♡♡♡
31 октября, 22:40 В тускло освещенном Овальном кабинете царит несвойственная тишина, где единственный оставшийся звук — медленное, размеренное тиканье старинных часов. Несмотря на это, у Бернадетт, неподвижно восседающей в кресле, сложилось впечатление, будто вся вечная, политическая суета соизволила исчезнуть в кои-то веке. Однако… тут иная помеха — пульсирующая боль нещадно давит на виски, а щёки пылают румянцем, как будто духота стала невыносимым бременем, затрудняющим дыхание, или сама лихорадка приближалась со спины. Последнего только не хватало! Стало быть, если хоть одна живая душа по имени «сотрудник» вдруг заметит «болезненный вид» — от тревоги за их начальника и окружения врачей так просто не скроешься… Или, быть может, наверняка, это далеко не результат повышенной температуры помещения, а чего-то другого… «Кого-то… другого?» — сама появляется недостающая деталь в мыслях. О, теперь у высокой женщины не остаётся сомнений в том, что причиной несвойственного состояния является более зловещее событие, находящееся за пределами простого понимания. Злосчастное вечернее мероприятие, как Хэллоуин, что впервые провели вдалеке от Нью-Йорка, в роли президента, и привычное присутствие Скарлетт, которую любезно приплёл к ней Дэмиан — лучший друг-хитрец, чётко знающий возможности, риски и умудряющийся даже с ними слегка переборщить. Ох, всё более чем возвращается на законные места. Отныне кажется, что в таких же необычайно синих глазах долгое время таились бесы и нетерпеливо ожидали звёздного часа. Что эта невинная девушка — её сердечная подруга — невольно играла на нервах и дёргала за их тонкие ниточки невидимыми руками, легкомысленно нарушив вбитые правила и покой своим… «уместным» нарядом на праздник — образом вампирши, видите ли вы! Бернадетт, состроив отчаянную, полную противоречий гримасу, могла бы мысленно вернуться к той несусветной неожиданности, переступившей порог и плотно засевшей в голове, могла бы детально представить её перед собой… Но в итоге, она не делает этого — виновница торжества сама поспешила напомнить, посеять куда больше сомнений, чем реальных намёков, принеся ауру загадочности и соблазна что готовы парализовать жертву, будто сильнейший яд тело. Сначала неслыханная провокация как бы невзначай заглядывает в кабинет, умело держа невинное выражение на веснушчатом лице. — Скарлетт? Что за?.. Кхм, точнее, что тебе нужно от меня… в такой поздний час? — по-дружески и сипло звучит женский голос, после жалких попыток собрать воедино остатки былой уверенности. Приметив знакомый голос, восемнадцатилетняя девушка меняется, постепенно преодолевает расстояние между ними, чтобы показать себя во всей красе при лунном освещении, позволившего задержать внимание на наряде. На том чёрном шелковом платье, как никогда облегающим изящную фигуру, с открытыми плечами — свидетельством элегантности вкупе с рискованностью — и бесстыдным вырезом, чьи края украшали замысловатые кружева — тот ещё важный элемент в готическом стиле. — Что мне нужно? О, я бы лучше сказала… в ком сильнее всего я нуждаюсь прямо сейчас, — заключает она, обводя томным взглядом аристократические черты лица рядом и словно вкушая каждую секунду завораживающей игры с огнём, в котором неосознанно принимает участие и женщина напротив. — Н-не имею малейшего понятия о ком ты говоришь! — нервы подавно на пределе от наглой прямоты, удивительно, что Бернадетт хватает сил на глупые притворства и отрицания, когда на деле она свидетельствует обратное. Синие глаза пылают неподдельным интересом и желанием, в кабинете становится жарче, а затрудненное дыхание смеет напомнить о себе. И сколько бы раз ни пытались себя обмануть — она должна принять болезненный факт, что причиной обострившегося странного состояния является ненаглядная Скарлетт. Её ночной кошмар и личная панацея от мерзкого общества, властей. Одновременно самое худшее и лучшее, что произошло в непростой жизни. И, безо всякого горького сомнения, самое дорогое, что у неё есть, как показали минувшие месяцы и привязанность. — О Боже… Знаешь, из тебя выходит ужасная лгунья, — почти скучающим голоском отвечают ей, сделав последний шаг — теперь Скарлетт, обойдя рабочий стол, оказывается напротив на близком уровне. Она запросто касается ладонями чужих плеч и усаживается прямиком на колени подруги, выкинув всевозможные нормы приличия. Это не на шутку пугает, злит до чёртиков, красных полумесяцев на ладонях, но в то же время — этого вполне достаточно, чтобы свести с ума. — Скарлетт, ты… — рваный выдох, отведенный смущенный взгляд и обострившийся внутренний конфликт. Последнему дико мешает хитрая ухмылка чёрных губ, бледное — действительно как у вампира, надо же! — лицо, намекающее на далеко не благие намерения. — Прошу, только не на- — Ничего не говори, дорогая. Ни-че-го, — сделавшись тише, голос отнюдь не теряет удручающую особенность и кажется сексуальнее при таком раскладе событий — то, как она не по-дружески восседает на коленях, как правая ладонь перемещается выше и длинные пальцы едва невесомо ласкают кожу. Как прикосновение ладони к горящей щеке дарит уйму ощущений и погружает глубже в омут забытого рая, вырвав из губ неожиданный полустон. — Твоё тело и глаза сказали всё, что нужно… Я всё поняла, можешь быть уверена. Ты всегда не могла мне достойно отказать в чем-либо, да и сейчас держишь планку. Ну же… Посмотри на меня. — Ох… — и она позорно посмотрела, судорожно сглотнув и выполнив неприметную на вид просьбу. Если бы. Как тут можно держаться стойко, когда каждая незначительная складка на талии и глубокий вырез приглашают совершить запретное исследование. Когда взгляд невольно скользит по контурам платья, совесть бродит неведомо где, уступая место богатому воображению. — Вам нравится платье, не так ли, мадам Президент? — подобное обращение и прикосновение к шее вызывают табун мурашек, только усилив без того неустойчивое волнение. Рука жаждет большего — пройтись по безупречной талии, запомнить каждый изгиб, скрытый под гладким шелком. Мысли, такие непрошеные, но неотступные, крепко держат хватку вокруг горла, преграждая кислород. Тихий кабинет, лунный свет и иная Скарлетт вблизи — всё чудится таким нереальным, будто долгим-долгим сном, от которого пора бы очнуться. — Да… несомненно. Ты чертовски соблазнительная в нём, каюсь, — с придыханием признается Бернадетт, задержавшись на ключицах, а после — снова на лице. Обычные подруги не смотрят друг на друга подобным образом и не вызывают возбуждение, это всем не понаслышке известно. — И кажешься мне какой-то… другой Скарлетт. — Другой? — звонкий смех становится усладой для ушей. — Я не другая. Я веду себя с тобой так, как мне хочется на самом деле. И мне нечего бояться, стыдиться, как трусишке… в отличие от некоторых глупых взрослых! «Некоторых? — женщина не сразу понимает, что речь идет о ней самой. В любой иной ситуации это могло бы обидеть, но только не сейчас, когда пухлые губы находятся в нескольких дюймах от её. — Так вот какого мнения ты обо мне…». Битва проиграна. Это провал. Всё, что остаётся сделать — поддаться ярким чувствам, неистовому искушению в виде жаркого поцелуя, касаний и не предпринимать попытки противостоять многим вещам — ускоренному сердцебиению, пунцовым щекам и приятной пульсации ниже. В этот момент она будто камнем падает в тёмную пустоту, что затягивает целиком……и пробуждает знакомым звуком, позволяя выйти из мира грёз.
♡♡♡
1 ноября, 06:30 Месторасположение ни капли не изменилось — она взаправду заснула прямо в кабинете, после чрезвычайно вымотанного дня и одной девушки, давшей поистине огромное впечатление. «Настолько громадное, что дичь начала сниться, вот ведь… — волна отчаяния затмевает собой сонливость и отрезвляет не слабее кофе. Это не то, о чем нужно думать после пробуждения! — Не то. Подумаешь, момент слабости… и сладости» — о, прекрасно, всего-то яркий, пугающе-реальный момент, взявший контроль над ней. Спасибо, что временно. За волной отчаяния следует следующая — волна стыда. Чем она думала, что же она творила… Пересечь черту, которую железно пообещала себе не пересекать, зная, что это приведет обеих к катастрофе. Потерять самоконтроль, отвлекшись на сокровенное — чего уж греха таить, — такое живое… Это пугающее напоминанием о том, насколько уязвимой в будущем она может стать рядом со Скарлетт — воплощением юношеского максимализма, как легко могут повлиять на