Hello, The Sunset

– Нет, ты просто не понимаешь! Девушка беспорядочно взмахнула руками, оборачиваясь кругом с почти-мольбой в глазах. Тёплый пустынный ветер настойчиво трепал ткань платья, пока его обладательница сама едва заметно покачивалась, стараясь сохранить равновесие. Систематическая сцена развернулась среди стрекота невидимых насекомых, сладковатого запаха цветов и ягодных оттенков рассвета, танцующих на песке: обычный день на ранчо; точнее, неприметное субботнее утро, начавшееся, по обычаю, с лёгкой перепалки между жителями этого места. Собеседница девушки лишь пожала плечами с характерным "мх", из-за чего первая, казалось, совсем разочаровалась во всём существующем на Земле, ведь приложила руку ко лбу с удручённым вздохом, парадируя привычный жест. Зачем, спрашивается, она даже пытается что-то объяснить? Очевидно, что её проблемы здесь никого не волнуют. Не в плохом смысле, конечно. Они заботятся о ней, просто… Не понимают. Застыв на секунду в раздумьях, девушка решила всё-таки вернуться к прерванным делам, а потому встрепенулась, ненароком растрепала короткие рыжие волосы, и развернувшись на носках, (чтобы не делать лишних шагов по кругу) направилась в сторону амбара. – Просто будь спокойнее, Жемчуг! – Слышит она вслед и цокает, закатив глаза. Очень уместный совет, Гранат – хочется язвительно ответить через плечо, но почти сразу же раздаётся дверной хлопок. Наверное, к лучшему. Уже через пару минут она бы пожалела о сказанном. Не стоит разочаровываться; но к сожалению ещё не придумали способа просто забыть и не чувствовать. Жемчуг отодвигает ставни и распахивает громоздкие ворота. Четыре шага – идеально расчитаных на завершение действия без лишних раздумий. Ставни закрыты вновь, теперь изнутри. Деревянная текстура стен чувствуется ужасно, если прислониться к ней спиной. Девушка вздыхает во второй раз - и съезжает вниз, закрыв лицо ладонями. Вьющиеся пряди ярко-солнечной окраски инстинктивно натягивают руками, заставляя поморщиться. У неё всё хорошо, только дрожат пальцы – не со зла или тоски, а от туманного головокружения, которое в любой миг может смениться приступами бессмысленной ненависти. Безвыходность и мрак. Когда не знаешь, что нужно делать. Это продолжается долю секунды, но и мгновения достаточно. Раньше было хуже. Нужно успокоиться; нужно взять себя в руки и встать на ноги. Всё же Гранат иногда говорит правильные вещи. Иногда. Девушка быстрым движением отталкивается от стены и элегантно удерживает равновесие на подрагивающих фарфоровых ногах. Несколько лошадей, повернув на неё головы, фыркали почти вопросительно; тихая музыка в голове постепенно заглушает рябь в мыслях. Жемчуг мягко улыбнулась. Лучше отбросить всё ненужное и заняться делом. Это всегда помогает. Совершающие непонятные цикличные движения пальцы стянули повод со стены и удобно перехватили его; она лёгким шагом направилась вглубь здания. ///// ///// ///// Всё по местам. У животных есть вода, ни одного предмета не было замечено лежащим не на месте. Кроме, понятно, нескольких поводов и связки бинтов, но это не вызывает вопросов - Гранат редко разглашает, какие у неё планы на день, а поэтому любая вещь может пропасть утром и появится где-то к вечеру без явных на то причин. Правда, об этом лучше не думать долго, ведь иногда возникают вопросы. И ответы на эти вопросы могут вызвать только больше непонимания. А это значит, что спорить с Гранат, когда она что-то делает, не желательно. Хотя вовсе не значит, что не стоит этого делать никогда. С удовлетворительным кивком девушка повесила последнее прогулочное седло на крючок - рядом с двумя ковбойскими, на которых были аккуратно выведены имена полу-стёршимися блестящими ручками - и с некоторым усилием захлопнула старый сундук с вещами, который уже давно стоило бы поменять, но воспоминания всё никак не позволяют этого сделать. Привычным жестом она отряхнула ладони от несуществующей пыли. Всё было слишком спокойно и повседневно, это настроило на определённую гармонию; она едва ли не свалилась с ног от испуга, когда снаружи раздался, как гром среди ясного неба, окрик Гранат: – Хэй, Жемчуг! Она здесь, Чуть не рухнув на пол во второй потенциально возможный раз (что теперь вполне могло бы стать реальностью), патрон, как было принято называть владельца ранчо в некоторых местах мира, вылетела из амбара быстрее скорости любой пули выпущенной из "Metal Storm". Вскакивая ногами на нижнюю балку деревянной перегородки, девушка облокотилась руками на верхнюю часть и перевесилась через ограду. По ткани платья прошлась мягкая волна ветра, оставляя чувство невесомости, а неприспособленные для таких активностей туфли едва не соскользнули с идеально обрезанных белых досок на траву. За горизонтом видно – буквально ничего, и стоило бы догадаться, что Гранат опять предугадала события заранее. Ох Звёзды, Жемчуг всё ещё мучала себя вопросами о том, как её помощнице достался такой дар. И ведь иначе как "даром" это было не назвать, потому что у неё совершенно определённо не может быть настолько безупречное зрение. Так ведь? Возможно, это от матери. Не зрение, в смысле. Там всё как раз наоборот. Спрыгнув с забора и перекачнувшись с пятки на носок, голубоглазая девушка ловко развернулась, и лёгким бегом из разряда "я вовсе не спешу, просто время идёт слишком быстро" направилась в сторону главного здания ранчо – собственно говоря, самого дома. Находился он, разбивая все стереотипы задачек по математике, вовсе не в центре участка – а левее, вдали. Там песок успешнее всего перекочевал в подобие смеси чего-то с почвой, так что под окнами к месту расположились целые заросли цветов всех видов. По идеальному сочетанию многокрасочных оттенков (казалось бы) несочетаемой между собой флоры можно было догадаться, что из всех живущих здесь, в месте столь отдалённом от городов, разумный флорист был только один. И тут уже следствия не остаётся – посадила это всё, как логично предположить, вовсе не Гранат (что уже в который раз ставит бархатцы в самый холодный угол дома!!), и уж точно не заезжающие сюда регулярно родители названной подозреваемой. Но вот едва ли замысловатый (несмотря на это уютный) узор на ставнях, резная ручка входной двери и не совсем логично оставленые кляксы несмываемой краски на пороге были точно преступлением по другому делу. А кому ещё такое пришло бы в голову? Порой было интересно поразмышлять, как они вообще уживаются здесь вдвоём. Взлетев на порог песочного дома, перескакивая всю лестницу разом, она закинула сумку "напопад" в стену, и та приземлилась аккурат на вешалку, покачнувшись пару раз. Туфли отправились в противоположном направлении, стукнувшись уплотнённой частью о деревянную стойку. Дверь глухо, почти мягко – стукнула. На обратной стороне было вырезано сердце, ниже – банальная подпись, акцентированная едва заметным слоем краски. "Добро пожаловать домой" Это было сделано ещё давно, и если верить аргументам в заведомо решённых уговорах – чтобы чувствовать себя в этом месте как дома. Забыть о прошлом. Не то чтобы это помогло, ведь этот дом стал их домом только когда каждая мелочь нашла в нём своё место. Надпись убрать уже не получалось в любом случае – если только они не решили бы вырезать новую дверь. И, честно говоря, это не нужно было – разве она кому-то мешает? Может когда-нибудь эти слова станут для кого-то важным напоминанием. Окно на кухне было настежь распахнуто. Клетчатое полотенце было ожидаемо скинуто, а на столешнице, найдя нагретое солнечное место, удобно устроился трёхцветный бездельник, называемый по обычаю "котом". Решив оставить животное – вероятно, в первый и последний раз – безнаказанно нарушать правила дома, девушка проплыла мимо и достала из холодильника с несколькими глупыми магнитиками бутылку молока, горлышко которой было бережно обвязано красной лентой, затянутой в бант. Владелица ранчо подняла ёмкость чуть выше головы и легонько покачала её из стороны в сторону, попутно думая о том, что прошло на самом деле уже около полутора часов. Оставив клубничный напиток на столе, Жемчуг подобрала сброшенное полотенце, и свернув его дважды положила в корзину для стирки. Больше ничего выходящего за пределы нормы на кухне не наблюдалось, а значит можно было вновь сконцентрироваться на поставленной задаче. А в чём была задача? Согнать кота со столешницы. Потому что игнорировать его вечно уже не получалось. ///// ///// ///// Она очнулась через неопределённый промежуток времени, когда уже домывала и без того сияющие полы, следуя идее "но ведь дополнительная уборка никому не помешает". Отправив бамбуковые салфетки и метлу в прикухонный чулан, а перчатки – во второй ящик справа от раковины, все дела вновь резко оказались сделанными, а сидеть без них было не в привычках Жемчуг. Она прокрутилась на месте, оглядывая пространство и про себя осознавая, что молоко вновь очутилось в холодильнике – ведь нигде больше его не было, а за пределы комнаты бутылка сама уйти не могла. Заходила ли на кухню Гранат, или Жемчуг сама случайно убрала его, слишком потерянная в мыслях о необходимости совершенства в уборке, вероятно теперь останется вопросом, на обдумывание которого сейчас не было времени. В коридоре тихо процокали часы. За окном раздался оклик, выраженный привычным тембром. Быстро вымыв руки крем-мылом с запахом ванили, хозяйка ранчо накинула на плечо сумку, предварительно во второй раз вынув из холодильника клубничное молоко, и выскочила за дверь. Приземлённые каблуки застучали по доскам и слегка утонули в песчаной земле после прыжка, подстрахованного хваткой за балясину прикрылечного забора. Ожидаемый силуэт, завидев чужую спешку, ухмыльнулся и радостно помахал рукой. Жемчуг с энтузиазмом замахала в ответ, чувствуя ритм собственного сердца – это было воодушевляющее ощущение – и через секунду она уже остановилась рядом с пятнистой серой лошадью, подняв взгляд вверх. Сердце направилось следом, оповещающие стукнувшись о грудную клетку. – Привет, – лёгкая улыбка расцвела на фарфоровом лице. С цветовой окраской веснушки на щеках были куда более заметны. Вид ответного подмигивания заставил едва ли собравшиеся в логику мысли вновь начать расплываться по разным направлениям. – Хэй, Ранчер! Жемчуг спрятала за элегантной ладонью глупое хихиканье и закатила глаза, пытаясь изобразить раздражение. – Аметист, опять? Серьёзно, ты могла бы по крайней мере называть меня фермером, если тебе так сильно не нравятся другие термины. Аметист отклонилась назад, бросая поводья, и шипяще рассмеялась. Глухо, несерьёзно. Птицы словно вторили ей с крыши, создавая клокочущую симфонию. Ветер всё ещё трепал шёлковую ткань; поднимал над землёй опавшие листья и лепестки. – Да ладно тебе, Ранчер-Мэм! Жемчуг облокотилась на перила забора локтями, чуть прикрыв глаза. Девушка на лошади же вернулась в прошлое положение, потрепав животное по морде. Вернув взгляд на собеседницу и осмотрев её с ног до головы в первый раз за весь разговор, с долей изумления в глазах она добавила: – Оу, кстати. Мне нравится твоё новое платье. Довольно…Эм, элегантно? В её глазах мелькнул странный блеск. Аметист безбрежно запустила руку в свои длинный волосы – без разбора пытаясь то ли убрать их в сторону, а может скрыть лицо – и попутно отвернулась в сторону. На секунду показалось, что ковбойка была смущена, но девушка быстро отбросила эту обнадёживающую мысль. – Правда? – Жемчуг встала прямо, растерянно осматривая белые кружева. Ткань выглядела хрупко и бархатно – словно крылья, свитые из тонкой паутины. Как снег или, может, кристаллы сахара. Дотронешься – растает. Мягкий узор едва ли было заметно, но это только придавало свой шарм предмету одежды. Нечто вроде рассыпчатого ночного тумана. Плечи не закрыты вовсе; рукава заканчиваются почти не начавшись – призрачное как вода платье сложно было назвать элегантным, по мнению Жемчуг. Оно не имело симметрии или идеальных украшений. Элегантность более практична. Действительно ли всё это выглядит…подходящим Жемчуг? Почему она вдруг так распереживалась из-за обычного платья? Была ли причина в том, что она обычно носит что-то более яркое, что утягивает всё внимание на себя? В горле встал ком; представив, как это всё выглядит, она замешкалась и издала слегка нервозный смешок. – Конечно правда! Ты выглядишь очень… – Уверяюще воскликнула Аметист, оборачиваясь к ней, но через секунду вновь засмотрелась куда-то в другую сторону. Жемчуг сделала шаг назад. Она отвела взгляд вниз, сведя руки за спиной и стала раскачиваться с носочков пяток. – Я… – Голос дрогнул. Владелица ранчо наигранно покашляла в кулак, чтобы это скрыть. – Спасибо. В итоге слова она просто пролепетала. Аметист обвела её потерянным взглядом, и когда Жемчуг увидела на неё лице лёгкую усмешку, было уже понятно, что полностью покрывшиеся пудрой щёки слишком её выдают. – Даже мило, – С ухмылкой заключила Аметист, почти ласково прикрыв глаза. Жемчуг, приходя в себя, помотала головой и решила в этот раз благополучно проигнорировать слова собеседницы – это было бы куда легче, если их могло проигнорировать и растерявшееся сердце. Щёлкнула застёжка – она открыла сумку и, достав оттуда клубничное молоко, протянула его Аметист. Девушка забрала бутылку с благодарно-жизнерадостным кивком и, прижав её к себе, вновь задержала взгляд на Жемчуг. Ковбойка мягко улыбнулась, пытаясь не засмеяться, и игриво склонила голову в бок. – Напомни-ка, за всё то время, что мы знакомы - сколько раз я уже говорила, что ты милая? Жемчуг цокнула и, заправив прядь волос за ухо, сложила руки на груди. Было легко догадаться: девушка видит, как она дрожит. – На самом деле, счётчик уже перешёл за несколько сотен Она попыталась поддержать эту глупую игру, но улыбка вышла говорящей самой за себя – сердце определённо отбивало ритм барабана не из-за жаркой майской погоды. – Если так, можешь ли ты посчитать, сколько раз я упоминала, что ты при этом выглядишь крайне искушающе? Можно сказать так – это застало девушку врасплох. Она в мгновение застыла на месте, а мир вокруг застыл вместе с ней. Жемчуг растерянно заморгала, смотря куда-то в пустоту, и зачем-то кивнула. – Эм, я… Да, я… – И остановилась, нахмуривались. Мысли просто испарились. Не совсем понимая, что или зачем вообще пыталась сказать, она попыталась вспомнить а в чём был вопрос - потому что слова собеседницы уже вылетели из её памяти; словно ей скомандовали их забыть. Хотя нет, она ошиблась: мысли никуда не делись – напротив, они роились хаотичной трелью, окрашеные тоской по чему-то, что могло наполнить жизнь смыслом. Но она не помнит. Может, Аметист вообще ничего не говорила? Искры в глазах меркнут. Что-то похожее на страх, однако, подсказывало, – нет, говорила. Не стоило и на секунду усомниться в реальности этого чувства. Она замирает ещё на секунду, пытаясь подобрать слова или сформулировать мысль правильно, но в голове нет ничего. Девушка осторожно делает шаг назад. Аметист разразилась смехом. Её голос вывел девушку из состояния молчаливого шока, в который та сама себя и загнала. Но понять происходящего не получилось. Жемчуг растеряно увела взгляд в землю, сложив ладони друг с другом. Почему она смеётся? – О, Звёзды, Жемчуг… – Аметист откинула волосы, мешающие ей видеть, назад, всё ещё тихо посмеиваясь. Теперь в её глазах сияла искра задорности. А было ли там когда-либо что-то другое? – Ты просто… Нет, правда! Смех вновь сбил её слова. Жемчуг сделала шаг назад, всё ещё не смея поднять взгляда. Следующая фраза заставила её растеряться ещё больше. – Для меня ты самый дорогой человек из всех, кого я знаю, – После этого смех действительно затих, и девушка осторожно посмотрела вверх, не поднимая головы. Аметист мягко улыбалась ей – не игривой или издевательской улыбкой – и Жемчуг показалось, что взгляд ковбойки стал осторожнее, словно выискивающим и заботливым. Тёмные глаза вовсе не были грустны или меланхоличны, нет, просто в них больше не было холода. Только мягкое тепло и понимание, с которым не хотелось спорить. Что-то подобное она уже видела однажды. Когда-то давно. Возможно во сне. Это всё слишком не-реально. Сердце било оглушающе – молотком стучало у неё в груди так, что было страшно дышать. Страшно дышать. Это странная мысль. Хотелось что-то сказать, но губы её остались неподвижны; всё красноречие пропало. Слова стерли из памяти. Хотелось увидеть хоть какой-то определённый знак. Просто чтобы знать, что она не зря столько лет бездумно позволяла себе теряться во всех своих мыслях. Но ответом на немой вопрос было только молчание, и возникшая тишина показалась в этот момент незаслуженно обидной и жестокой. Девушка занервничала, машинально проводя пальцами по шее, и помотала головой. Воздух казался тяжёлым и вязким; застревал в лёгких, давил на грудную клетку. Вдали треснула ветка; вскрикнула неизвестная птица; поплыли тени и звуки. Нельзя винить. Не нужно об этом думать. Наученная долгим опытом, она постаралась не поддаться удушающему чувству. Только искусно изобразила улыбку и вернулась к забору, обвив перила тонкими пальцами. Дерево слишком давит на кожу. Ветер скоро собьёт с ног. Дышать уже было не страшно – только лишь невозможно; она повела плечами, пытаясь сделать вдох, но грудная клетка едва ли позволила это сделать, оставаясь в прежнем положении. Рёбра не отпускали лёгкие. Платье слишком уязвимо; всё вокруг слишком глупо. Смех играет на нервах. Ранит; обрывает нити, связывающие с реальностью. От ненароком брошенного взгляда становится невыносимо. Жемчуг прерывисто смеётся, и лёгкие горят от боли. Есть ли шанс, что выступившие слёзы не так заметны? Дальше думать не было сил. Кисти начали непроизвольно повторять заученные движения, ритмично стуча по поручню. – Мне нужно идти, – Протараторила не в ряд Аметист, как-то наиграно проверяя, затянуты ли крепежи сумок. Жемчуг оставалось только догадываться, происходило ли это от того, что её тревога была замечена. Вероятно. Чья ещё вина это может быть, как не её? Ковбойка бессмысленно откинула назад возвращающиеся в прежнее положение волосы, и вновь остановилась, задержав взгляд на девушке. Жемчуг смотрела в ответ, не произнося ни слова. Казалось, скоро она упадёт. Или расплачется. Сложно предположить, что произойдёт первым. Вся иллюзия заботы в глазах испарилась, когда чужие пальцы вдруг стали трепать русые с рыжими искрами волосы, разрушая идеально собранную причёску. Жемчуг недоумённо вскрикнула, едва ли не теряя опору и не переваливаясь через деревянную балку. К счастью, секундная паника не причинила проблем. Все ощущения испарились. Ветер не рычал, и лишь ноги подкосились – лишились дрожи. Что случилось? Она наклонилась ближе к забору, чтобы восстановить баланс, и с шоком подняла глаза на девушку. Было ужасно сложно сконцентрировать внимание на её лице – картинка плыла и отказывалась сложиться в что-то понятное. В голове тишина. – Мой поклон вам, милашка, – Задорно объявила Аметист, действительно слегка наклоняясь и прикрыв глаза, а после взмахнула поводьями – и серая крапчатая лошадь в секунду сорвалась с места, оставляя только облако взмывшего в воздух песка. Когда копыта ударили о землю, волна нахлынула вновь. Жемчуг отпрянула, закрывшись руками от пыли – и всё вокруг зазвенело стучащим эхо; пульс оглушающе забился в висках, дыхание стало рваным. Когда всё стихло, она подняла взгляд на пустой горизонт. Она может улыбаться. Попытаться заглушить. Но исправит ли это что-то? В этом есть смысл? Страшно в какой-то момент осознать, что, возможно, уже разучился любить. Почему даже мысли звучат так нескладно? Словно что-то не так. Словно она потеряла часть картинки. Гранат осторожно кладёт руку ей на плечо – и Жемчуг оборачивается на неё с отсутствующим взглядом. Ледяной ветер ошпаривает. Она едва ли узнаёт черты подруги. Быть может, так сразу предначертано. Стоит ли винить в этом судьбу? Она плачет и любит без слов. Свой зов превращая в мольбу. Задушить то, что называют прошлым; сквозь хаос и боль добраться к самому себе. Понять, чего действительно хочешь узнать. Дважды прыгнуть в пропасть, заранее зная, что разобьёшься. – Стоит ли вообще пытаться? Жемчуг сжимает ткань чужой одежды, беззвучно всхлипывая. Дрожит ли воздух; ощущает ли она сама - погребённая под вековым множеством образов и масок - реальность такой, какая она есть? Или это просто глухой стук сердца, вспоминающий о мёртвом прошлом и туманных играх всего живого? Гранат молчит пару секунд, но этого достаточно. Бессмысленная паника отходит на второй план. Осознанный страх заменяет оставленное место. – Твоя судьба зависит только от тебя, Жемчуг. Это не ответ. Жемчуг отвела взгляд в сторону, утыкаясь лбом в чужое плечо. Гранат невесомо обняла её одной рукой, и тихое "дыши", казалось, полностью сломало внутри неё что-то, отчаянно пытающееся сдержать всю боль скрытой. Девушка полностью прижалась к согревающему телу, в первый раз действительно услышав своё беспокойное сердце; и бесконтрольно зарыдала, отпустив все мысли в безвозвратную попасть. Но хотелось бы, чтобы это было правдой.