***
лэйси постоянно говорит о трёх вещах — сигаретах, бедности и своём дяде. называет его мерзавцем и извращенцем. ушко не до конца понимала такое отношение, но и спрашивать не решалась — новоиспечённую подружку по несчастью эти вопросы навряд ли обрадуют.
а ещё она говорит о собаках. пушистых, огромных и преданных. при этом зовя их странно —
ангелами с большой буквы. но ушко старалась не обращать внимания. какое ей вообще дело? и лэйси это не нравилось.
— ты только и молчишь. что я вообще должна сделать, чтобы на меня обратили внимание? отрубить себе руку? разрезать живот и обвязать его своими же кишками?
тошнота — и всё — таки она ещё более странная. разве нормальные люди говорят о подобном с улыбкой на лице. а кто вообще говорил, что лэйси нормальная? ушко ведь ни чем от неё не отличалась.
***
— а ещё я люблю проводить пальцами по мягкой шерсти.
ангелы это любят.
ушко покорно слушает бредовые рассказы конченой суки, пока та точит нож с помощью кривого камня, от которого жутко воняло.
розовая лента лениво обвязывает худое запястье.
коротко кивает, поправляя чулок — они криво держатся. лэйс не обращает на это внимания, продолжая открывать грязную пасть. а ведь она в действительности не чистит зубы.
— ты когда – нибудь пробовала личинок пчёл?
ушко отрицательно кивает. она не ест в принципе — живёт на воде и порошках, какие ещё пчёлы?
— вот дура. я вот каждый день их ем! настоящая девка с японии.
только если в японии личинки действительно готовят, то лэйси просто грызла их мёртвые тела, перемешанные с грязью и смесью животных отходов.
ушко пожимает хрупкими плечами — и всё — таки дурой была не она.
нож медленно проходит по оголённому бедру, покрасневшему от бесконечных ударов острыми палками. остаются мелкие, но глубокие царапины — красные капельки показывались наружу.
ушко сглатывает. будучи голодной готова съест даже это.
лэйси замечает её взгляд. криво улыбается.
— ну да, я хожу в одних трусах, что тут такого?
да и чем она отличается от ушко, носящей огромный свитшот, словно бы содранный с плеч фрика и тёмные чулки, давно испачканные в
дерьме.
— ничего. — она бормочет себе под нос, словно бы считая подругу за глухую. и её это оскорбляет.
лэйси, быть может, и безмозглая сволочь с разбитой в хлам менталкой, но зрение её никогда не подводила. игра в прятки с
ангелом, ванной и дядей точно пошла ей на пользу.
—
лгунья!
и ушко вздрагивает от крика, пока лэйси втыкает острое лезвие в деревянный стол. царапин на нём много — как и на теле.
— скажи правду.
голос звучит угрожающее — даже масакрик перестал казаться психом в чулках, на которых криво вышиты розовые сердечки. одно из которых отдала ушко.
— ты же знаешь. я хочу есть.
— слижи кровь, блять. в чём твоя проблема,
ушастая?
она не обижается — лэйси всегда её так называет. потому что
любит. не так сильно, как доктор, но ведь любит. остро и горячо.
— разве она съедобная? — сомневается ушко.
— люди же едят мясо с кровью.
звучит убедительно. и, возможно, очень вкусно. ушко пару раз видела, как масакрик употреблял нечто кровавое — мешанина выглядела не так аппетитно, оттого ей пришлось отказаться от совместного обеда.
только куда ж делся надоедливый клиент, которого так возненавидел док?
— так что, ушастая?
лэйси напоминает о себе и, слегка сжимая рану кончиками пальцев, довольно усмехается. конченая.
красная капелька в действительности выглядит вкусной — напоминает ягодное желе.
ушко не отвечает словесно — лишь касается капли кончиком языка. дрожит — это явно выглядит глупо. но, кажется, лэйси это совсем не смущает — даже не краснеет.
— мой дядя творил вещи и поинтереснее. так что слизывание крови — детские игры, ушастая.
и чужой язык снова ощущает на себе привкус железа.
***
вся нога в крови и мелких укусах — ушко и не говорила, что её зубки настолько острые и белые, напоминающие кубики сахара. или прокисшее молоко, которое приходилось глотать по утрам вместе с противными хлопьями.
лэйси не любит молоко. ушко терпеть не может твёрдые хлопья, напоминающие на вкус картон.
но кроваво — красное желе нравилось всем без исключения. даже если оно отличалось на вкус и запах. в конце концов, оно домашнее — своё, родное, всегда рядом. попросту растекается по всему организму, кормя его отнюдь не ядерной массой из супермаркета, в которой от ягод в желе лишь одно название.
— так нечестно,
ушастая.
ушко хлопает глазами. наивно, как маленький ребёнок.
лэйси не отвечает. грубо отталкивая подругу на грязный пол, лишь придерживает её одной рукой. пальцы свободной руки крепко сжимают деревянную рукоятку.
лезвие резко входит в чужую руку — да так, что попадает по кости. чего вообще можно ожидать от живого трупа, сшитого из каких — то мяукающих комков шерсти.
лэйси не любит молоко и котят. любит курение и собак.
ангелов.
ушко подавляет вскрик. лишь морщится.
—
теперь моя очередь полакомиться.
нож вонзился в чужой свитер, словно острая палка в край палатки. по крайней мере, теперь это так выглядело со стороны. тёмная ткань трещит. ушко плачет от безысходности и нечеловеческой слабости.
голова кружится.
лэйси не спешит — медленно чмокает чужое запястье, осторожно покусывая бледную кожу.
мармелад. самый настоящий мармелад — такой же резиновый. в кондитерских только такой и продаётся.
кроваво — красный сок стекает вниз — лэйси ловко всасывает его, подобно дешёвому соку с трубочкой. она любит вишнёвый сок, но ненавидит резиновый мармелад, который дядя изредка покупал по праздникам.
ушко глубоко вздыхает. больно. но ведь бывает и хуже — это же больница. масакрик показывал вещи и поинтереснее. в конце концов, у хирургов свои причуды.
сырое мясо не такое вкусное. она больше любит бифштексы или котлеты, как в бургерах по типу три сыра. но разве можно отказываться от бесплатного завтрака.
навряд ли.
лэйси всасывает активнее — да так, что кровь стекает по щекам, после чего падает на пол. и без того грязный и вонючий. удивительно, что даже кафель в богом забытой больнице может показать состояние человеческой души.
теперь лэйси не уверена, что является человеком. ушко начинает сомневаться в других людях.
