Блокада.

Солдаты не спеша передвигались по окопам. Грохот артиллерии оторвал их от и без того короткой беседы. Один из мужчин даже крякнул от страха. Шмидт. Он всегда казался мне странным, но особенным. Человек этот имел худощавое телосложение. Широкий горбатый нос, огромные круги под впалыми чёрными глазами .Взгяд острый, точно направленый в цель ,поэтому можно не обращать внимания на их крошечный размер. Особенно хочу выделить его серо-зеленую кожу с ярко выраженными синими венами. Она была похожа на тряпку, которая обволакивала скелет. Тонкие пальцы как пять веточек , а ногти преобрели желтоватый оттенок из-за его страсти к курению. Губы лениво отрывались, когда тот пытался донести до товарища умные мысли. Были они бледно розового цвета, постоянно обкусаны. «– Как только встречу его, замечаю раны от зубов на губах. » Ещё они были тонкими и очень длинными. Когда он улыбался, я всегда боялся за его щеки вдруг порвутся. Шмидт, как Шефер ,громкоголосый с сединой на висках. Но отличается от него телосложением и странной привычкой тушить сигарету о пуговицу шинели. А также походкой. Слегка неуверенная правая нога заворачивает внутрь. – Клаус! , - окликнул товарища Шефер. – А ты чего такой хмурый? – Не твоё дело, Алоис, - выдержав паузу, Клаус продолжил, – Если не хочешь вспомнить, что было вчера, не спрашивай. Выдохнув дым ручейком, да так, что он покрыл всё лицо,Шефер повёл плечом, как девушка на сеновале, и язвительно ответил, – А я думал ты, хороший человек. – Мне очень жаль, что ты, Алоис, разочаровался во мне, - Клаус выдохнул. Вся эта тяжесть войны свалилась на плечи каждого способного пойти на фронт человека. Многие добровольцы шли на войну словно :«Иду Мы хотим защищать Родину! Будем самыми лучшими солдатами Третьего Рейха!». Что в итоге? Второй год войны, а этих самых ребят уже нет в живых. Если и есть кто-то из них ещё на этом свете, то им повезло. «Я попал на фронт быстро. Стал артиллеристом , а мог быть лётчиком. Только вот по зрению не попал. Никогда не хотел ощутить на своей шкуре ужасы войны. Никогда. А сейчас сижу в окопах под Сталинградом.. Бедные люди». – Ты чего застыл? Клаус, - Проходящий мимо Шмидт толкнул товарища в плечо, – Пошли. Шефер не рад твоим резким остановкам. – Иду. Выстрел. Земля под ногами задрожала. Оглушительный грохот прошёлся волной, от чего уши заложило, а тело без остановочно трясло. Клаус подавал снаряд. От усталости руки хотели всё бросить, но нельзя. Всё делали ровно по времени. Ни в коем случае нельзя медлить. – Огонь! , - крикнул мужчина с седой головой. Пушка дёрнулась, чуть откатившись назад. Пыль взбилась и поднялась вверх. Недалеко стоящий дом обвалился от попавшего в него снаряда, соседский остался без окон, а люди ,услышав грохот ,метнулись в подвалы. Не всем удалось спастись. Одну из девушек завалило вместе с ребёнком. Видя всё это ,Клаус закрыл лицо руками. Горячие слезы набрались на краю глаз. Но он не даст им скатиться. Вытрет рукой и забудет как страшный сон. Средь серых и белых развалин. Маленький мальчик неспеша брёл по улице. Тихий шёпот ветра, который дал между улицами слегка свистя. «У-у-у-у! »: завыл ветер. Октябрь. По телу прошёлся неприятный холодок. Сирота вздрогнул и побрёл к ближайшие стене. Он понимал, что возможно не сможет больше увидеть свет если придёт туда. Немцы в окопах совсем рядом. Иногда по ночам слышно их гоготание. Но единственное пристанище где можно было переночевать. «– Как же я хочу есть.. »: Сирота присел на кирпичную стенку. Босоногий, черноглазый с каштановыми волосами мальчик остался один на белом свете. Родителей нет. Бабушка с дедушкой ещё в прошлом месяце умерли. Остаётся надеяться на себя и на доброту людей. Не раз повариха из школы пыталась забрать мальчика к себе. Но тот сопротивлялся и сбегал от неё. – Холодно. Ноги замёрзли, – мальчик поджал под себя ноги. Выпустив пар через нос, тот свернулся калачиком, – Мой живот. Нависла ночь. Тишина кусала уши , как маленькая пиранья. Ничего не предвещало беды, но продолжалась вся эта тишина не долго. Раздался сигнал о воздушной тревоге. Немцы вновь бомбили город , после чего улицы горели огнём, а дома сыпались, словно песок. В небе разразился свист летящих бомб. Бомбили всё. Дома, сады, школы и больницы. – Вова! Вова-а , - кричала Ира, срывая голос. Она бежала по разрухам, спотыкаясь, падая, но не останавливалась. Ира знала Вова слышит её и обязательно ответит, – Вова! Воздушная тревога! Соловьёв! Мальчик соскочил с места, – Ира? Ира, я здесь, - закричал в ответ тот. Они очень хорошо друг-друга слышали, только увидеть не могли. Когда мальчик это осознал, было уже поздно. Снаряд попал в дом. Дети от грохота провалились на землю. Девочка закричала от боли, чёрная кровь прыснула из раны. Её ногу завалило камнями. Ещё несколько минут мальчик лежал на бетоне , закрыв голову руками. Чтобы встать, ему потребовалось приложить максимум усилий, ведь страх сковал его тело. Слегка на дрожащих ногах, покачиваясь из стороны в сторону, мальчик двинулся в сторону девочки. Ира лежала лицом в пол. Подойдя к ней ближе, Вова опустился на колени. Обхватил голову руками и взглянул в лицо. Серое, перемазанное от пыли лицо. А эти стеклянные голубые глаза. Девочка смотрела прямо в душу. – Ира! Ты меня слышишь?, - Вова отпустил девочку, но тут же взял за руку, – Ты цела, Ир? – Я.. Я не чувствую свою ногу. Вова, скажи.. Что с ней?, - девочка нехотя, слегка повернула голову, – Её завалило камнями? Мальчик не нашелся с ответом. Отпустил глаза в пол. – Ах-ха! Клаус! Идиот! Что ты несешь?, - Шефер уселся на перекладину. Его лицо на фоне чёрных от копати окопов совсем стало белым. Сам по себе Шефер был подтянутым, с ровной линией плеч, а также массивная шея. Кожа у него, в отличие от Шмидта, была белой, словно снег. Не знаю, заболевание это или просто особенность, но выглядит.. Признаться честно великолепно. С такой белезной отлично сочетались ярко-голубые глаза. Как раз такие были у Шефера. Их закрывали пушистые ресницы. Но есть одна делать, что немного портит его внешний вид. Это многочисленные шрамы от ножей и ожоги. Один из таких шрамов, доставшийся от Лиса, находился прямо на лице. Тянулся он от левой брови до правого уголка губ. «– А за что Лис оставил шрам у тебя на лице? »: хотелось бы спросить. Только вот, Шефер, об этом ничего не скажет, а лишь молча, кивнет. Цвет волос был смешанный вроде бы блондин, а вот и нет - рыжий. В нескольких местах, например, на макушке, и вовсе проглядывались каштановые пряди. «– Ты словно кошка богатка. Совсем уж у тебя много разных цветов на голове»: говорил Эбель. Кстати о нём.. Ой. Мужчина долго смотрел на меня, но я ничего ему не ответил, даже взгляд не перевёл. Вновь провалившись под землю, я небрежно поправил волосы. Грязные масленистые волосы упали набок. ”Когда в последний раз я их мог нормально помыть? „. Шефер не выдержал. Ударив ладонью по бедру, он крикнул: “ – Клаус! Чего опять встал? , - голубые глаза заблестели на солнце. „ Мужчина перевёл серые глаза на того. Глубокие, но очень пустые глаза. Сырость. Серость. Он покачнулся на ветру, – Ничего. Ноги устали. Бездушное тело неспеша последовало дальше. Зелено-серые края шинели приобрели уже другой оттенок. Грязь отходила от них кусками. Клаус не успевал её убирать, даже сапоги уже не пытался очистить. ”Я ужасно устал. Этот мир стал для меня чем-то.. Не важным.„ – Алоис, не будет ли у тебя.., - солдат небрежно отряхнул шинель от пыли и снял перчатки, – Сигареты? – Думаю, у меня найдется лишняя.. Утром воздушной тревоги не было. Дети отправились в школу , надеясь, что смогут согреться. Даже под обстрелами. Дети и взрослые шли по своими делам. Кто в школу, кто на работу. Прохладный колючий ветер дул в лицо, из-за чего волосы и верхняя одежда небрежно качались из стороны в сторону. На улицах стояла весьма отвратная погода. Белые мухи, которые до сих пор кружили над землёй, резко взмыли в небо. Мимо дома, стоявшего ещё с начала блокады без окон, пробежала детвора. Они выглядили как крохотные скелеты: полупрозрачная кожа, большие черно-синие круги под глазами. В животах, где-то под плотью булькала холодная вода, которую набирали из проруби. Бедные, бедные дети! – Вова! А ты где был вовремя бомбежки? Мы с мальчишками за тебя переживали, - поинтересовался мальчишка с каштановыми волосами.“ Вроде его звали Егор, но я уже не помню.„ , – Мы вот у бабушки. – Мальчики! Звонок для кого был? , - Марья Ивановна села за стол. Её чёрные волосы подобно водопаду скатывались по плечам вниз. Она ещё не успела завязать их, – Садимся по местам, у меня есть для вас новость... Лицо Марьи резко изменилось. Она всегда была улыбчивой, её лицо даже светилось от этого. Но сейчас.. ”– Никогда не видел её такой бледной.. „: подумал Вова, беря в руку перо. Металлический кончик ходил по бумаге, вырисовывая буквы. Вдруг учительница сняла очки и начала тихо плакать. – Что случилось, Марья Ивановна? , - воскликнула белокурая девочка из дальнего угла. ”Не знаю. Эта девочка всегда сидела одна, ни с кем не разговаривала толком. Я даже её имени толком ни могу назвать, но помню только, что она была Филимоновой.„ Густые брови моей соседки по парте взмыли вверх, – Марья Ивановна, с Ирой все в порядке! , - голос звучал спокойно, тихо. Соседка выпрямилась, вставая из-за парты, – Я сегодня утром заходила к ней. Ногу ей зашили, и она скоро вернется к нам! Марья подняла на девочку глаза, – Ах, если бы я за Иру переживала, Настенька. Да вот только не в этом то дело.. , - учительница выдержала паузу, – Степан Борисович вчера ночью заходил! Сказал :« - Я сегодня у дверей своего дома встретил подозрительного юношу». А если это фриц? Вот за что я переживаю! В классе настала гробовая тишина. Ребята глядели друг на друга круглыми, размером с яйцо, глазами. Эта новость шокировала каждого. ”– Если Марья говорит правду, то это просто катастрофа! Хоть бы Степан Борисович ошибся. Не хочу, чтобы эта новость дошла до Иры.. Она же очень впечатлительная и ужасно всего боится! „ – Ты , Вова, в следующий раз лучше иди ко мне, - сказал старик, садясь в углу на раскладушку, – А то вдруг чегой произойдёт. – Со мной ничего не случится, дедуль, - мальчик сидел на кресле, – Лучше скажи, зачем ты звал меня к себе? Старик, глядя на мальчишку, едва заметно покачал головой, – Да не пристало это ребёнку бродить одному по городу во время бомбежки! – Деда. А что будет, если я не останусь с тобой? – Умрешь!