* * *
Сегодня, во время тренировки в горах, он нарочно отстал от группы. Сел на краю обрыва, свесил ноги в бездну и стал думать о том, как замечательно было бы прекратить эту муку. Погрузиться во тьму, словно в подземные воды, лишенные света. Он всю жизнь был ничтожеством, друзья даже не заметят его потери. Погорюют немного и пойдут дальше. Всё равно он не сможет помочь им. Слишком слаб. Слишком никчёмен. Сзади раздаются тихие шаги. Подошвы едва слышно скрипят о камни, будто кто-то к нему подкрадывается. Но Армин не поворачивается. Столкнут — и лучше. Проще. Энни просто садится рядом. Свешивает ноги в пустоту и смотрит на такие близкие облака. Она тоже молчит, и Армин как никогда благодарен ей за это. Проходит целая вечность перед тем, как он решается украдкой посмотреть на её профиль. Она так красива! Её фарфоровая кожа буквально сияет изнутри. Белая прядь чёлки развевается на ветру, открывая высокий лоб. Её взгляд так печален. Может, что-то случилось? Имеет ли он право тревожить её ещё больше? — Знаешь, я ненавижу себя. — Губы произносят это вопреки воле. Армин сжимается. Он знает, что девушки презирают и избегают слабаков, будто ненадёжную опору для крыши. Такая сильная, смелая и умная девушка, как Энни Леонхарт, тем более отвергнет его! Бертольд Гувер тоже смотрит на неё и за ужином, и во время занятий, Армин это давно отметил. Даже в чёртовом рейтинге эти двое рядом. Тогда как Армин плещется на самом дне. Потому, если бы и молчал, у него не было бы и шанса. Армин сам себе бы не позволил осознанно мечтать об Энни, так что даже лучше, если сейчас она поднимется и уйдёт. Но она сидит на месте. — Я тоже ненавижу себя, — тихо, но отчётливо произносит Энни, и Армин почему-то верит ей. Их руки так близко. Армин велит себе не думать и прикасается своими пальцами к её. Отвращения нет. В кои-то веки его наполняет ощущение, что он всё делает правильно. И даже если это всего лишь мгновение перед расставанием, почему он должен отказываться от него? Их пальцы переплетаются, словно ветви растущих рядом деревьев. Это место так красиво, что Армин благодарит судьбу за встречу. Большего он и не просит. Всего лишь ненадолго воспарить над грязью этого мира. Забыть всё и поверить, что там, впереди, есть будущее для них обоих.***
15 марта 2024 г. в 18:06
— Какой милый мальчик! — Толстяк треплет его волосы и широко улыбается. На нем добротный костюм в вычурную чёрно-белую полоску, такие носят богачи стены Роза. — Настоящий белобрысый ангелок!
Армин сжимает в пальцах старую шляпу деда и смотрит в одну точку. Впалый живот скручивает спазмом от страха и отторжения, а ещё он громко урчит от голода. Гадкое ощущение. Омерзительней только толстые пальцы, теребящие мочку уха и скользящие ниже, к тонкой шее. Кончик языка мужчины показывается между широких губ под жидкими усиками, и Армин вспоминает о слизняках.
— Ты уже когда-нибудь ездил на прогулку с мужчиной?
— Никогда, сэр, — врёт Армин. Он знает, что так толстяк заплатит больше. В том, что Армин — не девушка, всё же есть свои преимущества: можно дольше играть в спектакль попираемой невинности, который так нравится извращенцам. — Я первый день здесь.
— О, милый мальчик, — с придыханием говорит мужчина, впиваясь пальцами в худое плечо Армина, скрытое застиранной фланелевой рубахой. — Но ты же будешь послушным, если я прокачу тебя на своём ландо? Ты знаешь, что нужно делать?
Армин кивает.
— Мне рассказывали.
— Только рассказывали? О, это просто великолепно! — Заплывшие глазки толстяка становятся ещё уже. — Если нам будет весело, то я дам тебе столько вкусняшек, сколько ты хочешь!
А теперь нужно сказать, что сладости не нужны, и назвать цену. Для Армина это сложнее всего, потому что так он ещё больше чувствует себя куском мяса. Но он сминает тулью старой шляпы в трубочку и говорит. Толстяк смущается, но всё это лишь игра. По законам этот мужчина не может покупать то, что покупает, а Армин не может предлагать и брать деньги за то, что продает. Это запрещено культом стен. Осуждается обществом. Презирается всеми друзьями и знакомыми. Но здесь, в этом проулке, стоит много женщин с пустыми глазами. Много девушек и юношей. Даже молодые мужчины и старухи подпирают эти стены в надежде выторговать лишний ломоть хлеба в обмен той плоти, которую по счастливой случайности не пожрали титаны.
Все видят это, но проходят мимо. Либо заворачивают сюда, как этот засранец, в глазах Армина больше похожий на картофельного жука, чем на человека. Всё же в том, что дедушку сожрали титаны, есть и что-то хорошее для Армина. Тот не увидит, как низко пал его внук. Остаются лишь Эрен и Микаса. Армин не хочет, чтобы друзья узнали правду. Боится разоблачения даже больше, чем того, что этот провонявший по́том урод увезёт его и не вернёт обратно.
Армин идёт за мужчиной. Садится в его закрытый ландо и трясется по кочкам, пока они едут подальше от людей. Едва гул голосов остаётся позади, пухлая рука опускается на острое колено юноши, поглаживает его через штанину. Армин мысленно отстраняется от происходящего. Старается не думать. Не показывать страх легче, чем сдерживать отвращение. Но он учится и этому. Главное, вернуться целым и не с пустыми руками. На прочее уже плевать, Армин привык и к боли, и к приступам тошноты.
Ландо останавливается на берегу небольшого озера. Это красивое и оттого отвратительное место. Оно ассоциируется у Армина с морем из его мечты. Ладонь толстяка опускается на его макушку, толкает вниз. Армин не сопротивляется.
Тем же вечером он спешит к друзьям и несёт под полой куртки краюху тёплого хлеба. Армин по-настоящему счастлив лишь оттого, что смог сегодня сравнительно легко отделаться с этим жирдяем, тот вернул его обратно и заплатил оговоренную сумму. А перед этим даже позволил помыться в озере. Не всем из проулка выпала такая блажь. Армин чувствует, что скоро и он попадется в лапы хищника, если продолжит продавать себя. Жизнь беженца не стоит ничего, и все это знают. Чужая совесть — единственная гарантия, доступная Армину. А каков её запас у тех, кто покупает его тело? В лучшем случае он весьма скуден.
Эрен, как всегда, зол. Микаса мрачна. Друг обвиняет его в том, что он опять запропастился на весь день. Они думают, что Армин просит милостыню.
Раньше так и было, но потом… Армин не любит вспоминать, как с ним поступили другие попрошайки, чтобы проучить за то, что он своей ангельской личиной привлёк больше прохожих, чем они. Когда его потащили прочь от толпы, то Армин подумал, что его просто изобьют, и к этому он был давно готов. Но с тем, что с ним сотворили, смириться оказалось куда сложнее. Лежа на боку среди куч мусора и прижимая дрожащие колени к впалому животу, Армин осознавал, что прежние хулиганы из Шиганшины были к нему ещё милосердны. Теперь Армин думает лишь о том, что если бы его обезобразили в тот раз, то, наверное, было бы лучше. Он бы не встал перед выбором, который ему украдкой предложила другая беженка, когда от недоедания начала кружиться голова.
Он с улыбкой протягивает Эрену хлеб, но тот упрямится и не хочет есть. Ведь это всё добыто через унижение. Тогда Микаса выхватывает кусок из пальцев Армина и запихивает его в рот названому брату.
— Будь благодарен за то, что дают, — говорит она, и в этот момент Армина буквально прошибает молнией мысль: «А вдруг Микаса знает?».
Армин так и не получил ответ на этот вопрос и благодарен провидению за это. Будь иначе, он бы сгорел от стыда.
Вскоре они втроем записываются в кадетский корпус, и злосчастный проулок остаётся позади. Одеваясь в новую форму, Армин безмолвно клянется себе, что теперь за все блага этого проклятого мира не позволит кому-либо использовать себя.
Армин хоронит прошлую жизнь вместе со шляпой деда под камнем у казармы. Теперь он улыбается как прежде. Искренне смущается. И порой даже верит, что всё осталось позади. Но во сне воспоминания возвращаются. Грубые руки жадно шарят по его худому телу. Терзают. Причиняют боль. Тянут вниз и топят в дурно пахнущей белёсой осклизлой жиже, которая забивается внутрь его тела. Проникает через уши, нос. Вливается в открытый в немом крике рот. Заполняет его и начинает сочиться наружу через поры, делая кожу липкой.
После таких снов Армин вновь чувствует себя особенно грязным. Он не любит, когда кто-то прикасается к нему. Хуже того, боится этого до ужаса. Того, что кто-то ощутит невидимую… скверну. Что кто-то почувствует запах, скривится и скажет, что он, Армин Арлет, мерзок.
«Наверное, будет лучше, если я проведу всю оставшуюся жизнь в одиночестве», — думает он, глядя за ужином на Ханну Диамант и Франца Кефку, которые весь вечер сидят за одним столом и смотрят друг на друга так, будто в корпусе, кроме них двоих, никого и нет. Втайне Армин им завидует. Сам он никогда вот так просто не решился бы подойти к девушке. Потому что одно его прикосновение способно измазать её в гадкой жиже, которой он пропитался в том проулке. А вдруг она как-то узнает о том, как Армин выживал в самые голодные и тёмные для беженцев времена, когда остался круглым сиротой?
На самом деле жизнь вне стен корпуса пугает его не возвращением титанов, а возможной встречей с теми, кто может знать. С теми, кто продавал себя так же, как он, или хуже того, с теми, кто его покупал.
В новых кошмарах Армина приглашают гостем в чистый и респектабельный дом. Он входит в трапезную и видит во главе стола дородного хозяина в полосатом костюме. Тот сально улыбается и протягивает ему блюдо со сладостями, называя милым мальчиком. Тогда он просыпается с криком. Но в казарме такое не ново, и он не выделяется. Разве что раздражает больше остальных. Ведь он из тех, кто не видел титанов вблизи. Он не имеет права на кошмары, но они ему снятся.
Украдкой Армин часто со стыдом посматривает на Микасу. Он знает, что никогда не спросит её. Порой лучше не ведать правды. Так куда легче притворяться.
Взгляд Армина скользит по залу и останавливается на дальнем столике, где сидят Энни Леонхарт и Мина Каролина. Армин сглатывает и велит себе перестать пялится. Он этого не достоин. Не с той грязью, которой некогда заполнил своё тело.
Армин презирает себя, это очевидно всем. Его считают слабаком и рохлей. Разве может такая девушка, как Энни, занимающая верхние строчки рейтинга кадетов, посмотреть на него? А что если и посмотрит… Вдруг, придя к ней домой, он застанет того жукообразного толстяка? Отвращение на её лице точно добьёт его. И Армин старательно избегает Энни. У него это неплохо получается, пока их будто в насмешку не ставят в пару на тренировках. Её как одну из лучших, его как того, что замыкает рейтинг с другого конца.
Вот Энни рядом, и рай и ад разверзают для Армина двери одновременно. Он не любит, когда его касаются, но отчего-то рад, когда это делает она. Пусть и лишь ради того, чтобы сделать захват и перекинуть его через себя.
Энни нелюдима, она мало говорит. Армину это нравится и не нравится одновременно, ведь в её присутствии язык сам по себе начинает тараторить такие глупости, что впору провалиться сквозь землю от стыда за себя.
Энни чем-то неуловимым напоминает Армину его мать. Цветом волос? Глаз? У мамы точно не было такого выразительного носа и такого невозмутимого взгляда. Возможно, Энни такая же невысокая и на неё не приходится смотреть, задрав голову, как на Микасу? Армин помнит, что волосы мамы вечно были в беспорядке. Помнит, что голос у неё был таким же мягким, каким порой Энни произносит его имя. Армин думает, что не имеет права вспоминать маму и марать это немногое чистое своей скверной. Армин решает, что он не достоин просто смотреть на Энни. Даже думать о ней.
Он протухший кусок мяса, который надкусывали и жевали столько раз, что не осталось и целого места. Он не имеет права любить! Он не может желать… Желание — это похоть. Это грязь! Это саднящая боль при каждом движении. Это пальцы, засунутые в глотку в попытке вызвать рвоту. Желание — это расцарапанная кожа предплечий. Это ледяная вода озера, в которой он тщетно пытается отмыться от чужого запаха, от скользкой жижи, стекающей по бедру. Желание — это ненависть к самому себе!