"Я не умею веселиться На мне железный панцирь Нужно смириться: Я слишком стар для этого..."
В февральскую пору всю Японию накрывает снежная буря. Работать в такую погоду особенно утомительно. А работать сверхурочно – подавно. Однако у магов первого уровня не так-то много пространства для манёвра и выбора. Нанами поправляет широкий пятнистый шарф, замотанный вокруг шеи, и оглядывается на свою спутницу, примечая, что им нужно поскорее попасть в хоть какое-нибудь помещение: из-за снежной вьюги волосы обоих уже покрывала мелкая дробная мозаика из белых хлопьев, а щёки раскраснелись от мороза. А ещё болела голова и всё тело ломило, и Кенто был готов поспорить, что Бордó навряд ли чувствовала себя лучше, чем он. Цири тем временем продолжает что-то листать в телефоне и, наконец, протягивает экран к глазам Нанами. В картах открыто описание кофейни, находящейся в соседнем квартале, картинки сменяются, демонстрируя уютный интерьер, а у названия мигают пять жёлтых звёзд. – Здесь хорошие отзывы и приличное меню. – Сунув телефон в карман, девушка торопливо натягивает на руки перчатки и, зябко поёжившись, выдыхает облачко пара. В свете редких фонарей янтарные глаза эмпата призрачно поблёскивают на морозе. – Давай заглянем в это кафе? Всё равно нас заберут через час, если не больше... Спорить с аргументами было бесполезно. Помощник Идзити, который также был представлен к делу номер тысяча девятьсот три о "пропаже людей на территории заброшенного завода в округе Сендая", находился в пути. Однако ответил на просьбу явиться за магами пространными разъяснениями о случившейся аварии на автостраде и сильнейшем в году снегопаде – словом, и Нанами, и Цири поняли, что за ними явятся ещё не скоро. Мёрзнуть на морозе – плохая перспектива. Но всё же Нанами чуть ворчливо дёргает плечом, стряхивая с себя снег: – Хорошо... Только вот название у них... – А что не так с названием? – осведомляется Цирцея, беря напарника и друга под локоть и шутливо подпихивая того в бок для профилактики занудства. Кенто лишь фыркает на подобный выпад, даже не отшатывается – твёрдый как камень; кажется, будто его ни кулаком, ни шуткой не пробьёшь. – Как по мне, для кофейни – самое то. – Даже не знаю, – со скепсисом кривит губы маг, поправляя свободной рукой очки, чтобы сбить кромку снега с верхних дужек. – Начнём с того, что это пошлое "Сладость в радость" звучит буквально, будто его придумывал Годжо… – Но там хотя бы тепло и не так снежно. А ещё – уютно, – слабо парирует Цири, тут же ныряя носом под широкий шарф и чихая в ткань. Нанами едва косится на свою подругу, мысленно прикидывая, сколь низка температура и как долго сегодня в общей сумме они вдвоём пробыли на улице. Математика даёт результат сложения равный семи часам, четыре из которых ушли на погоню за духами, а три – на сражение. А ещё до этого им приходилось курсировать из одного людного места в другое, чтобы Цири могла уловить нити проклятий, не имеющих чёткого пристанища в городе… Кенто инертно поправил платок, смутно отмечая, что кожа всё ещё мокрая – биться сегодня магам пришлось интенсивно. Это осознание отдаётся волнением у Нанами: наверняка, Цирцея тоже разогрелась в пылу сражения, распарилась, а сейчас дрожит от контрастного холода… Так им обоим и заболеть недолго. – Тепло ли там и уютно ли, это мы ещё посмотрим, – сухо отсекает маг, оглядываясь на светофор. – Может, они подкупили отзывы для хорошего рейтинга. Цири беззлобно и звонко смеётся в шарф, качая головой: – Ничем тебе не угодишь… Дождавшись зелёного, они вступают на перекрёсток, минуя ещё одну дорогу, отстраняющую их от квартала, где всего полчаса назад было самое настоящее побоище между двумя магами первого уровня, двумя соответствующими проклятьями и ещё четырьмя особого уровня… Да, сегодня, после двух долгих дней отслеживания, они поработали от души, разбив шесть духов и избавив район от дальнейших жертв в будущем. А ещё и Цири, и Нанами были измотаны соразмерно усилиям. В мире магии подобное значит лишь одно – опустошены физически и морально.⊱⋅ ────── ⋅ ♡ ⋅ ────── ⋅⊰
Вывеска играет тёплыми неоновыми переливами, разбавляя излишнюю снежную серость не столь людной улицы. Гирлянды витиевато обрамляют окна, поблёскивая мягкими звёздами на стеклянном небосводе; сами фонарики – наследие декора к Новому году, однако теперь они украшены бумажными сердечками ко Дню всех влюблённых. Внутри уютный приглушённый свет окутывает комфортные столики, между которыми изредка снуют официанты. Сейчас в снежный шторм граждане старались попасть домой и как можно скорее, поэтому кафе было заполнено лишь на треть. Однако колокольчик, закреплённый над добротной деревянной дверцей, брякает со всем радушным дружелюбием, объявляя о прибытии новых гостей. – Здравствуйте, добро пожаловать в наше кафе! – с широкой улыбкой приветствует вошедшую пару официант, прижимая стопку меню к груди. Цири, едва проведя озябшими пальцами, быстро нащупывает нити эмоций этого парня из общего скопа, а следом – с удивлением примечает искреннее чувственное счастье служащего. – Надеемся, что сладость вам будет в ра...дость… – Да-да, спасибо, – сухой с мороза голос Кенто звучит ещё более сурово, чем обычно. Цирцея вновь подпихивает Нанами в бок, за такое бестактное перебивание, и пока маг едва пристыженно кашляет в кулак, смягчая интонации, сама эмпат осторожно и украдкой притягивает к пальцам эмоциональные ленты и касается тех, не давая стыду или обиде проникнуть в сердце официанта, столь бесцеремонно одёрнутого строгим Нанами. – Нам нужен столик на двоих и попросторнее, пожалуйста. Юноша быстро кивает: – Конечно, господин. Прошу, следуйте за мной, – с этими словами служащий устремляется в зал. Быстро подводит гостей к просторному столу с диваном и креслом, расставляет меню, осведомляется, нужно ли принести воду гостям или желают ли они сделать заказ сразу же. И Цири с неудовольствием отмечает, как скоро и спешно это делает паренёк. Будто душа его всё же была задета словами Кенто. – Ты его обидел, – чуть сводя брови, замечает Цири, когда они остаются одни для размышления о заказе. Свечи в виде сердечек, расставленные в центре столика, едва потрескивают, заискивая перед смурным Семь-к-трём. Нанами с некоторым безразличием снимает очки с переносицы и кладёт их по левую руку от себя на подготовленную салфетку. А затем – устало выдыхает. – Не всем так повезло с техникой, Цири, – квёло парирует Кенто, беря в руки меню и раскрывая то, чтобы отгородиться от янтарных глаз, будто ширмой. Бордó лишь вяло поджимает губы, выдавливая из себя нейтральную улыбку: увы, но практически все маги продолжали считать и её технику Эмпатии, и технику Сатору о Шести глаз чем-то невероятным и дарственным, что приносило лишь позитивные эмоции. На деле же, эти техники крыли в себе большой подвох: они были постоянны; их невозможно отключить по щелчку пальцев, как видение всего и вся в пропорциях семь-к-трём или управление куклами на расстоянии. Дар поистине обращается проклятьем, если не даёт спокойно жить… спать… смеяться… И сейчас, подспудно ощущая ворчливое недовольство Нанами, смущение ожидающего официанта да и ещё целый купаж самых разных чувств других посетителей и прохожих на расстоянии нескольких десятков километров, после трёх дней выслеживания проклятий по эмоциональным путам, у Цирцеи раскалывалась голова от мигрени. И попробуй объяснить несведующему, что такая техника – не самый желанный подарок Судьбы... Тем временем телефон Кенто коротко завибрировал, и мужчина, бегло бросив взгляд на экран, сурово свёл брови: – Нам здесь сидеть ещё три часа... – огласил он вердикт, качая головой. – Идзити пишет “три часа как минимум”, а это значит все четыре… Так что заказывай блюдо посытнее и посерьёзнее. Цири кивает, вновь пробегаясь глазами по меню. – Как твоя голова? – спрашивает эмпат, стараясь вложить в голос не столь много беспокойства, сколько может оттолкнуть Нанами, вечно держащегося от всех особняком. Они и так уже чуть ли не рассорились, когда Бордó предложила другу убрать боль своей магией – Кенто упёрся и ни в какую не желал принимать помощь. – Раскалывается, – без увиливаний отзывается мужчина, подпирая щеку рукой и надавливая пальцами на область виска. Мысли как назло ворочаются словно медленные змеи. – Надо будет попросить компрессы и миску со льдом… – Учитывая, как ты напугал бедного официанта своей строгостью, едва ли теперь такая услуга “вне меню” возможна, – кисло усмехается Бордó, прикрывая веки на короткий миг – яркие гирлянды, мерцающие на вывеске, довольно сильно и болезненно жгли глаза. Кенто едва выныривает из-под кромки цветастой картонки с названиями блюд. Карие радужки остро блестят в прищуре. – Потому нас и ставят в пару на сложные задания, – претензионно чётко заключает он, рационализируя. – Классика кино. Тандем: я – плохой полицейский, ты – хороший… Цири устало хмыкает, чуть покачивая головой: ей сложно злиться на близких, а на измотанного Нанами – тем паче. Потому она и уступает, следуя природной мягкости характера: – Ладно, будет тебе компресс. – Себе тоже попроси. – Спасибо, но только не поможет. У меня же мигрень от техники… – Бордó, прикрыв ладонью губы, от души зевает – кажется, будто стоит ещё немного побыть в тепле, и её окончательно разморит; она задремлет прямо на диване ещё до первых блюд. Но всё же мало что можно было изменить в подобном казусе. Проблема заключалась в следующем: хоть посылая магов на задание помощник и обозначил район, где люди пропадали чаще всего, как оказалось по прибытии, теперь человека могли похитить и умертвить где угодно. Поэтому Цири пришлось непрерывно поддерживать активную направленную Эмпатию на протяжении трёх дней, едва прерываясь на сон, дабы выследить путы, остающиеся вслед за проклятьями, снующими по городу хаотично. Теперь голова раскалывалась на мелкую мозаику в плату за постоянную магию. Конечно, Цирцея могла бы прибегнуть к технике вновь, ведь боль – тоже чувство, и при должной сноровке её доступно нивелировать. Однако подобный трюк означал бы лишь одно – на следующий день истощенная Бордó не сможет ни сражаться, ни осознанно применять свою технику. Только фантомно ощущать окружающих. Так изощрённо и работала магическая эмпатия. А потому компресс был бессилен. Свечи тихо играют огоньками, покачивающимися от едва уловимых движений официанта. Заказав несколько блюд и горячие напитки, маги заводят праздный, почти ленивый разговор, перебирая прошедшие события дней задания, периодически упоминая былые года студенчества. Воспоминания, мягкие шутки – время плавится, постепенно подчиняясь размеренной праздности, что обычно обитает в подобных заведениях. Когда служащий подходит с первым подносом в виде сердца, маги ненадолго прерываются, решая лишний раз не болтать о проклятьях и духах, которых, естественно, не существует в обычном мире. Кенто скептично оглядывает пастельно-розовую тарелку, которую ставят рядом с горячим чёрным кофе. – Подскажите, откуда у вас багеты для сэндвичей? – будто нарезая хлеб глазами, спрашивает Нанами, когда официант сервирует удон для Цири. – Мы печём его сами, господин, – услужливо отзывается юноша, вновь дружелюбно улыбаясь. – Каждый день свежий хлеб. В этот момент Кенто сталкивается с янтарными омутами, и по выражению, которое проскальзывает на лице Цирцеи, магу становится ясно, что нелицемерные эмоции официанта вновь в опасности от грядущего ответа. Смягчившись, Нанами уступает: – Что ж… Сойдет. Спасибо. Наконец, Нанами приносят чистое полотенце, опущенное в широкую деревянную миску со льдом и водой, и Кенто, водрузив конструкцию на лоб и глаза, откидывается на спинку кресла с облегчённым вздохом. Их диалог сходит на нет – в конце концов, обоим требуется передышка и отдых. Ненавязчивая музыка, раздающаяся из динамиков, развешанных по всему кафе, мягко баюкает, увлекая посетителей в царство ленцы. Цири исподволь вслушивается в нити товарища и замечает, как те становятся чуть более мягкими, не такими въедливыми и строгими. Это обстоятельство вызывает у эмпата тёплую улыбку. С Нанами всегда было так: когда они были студентами, Кенто тоже отлеживался после изнурительных битв, закрывшись от мира мокрой тряпкой, а позже – когда сменил магический мир на банкирский – Годжо и Бордó часто заставали друга в опустевшем офисе в привычной позе измотанного всем и вся… Стоило вспомнить о Сатору, как телефон коротко оповестил о новом сообщении. Цирцея, улыбнувшись, выныривает из полудрёмы-полузадумчивости. Взяв телефон в руки, понижает яркость экрана, чтобы свет не так впивался в глаза, и открывает приложение с красным флажком. Пальцы сами собой попадают по электронной клавиатуре, а буквы сменяются милыми стикерами. Цири приходится отключить звук, чтобы лишний раз не тревожить Кенто, ведь Сатору всегда пишет много и отрывисто, то и дело разбавляя текст сделанными недавно фотографиями с собственным участием. Быть может, кого-то подобная манера общения раздражала, однако Бордó находила это милым. Всё-таки в который раз Цири замечает, как на душе становится сразу же легче и теплее, стоит контакту с плашкой “Муж ♡ ” написать хоть пару слов, когда они в разлуке из-за заданий. Может, в этом тоже заключена магия… – Только не говори, что это Годжо… – вдруг бурчит полотенце. Эмпат украдкой бросает на друга взгляд, когда Нанами приподнимает край ткани и всматривается в неё тяжёлыми карими глазами. – Хорошо. Я не говорю, что это Сатору, – покладисто уступает она, вызывая страдающее мужское цоканье, облетающее столик. – И ты не написала ему название этого кафе?.. – Мне ответить, как ты хочешь или правду? – полотенце снова опускается, и Кенто квёло хмыкает на подобное заявление. – В таком случае, давай правду. Лучше знать об экзекуции заранее, – ворчит маг, становясь мрачнее серой снежной тучи за окном. Цирцея, дописав последние символы в сообщении, откладывает телефон в сторону, и отпивает горячего душистого чая, налитого в милую кружку с узорами звёзд и сердечек. – Что ж… Правда в том, что я написала ему ещё три минуты назад… Полотенце разочаровано выдыхает в потолок с гирляндой конгломерат невнятных слов или едва различимых ругательств. Бордó спешит осторожно добавить, стараясь сгладить углы: – Но я ещё попросила Сатору зайти в магазин за продуктами для ужина… Думаю, у тебя есть время спокойно посидеть в тишине. “Спокойно посидеть в тишине” – с усмешкой повторяет маг в голове, стаскивая со лба полотенце и вновь окуная то в миску со льдом. – “Да уж, когда сюда заявится Его Величество Годжо, тишины не будет и в помине…” Впрочем, вновь откидываясь на спинку кресла, в слух Кенто говорит иное: – Поражаюсь, как ты вообще можешь ему доверять важные поручения. Набор продуктов для ужина – это довольно серьёзно. Один промах, и вы уже не приготовите ни онигири, ни хорошего рамена. Был бы я женщиной, то не в жизнь бы... – Хорошо, что ты не женщина, Нанами, – улыбается Цири, чувствуя, что несмотря на “гнетущие новости”, нити чувств Кенто остаются спокойными. – Такой конкуренции я бы не выдержала… – Чтобы я больше не слышал подобных шуток. Пять лет брака с этим шалопаем и тебя испортили, – с деланной сварливостью буркнуло полотенце, которое маг натянул до подбородка, видимо, защищаясь от предстоящего. Однако на самом же деле Нанами не желал показывать, как губы сами собою сложились в предательскую улыбку, не раз изменявшую ему ещё в техникуме. Цирцея желает было сказать больше, но вдруг к столику подходит официант с новым подносом яств. И это озадачивает всех: даже Кенто, стянув полотенце, садится: – Погодите, тут, должно быть, какая-то ошибка, – хмурится маг, рассматривая цветастые тарелки со сладким, которые юноша расставляет на столешнице. – Мы же уже съели по десерту минут пятнадцать назад… Вопреки заминке и повисшей в воздухе неловкости, на столе всё же оказываются шесть ярких сластей разнообразного вида: фруктовые тарты с малиной и манго сменяются цветками, сложенными из моти; вот пестреют фуруцу сандо, а следом идут мармеладные фигурки животных, окружённые шариками из мороженого, и большая чашка какао… Подобный праздник живота и сахара Нанами заказать точно не мог, даже по самой большой ошибке и невнимательности юного стюарда… – Простите, господин, – тут же спешно кланяется официант, складывая руки в просящий жест. – Я думал, вас предупредили… Сквозь разносторонние извинения молодого юноши и приглушённую музыку брякает входной колокольчик, впуская морозный ветер и новых посетителей в кафе. Цири тут же оглядывается в дальнюю сторону кафе, чувствуя сердцем, как особенная нить, вплетённая в душу, натягивается и пульсирует. Это ощущение несравнимо ни с чем, да и его нельзя перепутать. Всего через секунду от группы туристов, что зашли погреться в разбушевавшуюся вьюгу, отделяется высокая тень в почти не заснеженном пальто. Среди толпы на Сибуйском диагональном пешеходном переходе, среди миллиардов в кромешной ночи – есть чувство, тонкая лента, которая никогда не обманет Цири. Которая поможет отыскать его среди всех живых созданий. И потому уголки губ эмпата скользят вверх, складываясь в мягкую линию любви и трепета, лишённую былого первого волнения, но не лишённую интереса и привязанности. Приглушённый свет кафе оттеняет белые волосы, зачёсанные назад, бежевыми оттенками, а повязка на глазах придаёт гостю загадочного шарма. Некоторые посетители, словно очарованные, оглядываются на мужчину, будто впервые заметили “незрячего”. Однако решительно всё затмевает острая улыбка, с которой Сатору подходит к столику, дружественно хлопая официанта по плечу как давнего знакомого. – Нанами, старина, ну что так ругаешься, тебя с улицы слышно! – смеётся Годжо, оттягивая юного стюарда подальше от Кенто. – Я позвонил и попросил подготовить десерты заранее. Глупо же заявиться в кафе и ещё десять часов ждать, пока такую вкуснятину приготовят… А вас, – продолжает маг, обернувшись к официанту и не меняя тона, – любезно благодарю. Не обращайте внимания на этого ворчуна. Дело вовсе не в вас – он всегда такой… Официант растворяется быстрее, чем Нанами вновь успевает бросить на того суровый взгляд. А Сатору, щегольно вскинув бумажный пакет из продуктового, усаживается на диван рядом с женой, тут же притягивая её в объятья. – Привет, золотце. Во-первых, я всё купил для идеального ужина с самой прекрасной девушкой в этом мире… – водрузив пакет на пол и не обращая внимания на третьего за столом, Годжо подаётся ближе, оставляя на губах Бордó мимолётный поцелуй и игриво отстраняясь. – А во-вторых, я уже успел ужасно соскучиться! Сказав последнее скоро-скоро, Сатору увлекает жену в поцелуй, полный трепетной нежности, зарываясь пальцами в переливистые русые кудри, с упоением вдыхая запах солнца, которым эмпат пропитана вся – свежей теплотой, едва уловимым касанием бриза… Чувствуя её вновь в своих руках, беловолосый маг вмиг переполняется неописуемым счастьем – Тенген свидетель как же Годжо истосковался по уюту, которым Цири окутывает его сердце! – Разве ты не должен быть на задании в Окаяме? – показательно откашлявшись и кисло покривив губы, Нанами повышает голос, желая присмирить влюблённую парочку – казалось бы, за столько лет этим двоим пора привыкнуть друг к другу и перешагнуть конфетно-букетный период, однако нет: даже спустя пять лет брака и Сатору, и Цирцея продолжают вести себя, словно… словно они всё ещё полны любви даже после испытаний бытовой жизнью… – О, сам знаешь, какие там проклятья “особого уровня”, – хмыкает в ответ Годжо, вырисовывая кавычки в воздухе свободной рукой, пока Бордó, уткнувшись носом в грудь мужа, млеет в родных объятьях. – Немного синего, щепотка красного – и вот, я уже пишу Цири: “Не нужна ли помощь, золотце?” и хлопаю в ладоши, чтобы переместиться… – Как уважительно с твоей стороны… – хмыкает Кенто, беря кофе и снова делая щедрый глоток тёмной жидкости. – Уважительно столь “верить” в наши силы, как магов первого уровня… – Ой, Нанами, это здесь совершенно не при чём. Хватит быть таким мнительным! – лениво отмахнувшись, сильнейший вновь бережно оглаживает женские плечи, попеременно целуя Цири в лоб и щёки. – Золотце, я буквально чувствую, как тебя измотали… Скажи правду: Нанами бурчал и ничего не делал?.. Эмпат снуло протестует, осторожно касаясь морозного с улицы лица Годжо: – Давай без масла в огонь… Нанами славно поработал, я старалась. Так что и устали мы оба одинаково… Чёрная повязка на мгновение всматривается в Кенто, который вновь пьёт бодрящий кофеин, деланно индифферентно отвечая вызову в гляделки. На мгновение Цири начинает казаться, что сейчас Сатору возьмёт и подмигнёт, хотя подобное будет едва ли заметно из-за ткани. Но, смерив друга строгим невидимым взором, Годжо выдыхает, откидываясь на мягкую спинку дивана. – Ладно, Цири, я тебе поверю… – потянувшись, маг ласково улыбается жене, притягивая ту вновь ближе. – Облокотись на меня, – услужливо шепчет Сатору, самоуправно и легко надавливая на её плечи, чтобы спина вжалась в его грудь. – Отдохни… Или подремли, как тебе идея? Голова же наверняка раскалывается после такой работы… Нанами деланно официально и резко отводит взгляд на витрину кафе, будто с интересом всматриваясь в логотип слащавых букв – всё же, менее приторных, чем сладкая парочка напротив. – О, надень мою повязку, чтобы свет не мешал, – тем временем воркует Годжо, тяня ткань с лица, отчего белые волосы вновь повинуются притяжению и рассыпаются колким беспорядком. А голубые глаза блестят, отражая зажжённые на столе свечи. – А ты? – чуть сонно хмурясь, спрашивает Цири, не препятствуя ловким мужским рукам, водружающим повязку на неё. Годжо едва медлит, рассматривая янтарные радужки, но лишь на мгновение; следом – помещение теряет краски и очертания, погружая эмпата в благостную полутьму, снимающую малую часть сенсорной перегрузки. – Переживу, золотце… – медовый проникновенный голос мешается с поцелуем. И хоть Цирцея не видит Сатору, она готова поспорить на что угодно: в этот момент он улыбается. Самой прекрасной, яркой и несносной улыбкой из всего своего шкодного арсенала. – А я пока поразвлекаю Нанами светской беседой… Вот например, многоуважаемый господин Нанами… – Годжо, прекращай ломать комедию в одном лице, подыгрывать тебе я не собираюсь, – резко и сухо отрезает Кенто практически сразу. Дробно стучит чашка – прикрыв глаза, Бордó мечтательно представляет в красках, как хмурится их друг и как наверняка светится Сатору, пребывающий в явно хорошем настроении… По крайней мере, нити эмоций Годжо пульсировали и переливались радостными нотами, а ленты Нанами… всё же продолжали медленно разглаживаться по мере обмельчания кофе в кружке на блюдце… Как бы ни пытался Кенто произвести впечатление, будто бы подобная сложившаяся компания за столом была ему не по душе, технику Эмпатии маг первого уровня обмануть не мог… Преисполненная этим знанием, Цири позволяет затылку инертно упереться в грудину мужа, едва улыбаясь, когда Сатору наклоняется, клюя губами её в макушку. – Итак, светская беседа начинается, – поиграв интонацией и, должно быть, бровями в добавок, заявляет Годжо, пододвигая первый десерт ближе к краю столешницы и снимая пробу с фруктового тарта ложкой. Запах манго и малины ярким купажом разливаются вокруг, щекоча нос. – Кенто Нанами, почему бы тебе не вернуться в техникум? – Сколько можно мусолить эту тему! – устало цокает маг в ответ, складывая руки на груди. – А что не так с темой? – искренне сложив брови домиком, удивляется сильнейший. – Будешь официально устроен учителем. Костюм тебе чёрный пошьют форменный – как этот офисный, но с золотыми пуговицами. За пятнистый галстук тебя, правда, наверняка прозовут “Леопардом”, но, думаю, детишкам ты будешь нравиться… – Ты просто не знаешь, от чего отказываешься, – по привычке видеть приподняв край повязки, поддакивает Цирцея, когда ладонь мужа вновь перехватывает её руку, переплетая пальцы – препятствуя сенсорной перегрузке. И заканчивать предложение Бордó приходится уже вслепую: – В следующем году будет очень интересный набор первокурсников. Мне пришлось заменять Юку из учётного отдела на прошлой неделе, когда открылся приём заявок на поступление. Точно есть одно досье от клана Инумаки с подтверждённой наследственной техникой… – Проклятая речь? – чуть кривит бровь Кенто, несколько лениво крутя в руках чашку с кофейной гущей, играющей переливами зёрен. – Печать “змеи и клыков”? – Да, именно... – проглотив шарик мороженого, Сатору принимается мечтательно растягивать слова: – Хоть в этом поколении появился человек с такой техникой. Это будет о-очень занимательно… – Есть заявление от Дзенин, но в графе о "владении проклятой энергией" стоит прочерк. Полагаю, эта та девочка, которая добровольно ушла из клана в прошлом году... – продолжает тем временем Цири, вслушиваясь в нити друга – как бы Нанами не врал, однако ему было интересно. И потому, эмпат решает подвести черту последней новостью: – А ещё Яга хочет определить Панду на первый курс… – Мда, – выдыхает Кенто, рассматривая получившийся узор на дне кружки: как назло крупинки осели по фарфору в виде иероглифа “сила”. И что это должно означать? Беззвучно усмехнувшись, Семь-к-трём вкрадчиво и нейтрально заключает, желая прервать тему с техникумом: – Агитационная компания у вас на троечку. С губ Сатору срывается мелкий смех, разбавляющий обстановку до стадии лёгкой непринуждённости. Зачерпнув мармеладного дракона с мороженым в придачу, сильнейший укоризненно тычет ложкой в сторону коллеги: – Ничем тебе не угодишь, ворчун…Только подумай: воспитывать новое молодое поколение магов в атмосфере свободы и понимания… Желая пресечь новую порцию монолога, Нанами с долей ехидства идёт в наступление: – Своего вы когда отдадите? “Своего” От употребления именно этого слова на душе теплеет, и Цири чувствует, как Сатору улыбается, зажигается… А всего лет восемь назад Годжо наверняка бы взбеленился, затребовав более уместных слов – неэтично выражаться подобным образом об “подопечном опекуна”. Однако сейчас всё иначе… В тот год им вдруг разом пришлось повзрослеть. Когда Сугуру Гето ушёл из техникума, встав на путь “чистильщика, презирающего обезьян”, растворившись в Японии, восемнадцатилетним студентам-третьекурсникам пришлось переступить подростковый период. Быстро, скоро – будто ступеньку на лестнице. Выбора попросту не оставалось: мир магии рассчитывал на сильнейшего, а директор Яга объяснял чуть ли не каждый день, сколь шатко равновесие сейчас. И, помимо прочего, на плечи Сатору легла непростая задача: уберечь сына собственного убийцы от продажи в тоталитарный клан. Тогда, поддерживая возлюбленного, Цири и встретилась с маленьким Мегуми Фушигуро – обладателем колких глаз, золотого сердца и техники теней. Мальчишку и его старшую сестру по официальным бумагам взял под своё крыло клан Годжо; попечителем стал Сатору, его негласным “заместителем” – Бордó, а после свадьбы должность стала официальной. Заботясь о Мегуми и Цумико, и Годжо, и Цирцея необратимо привязывались к ним. Так что теперь Сатору охотно терпел подобные выпады со стороны близкого окружения: Фушигуро вплелись в их с Цири жизнь, став неотъемлемой частью бытия. – В следующем году Мегуми закончит старшую школу. Вот тогда и поступит в техникум, – салютнув фруктово-сливочным бутербродом, сильнейший маг с упоением и спокойствием откусывает большой кусок сласти, чувствуя, как Цири начинает более размеренно и медленно дышать. – Торопить его точно не надо. Ещё успеет хлебнуть нашей магической рутины в полной мере на своём веку… Тепло кафе, сытость и ощущение безопасности, которое привнёс с собой Годжо, убаюкивают Цири. И вымотанный эмпат обессиленно прикрывает глаза, проваливаясь в бездонную темноту, чувствуя, как Сатору изредка перебирает кудрявые локоны. Голова раскалывается, а пульсирующий обруч боли давит сильнее по мере наплыва посетителей в кафе и центр города, но медленно и верно всё это становится не важным. И погружаясь в дрёму, Бордó фантомно улыбается, радуясь подобной развязке дня. – Вы всё продолжаете таскать его на свои задания? – тем временем интересуется Кенто. – Конечно. Ему же требуется понимание, во что он ввязался по праву рождения. И посмотреть на чужой боевой опыт – тоже хорошее подспорье. Но заверяю тебя: он всегда в безопасности. Под бдительным контролем – всё же в тринадцать лет даже с его набором шикигами требуется надзор и мудрая защита… – чуть помедлив, Годжо добавляет: – И говори тише, Цири, наконец, уснула. Я это чувствую… – Поразительно, как ты вообще дал себя связать, – хмыкает Нанами, произнося это полушёпотом – чужой сон Кенто уважал, относясь к подобному серьёзно. Сильнейший, остро блеснув неприкрытыми голубыми глазами, едва слышно фыркает, передразнивая: – “Поразительно, как ты вообще дал себя связать”… – Она проснётся от всплеска твоих эмоций? – вдруг, сжав губы в полоску, уточняет Нанами, с долей ехидства. – Полагаю… Да… – осторожно тянет Годжо, проглатывая последний кусочек моти. – А что такое? – Хотел пнуть тебя под столом до хруста костей для профилактики. – Ах, это… – сильнейший скучающе отправляет в рот новую ложку сладкого десерта. – Не заигрывай со мной, ради Тенген, бесстыдник. А то я засмущаюсь. И вообще: бить людей просто за то, что они тебя передразнивают… Нанами, тебе бы к психотерапевту наведаться, если уж не желаешь, чтобы Цири истончила твои негативные эмоции… И пока Кенто принимается усиленно делать вид, будто его интересует последняя сводка по бейсболу, которую крутили сейчас в перерывах между музыкальными роликами, Сатору, поразмыслив, возвращается к истоку: – Я не понимаю, почему тебя столь удивляет наша эмоциональная связь с Цири. Быть может, я во времена нашей молодости и производил впечатление ветреного повесы… – Годжо пропускает мимо ушей бормотание: “Это ещё мягко сказано”. – Но мои чувства к Цири всегда были серьёзными. Так что не вижу причин так удивляться связывающему ритуалу. Просто… Не со столь многими людьми можно говорить по душам, когда ты – сильнейший маг современности. Однако Нанами всегда был ему другом. Поэтому Годжо говорит больше, чем сказал бы другому: – Это её мир, понимаешь? Мир эмоций. Это как видеть, слышать или дышать для нас с тобой – просто ещё одно чувство сверх обычного. И мне казалось преступным, что между нами нет привычного для неё мира – ведь из-за техники Шести глаз Цири совершенно не могла читать меня, как всех… Поэтому… – отпив какао, Сатору косится на спящую жену. – Сразу после помолвки, я попросил её взяться за руки и связать всё пактом магии. Я чувствую её, а она – меня. Ты не представляешь, как это волшебно. Вот стою я в магазине, выбираю кикуфуку и вдруг словно нить, вплетённая в душу, натягивается и звенит. И я оглядываюсь и вижу её за витриной, пока она смеётся от очередной шутки, которую прислала ей Сёко… Пламя растопленной свечи беззвучно скользит по фитилю, будто пытаясь достигнуть розового воска в негласной гонке…В таком случае, вдруг с задумчивой улыбкой загадывает Сатору, огонь – это олимпиец Аполлон, а воск – нимфа по имени Дафна. Когда-то Сатору за две ночи осилил томик по древнегреческой мифологии – ещё на первом курсе. И виновницей такого внезапно вспыхнувшего интереса была девушка, дремавшая на его плече сейчас. Янтарные глаза, редкая техника и странное имя – такое впечатление производила студентка на сильнейшего, которую вдруг по решению старейшин перевели из Киото в Токио спустя всего лишь месяц после начало обучения. И когда в первой не самой гладкой беседе Годжо особо остро привязался к новой знакомой, Цири рассказала, что её мама, наполовину гречанка, дала ей имя в честь первой колдуньи, желая защитить ребенка от магии – тогда Сатору медленно, но верно по одной книге смёл всю мифологию из библиотеки, зачитываясь по ночам. Может статься, уже с той поры он желал быть к ней ближе. Может, уже тогда, заблудившись с Цири перед занятием в лабиринте парка, ему стало интересно быть с Бордó рядом, слушать её голос и молчать вместе… Осторожно коснувшись кудрявых волос кончиками пальцев, повторяя контур изгиба локонов, Сатору тихо пробормотал, продолжая: – Ты говоришь, Нанами, будто я “дал себя связать”. Но ведь это совершенно неверные слова: я всего лишь открыл ей душу, полюбив впервые больше себя… – сердце стучит о рёбра медленно, с пульсирующим теплом внутри. Годжо переводит взгляд с жены на друга, замечая в карих омутах Кенто задумчивость и серьёзность. И в благодарность за понимание, проникаясь эмпатией, Сатору вдруг решает перестать мучить друга, страдающего мигренью… Хотя бы на часик: – Ладно, будет с тебя… Ещё немного разговоров, и я точно начну петь романсы. Так что водружай на голову полотенце, и посидим в тишине… Пока Идзити не решит подъехать… Кенто хмыкает, смеряя белобрысого мужчину испытывающим прищуром, но, однако же, вдруг улыбается, не таясь. И, промокнув бежевую ткань в холодной воде, вновь откидывается на спинку кресла, позволяя изнурённым мышцам расслабиться и наконец-то отдохнуть. За окном, следуя за ветром, хороводом пляшут снежинки, разлетаясь крупными хлопьями с небес к тротуару. Гирлянды, на которых огоньки чередовались с бумажными сердечками, медленно переливались мандариново-розовыми оттенками. Стрелка часов с модным и неудобным дизайном скользила, отсчитывая минувший час. Годжо с ленцой доедал последний десерт, растягивая удовольствие между глотками какао, когда телефон Цири коротко завибрировал, и на экране появилось сообщение от помощника. “Движение на мосту восстановлено, я подъеду к указанному адресу через 5 минут. Пожалуйста, передайте это Нанами Кенто. И спасибо за терпение, Годжо-окусан” Уведомление гаснет, и для Сатору наступает самый неприятный момент за весь день: будить вымотанную Цирцею, столь сладко посапывающую во сне, это в вышей степени пытка. Годжо медлит, стараясь даже не дышать и не моргать, чтобы не нарушить её покоя – ему доставляет особенное удовольствие охранять сон любимой. Однако… всё же им всем стоит вернуться в Токио. Потому, Сатору наклоняется и осторожно целует жену в лоб, принимаясь чередовать касания губ с жарким дыханием – щекоча чувствительную кожу. Девушка заторможено хмурится – чёрная повязка сходится складками в области переносицы. Следом, эмпат приподнимает край ткани, встречаясь глазами с голубыми бездонными омутами, вмещающими в себя небо и морскую бездну. – Соскучился? – сонно улыбавшись, шепчет она, касаясь ладонями его лица. И Сатору, усмехнувшись, целует её, упиваясь близостью родного человека. Телефон как назло вибрирует вновь, напоминая о скоротечности бытия. Оторвавшись от пленительных сладких губ, Годжо, покашляв, тянет: – На-на-ми-и! Идзити написал, что будет здесь через пять минут. Доброе утро, пора просыпаться. Полотенце приподнимается. Раздаётся усталый вздох, вбирающий в себя, кажется, всю тяжесть экзистенциального кризиса столетья. – Что ж, – ворчливо хмарится Кенто, принимая вертикальное положение. – Годжо, тогда это твой последний шанс телепортироваться, а не сидеть в небольшой машине… Беловолосый маг мечтательно ухмыляется, искря лазурными глазами: – Не надейся от меня избавиться. Знаешь ли, хочется уж составить жене приятную компанию в этой длительной поездке… – Давайте лучше возьмём в дорогу напитки? – мягко предлагает Цири, разбавляя шутливую перепалку. Потирая переносицу, девушка вдруг неосознанно касается техникой большого пучка нитей, переплетённых вокруг, наполняя те положительными эмоциями, а, почувствовав эту сонную промашку, устало усмехается себе под нос. Сатору привносит в любое окружение хаос, но этот беспорядок, наполненный шутками, приятен и заразителен. Годжо подмигивает жене и, вновь надев повязку, оглядывается на официанта, всё ещё удивлённого тем, как “незрячий” человек столь легко ориентируется в пространстве. Остро улыбнувшись, Сатору подзывает служащего. – Будьте любезны, кофе для сварливого джентльмена, чёрный чай для чудесной леди… – вспомнив об Идзити, который наверняка дрожал от грядущего нагоняя Нанами за промедление, Сатору добавляет: – Пожалуй, ещё зелёный чай… И какао с зефиром для заботливого меня… Колокольчик входной двери подпрыгивает и гулко звенит. Ветер налетает на всю честную компанию, запорашивая снежной крупой волосы и плечи магов, но студёный воздух не сбивает теплоты с сердец. Годжо вновь отпускает лёгкую шутку в адрес экспрессивно-яркого шарфа Кенто, чем-то напоминающим галстук друга, а Нанами лишь поправляет очки, съехавшие со спинки носа. А Цири, улыбаясь, старается запомнить этот миг, ведь в их жизни не столь часто случаются моменты тишины, покоя и простого обывательского счастья. Чувствуя нечто схожее, Сатору на мгновение оглядывается, встречаясь глазами с янтарными омутами. И, ласково огладив женскую руку, которую Годжо гордо держал в своей ладони, сильнейший маг складывает губы в острую улыбку: – Хороший день, да, золотце? – спорить совершенно не хочется. Цирцея приподнимается на носочки, оставляя на щеке мужа короткий поцелуй, и смеётся, прижимаясь к крепкому плечу. Всё кажется к месту: снежная буря, магический заказ, шутки и пустые разговоры, произошедшие в кафе… А ещё рядом вспыхивает нить удивления, и, проследив за ходом этой ленты, эмпат находит Идзити – явно не ожидавшего, чтобы в Сендае вдруг оказался и Сатору. Но Годжо здесь, рядом с ней. И это знание поддерживает в душе Цири огонёк с самым складным и трепетным названием. Имя ему – любовь. Ведь только имея внутри это пламя можно перенести все жизненные неурядицы, что, не спрашивая, готовит магам Судьба: сложные миссии, возвращение Сугуру и его парад призраков – день, в который мир окажется на развилке из очень тонкого льда... Лишь любя они сумеют шагнуть дальше. Поэтому Сатору заботливо открывает для Цири дверь, впуская жену в тёплую машину первой. И поэтому позволяет ей дремать на его плече всю дорогу. Лишь изредка Годжо осторожно наклоняется, клюя губами кудрявую макушку, и тихо шепчет в грёзы своего солнца: – Люблю тебя, Цири...