специфических запросов властьимеющего. Дождавшись, пока автомобиль скроется за поворотом подъездной дороги, я завёл двигатель, закурил еще одну сигарету , включил музыку и надавил на педаль газа покидая место преступления.