***
Поев, Алекс все-таки уснул, заботливо укрытый в своей люльке. Сам же Тилль, чувствовавший, что голова от резкой смены часовых поясов и недосыпа готова расколоться, плюхнулся на диван в надежде немного отдохнуть. Хотя стоило бы пойти на кухню и положить что-нибудь в желудок, который скручивали неприятные голодные спазмы. Но сил встать не было, да и Тилль боялся разбудить младенца своей возней. Так что пока ему оставалось лишь слушать в полудреме тишину и старые ходики в гостиной. Когда около дома зашуршали шины, Тилль ощутил ужас: только бы Рихард не додумался нажать кнопку звонка! С грацией медведя он метнулся к двери, поспешил ее распахнуть и второй раз за день замер в удивлении: из спортивного кроссовера выбрался не только давний друг, но еще и бесплатное приложение к нему — ритм-гитарист «Раммштайн» собственной персоной. Тилль поморщился: как-то не хотелось посвящать в случившиеся еще и Пауля. — Вы поодиночке ходить не пробовали? — поинтересовался Тилль, когда гитаристы направились к багажнику. — Тише только, ребенка мне не разбудите. — У меня опять спина накрылась. Я ничего тяжелее сигареты не подниму. А он вон снова со скуки доебывал продавцов у нас в магазине, — ответил Рихард, когда Ландерс выволок из багажника два огромных пакета и понес их к дому, доверив Рихарду транспортировку подгузников. — Да не свети ты ими! — Тилль поспешил к другу и подтолкнул того к двери. Когда они оказались в доме, Тилль увидел Пауля, задумчиво склонившегося над люлькой с посапывающим малышом. — Хрен знает, на кого похож… — глубокомысленно шепотом изрек он и прошествовал с покупками на кухню. Знаками, чтобы не шуметь, Тилль хотел было попросить Рихарда проследовать туда же, чтобы за плотно закрытой дверью рассказать все в деталях и красках, но Алекс, видимо, почувствовав присутствие посторонних, открыл глаза и уже через несколько секунд дом огласился ревом. На этот раз попытки укачать карапуза успехом не увенчались, и, когда предложенная ему новая пустышка была проигнорирована, Тилль растерянно посмотрел на Рихарда. Тот на помощь прийти не спешил: молча и с любопытством наблюдал за суетящимся родственником. На фоне плача было даже не слышно, как Ландерс шуршит пакетами и хлопает холодильником. — Вы что, вдвоем ребенка успокоить не можете? — Пауль возник на пороге кухни с вполне резонным вопросом. — Если сложить вокальные способности каждого из вас, то получится один нормальный вокалист. Спели бы колыбельную. — Он не уймется. Я уже пробовал ему петь! — обиженно возразил Тилль. — Про «Большие сиськи»? — ехидно уточнил Ландерс. — А ты его вообще кормил? — Кормил. Часа три назад! — Хм, странно… Рано ему оголодать... А подгузник проверял? Тилль замер с изумленным выражением лица, понимая, что проблема младенческого ора, похоже, решалась самым элементарным образом. И как он сам-то не додумался? — Ну? — уточнил Пауль. — Иди меняй ему подгузник, папаша, — он кивнул в сторону старинного дубового стола в гостиной, который вполне можно было приспособить под пеленальный. — Я? Я… Я не умею! У меня жены всем этим занимались! — начал оправдываться Тилль. — Рихи, помоги! — новоявленный отец протянул орущего отпрыска другу. — А я тут причем? — Рихард для надежности даже отступил на шаг. — Ты самый молодой папаша среди нас! Ты еще помнишь, как это делать! — Самый молодой — все-таки Шнайдер. Но его тут нет. А так — нет, Тилль, я из-за тебя и так поругался с дочерьми! Я не подписывался на такое. Я не стану менять подгузник! — Рихард скривился: в памяти еще были свежи вечера, когда Марго отправлялась тусить с подругами в клуб, а он, молодой, сорока-с-чем-то-там-летний отец, пытался управиться с гигиеническими процедурами новорожденной дочери под хихиканье старших детей. — Хватит уже, перетрудившийся! Как это ты с дочерьми мог из-за меня поругаться? Может, не станешь прикрываться ими? — возмутился Тилль. — Как? Это значит, ты не можешь светануть свою морду в супермаркете с пачкой подгузников и молочной смесью, а я, значит, могу? — Рихард даже подбоченился, приготовившись пойти в атаку на Тилля. — Я Киру за покупками отправил! На нее бы точно никто внимания не обратил. Но до этого она закатила скандал, что не собирается опять быть нянькой и с нее хватило возни с Максим. В итоге мне пришлось ей напомнить, что раз она носит твою фамилию, то твои проблемы — это и ее проблемы. Но все равно это не заставило ее прекратить ворчать! А Максим обиделась. Она хочет быть старшей сестрой и постоянно допекает всех моих подружек вопросом, когда те забеременеют! Представляешь, что она мне устроила, когда увидела, как мы загружаем покупки в мою машину?! Я теперь плохой папа, который спрятал от нее младшего брата или сестру! — он выдохнул, но тут же продолжил: — Кира, между прочим, заявила, что в детском отделе чуть крышей не поехала, пытаясь понять, какие именно брать подгузники и крем! Вон набрала всего самого дорогого — да еще и почти тысячу себе за моральный вред списала! С моей карточки, между прочим! — Кира не носила бы мою фамилию, если бы ты не трахал мою жену! — беззлобно огрызнулся Тилль. — Бывшую жену! На тот момент — бывшую! — поправил друга Круспе. — Вы еще не оглохли ругаться под это звуковое сопровождение или хотите, чтобы соседи службу защиты несовершеннолетних вызвали? — влез в начавшуюся перепалку Пауль. Упоминание службы защиты несовершеннолетних заставило друзей умолкнуть. — Ну вас обоих на хер, — сказал Пауль и забрал из рук Тилля ребенка. — Дайте я разберусь. Только потом без претензий: я последний раз мыл обосранную детскую задницу двадцать с хреном лет назад. Выдав эту тираду, Пауль положил младенца на стол, приготовил все необходимое и принялся шустро его раздевать. Вскоре, следом за звуком раскрываемых липучек подгузника, по гостиной поплыл характерный плотный запах. — Рихи, выкинь! — не оборачиваясь, Пауль протянул назад руку с тщательно свернутым использованным подгузником. Рихард безропотно забрал предмет детского туалета и скрылся на кухне, где какое-то время шуршал мусорным пакетом, тщательно завязывая его. Вернувшись, он начал обход окон гостиной, приоткрывая их для проветривания. — Тилль, а я, между прочим, хочу тебя поздравить: у тебя все-таки очередная девочка! — внезапно сообщил Пауль, закончив орудовать влажными салфетками и присыпкой. — Чего? — в который раз Линдеманн глупо хлопнул ресницами. — Того! Лично я тут хуя нихуя не вижу. Иди сам поищи. — Кхм… — изрек Тилль, убедившись, что стал отцом девочки в третий раз. — А ты что, пацана, что ли, хотел? Ты как вообще решил, что это пацан? — Пауль водрузил подгузник на место, любовно расправил липучки и принялся застегивать боди на Алекс. — Ну… Так… В записке имя было! Вот я и решил, что это пацан, — ответил все еще ошарашенный Линдеманн. — Ну, значит, где-то есть и долбоеб женского пола, решивший дать дочери мужское имя, — Пауль усадил девочку в люльку, вручил ей пустышку и бросил взгляд на Рихарда. — Так Марго захотела! — попытался протестовать он. — Да заткнись ты! — махнул рукой Пауль и повернулся к Тиллю. — Кто мать-то? Я из объяснений Риха так и не понял ничего. — Да не знаю я, кто мать! — с нотой отчаяния в голосе воскликнул тот. — Она только записку оставила! Типа уехала в Америку и все заботы теперь на мне! — Так, а ты уверен, что ребенок твой? — включился в разговор Рихард. — Откуда мне знать? — Тилль вздохнул. — Ага, ты не подумал проверить! Святая простота! — Ой ли, Рихи! У меня нет опыта обнаружения внебрачных детей! Это ты у нас специалист по внезапному обретению случайно заделанных детей случайной подружке! — Вот не надо! Татьяна не случайная! Не сложилось просто… — Ага, так не сложилось, что она аж тринадцать лет молчала про сына. Кому ты врешь-то, Рихи? — Ты мои косяки решил разбирать, чтобы свои не разруливать? — Рихард изогнул бровь, начав напирать на явно паникующего друга. — Виноват, сморозил, — пошел на мировую Тилль и примирительно поднял руки. Рихард довольно кивнул. — Так, давай все-таки решим, что делать. Без анализа ДНК мы не обойдемся. Но его нужно сделать очень аккуратно и так, чтобы никто ничего не прочухал. И без согласия матери ребенка никто его проводить не станет, — поделился опытом Рихард. — А если обойтись без согласия, то придется обращаться в суд и полицию. Это гарантирует нам очередной скандал. А он нам перед туром не нужен. Хватит с нас. Так что я иду звонить юристам, а ты садишься вспоминать имена всех, кого трахал в Лейпциге! — безапелляционно заявил он и поспешил скрыться в спальне хозяина дома: туда запах содержимого подгузника долететь не успел. Проводив друга взглядом и посмотрев на дверь внезапно оккупированной спальни, Тилль уселся на диван, достал телефон и принялся колупаться в его памяти, судорожно пытаясь соотнести женские имена с датами концертов. — Ну что, помочь тебе, что ли? График составим? — участливо спросил Пауль: когда Алекс, довольная тем, что теперь попа была сухой, уснула, он решил, что Линдеманн нуждается хотя бы в моральной поддержке.***
Теплый весенний вечер подкрался незаметно. Вернее, трое мужчин, решающих, как выбраться из свалившегося на голову одному из них пиздеца, не заметили, как пролетело время. — Да, блядь, сделай же что-нибудь! — Тилль едва не взвыл в телефон, когда понял, что как ни старайся, а составить весь список фанаток, побывавших в те дни в бэкстейдже, нереально. Даже вездесущая и знающая всех охочих до звездных тел девиц их своеобразная кастинг-директор по группис ничем толком помочь не могла: кто-то из тех фанаток уже удалился из соцсетей и сменил номер телефона, а кого-то она и сама не помнила. — Ну ты мне хотя бы их фото пришли! Я, может, вспомню что-то! Ну и сравнить… — с мольбой произнес Тилль перед тем, как закончить разговор. — Что ты там сравнивать собрался, идиот? — из кухни вынырнул жующий лист салата Пауль. — Она еще маленькая, чтобы быть на кого-то похожей! — А что мне еще делать? — резонно возразил Тилль. — Мы ничего не сможем сделать частным порядком без согласия матери ребенка. Если она не объявится в ближайшие сутки, юристам придется обращаться в полицию. Ты не можешь держать у себя ребенка без документов, - напомнил Рихард, вернувшийся в дом с перекура и услышавший хвост разговора. Сделав большой глоток воды, он тут же поймал осуждающий взгляд Пауля: да, схватил бутылку детской. И что? Не на кухню же за другой идти. — Ой, как булли будут рады опять меня увидеть! — скривился Тилль. — А как будешь ты рад снова видеть их, — поддакнул Пауль. — Пиздец… — вздохнул в итоге Тилль и откинулся на спинку дивана. В наступившей тишине жалобно заурчал его желудок. — Рихи? — Пауль, закончив пережевывать лист салата, вопросительно посмотрел на друга. — Я так скоро козленочком стану… — А почему сразу я? Почему, когда дело доходит до готовки, на кухню всегда иду я? — возмутился Круспе, вспомнив о габаритах зачуханной кухоньки родительского дома Линдеманна и — о, кошмар и ужас для повара! — ее техническом оснащении. Вернее, его отсутствии. — Потому что у тебя диплом повара. А так — выбирай: или ты идешь готовить ужин, или отправляешься мыть Алекс. Банные процедуры рекомендуются младенцам хотя бы раз в сутки, — Пауль тактично умолчал, что патронажная сестра в свое время советовала купать его новорожденную дочь в молоке. — Если идешь в ванную с Алекс, то ужин готовлю я. Но перед тем, как его попробовать, мы помолимся, чтобы я никого случайно не отравил. — Блядь, Пауль! — Не выражайтесь при ребенке, а? — внезапно сказал Тилль и переместился к все еще стоявшей на столе люльке. — У нас, между прочим, кроватки нет. Где ей спать? — Он взял довольно загулившую Алекс на руки и немного покачал. — О, отцовский инстинкт проснулся. А сам-то как выражался? — съёрничал Рихард, настроение которого всегда напрямую зависело от состояния его многострадальной спины, пережившей в молодости не один десяток бросков на канаты и ринг. — Кроватка у нас вообще-то есть, — внезапно выдал Пауль и ловко сдвинул между собой два стоявших в дальнем углу гостиной кресла, заставших еще времена ГДР. — Добротная, — он критически осмотрел сооружение. — Тилль, запасное постельное белье у тебя, надеюсь, есть? Линдеманн утвердительно кивнул, а Рихард, оценив перспективы на вечер, все-таки ушел на кухню. Вскоре оттуда донесся грохот и витиеватая ругань, среди которой шеф-повар Круспе задавался вопросом: какого такого-растакого-недоебанного-в-рот нужно было положить сковородки в ящике так, чтобы они обязательно упали на ногу при его открывании. — Все, мы ушли мыться, — заявил Пауль, ловко забрав карапуза у Тилля. Оставшись один в погружающейся во мрак гостиной, Линдеманн почувствовал, как тревога в геометрической прогрессии начинает охватывать его. Вот как так в один миг вся его привычная жизнь пошла кувырком и, разменяв седьмой десяток, он внезапно получил на пороге дома люльку с младенцем, которого, если отцовство подтвердится, будет нужно воспитывать и растить? Если оставалось на его костях что-то непрополосканное журналистами, то после огласки истории с внезапным отцовством кости точно будут сверкать и сиять белизной. Или как там было в рекламе? Нервно хихикнув, Тилль бросил взгляд на каминную полку с фото семьи. Да уж… Дочери будут в шоке от очередного выкрутаса отца. Особенно младшая, Мария. Еще и пальцем у виска покрутит. А внуку, который окажется на семнадцать лет старше тетушки, он что скажет? Фриц точно будет долго стебать деда. А мать? Скорее всего, Гитта порадуется, что на старости лет снова стала бабкой. Но все равно — как бы там ни было, а реакция родственников не отменяла необходимости заботиться о ребенке. Сам-то он вечно мотается по гастролям — если не с «Раммштайн», то с «Линдеманн». Нанимать няню? Вот уж где будет головная боль: как найти человека, которому можно во всем доверять? Неле, может, и согласится время от времени заботиться о младшей сестре, но это же не выход! А вообще — найти бы мать девочки да спросить у нее, как хватило совести вот так бросить ребенка? Сложно, что ли, было прийти и поговорить, а не воплощать в жизнь сюжет из какой-то там голливудской комедии? А если бы с малышкой что-то случилось? — Эй, папаша, что завис? Тащи нам полотенце и одежку! — из нерадостных раздумий Тилля вывел бодрый голос неутомимого Пауля, вышедшего из ванной. Прижимая к себе еще мокрую малышку, тот напевал ей песенку про неуклюжих пешеходов, бегущих по лужам из любимого в детстве мультика, чем вызвал широкую беззубую улыбку на детском личике. — У тебя в ванной не повернуться. Нужно будет что-то придумать, — он направился к заваленному детскими причиндалами столу. Однако одеваться Алекс не пожелала, решив немного поорать на весь дом. Как назло, в этот момент зазвонил телефон Пауля. — Папаша, давай ты сам как-нибудь, — глянув на имя звонившего, Ландерс поспешил скрыться в спальне. — Ну и что, так и будешь кричать? — поинтересовался у малышки Тилль и протянул ей палец. Новая игрушка тут же вызвала интерес, оказавшись лучше пяти новеньких погремушек. Легонько стиснув отцовский палец в кулачке, Алекс потянула его в рот. — Не-е-е, палец не соска! Сейчас тебе дядя Рихард есть приготовит, — Тилль осторожно вытянул палец из крохотного кулачка и достал чистые пеленку и подгузник. — Давайте-ка облачаться, принцесса. Извините, что трусы с машинкой… — шутя произнес он. К моменту, когда девочка была одета и Тилль с довольной улыбкой осматривал результат своей работы камердинером, из кухни выглянул Рихард. — Тебе напомнить, как кормить, или сам? — уточнил он, проверив еще раз на запястье температуру смеси. — Я не идиот все-таки, — Линдеманн уселся на диван, ставший самым популярным предметом мебели в его доме, и взял бутылочку. — Я ж ее уже дважды кормил. Проголодавшаяся кроха не заставила себя долго просить и шустро впилась губами в соску. Потирая ноющую спину, рядом уселся Рихард. В наступившей тишине, в которой слышались лишь обрывки разговора Пауля, два друга с умилением смотрели на ужинающего младенца. — Помнишь, как Неле постоянно затыкала уши, когда мы репетировали у меня дома? — спросил немного погодя Тилль, вспомнив давно ушедшие годы. — Ага, — Рихард кивнул. — Пел ты в то время отвратно… — Ну уж точно не хуже тебя, — Тилль подмигнул Рихарду. — Зато твоя Кира выпросилась к нам на сцену, — убедившись, что Алекс наелась, он поудобнее перехватил малышку и стал дожидаться отрыжки. — Марийка меня чуть не прибила, когда узнала, что я задействовал дочь в одном из наших номеров, — Рихард поежился. — А она могла, — Тилль вспомнил крутой нрав бывшей жены. — А эта, как думаешь, заценит наше творчество? — Подрастет — определится… Может, ей генетически любовь к «Раммштайн» передалась? — спросил Рихард и вытащил из кармана заготовленный платок: малышка все-таки немного отрыгнула, а кроме пальцев и собственной майки, у Тилля под рукой ничего не оказалось. — Все-таки ты идиот… Неожиданно дверь спальни открылась и широкими шагами из нее вышел Пауль. — Тилль, подай голос, пожалуйста. А то Рих клялся Ариэлле вернуть меня сегодня же домой. Но я пока никуда не еду, — сказал он и приложил гаджет к уху Линдеманна. — Привет, — отозвался Тилль. — Не убивай его, это я виноват. В ответ Ариэлла хмыкнула, и Пауль, пожелав жене сладких снов в холодной супружеской кровати, завершил разговор. — Фух, — сказал он, убрав телефон в карман. — Она пообещала кастрировать меня щипчиками для завивки ресниц, если однажды я встряну, как Тилль, — Пауль аж вздрогнул. — У тебя есть опасения, что можешь подвергнуться принудительной медицинской процедуре с использованием профессионального инструмента нашей бывшей гримерши? — со смехом спросил Рихард, видя, как другу стало не по себе. — Да иди ты… — Пауль махнул рукой и принюхался: с кухни тянуло чем-то очень и очень вкусным. — А что у нас на ужин-то в итоге?***
— Она будет просыпаться ночью. Есть захочет, — шепотом заключил Рихард, когда с малышкой поиграли, еще раз сменили ей подгузник и, уже сонную, собрались укладывать. Глаза троих раммштайнов слипались от усталости, и музыканты с радостью бы продрыхли до утра после дневной нервотрепки, но Рихард пока еще хорошо помнил суровые реалии ночей молодых родителей. — Судя по тому, что она без проблем умяла содержимое бутылочки, сиську она сосала нечасто, — возразил Пауль и поделился вычитанной в сети информацией: — Это только те, кому нужна сиська, просыпаются ночами и требуют еду. А те, кто в этом возрасте на смесях, без проблем дрыхнут. Рихард недоверчиво хмыкнул, бросив взгляд на склонившегося над креслами Тилля: похоже, в качестве колыбельной Алекс выбрала «Diamant». Когда малышка уснула, новоявленный папаша с усилием поднялся с колен. — Если разбудите ее, я вас… — почти беззвучно произнес Тилль, показал многозначительный мощный кулак в сторону гитаристов и поковылял к входной двери: после такого пиздецового дня можно было позволить себе перекур. В темноте майской ночи, оглашенной пением соловьев, все трое сначала глазели на яркое звездное небо, а потом, немного посовещавшись, решили, кому где спать. Тилль со своим богатырским храпом согласился выдвориться за пределы звуковой досягаемости — на чердак. На комфорт гитаристов ему было начхать уже много лет, а вот будить малышку совесть не позволяла. Так что, стряхнув пыль, он улегся на продавленный диван, принадлежавший еще Вернеру Линдеманну. А Пауль, порадовавшись, что пока еще не является полноправным претендентом на ортопедический матрас в хозяйской спальне, ушел в скромную гостевую. Там, немного поскрипев старой металлической кроватью, точной копией той, что была у него, когда в семидесятых жил в СССР, он вскоре заснул, мысленно пожалев, что сегодня никак не прижаться к теплому боку жены. Рихард, прикончив еще пару сигарет и поняв, что, если друзья так и дальше будут стрелять их у него, он останется без стратегического запаса курева, на носочках ушел в дом. Но перед тем, как нырнуть в предоставленную в единоличное распоряжение уютную кровать, простерилизовал бутылочку с соской.***
Утро ворвалось в дом Тилля вместе с мерзкой трелью китайской канарейки, прокатившейся от первого этажа и до чердака. На пару минут она смолкла, чтобы потом возобновиться со знакомой Тиллю настойчивостью. Вскоре к ней примешался плач разбуженной и испуганной Алекс, за которым последовала малоразборчивая ругань охрипшего со сна Рихарда. Тилль, так толком и не поспавший ночью из-за то и дело втыкавшихся в бока диванных пружин, едва ли не кубарем слетел с крутой лестницы. В его сонной голове свербела мысль о появлении на пороге службы по делам несовершеннолетних и почему-то о наручниках, которые неприменимо защелкнутся у него на запястьях в ближайшие пять минут. — Да открой ты уже! — гаркнул на него Рихард, стоявший на коленях на диванной подушке перед импровизированной колыбелькой и пытавшийся успокоить малышку, ревущую громче соло-гитары в «Mein Teil». Распахнув дверь, Тилль тут же встретился взглядом с невысокой светловолосой девушкой, одетой в футболку с фирменным лого «Раммштайн». На лице незнакомки отразилось неподдельное изумление, а потом смущение. — Ебать… — донеслось от парня, стоявшего за ее спиной и разве что не протирающего от удивления глаза. — Чего надо? — рявкнул злой Тилль: мало того, что эти два идиота разбудили ребенка, так еще и таращатся, словно он, ужасный и бессменный вокалист группы «Раммштайн», восьмое чудо света. — Эм… Простите… — начала неуверенно девушка. — Мы бы хотели… — она попыталась заглянуть за плечо Тилля в надежде что-то рассмотреть в доме. Видимо, решила разузнать, что за ребенок раздирается под девяносто децибел. — Свалить на хер? — вежливо предложил Тилль. — Нет, забрать Алекс! — выпалила девушка. — Я Марта, ее мама. Я вчера утром оставила ее тут! Я хотела отдать ее отцу. На время. Но перепутала дома! Я знала, что он недавно переехал сюда. Спросила у кого-то из местных дорогу, а мне… Мне показали на ваш дом! Я не знала, что это ваш, герр Линдеманн! Наверное из-за одежды решили, что мне нужен именно он… А его… Его тоже зовут Тилль… — Марта кивнула в сторону парня, и ее щеки сделались насыщенного алого цвета: идиотизм и абсурд ситуации начали зашкаливать. — Фух… — Линдеманн шумно выдохнул, переваривая полученную информацию. Ему показалось или проблема только что решилась сама собой? — Марта мне все рассказала. Я вообще был не в курсе, что стал отцом! — подал голос отмалчивавшийся до этого момента долговязый худощавый парень, поймав на себе немного уничижительный взгляд кумира. — Если бы она мне призналась, я бы не отказался от ребенка! — Это правда моя девочка! Алекс! Там записка была. И еще одеяльце лоскутное! И документы у меня на нее есть! — торопливо заговорила Марта, слыша, что малышка даже не думает успокаиваться. — Я хотела забрать ее, когда устроюсь на новом месте, но передумала! Я еще в самолете заказала обратные билеты! Я не смогла оставить ее вот так! Сердце было не на месте! Разузнала у подруги телефон Тилля, а когда связалась с ним и поняла, что нашей дочки у него нет, сообразила, что перепутала дома… — на глазах девушки заблестели слезы… — Хватит на пороге разговаривать, — Линдеманн шагнул вглубь дома, приглашая незадачливых родителей войти. — Не реви только. Она тут неплохо развлеклась. Теперь ясно, в кого она такая… — буркнул он. Оказавшись в гостиной, Марта и второй Тилль опять не поверили своим глазам. Мало им было улицезреть с утра пораньше лохматого и отчаянно зевающего вокалиста любимой группы в косо завязанном мятом халате, так еще и оба гитариста пытались успокоить их дочь: один стоял на коленях около импровизированной кроватки, а другой старался всунуть в рот орущему ребенку бутылочку. — Тише, Алекс, тише, солнышко мое! — девушка поспешила к малышке и забрала ее из рук Рихарда. Как по мановению волшебной палочки, плач стих, и еще через минуту девочка радостно загулила, почувствовав запах матери и услышав ее голос. Еще через несколько мгновений крепко-накрепко вцепилась губами в бутылочку, которую ей все-таки изловчился дать Пауль. — Так, контакт, я вижу, установлен. Хорошо, — сказал Тилль, окидывая взглядом немного сюрреалистичную картину в своей гостиной и почесывая затылок. Линдеманн должен был признаться себе, что не хотел оставлять ситуацию в том виде, какой она в итоге приняла. Раз уж у него мелькала мысль обязательно найти непутевую мамашу и от души прополоскать ей мозги на тему безответственного обращения с ребенком, то упускать такую возможность явно не стоило. Тем более что и незадачливый папаша крутился поблизости. Все-таки, каким-то чудом воспитав двух дочерей почти без подростковых заскоков и особых проблем, Тилль полагал, что обязан сделать так, чтобы у малышки, которую он почти посчитал своим ребенком, точно все было хорошо. А для этого стоило обстоятельно поговорить с ее балбесами-родителями, которые, едва отметив двадцатилетие, казались Тиллю с высоты прожитых им лет сущими детьми. Так что для больших детей, заделавших ребенка, стоило в предельно доступной для их понимания форме донести несколько простых истин и убедиться, что те прописались в мозгах. — А теперь, молодые люди, идемте-ка поговорим по поводу цирка, который вы мне устроили, — Тилль кивнул в сторону кухни, с порога которой виднелась раковина, заваленная горой грязной посуды. Баюкая на руках причмокивающую молочной смесью дочку, Марта последовала в указанном хозяином дома направлении, за ней поспешил и новоявленный отец, явно не привыкший мысли, что он, похоже, глава будущего семейства. — Бля… Да помоги ты мне разогнуться, Кнопка! Потом присоединишься к Тиллю, — донеслось до Линдеманна, пока он не закрыл дверь на кухню. — Ты какого черта оказался у кроватки? Ты тут ночевал, что ли? Откуда столько подушек? Куда ты полез со своей спиной? — с укоризной в голосе Пауль засыпал друга вопросами. — А ничего, что она три раза просыпалась? Тилль ни черта не слышал, тебя всей нашей пиротехникой не добудишься! — ответил с плохо сдерживаемым раздражением Рихард. — Я был прав! Девочку кормить было нужно! И я ей подгузник менял. — Тебе лишь бы оказаться правым! Ты хоть таблетки-то свои взял, болезный?.. — решив не слушать дальнейшие дружеские разборки гитаристов, Тилль поплотнее притворил дверь кухни и стал примеряться к роли педагога и семейного психолога.