.⋆*✩*⋆ ⍋*☪⋆⍋⋆*✩⋆.
Второй час мы бредём через дремучий лес где-то у Мордреда на куличках, у Мерлина на рогах, по колено в снегу. Началось всё с того, что проходимец Долохов отказался от щедрого предложения Малфоя срубить ель в примыкающей к поместью роще. «Я знаю идеальное место!» — заявил этот гибрид дементора с лепреконом и вручил нам нелегальный портключ, от которого скрутило так, что я готов был аппарировать в Лютный, чтобы лично донести обратную связь до местных умельцев. Уже тогда у меня закралось подозрение, что это часть грандиозного плана Долохова. Впереди виднеется поваленное дерево. Легко перепрыгнув через ствол, Антонин оборачивается к Алекто Кэрроу и галантно подаёт ей руку. — Осторожней, сударыня. Позвольте вам помочь! — улыбается так лихо и запускает пятерню в свой русый вихор. Ну всё понятно. Только я здесь зачем? В качестве прикрытия для нервного брата Кэрроу или как единственный заинтересованный в поиске проклятой ёлки? Кстати, о ёлках. — Антонин, посмотри. Кажется, это то, что надо, — сигналю я Долохову, заприметив подходящее дерево. — Э, да она слишком большая, — кривится тот, подходя ближе. Большая, как же. Не больше моего желания оказаться подальше отсюда. Достаю палочку и демонстративно наколдовываю измерительную ленту. — Высота… четырнадцать футов восемь дюймов, в то время как потолки в Малфой-мэноре шестнадцать футов. Обхват самой широкой части… двадцать футов. Пушистое, симметричное. — Я срываю иголочку, придирчиво рассматриваю и нюхаю. — Здоровое, насыщено эфирными маслами. Это дерево почти идеально. — Мерлин, Северус, не знал, что ты дендрофил! Я столько страсти в твоём голосе не слышал, даже когда ты делал доклад о ядах, — деланно удивляется Долохов, отчего Кэрроу захихикала. Зря ты, Антонин, напомнил зельевару о ядах, ой зря. Видимо, что-то такое отражается на моём лице, потому что Долохов перестаёт ухмыляться и говорит уже более примирительно: — Предлагаю поискать ещё. Если за час ничего лучше не найдём, то вернёмся за этим деревом. Я только хмыкаю и прячу замёрзший нос глубже в любимый шарф. Чёрный, кашемировый, между прочим, подарок на Рождество: в прошлом году весь педсостав Хогвартса с лёгкой руки директора играл в Тайного Санту. Я подарил Трелони бутылку абсента с декоративной летучей мышью внутри. После всех её воплей я так и не понял, догадалась ли она, что его можно пить. Хотя, зная Трелони, она выпила бы его, даже если бы там была заспиртованная голова Амбридж. Особенно Амбридж. Кто подарил мне шарф, я так и не узнал. Сначала бегал по поручениям то Лорда, то директора, и всё было некогда, а потом и записка с подписью потерялась среди бумаг. Пока я погружён в свои мысли, мы существенно отдаляемся от Идеальной Ёлки. Наступают ранние зимние сумерки, сыплется снег, постепенно поднимается метель. Час уже прошёл, но Долохов уверенно марширует вперёд, и у меня в душе шевелятся смутные подозрения. Метель набирает обороты. Колкие снежинки режут глаза и обжигают лицо. Я взмахиваю палочкой, чтобы обновить согревающие чары и выставить защиту от ветра, но ничего не происходит. Я пробую снова — магия не работает. Ну, Долохов, ну ты и су… — Хе-хей, Алекто, Северус, идите сюда! — Даже сквозь шум ветра я слышу задор в голосе Долохова. Он радуется, фантастическая тварь, пасынок Бабы-Яги. И аппарировать прочь нельзя — остаётся только из первого ряда восхищаться его уровнем планирования и подготовки. Преодолев несколько футов сквозь слепящую метель, я обнаруживаю, что Долохов стоит на пороге деревянного домика и приглашающе машет рукой. Алекто уже скрылась внутри. С сомнением смотрю на частично заколоченные досками окна — только нечисти нам не хватает для полной радости этим вечером. — Почему магия не работает? — шиплю, нависая над Долоховым. — Магическая аномалия, — пожимает плечами этот нахал. — Так бывает во время непогоды в этих краях. Да не бойся ты, заходи, к утру всё точно успокоится. — Каких этих краях? И не трать усилий, пытаясь убедить меня, что ты здесь ни при чём. Выпусти меня отсюда, пока я тебя не упокоил, и можете сколько хотите здесь ночевать. Долохов совершенно не впечатляется и раздражённо вздыхает. — Заходи уже, устроимся и обсудим, что делать дальше. Я сверкаю на него глазами и, нагнувшись, чтобы не задеть головой перекладину, шагаю внутрь дома. Жильё оказывается маггловским и даже не слишком заброшенным: в просторной комнате имеется стол, две деревянные лавки, шкаф, камин и аккуратно сложенная гора дров. Во второй маленькой комнате стоит кровать с отсыревшим матрацем. Последнее доступное помещение — каморка с металлическим ведром, по-видимому, выполняющим у магглов функции туалета. Кэрроу бросает несколько брёвен в холодный камин и яростно бормочет: «Инсендио!», без толку взмахивая над ними палочкой. Отодвинув её в сторону, я беру с каминной полки коробок спичек и бумагу для разжигания. Чистокровные идиоты: считают себя высшей расой, но без магии беспомощны, как карликовые пушистики. Впрочем, это вопрос перспективы. Кэрроу с достоинством рыжеволосой валькирии смотрит на меня сверху вниз, пока я корячусь со спичками на полу перед камином, разводя огонь. Долохов по-хозяйски залезает в шкаф и извлекает оттуда свечи, керосиновую лампу и три жестяные кружки. Свечи мы расставляем по комнате, повозившись, я зажигаю лампу, и в помещении наконец становится светло. — Снег топить будешь? — интересуюсь у Долохова, усевшегося на лавку и любовно полирующего кружки краем мантии. — Мерлин с тобой, Северус, мы же не пионеры. Ухмыльнувшись, Долохов достаёт из-за ворота рубашки кожаный мешок на шнурке, распускает горловину и, покопавшись внутри, выставляет на стол две глиняные бутылки, переливающиеся чарами стазиса. Я вопросительно поднимаю бровь. — Да не смотри ты на меня, как на набор ингредиентов! Я от чистого сердца. — В его руке материализуется ножик, и он ловко откупоривает бутылки. Комнату тут же наполняет богатый запах глинтвейна: корица, гвоздика, перец, апельсиновая цедра, мёд… Принимаю горячую кружку из рук Долохова и жду, пока оба моих товарища по команде сделают по глотку. Антонин понимающе хмыкает и подмигивает Кэрроу. Вы не правы, ребята. Если бы я был параноиком, вы бы уже лежали связанные в углу, пока я готовил бы инструменты для допроса. — М-м-м, восхитительно, — томно протягивает Алекто, попивая глинтвейн и строя глазки Долохову. Как, ещё раз, я здесь оказался? Нужно срочно брать инициативу в свои руки, а то, зная Долохова, мы завтра очнёмся где-нибудь в Сибири в костюмах местных шаманов в середине ритуала по призыву демона. Делаю свирепое лицо. — Поскольку все согрелись и удовлетворили свои первичные потребности, — бросаю скептический взгляд на Алекто, — предлагаю вернуться к актуальной повестке. Что. Мордред побери. Здесь. Происходит?! — Что здесь непонятного, Снейп? — закатывает глаза Алекто. — Тебе же сказали: магическая аномалия. — Аномалия здесь одна и носит фамилию Долохов, — фыркаю в бессильной злобе. — Нужно отсюда выбираться, пока совсем не стемнело. Где мы вообще находимся? Могу поспорить, достаточно отойти на несколько шагов от этой «аномалии», и можно спокойно аппарировать. — Какая разница, где мы? В окно посмотри, — предлагает Долохов. — Буря разыгралась, ты, конечно, суровый мужик, Северус, но пока не ледокол Красин. Я встаю и выглядываю наружу сквозь просвет между досками. За окном действительно творится Рагнарёк. Через щели гудит ветер, за несколько футов от домика начинается непроглядная белая стена, ближайшее дерево сгибается почти пополам. М-да, обстановка не располагает к прогулкам. Тем временем Долохов достаёт из зачарованного мешка короб, наполненный бутербродами. — Вот эти, Алекточка, с икоркой, вот эти — с уткой и брусничным соусом. А эти, Северус, с лососем. Прошу к столу, угощайтесь! Я сдаюсь. Этот змеиный выкормыш узнал у домовых эльфов мою любимую закуску. Если к этому моменту у меня оставались какие-то сомнения в спланированности происходящего, они окончательно рассеиваются. Я сажусь на лавку и перевожу красноречивый взгляд с бутербродов на Долохова. — Ну что ты за человек такой! — вздыхает Антонин. — У тебя выдался шанс провести вечер в приятной компании, еда, питьё — всё на уровне. Сейчас ещё в картишки сыграем, — он улыбается Алекто. — Нет, ты копаешь, как нюхлер. Так не терпится вернуться в общество школьников? Или Милорда давно не видел? Какой же ты кайфоломщик, Северус! Не хочешь по-хорошему, тогда слушай сюда: я как руководитель команды приказываю оставаться на месте. Мы не уйдём из этого леса, пока не добудем ёлку. Перевожу неявную угрозу: не мешай, а то отправлю за ёлкой прямо сейчас. Кто кого отправит — вопрос открытый, но без магии вероятность напороться на дружеский нож опасно велика. Если Долохов утверждает, что у него всё под контролем, пусть так и остаётся. Жаль только, книжки никакой с собой нет, чтобы скоротать время. Ухмыляюсь, протягиваю руку и беру бутерброд с лососем. — Где там твои карты, Антонин? Только учтите, я не проигрываю. — А на что мы будем играть? — оживляется Кэрроу. — У меня с собой денег нет… Может быть, на шишки? Под наше с Долоховым охреневание Алекто выворачивает карманы и выкладывает на стол кучу разнокалиберных шишек, подобранных по дороге: с лиственницы, ели, пихты. — А что такого? — с вызовом говорит она. — Я каждый год плету рождественские венки. Когда шишки трансфигурируешь в золото и серебро, получается очень красиво! Играем несколько партий в волшебного дурака, я лениво потягиваю глинтвейн и пересчитываю свои шишки. Долохов доволен, как рождественский олень. Кэрроу веселеет от вина и хихикает глупее обычного, она могла бы ходить случайными картами с тем же результатом. Не исключаю, что так она и делает. Когда глинтвейн заканчивается, мы ещё некоторое время расслабленно сидим, слушая треск камина и гул метели за окном. Наконец Долохов потягивается, встаёт с лавки и объявляет, что пора устраивать ночлег. Громко сказано. Кэрроу достаётся кровать во второй комнате, уж не знаю, в каком там состоянии матрац. В бездонной суме Долохова находятся три шерстяных пледа, что, конечно, совсем, ни капли не подозрительно. Стоически воздерживаюсь от того, чтобы потребовать у него подушку, двигаю свою лавку вплотную к стене, надеясь опереться на неё спиной и избежать падения во сне на пол. Задуваю свечи, заворачиваюсь в плед и нехотя желаю Антонину спокойной ночи. По моим ощущениям прошло минут десять, когда раздаётся шорох, Долохов тенью поднимается с лавки у соседней стены и юркает в смежную комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Лежу, глядя в тёмный потолок, и прислушиваюсь. Когда разгорячённый шёпот двух голосов сменяется звуками поцелуев, я встаю и перетаскиваю лавку Долохова себе. Становится немного комфортнее, теперь под всей спиной есть опора. Какой же ты, Долохов, мудак. Магия всё ещё недоступна, заглушающее не поставить, я снова в первом ряду теперь уже эротического спектакля. Сегодня в программе постмодернистское шоу: атмосфера визуальной пустоты, зрители сидят в темноте и восстанавливают сюжет, полагаясь только на звуки, попутно рефлексируя о зыбкой природе восприятия. Из соседней комнаты доносится сладострастный женский стон, и я вспоминаю, что давно не посещал Лютный. Про отношения можно даже не заикаться, кажется, последняя попытка была в прошлом десятилетии. Вот уедут студенты на каникулы, и я устрою себе выходные, пусть Дамблдор сколько угодно укоризненно смотрит. Пойду в «Белую виверну», сяду за барную стойку, ко мне тут же подсядет жгучая брюнетка, и я угощу её коньяком… Слышится серия женских стонов и скрип мебели. Геката, дай мне сил! Проверяю внутренний карман: как назло, решил не переодеваться, когда спешил на встречу с коллегами, и аптечка зелий и фляга с огневиски остались в другой мантии. В кармане шуршит обёртка, с удивлением извлекаю на свет пакетик странных конфет в форме зелёных бабочек. Ну конечно, сегодня утром меня остановила в коридоре Луна Лавгуд, поздравила с Рождеством и вручила сладости. Сдержался, чтобы не выкинуть сразу и не расстроить ребёнка, теперь пожалуйста — таскаю с собой всякий мусор. Видно работу мысли: конфеты хотя бы зелёные. Попробовать, что ли, одну? Зелёная бабочка взрывается на языке кисло-сладким вкусом лайма, мяты и имбиря. Закрываю глаза, стараясь очистить сознание и отрешиться от долетающих эротичных звуков. У меня получается раствориться в темноте, пока перед внутренним взором вдруг не вспыхивают радужные пятна. Резко распахиваю глаза и сажусь, но пятна никуда не деваются: по всей комнате плывут, переливаясь, красно-жёлто-синие огни. Мордред, что я съел, как от этого избавиться? Тщетно трясу головой и моргаю. — Тише, мой хороший, сейчас всё пройдёт, — раздаётся сбоку мелодичный голос. В ужасе отшатываюсь в сторону: прямо передо мной стоит непонятно откуда взявшаяся женщина в белом одеянии, похожая на повзрослевшую Луну Лавгуд. Она ласково улыбается и смотрит на меня прозрачными голубыми глазами, она вся какая-то прозрачная, может, это призрак матери Полумны? Она толкает меня в грудь вполне материальной рукой, и я послушно ложусь на лавку, не в силах отвести от неё взгляд. Она наклоняется надо мной, её светлые локоны почти касаются моего лица. Я скольжу взглядом ниже, где сквозь тонкую натянутую ткань розовеют сосцы, и мой пульс подскакивает. Она смотрит мне в глаза и облизывает губы, я слышу шум крови в ушах. Отчего-то становится трудно дышать, она наклоняет голову и шепчет: — Не бойся, это всегда неприятно, когда сердце останавливается в первый раз. Я подскакиваю и стихийным выбросом магии отталкиваю склонившегося надо мной человека. Учащённо дышу, пытаясь сориентироваться, ошарашенно сморю по сторонам: из щелей на окнах пробивается утренний свет, на полу сидит приземлившийся на задницу Долохов. — Ты всегда такой приветливый с утра? — осуждающе кряхтит Антонин, поднимаясь и отряхиваясь. — Скажи спасибо, что не отрезал тебе конечности. После твоего ночного выступления соблазн велик, — огрызаюсь вполсилы. Слава Мерлину, «аномалия» закончилась, и можно освежить пропитавшуюся потом одежду чарами. — Сжальтесь над бедным солдатом, мастер Снейп, — паясничает Долохов, доставая из сумки термос. — Быть может, горячий чёрный кофе компенсирует ваши страдания? Из соседней комнаты показывается Кэрроу — видимо, услышала про кофе. Она избегает на меня смотреть и смущённо застывает у стола. Я, скривившись, принимаюсь проверять карманы. Куда запропастились эти проклятые конфеты? На полу пакета тоже нет. Так, стоп, Северус. Не было никаких конфет. Я вспоминаю в подробностях вчерашний день. Никакую Лавгуд я не встречал, ничего она мне не дарила. Всё это — странный кошмар, навеянный «магической аномалией». Даже думать больше об этом не хочу..⋆*✩*⋆ ⍋*☪⋆⍋⋆*✩⋆.
Мы выходим из домика прямо в зимнюю сказку. По какой-то погодной причуде ветки деревьев и кустов покрылись мохнатым инеем и бриллиантами блестят на ярком солнце. Долохов идёт вперёд, расчищая дорогу заклинанием, и мы двигаемся за ним, по моим ощущениям, повторяя вчерашний маршрут. Наше трио в чёрных мантиях напоминает скатов у белоснежного кораллового рифа. Даже Алекто Кэрроу, садистка, не раз пытавшая беззащитных магглов, с почти детским восторгом смотрит по сторонам. Мне никогда не понять, как человек, сохранивший живую душу, восприимчивый к красоте, может добровольно причинять боль другим. — Я думаю, эта подойдёт, — задумчиво тянет Антонин, остановившись перед ёлкой. Той самой Идеальной Ёлкой, которую я выбрал вчера. И ни тени стыда на нахальной физиономии. В мою руку скользит палочка, невербальным диффиндо перерубаю мощный ствол, от неожиданности стоящая рядом Кэрроу вскрикивает. У Долохова реакция чуть лучше: он мгновенно выставляет вокруг себя щит, но быстро анализирует ситуацию и развеивает защиту. Ухмыляюсь, всё так же невербально ловлю завалившуюся ёлку чарами левитации и стягиваю ветви наколдованными верёвками. Получается очень эффектно: сказывается многолетний опыт помощи лесничему. Долохов, одобрительно присвистнув, смеётся: — Не хотел бы я оказаться на месте этой ёлки. — Тогда доставай уже портключ. Пора заканчивать этот секс-тур, — насмешливо бросаю я. — Снейп! — возмущается Алекто, краснея. А что «Снейп»? Мне ещё игрушки для этой ёлки мастерить, прежде чем я смогу отбыть в Хогвартс и сесть за проверку домашних работ, плавно переходящую в полуночную варку зелий для Больничного крыла. Хм, если так посмотреть, то в лесу не так уж и плохо. Долохов изволит найти в сумке портключ в виде мотка грязной шерсти, на который противно смотреть, не то что притрагиваться. Он шепчет что-то в духе: «Клубочек-лесочек», и мы, прихватив ёлку за верёвки, дружно перемещаемся на площадку перед Малфой-мэнором. — Здесь наши полномочия всё! — радостно объявляет Долохов, прежде чем я успеваю ответить, подхватывает под локоть Кэрроу и аппарирует в неизвестность. Не могу сказать, что я его осуждаю, но яду при случае подолью. Тёмный Лорд в своей бесконечной мудрости запретил нам пользоваться услугами домовых эльфов при выполнении заданий, поэтому ёлку в обеденный зал мэнора я левитирую самостоятельно. Встречные коллеги провожают меня заинтересованными взглядами, но помощь никто не предлагает: каждый усиленно имитирует деятельность согласно назначению. Видя некоторые результаты их трудов, украшающие стены, я думаю, что здесь можно открывать выставку современного искусства «Храбрые творцы: поделки контуженных тёмных магов» или «Мир глазами жертвы круциатуса». Как ещё охарактеризовать, например, выжженный кусок обоев, по центру которого из стены торчит голова снеговика с кривой улыбкой? Дерево с трудом, но проходит через двустворчатые двери. Миновав анфиладу комнат, я триумфально достигаю обеденного зала и устанавливаю ёлку на место, где она обычно стоит у Малфоев. За длинным столом сидит Беллатриса Лестрейндж. Судя по лежащему рядом с чашкой кофе «Ежедневному Пророку», который она лениво перелистывает, она заканчивает поздний завтрак. Увидев меня, Белла заметно радуется. — Так-так, Северус, ты принёс мне подарок? Какое прелестное дерево, мы с тобой здорово развлечёмся! Она встаёт, подскакивает к ёлке, и я могу оценить высокий разрез её платья, в котором мелькают стройные ноги и ремешок с ножнами на бедре. Не знаю, как там дерево, а я уже развлекаюсь. — Похвальный энтузиазм, миссис Лестрейндж, — насмешливо изгибаю бровь. — Ты поговорила с Нарциссой об украшениях, она утвердила тему или хотя бы цветовую гамму? — Гамму? Зелёный и только зелёный, — возмущённо фыркает она. — Даже такому предателю, как ты, это должно быть очевидно. Зелёный — цвет фамильного герба нашего Лорда. — Это замечательно, Белла, — осторожно возражаю я, — но зелёные украшения на зелёной ёлке могут несколько теряться, не находишь? — Полукровка, — выплёвывает она, прежде чем вскинуть палочку и бросить заклинание в ёлку. В мою трофейную Идеальную Ёлку, добытую ценой бесчисленных нервных клеток. Я реагирую достаточно быстро, и луч моего заклинания сталкивается с её у самых ветвей. Раздаётся шипение, и по дереву распространяется волна света, окрашивая ближайшую к Лестрейндж половину в серебряный цвет. Белла отступает на шаг, невозмутимо оценивая результат. — А что, симпатично получилось. У нас будет самый слизеринский Йоль из всех! — смеётся она. — Белла, послушай сюда, — цежу я сквозь зубы. — Если ты ещё раз поднимешь палочку на это дерево без моего разрешения, я исключу тебя из команды. И все украшения на ёлке будут красно-золотыми. В глазах Беллы зажигается безумный огонёк. Она делает шаг вплотную ко мне, так, что носки её туфель сталкиваются с моими ботинками, а кончик волшебной палочки упирается мне в горло. — Власть тебе к лицу, Северус Снейп, — Белла широко улыбается и медленно опускает палочку, позволяя кончику скользить по моей шее и груди. Я сглатываю ставшую вязкой слюну и усмехаюсь, выдерживая её горящий взгляд. — Властью, данной мне Тёмным Лордом, — бархатным голосом начинаю я, с удовлетворением отмечая, как сбивается её дыхание, — приказываю тебе заняться выполнением задания. Возьми у Нарциссы каталоги рождественских украшений, изучи и выбери несколько вариантов дизайна для копирования. Через час собрание команды в Розовой гостиной. Выполняй. Белла разочарованно хмыкает и отступает, как кобра, сворачивая обратно свои кольца после неудачного броска. — Увидимся, командир, — поёт она, летящей походкой покидая зал. Оставшись один, я поправляю мантию, вздыхаю, бросаю взгляд на двухцветную ёлку — что за бардак! — и отправляюсь на поиски Петтигрю. Для крысы у меня придумано важное задание, и если получится быстро его найти, то ещё останется время посидеть в тишине и выпить чая с Нарциссой..⋆*✩*⋆ ⍋*☪⋆⍋⋆*✩⋆.
Когда я захожу в Розовую гостиную, меня уже ждут. Белла сидит, вальяжно развалившись в кресле, а через чайный столик от неё Петтигрю пытается достичь невидимости путём съёживания. — Прекрасно, рад, что у вас всё в порядке с дисциплиной, — роняю я, занимая центральное кресло. — Мистер Петтигрю, начнём с вас. Петтигрю нервно ёрзает на стуле, с опаской глядя на меня. Мерлин, с кем мне приходится работать. Даже у Лонгботтома есть какой-то внутренний стержень, и он не трясётся так, когда варит зелья, как этот взрослый тёмный маг. — Я всё достал, в самом лучшем виде… — Петтигрю судорожно облизывает губы и выуживает из кармана чёрный тканевый мешок. — Ты сказал, что стекло и металл проще будет трансфигурировать… Я задействовал кое-какие контакты, пришлось побегать, — он напускает на себя важный и загадочный вид, отчего я сразу понимаю, что эти «контакты» — барыги из Лютного. — И всё достал. Заготовочек много, не на одну ёлку хватит, хе-хе. Ты ведь компенсируешь мои расходы, Северус? Догоню и ещё раз компенсирую. — Что вы, мистер Петтигрю, — ехидно улыбаюсь, — финансовую отчётность вам лучше подать Лорду, он лично контролирует бюджет нашей кампании. — Да-да, конечно, непременно обращусь к нему, — испуганно кивает Петтигрю, прижимая мешок к груди. — Показывайте, чего вы там набрали, — поторапливаю я. Петтигрю подскакивает и принимается опустошать мешок, вытряхивая на стол уродливую фарфоровую статуэтку кота, набор стаканов со сколами по краям, часы с вылезшей пружиной, разномастные вилки, ложки и ножи. Мой взгляд выхватывает герб с тремя воронами на одной из вилок, и я отрешённо прикрываю глаза. До взрыва осталось три, два, один… — Кр-р-руцио! — раздаётся вопль, переходящий в ультразвук. — Как ты смеешь, тварь?! Следующие пять минут я наблюдаю, как Беллатриса, в девичестве Блэк, размазывает по ковру неудачливого скупщика краденного. В такие моменты становится понятно, почему Питер учился на Гриффиндоре: несмотря на удивительную живучесть, он иногда до безрассудства глуп. Не проверить вещи заранее, не узнать герб Блэков — что это, если не гриффиндорский идиотизм в дистиллированном виде? Когда ковёр напитывается кровью и Петтигрю теряет сознание от боли, я решаю вмешаться. — Достаточно, Белла. Он ещё нужен нашему Лорду. Она с видимым усилием опускает палочку, рухнув в кресло, сдувает со лба упавшую прядь. Я вызываю малфоевского домовика и приказываю перенести Петтигрю в лазарет. — Однажды он исчерпает свою полезность, — многозначительно выдаёт она, тяжёлым взглядом провожая окровавленное бесчувственное тело. Я только хмыкаю. Петтигрю сдал Поттеров Тёмному Лорду и возродил последнего на радость оставшимся на свободе Пожирателям, только-только отмывшимся от дерьма Первой магической. Белла не входит даже в первую десятку желающих убить Питера. — Удалось найти что-то полезное в каталогах? — киваю на толстые глянцевые фолианты, сваленные на столике. — Сам посмотри, — загадочно улыбается Лестрейндж. — Нарцисса оставила для нас несколько закладок. С подозрением призываю к себе первый том и раскрываю на странице, заложенной отрезком ленты. Весь книжный разворот занимает колдография гостиной, увешанной серебряными снежинками. С зачарованного потолка хлопьями сыплется искусственный снег. На горящий камин приклеены синие сосульки, ёлка блестит мишурой и серебристыми звёздами. Мне становится тоскливо. Я вдруг замечаю, что в комнате пахнет кровью — этот запах, обычный для наших собраний, не вяжется с розами на обоях, нежно-персиковым ковром, который Нарциссе теперь придётся выкинуть, и с кретинским заданием организовать праздничный семейный вечер для ячейки террористов. Молча перелистываю книгу на следующую закладку. На серии колдографий во всех ракурсах заснята ёлка, населённая фигурками волшебных существ. С ветки на ветку перелетают крошечные феи в цветных платьях и переносят с собой мерцающие огоньки. Вокруг ствола скачет игрушечный единорог, на вершине дерева сидит пламенеющий феникс. Поднимаю глаза от страницы и сталкиваюсь с насмешливым взглядом Беллатрисы. — Что скажешь, командир? Второй раз она называет меня так — званием, которое Лорд даёт на время рейда тем, кто ведёт Пожирателей в бой. Даже такому психопату, как Волан-де-Морт, очевидно, что моим мозгам и рукам найдётся лучшее применение, я почти сразу стал зельеваром при штабе, и меня это полностью устраивает. Почему тогда по спине бегут мурашки от этого забытого обращения? Я прочищаю горло и криво улыбаюсь ей в ответ. — Будем импровизировать, Белла. Призываю из груды хлама стакан, сосредотачиваюсь и приступаю к трансфигурации. Через пару секунд всё готово: передо мной лежит идеально-круглый матовый зелёный шар с минималистичным кольцом для подвеса. Окрылённый успехом, превращаю второй стакан в серебристый шар, а на третьем во мне просыпается дремавшая искра таланта, и я раскрашиваю сферу плавным градиентом от изумрудного к серебряному. Если карьера зельевара мне наскучит, подамся в дизайнеры: свежий дерзкий взгляд, запись за полгода, проекты от миллиона галлеонов. — Очень… изысканно, Северус, — комментирует Белла со странно-задумчивым выражением лица. — Если позволишь, я предложу свой вариант? Не дожидаясь моего разрешения, она начинает колдовать над статуэткой. Материал растягивается, темнеет и приобретает форму глянцевого зелёного черепа. Белла делает завершающий пасс, и в глубине глазниц вспыхивают огни оттенка Авады. Смотрится жутко, но при этом отчего-то… красиво? Белла приманивает следующий предмет из вороха старья, на секунду задумывается, а потом ловко вскидывает палочку и сплетает сложный узор чар. Трансфигурация занимает у неё несколько минут, и в результате на столе появляется серебряный череп, изо рта которого периодически высовывается змейка, проползает по кругу и прячется обратно. Созерцаю черепа и вспоминаю особняк на площади Гриммо: вот где они пришлись бы точно к месту. Готическая роскошь, аутентичная в своём мрачно-весёлом безумии. — Я делаю зелёные, а ты — серебряные, — сухо распоряжаюсь я и переделываю первый шар в череп. Белла смеётся..⋆*✩*⋆ ⍋*☪⋆⍋⋆*✩⋆.
В знаменательный рождественский вечер Ближний Круг собирается за столом в обеденном зале. Слава Салазару и его вырод… наследнику, еду готовили домовые эльфы. Я, конечно, принял безоар заранее, потому что шутники, желающие «протестировать» мои профессиональные способности, находятся регулярно, несмотря на то, что после ответной услуги их поголовье обычно сокращается. Я пью черничный морс, ем гуся с карамелизированными яблоками и стараюсь не смотреть в ту сторону, где стоит ёлка, потому что при одном взгляде на неё у меня начинает дёргаться глаз. А всё потому, что, намучившись с трансфигурацией, я вручил коробку с готовыми игрушками пришедшему в себя Петтигрю со строгим приказом украсить мордредово дерево и угрозой, что за сохранность украшений он отвечает головой. И игрушки целы, вот только этот гриффиндорский дятел повесил зелёные черепа на зелёную часть ёлки, а серебряные — на серебряную. Впрочем, Беллу всё устроило, и я махнул рукой. Когда собравшиеся расправляются с традиционным пудингом и вливают в себя достаточное количество ромового пунша, Беллатриса поднимается со своего места и объявляет, что команда, ответственная за развлечения, подготовила игру. За её спиной тут же появляются Крэбб и Гойл, отвечающие за реквизит и призы. Как следует из немудрёных объяснений, каждому по очереди предстоит вытянуть из остроконечной шляпы бумажку с заданием. Начинают, конечно, с головы стола, и первым фант — прости Мерлин! — тянет Тёмный Лорд. Он самодовольно скалится, когда беспалочковым невербальным заклинанием выуживает из шляпы бумажку и разворачивает её в воздухе. На манер громовещателя та голосом Беллатрисы объявляет суть задания: «Попроси Магию благословить всех присутствующих». Нет, то, что Белла использует подвернувшийся шанс наказать невиновных и наградить непричастных, ожидаемо, но откровенность, с которой она пытается угодить Повелителю, заставляет опасаться: что же она приготовила остальным? Тем временем суетятся домовики, организуя подношения для ритуала. Тёмный Лорд принимает из рук склонившегося Люциуса йольское полено и шествует к горящему камину. Мы благоговейно тянемся следом и встаём полукругом, готовясь получать свою порцию благословения. Лорд декламирует катрен на валлийском и помещает полено в огонь. Пламя вспыхивает чёрным цветом и рвётся к нему, как будто стремясь ужалить, но он отдёргивает руки и как ни в чём не бывало читает следующий катрен. Выплеснув вино из чаши и бросив пучок сухоцветов на неровно горящее полено, Лорд поворачивается к нам и воздевает руки к потолку. — Мать-Магия, услышь своих детей! В самую длинную ночь, в самую тёмную ночь мы приносим тебе дары… Это самый противоречивый ритуал из всех, что мне приходилось наблюдать. Тёмный Лорд выкладывается на полную, вливая свою личную магию, чтобы пересилить нерасположенных к нему духов. Играет ли свою роль то, что он против воли хозяев поселился в родовом доме Малфоев да ещё внаглую отобрал полено, заготовленное для семейного торжества? В любом случае, когда пламя ненадолго окрашивается в белый и церемония подходит к концу, я уверен, многие возвращаются на свои места с тайным облегчением. Повинуясь команде Беллы, Гойл преподносит Лорду заслуженный приз, коим оказывается гигантская зелёная плюшевая змея. Как ни странно, Волан-де-Морт счастлив и оборачивает игрушку вокруг шеи на манер шарфа, его алые глаза смотрят на Беллатрису неотрывно, с каким-то голодом. Неужели тяжёлое детство так сказывается? — Я следующая! — радостно объявляет Белла, вытягивая бумажку из шляпы. Когда ей выпадает применить любимое заклинание, она хохочет и делает резкий выпад, направляя палочку на не ожидающего подвоха Петтигрю. — Круцио! — кричит она и весело хлопает в ладоши, когда Петтигрю в конвульсиях падает со стула и извивается в криках на полу. Согласен, что за праздник без пыток? Тёмный Лорд делает нетерпеливый жест рукой, и Белле приходится прервать действие заклинания. Гойл почтительно подносит ей шкатулку, в которой на бархатной подушке сверкает крупными изумрудами серебряная тиара. Белла переводит влюблённый взгляд с украшения на Лорда. Пока все бурно выражают восхищение невероятно щедрым подарком, я смотрю на Родольфуса Лестрейнджа, сидящего на противоположном конце стола. Родольфус ловит мой взгляд, криво усмехается и салютует бокалом пунша. И почему мне кажется, что изумруды происходят из банковского хранилища вовсе не Слизерина? Волей Беллатрисы следующим фант тянет лорд Малфой. Когда извлечённая бумажка пропела «Подари каждому из гостей подарок», у Люциуса только дёргается уголок губ. Сохраняя внешнее спокойствие, он вызывает домовика, и через минуту перед каждым гостем на столе возникает бутылка вина. Я с интересом изучаю этикету: производство одной из малфоевских виноделен, урожай девяносто третьего года — символично и не слишком затратно. Наш скользкий друг красиво выходит из положения. Маска невозмутимости трескается, когда Гойл преподносит ему китайскую вазу, расписанную каллиграфией. На долю секунды брови Люциуса подскакивают вверх, но он быстро справляется с удивлением. Наверное, это какая-то внутренняя семейная шутка Малфоев и Блэков. Нарциссе выпадает применить праздничное заклинание, и она наколдовывает снег, идущий с потолка, который исчезает, не долетая до гостей. В качестве подарка Люциус собственноручно подаёт ей белую пушистую накидку с алмазной застёжкой, и кажется, Нарцисса остаётся очень довольна. Драко везёт меньше: фант обязывает его погадать на суженую и поделиться результатом с общественностью. У Нарциссы очень кстати находится зачарованное зеркало. Драко вручают длинную красную свечу, надевают на него венок из омелы и усаживают гадать. К его чести, он почти не сопротивляется. В зале гасят свет, присутствующие женщины затаивают дыхание. Драко, бросая на мать нервные взгляды, зажигает свечу от лучины из камина и таращится в зеркало. — Я вижу белый туман, — неуверенно начинает он, хмурясь. — О, кажется, там есть какая-то фигура. Это девушка… Со стороны Люциуса раздаётся тихий выдох. — У неё очень пышные волосы… — Значит, не Паркинсон, — возбуждённо шепчет мужу Нарцисса. — И не Гринграсс, очень жаль! Пышные волосы у Макмилланов. — Она шатенка… Внезапно его глаза округляются, он бледнеет. — Макмилланы рыжие. Возможно, Булстроуд или Флинт? — не замечает его реакции Нарцисса. — Оно погасло, я больше ничего не увидел, — Драко отбрасывает от себя зеркало и поднимается из-за стола. — Прошу меня извинить… Тёмный Лорд рассеяно кивает, отпуская мальчишку, и тот бегом покидает зал. Что же он там увидел такое страшное? Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что всё зло от прорицаний. Наступает моя очередь тянуть фант. Предвкушающий взгляд Беллы не предвещает ничего хорошего. Опускаю руку в шляпу, и мне в пальцы тут же вплывает бумажка. Пытаюсь нащупать другую, но шляпа пуста. Вот как, а я думал, здесь задействованы какие-то сложные чары. — Спой рождественскую песню, — звучит моё задание. Пою я хорошо, и Белла это знает, потому что я никогда этого не скрывал: пел колыбельные Драко, пел дуэтом с Нарциссой на семейных вечерах, пока Люциус аккомпанировал нам на рояле. Загвоздка в выборе песни — все традиционные рождественские гимны славят рождение младенца-Спасителя, что в присутствии Лорда может звучать несколько компрометирующе. Задействовав свою шпионскую смекалку, я, не медля более, встаю, закладываю руку в сюртук и с торжественным видом запеваю глубоким баритоном: We wish you a merry Christmas We wish you a merry Christmas We wish you a merry Christmas and a happy new year! О, дайте же нам фиговый пудинг, О, дайте же нам фиговый пудинг, О, дайте же нам фиговый пудинг и чашечку хорошего угощения! Мы не уйдём, пока не получим его, Мы не уйдём, пока не получим его, Так что выносите его сюда! Под громкие аплодисменты несколько опешивших коллег я кланяюсь Тёмному Лорду и сажусь обратно на своё место. Что ж, кажется, я неплохо справился и можно, наконец, расслабиться. По крайней мере я так думал, пока подошедший ко мне Гойл не вытаскивает из мешка с подарками чёрную плюшевую змею. Это может стать проблемой. Я осторожно кошусь на Лорда и соотношу размеры наших змей. К счастью, как бы Беллатриса ни хотела меня подставить, она не собиралась расстраивать Повелителя, и моя змея оказывается короче. Убедившись, что Лорд пришёл к тому же выводу, я уменьшаю змею заклинанием и прячу в карман. Нужно будет не забыть потом вытащить, а то количество возможных анекдотических ситуаций с деканом Слизерина с плюшевой змеёй в кармане слишком велико, чтобы не воплотиться в реальности. За дальнейшими мучениями коллег я слежу вполглаза. В конце концов, кому интересно, сколько может выпить Макнейр, сколько раз отжимается Фенрир и какого цвета бельё у Алекто Кэрроу. Волан-де-Морт тоже скучает. Унижения подчинённых развлекают его гораздо меньше, когда не включают практику тёмной магии. Он отбывает из зала вместе с увязавшейся за ним Беллой, не дожидаясь окончания игры. — А вот теперь начинается вечеринка! — радостно восклицает Долохов, подскакивая с места. Его бессменный подельник Рабастан Лестрейндж извлекает откуда-то зачарованные инструменты, и по комнате разносится задорная музыка. Долохов хватает упирающего Петтигрю и тащит по направлению к ёлке. Усевшись под деревом, он достаёт из-за пазухи маленький котелок и горелку. Наиболее сообразительный Люциус, пользуясь привилегиями хозяина дома, аппарирует прямо из помещения, прихватив Нарциссу за локоть. Мне стоило бы поступить так же, но меня удерживает профессиональное любопытство. Долохов засыпает в кипящую воду горсть ингредиентов и приглашает присутствующих присоединиться. — А что в котле? — не удержавшись, спрашиваю я, заглядывая через плечо Долохову. — Мухоморы! — радостно сообщает тот и суёт котелок в лицо Петтигрю. Питер от неожиданности глубоко вдыхает, и его глаза буквально разъезжаются в стороны. Наколдовываю головной пузырь и, двигаясь вдоль стены, выскальзываю из зала. Позади слышится возня, разноголосые возгласы и громкий смех Долохова. Вдруг вспоминаю, что может мне скрасить вечер. Интересно, переместил ли Люциус свой тайник? Пустыми коридорами добираюсь до библиотеки и нахожу рабочий стол Малфоя и стеллажи с отчётами по ведению хозяйства мэнора. В нижнем ряду между томами за 1980 и 1981 годы стоит заглушка, скрывающая полость. Внутри поблёскивает гоблинским стеклом початая бутылка огденского. Заочно благодарю тебя, Люциус, мой сентиментальный друг — уж не знаю, связан ли твой выбор с годом рождения Драко или годом развоплощения нашего дорогого Лорда. Трансфигурирую лист пергамента в стакан и наполняю чудесным старинным виски. Не спеша прячу обратно бутылку, стираю следы и возвращаюсь к камину в центральной части библиотеки. Стоит мне удобно устроиться в кресле и поднести стакан к губам, как покой разрушается явлением светящегося голубого облака. Следовало чего-то такого ожидать: это мгновение слишком прекрасно, чтобы длиться. Замерев передо мной, патронус-феникс произносит голосом Дамблдора: «Мальчик мой, ты срочно нужен в замке! С Гарри приключилась беда. Скорее всего, отравление через пропитанную ядом книгу. Мы с Поппи погрузили его в стазис и ждём тебя в Больничном крыле. Приходи как можно скорее, это очень важно, Северус!» «Это очень важно, Северус», — передразниваю я покровительственный тон Дамблдора. Поттера отравили книгой — ну что за горячечный бред, кто до такого додумался? Общеизвестно, что видовая заинтересованность гриффиндорцев в книгах примерно как у семейства великанов. А уж конкретно взятый золотой мальчик, скорее, стащит откуда-нибудь плохо лежащий проклятый артефакт, чем напряжёт серое вещество, открыв книгу. Я зажмуриваюсь, выдыхаю и неторопливо отпиваю огневиски. Всего несколько минут ничего не изменят для Поттера, но решат, сорвусь ли я сегодня или продержусь ещё. Виски в стакане заканчивается слишком быстро, и я отправляюсь на поиски Лорда, чтобы сообщить о своём вызове в Хогвартс. Пройдя по крылу мэнора, где квартируется Тёмный Лорд, я замедляюсь у подхода к его кабинету. Дверь приоткрыта, что совсем не типично для известного параноика. Я осторожно заглядываю внутрь и застываю, поражённый открывшейся картиной. Посреди кабинета в потолок вбит крюк, к которому крепятся цепи. Они обвивают запястья обнажённой Беллатрисы Лестрейндж, висящей над полом и извивающейся в пароксизме наслаждения. Вокруг её шеи обёрнута плюшевая змея, хвост которой теряется где-то между ног Беллы. В кресле напротив сидит очень довольный, полностью одетый Волан-де-Морт с миской мандаринов на коленях. В правой руке он держит палочку, по-видимому, управляя анимированной игрушкой, а левой накалывает на острые когти дольки мандарина. Набрав по дольке на каждый коготь, он с той же методичностью принимается их есть. Отпрянув от дверного проёма, я зажмуриваюсь, но сцена будто выжжена на моей сетчатке. Великая Геката, владычица ключей, стражница порогов! Как же мне везёт, что меня не заметили! Скорее удаляюсь прочь по коридору, лечу к выходу так, что мантия развевается за спиной. Сворачиваю за угол и налетаю на кого-то, идущего навстречу. Этим кем-то оказывается Драко Малфой, ошалело глазеющий на меня и совершенно незаметно прячущий в складках мантии письмо. — Давай сюда, — протягиваю руку и грозно хмурю брови. — Но, крёстный… Ты не понимаешь, это личное! — На юношеском лице отражается глубокое отчаяние, сменяемое решимостью. — Драко, — строго напоминаю я, — ты находишься в штабе Тёмного Лорда… — Это его штаб находится у меня дома! — яростно сверкая глазами, перебивает меня этот ребёнок. Мухоморами он, что ли, надышался? Откуда только это гриффиндорство лезет? — Замолкни и передай мне письмо. Если в нём нет сведений об обстановке в поместье и планах Лорда, я верну его обратно и обещаю никому не раскрывать содержимое. Драко колеблется. В конце концов он неуверенно предлагает мне мятый конверт, и я, вытряхнув пергамент, пробегаю по тексту. «Когда ты улыбаешься, в твоих медовых глазах вспыхивают золотые искорки… твой смех, как серебряные колокольчики, пробуждают весну в моём сердце… Когда ты сидишь в библиотеке, хмуришься над книгой и кусаешь кончик пера, я отдал бы всё на свете, чтобы быть этой книгой, этим пером, партой, которой ты касаешься…» Мать моя Моргана. А я тратил время, читая этому маленькому гению «Божественную комедию» на ночь. В ретроспективе Нарцисса была права, и сказки барда Бидля лучше бы сказались на его развитии. — Всё в порядке, — с непроницаемым лицом протягиваю ему конверт обратно и достаю палочку. Колдую над ним, комментируя свои действия вслух: — Согревающие чары, чары отвода глаз, чары невидимости. Вот теперь можешь идти. И, Драко, будь осторожнее. Что если бы тебя перехватил кто-то другой? Вопрос повисает в воздухе, потому что младший Малфой уже бежит отправлять своё любовное послание. Не было печали — дементора зачали. Так, это немного о другом. Впрочем, нужно попросить Слахгорна включить в программу шестого курса контрацептивное зелье. А там мисс Грейнджер сообразительная, разберётся, что к чему. Выйдя наконец на улицу, я на секунду останавливаюсь и вдыхаю полной грудью морозный воздух. Рождественская ночь восхитительна: кругом белеют не тронутые грязью сугробы, на ясном небе светят звёзды. В честь праздника и камины, и аппарационная площадка закрыты, чтобы никто не застал хозяев и их гостей врасплох. Я бреду по расчищенной дорожке в направлении главных ворот поместья, намереваясь выйти за охранный контур и оттуда перенестись в Хогсмид. Снег приятно хрустит под ногами, я даже рад, что появился повод вырваться из душных залов мэнора. Запрокидываю голову и смотрю на небо, глаза сами находят созвездие Северного Оленя между Жирафом и Цефеем. В моём воображении Олень смотрит на меня с вечным безмолвным укором. Как жаль, что я выпил только один бокал огневиски..⋆*✩*⋆ ⍋*☪⋆⍋⋆*✩⋆.
Выхожу из камина в директорском кабинете прямо в объятия Дамблдора. Странно, он обещал ждать меня в Больничном крыле, но теперь у нас есть примерно семь минут пешего пути до палаты Поттера, и директор использует их для ускоренного курса реабилитации преступного элемента в моём лице. — Мальчик мой, а ты не особо торопился… Понимаю, Том не хотел тебя отпускать. Не вини себя, каждый из нас делал когда-то выбор, о котором потом жалел. Уверен, наши мёртвые смотрят с того света, они видят, как самоотверженно ты защищаешь Гарри. Я стоически молчу, постепенно мрачнея. — Ты ведь не виноват, что мальчик остался сиротой. Конечно, ты же не мог знать, что произойдёт, когда передавал Пророчество… Так устроена жизнь, что даже незначительные на первый взгляд решения могут иметь свои последствия. — Альбус, если бы я хотел поучаствовать в бесплатном мотивационном тренинге, то остался бы в ставке Тёмного Лорда. — «Потому что лучше круциатус, чем ваши нравоучения» остаётся невысказанным. — Ради чего вы меня позвали? Что натворил ваш Поттер на этот раз? Дамблдор осуждающе смотрит на меня поверх очков и качает головой. — Не сердись, Северус. Ты же знаешь, как я ценю твою помощь. Возможно, тебе стоит приложить чуть больше усилий и найти с Гарри общий язык. Без комментариев. К счастью, мы достигаем Больничного крыла, и взволнованная Поппи перехватывает меня у Альбуса, увлекая за собой к кровати национального героя. Мне предъявляют свитки с анализами и найденное при Поттере раритетное издание «Квиддича сквозь века» — одной загадкой меньше. Этот альбом с картинками с трудом можно назвать книгой, и интерес к нему хорошо вписывается в личную характеристику Поттера. Надев перчатки из драконьей кожи, аккуратно инспектирую страницы. Бумага чуть пахнет калган-травой и болиголовом — значит, какой-то дилетант модифицировал доксицид. Ничего такого, с чем противоядие от магических ядов класса два не могло бы справиться. Универсальная основа заготовлена в моей лаборатории, на варку уйдёт всего час. — Мне всё ясно, Поппи, — успокаиваю я целительницу. — Часа через полтора будет готово зелье, я сам напою им Поттера, вы можете отправляться спать. — Спасибо, Северус, — устало улыбается она. — Я всё равно буду дежурить. Несколько младшекурсников получили ожоги от петард, шестикурсники с Хаффлпаффа напились самодельной настойки… Всё как обычно. Я очень благодарна тебе за помощь, если бы не твои зелья, детям пришлось бы гораздо хуже. — Да, мальчик мой, это замечательно, что ты помогаешь ученикам. Хотя в будущем я жду от тебя, что ты будешь лучше следить за Гарри, — журит меня Дамблдор. — Конечно, директор, — сквозь зубы роняю я и направляюсь к выходу. За порогом Больничного крыла я попадаю в непредвиденную засаду. Из-под мантии-невидимки выскакивает встрёпанная Джиневра Уизли и перегораживает мне путь. — Профессор, умоляю, скажите, что с Гарри? Он скоро поправится? — с отчаянной надеждой в глаза спрашивает она. — Если в ближайшие два часа не умрёт, то, скорее всего, поправится, — машинально отвечаю, собираясь обойти её и продолжить движение. Отбоя ещё нет, баллы с неё снять пока не за что, а с истерикой пусть разбирается Поппи. — Нет! Он не может умереть! — Уизли бросается ко мне и вцепляется в мантию своими маленькими кулачками. — Помогите ему, профессор, пожалуйста! Вздыхаю и думаю, как бы побыстрее отцепить девчонку, не показавшись бессердечной сволочью. Наверное, нужно её утешить? — Не переживайте, мисс Уизли. Если даже он умрёт, вы легко найдёте себе нового парня. Девчонка рыдает, используя мою мантию в качестве носового платка. Что я не так сказал? — Ну перестаньте. Почему вы расстраиваетесь? Он, если выживет, тоже может найти себе другую девушку. Уизли воет белугой, я морщусь. Этим подросткам невозможно угодить, что ни предложи — всё в штыки. — Вот умиротворяющий бальзам, возьмите, — выуживаю из карманной аптечки флакон и протягиваю ей. — Выпейте и пойдите побеседуйте с мадам Помфри, она вам всё про вашего драгоценного Поттера пояснит. И чем быстрее вы от меня отцепитесь, тем скорее он получит противоядие. Уизли всхлипывает, кивает и наконец отступает в сторону. Слава Мерлину! Я уже спустился до конца лестницы, когда в спину доносится тихое: — Спасибо, профессор..⋆*✩*⋆ ⍋*☪⋆⍋⋆*✩⋆.
Влив в Поттера противоядие, я не задерживаюсь у его постели. Что бы там ни говорил Альбус, жалость не поможет мальчику выжить. А вот заклинания для определения ядов, которое я покажу на следующем уроке ЗОТИ, вполне может. Оставив на столике дополнительный флакон с инструкцией для Помфри, я решаю пройтись до подземелий пешком, чтобы успокоить нервы перед сном. Знакомые коридоры, тишина, мерное мерцание факелов всегда настраивают меня на философский лад. Стены замка стоят защитой от внешнего мира, власть над учениками даёт ощущение контроля над собственной жизнью. И то, и другое — иллюзии, но кто запретит мне эту короткую поблажку? Спускаюсь на первый этаж, прохожу мимо закрытых дверей Большого зала и сворачиваю к подземельям. Привычно ищу глазами нарушителей, год за годом выбирающих одни и те же ниши для ночных свиданий. Пускай сегодня в честь праздника отбой перенесён на час позже, но все сроки давно прошли, и даже дежурные преподаватели уже должны закончить обход. Мне везёт: перед развилкой за доспехами шевелится тёмная фигура. Бесшумно подойдя ближе, я по зелёной оторочке мантии, широким плечам и кудрявой причёске узнаю Блейза Забини. Какая жалость, похоже, придётся снимать баллы с собственного факультета. До того, как я успеваю нависнуть над своим безответственным студентом, он сдвигается в сторону и открывает вид на стоящую перед ним Луну Лавгуд. Хрупкая бледная девочка мечтательно улыбается Забини, а потом смотрит прямо на меня прозрачными голубыми глазами, и меня пронзает чувство узнавания. Не останавливаясь, я прохожу мимо и сворачиваю в нужный мне коридор. Не сегодня. Я не хочу сталкиваться с потенциально потусторонними сущностями хотя бы до завтрашнего утра. Быстрым шагом преодолев последние футы, я замираю перед дверью в личные покои. Кто-то, не скрываясь, поставил на ручку сигнальные чары: ничего злонамеренного, но стоит мне прикоснуться — и они оповестят об этом создателя. Я слишком устал для всего этого дерьма. Не заботясь, развеиваю чары и захожу в комнаты. Успеваю снять мантию и переобуться в комфортные тапки, когда раздаётся стук в дверь. А вот и таинственный незнакомец пожаловал. За порогом обнаруживается преподавательница астрономии Аврора Синистра с бутылкой эльфийского вина в руках. — Здравствуй, Северус, — смущённо улыбается она. — Я ждала, когда ты вернёшься. Жаль, что тебя не было на празднике… — Гм-м-м, — выдаю я, отстранённо отмечая её изумрудное платье с кружевом и яркий макияж вокруг глаз. Ей идёт этот цвет, но, скорее всего, она и так это знает. — Я тут захватила хорошее вино, — Аврора весело машет бутылкой. — Раз ты ещё не спишь, может быть, захочешь составить мне компанию? Учтя все вводные, я принимаю единственно правильное решение. — Прости, Аврора, в другой раз, — говорю я, закрывая дверь и запирая её чарами. Меняю праздничный комплект одежды на пижаму, гашу свет и падаю в кровать. Старательные домовики уже натащили посылки от благодарных родителей слизеринцев. С бессмысленным злорадством сбрасываю тапки прямо в гору подарков в ногах кровати и наконец закрываю глаза. Вот и прошло Рождество, а значит, всего через неделю выйдет специальный выпуск «Вестника Зельевара» с моей статьёй. Патент я уже зарегистрировал, и замшелым пням из гильдии останется только кусать локти. Эта мысль греет душу, я счастливо улыбаюсь и засыпаю.