В ожидании выбора

Финдарато смутно помнил, блуждая по залам Чертогов Теней, как именно он оказался здесь. Те дни в казематах Тол-ин-Гаурхота для него смазались и смешались, стоило полупризрачно-бледной ладони Вала Намо впервые коснуться его чела, снимая бремя земных тягот. Было легко. Бездумно. Ровно… Какое-то время. Может, прошли всего лишь считанные часы, может — годы. Князь Третьего Дома нолдор не мог сказать. Однако в какой-то момент память его стала проясняться, принося за собой обрывки видений — кровь, растекающуюся по каменному черному от копоти полу, золотые и алые отблески взвывшего, беснующегося огня, опадающего мгновенно… блеск белоснежных клыков громадного зверя… скрежет цепей… И глаза. Распахнутые в горьком отчаянии, почти потухшие, почти безжизненные глаза того, кто пришел однажды к нему за тем, чтобы он выполнил данную некогда своему спасителю клятву. Глаза адана, верного и непоколебимого, смешливого и азартного, резкого и скорого на расправу — успевшего завоевать не только уважение и доверие, но и дружбу. «Берен… откуда я помню это имя? Почему так не хочу забывать?» Смутные волнения мучили все сильнее тревогой и тоской разум эльфийского короля-чародея. Словно тихий, далекий зов, доносимый порой забредающими в Чертоги шальными ветрами, словно песня, звенящая в пустоте, словно голос, знакомый, но такой далекий, что-то пробуждал в глубине тени, которой стал мудрейший из сыновей Финарфина. Слепая Судьба, белыми глазами Вала Намо смотрящая бесстрастно в самую суть каждой тени в его владениях, была неблагосклонна. Владыка Чертогов каждый раз исчезал за миг до того, как Финрод собирался с силами, чтобы обратиться к нему. А голос… голос становился все громче и отчаяннее. «Кого ты зовешь, славный воин? Ты ли это, потерявший все же свою жизнь, зачем-то ждешь на пороге, ждешь кого-то, или чудится мне?.. О чем поешь ты, мне слов различить не дано…» Тогда лишь, когда голос, плывущий под сводами Чертогов, стал безжизненно стихать, Фелагунд сумел отыскать Вала Намо. Тот неподвижно стоял у окна, глядя в непроглядную, беззвездную тьму ночи за Границами Мира. Полупрозрачный силуэт недовоплощенной фаны дрожал, плыл, как туман, как легкая мокрая дымка над рекой в особо влажный, сумрачный день. — Вала Намо… — Мне ведомо, государь, с чем ты искал меня. Теперь настало твое время говорить. — Он ли это?.. — Ты знаешь так же ясно, как я сам, Финдарато. Твое… вы говорите — твое сердце — знает. Но ты не хочешь верить, что ему было отведено так немного времени. Эльфийский князь вздохнул, прислоняясь устало к холодным камням стены. — Мне неспокойно, Владыка. Этот голос словно вырвал меня из блаженного сна, в котором я пребывал в Чертогах. — Странно уже, что ты слышишь его, князь. — Что же странного в этом? — Его голос направлен его волей. Он зовет ту, что обещала прийти за ним. Он верит, что любовь ее будет сильнее меня, сильнее Судьбы, сильнее… смерти. Вала Намо обернулся, и тусклые белые глаза слепо вперились в силуэт эльфийской тени. — Ты — не она. Но его зов тебе все же слышен. Что может быть общего у вас, что может он не осознавая — видеть? Финрод замер. Дева Лютиэнь, дочь короля Дориата, ради которой его адан… его друг — отправился в земли Тьмы без страха и трепета. Достойное дитя Старшего народа… Что мог он иметь общего с ней?.. Только… — Вала Намо. Любовь, что способна вернуть к жизни, обязана ли она быть… — …ты прав. Не обязана. Тень девы уже склонялась предо мной. Я… не вижу сейчас в ней решимости сделать выбор. И не вижу, какой выбор Всеотец хотел бы ей дать. Я должен сам понять, это моя ноша. Но… — Могу ли я тоже вывести его из-за грани смерти? — прервал речи Вала сбивающимся шепотом Финдарато. — Я знаю, что деве дано больше сил, больше права это сделать, но… я… Мандос, кажется, усмехнулся. Поднял руку, останавливая сбивчивую речь. — Я вижу, нолдо. Я всегда это видел. Что ж. Шанс у тебя все равно… есть. Но тогда и ты встанешь перед выбором. И выбором равноценным. Финрод вздрогнул. — Я отдал бы даже бессмертие своей фэа, только бы дать ему еще пару лет жизни — там. Пару весен, о которых он пел, пару жарких месяцев лета под солнцем и ночным звездным небом, пару осеней с ее увяданием и золотой листвой. Только бы ему удалось вдохнуть чистый, не оскверненный Тьмою воздух. Только бы его дух успел залечить эти раны. А потом… будь что будет. — Жизнь смертных коротка. Если ты отдашь свое право на возрождение в Эа… ты уйдешь отсюда с ним, вначале из Чертогов, а после — за грань, куда уходят все люди. Но… вижу, твой выбор уже сделан. Мне не нужно говорить об этом. И тот же выбор должна сделать дева. Однако если вы оба согласитесь на сделку с Судьбой… перед выбором встанет сам Берен. Финрод отступил в тень, опуская голову и печально улыбаясь. — Тогда у меня нет шансов, Владыка. Эльфы, как и майар, любят лишь раз. А в ней слились две этих силы. Она выберет его. А он… я вижу тот выбор, что он сделает. — Не видишь. Голос Вала прозвучал, словно далекий гром, выволакивая из печальной потерянности. Тяжелые беззвучные шаги сотрясли пол Чертогов. Владыка Мандоса обернулся лишь у самого выхода из зала-коридора, слепо взглянул прямо в неверяще вскинутые глаза тени, исполненные надежды. Качнул накрытой тяжелым капюшоном головой. — Сейчас даже я не вижу, государь Фелагунд. Сейчас — даже я не вижу. Тебе остается ждать. Финрод покинул залу спустя многое время — или же спустя минуты?.. Голос, слышимый здесь, у этого окна, яснее всего, не отпускал, пока не стих вовсе. Сколько-то часов — дней? Лет? — он блуждал в тишине залов, ожидая. Эта тянущая тяжесть незавершенного тянула обратно. И в какой-то миг вновь рядом оказался Владыка Мандоса — просто возник, проведя ладонью по воздуху над плечом тени златовласого нолдо. — Пойдем. В голосе его, холодном и бесстрастном, слышался незнакомый, едва различимый оттенок интонации. — Пойдем, государь Фелагунд. Без долгих речей и троп, войдя под арку зала, они вновь оказались в коридоре, окна которого обращены были к Грани. — Они уходят, верно? — Да. Вала указал на тонкую нить, уходящую с края горного хребта вверх — и на восток. Миг — и по ней скользнула яркая вспышка света, крошечная звезда. — Он отказался от твоей повторной жертвы. Счел себя не в праве требовать от тебя столь великую плату. Выбирая, он едва не разорвал надвое собственную фэа. Но она… она не стала ждать моего позволения прийти к нему. Тень нолдо опустил голову. — Значит, я не был так нужен ему, как ты говорил мне. — Нет. Это он был нужен тебе не так сильно, как ты думал. Его зов не пробился к тебе через отстраненность смерти и ожидания, через твою обреченность и твое неверие. И ты не знал, что иногда нужно нарушить правила, чтобы прийти к счастью. Она — вообще не признавала правил. Только право любви. Финрод отвернулся от окна, горько опуская взгляд. Медленно опустился на пол на колени, перебирая в пальцах цепь, висящую на руке. Откуда она была?.. Он… уже не помнил. Вала Намо склонился над ним. Коснулся полупрозрачной ладонью лба. — Но за тебя просили, Король. Не они. Иной. Финрод вскинулся, чувствуя, как страх сжимает грудь. Горький и яростный, но страх. Вала смотрел все так же холодно и бесстрастно. Все так же слепо. — Он прибыл недавно, назначив мне встречу в северных отрогах гор, где свет Амана его не мог заставить исчезнуть. Нет, не назначив… потребовав. Истерзанный, слабый, он выстоял передо мной и предложил Судьбе свою сделку. Я не стану говорить тебе о цене, что он предложил… но она была велика. Каждое слово Вала падало тяжестью целой каменной плиты, пригибая ужасом нолдо к полу. — Он торговался. Угрожал. И… даже молил. Его пламя почти погасло, а раны от света Амана не заживут еще долго. Как и от его собственных золотых слез. Что-то в груди Финрода дрогнуло. Его убийца… молил? Не встававший ни перед кем на оба колена гордый величайший майа Тьмы… умолял о чем-то, истекая слезами?.. — Ты был прав, Финдарато. Любовь бывает разной. Порой, искаженная во Тьме, она приобретает ранящие всех — и любящего, и любимого, и тех, кто встанет между ними, — формы. — Значит, мне нужно идти… за ним? — тихо и горько спросил эльда, пытаясь выпутать руку из цепи. — Если он… так нуждается во мне, что готов был рискнуть всем и прибыть сюда… Намо молча развернулся, направив шаги к арке. И лишь исчезая в темноте, обернулся на миг. — Разве ты слышишь зов, на который бы смог откликнуться? Ты свободен от прошлого ныне. От всех цепей, что держат тебя. Твой путь лежит только вперед теперь. Когда по нему пойти и куда — решать только тебе. Сейчас, как у любой тени, отдыхающей в Чертогах от земных тягот, у тебя нет Судьбы. И стало легко.