Шерри.

Бруклайн всегда славился своей безопасностью и приятным контингентом, что не был выдающимся. На улицах гуляли парочки с собаками, все газоны были идеально выравнены, а кусты подстрижены под углом 90°; наверное, во всей округе нет настолько благоухающего местечка. Просто рай для таких измученных перфекционистов, как Ксено. С момента, когда он с Сан-Франциско перебрался в Бостон для нового сотрудничества пошло уже немало времени, и всё успело приесться. В любом случае, даже здесь, в этом месте, где идеальность мозолит взор, будет лучше, чем в Сан-Франциско. Уж больно много воспоминаний связанно с ним. Учёный замкнул гараж, и крепче взял сумку с документами, что была почти не подъемной. В доме горел тёплый свет, что даже с зашторенных окон заливал светом весь двор и снег вокруг него. Пусть в доме и горел свет, но внутри было пусто, никто там не жил, кроме самого Хьюстона. Это лишь создавало ложную картинку того, что он не один. Он всегда ставил таймер на выключателе, который купил в местном "Волмарте" на 17:00, чтобы вечером, после работы не возвращаться в тёмный дом. Мужчина стряхнул с себя снежинки, попутно закрывая входную дверь. Сумка тяжело упала на пол, тот стряхнул рукой, дабы привести мышцы в порядок после такой тяжёлой работы – перенести сумку с документами от гаража к дому. Звучит жалко. Хьюстон снял пальто с шарфом, теперь они покоились на их законных местах среди полчища других пиджаков. Он посмотрел на себя в зеркало и увидел там не того Ксено, что он им был несколько лет назад, а какого-то мужчину на 25, который выглядит на все 30 с копейками... Тот, кто вечно гонится за чем-то лучшим, идеальным образом, совершенствием, не замечая всё остальное вокруг себя... Когда-то ясные карие глаза изменились на пустые стекляшки, синяки под глазами стали ещё больше, лицо исхудало... А внутренний голос лишь кричал о том, что его мир теперь – четыре массивные стены, за которыми замурован прежний "я". – Тц, не говори себе, что это с тобой сделал тот идиот. – Промолвил Хьюстон, пока сжимал в руке ключ от дома. – И ты заслужил на то, чтобы действительно отдохнуть в эти выходные. Хотя лампы приветствовали его теплым светом, в доме было прохладно. Или, может, он просто принёс с собой зиму вместе с теми снежинками и был как герой детского мультфильма, над которым всегда висит облако. Он включила термостат и газовый камин. Когда-то этот прибор поразил ужасной неискренностью и своей иллюзией уюта, но с тех пор он стал его ценить. Сегодня он стремился к этому теплу, его радостному сиянию и был рад, что благодаря человеческим технологиям мону так быстро удовлетворить свое желание. Хьюстон налил себе шерри и удобно уселся в кресло у камина. В окно он видел рождественские огоньки на доме через дорогу – цветные сосульки, свисавшие с крыши, навязчиво напоминая о том, что у него самой совсем нет праздничного настроения. Он до сих пор не купил ёлки, не ходил за подарками, даже банальных открыток он не приобрёл... Уже вторую зиму он не отмечает рождество, во всю строя из себя мистера Гринча. В прошлом году именно перед Рождеством припал переезд в Бостон, разбирательство вещей и адаптирование к новым коллегам как раз были в разгаре, поэтому Ксено едва заметил, как праздник прошел. "А в этом году какие у тебя оправдания?" пронеслось в его голове. Осталась неделя на то, чтобы раздобыть ёлку, развесить огоньки по всему дому, готовить штоллен. По крайней мере, хоть несколько рождественских песенок сыграть на фортепиано, как в детстве. Книга с праздничными песнями должна лежать в ящике под стулом для пианино, еще с тех пор, как... "С тех пор, как мы с Стэнли встречали наше последнее Рождество..." На секунду его нутро сжалось от всех тех тёплых воспоминаний, которые подарил ему он. Они нежились вместе на белоснежных простынях, переплетя ноги, приходили вместе домой после проливного дождя и грелись под пледом в их гостиной, в Сан-Франциско. Сердце Хьюстона сжалось, когда на него нахлынули столь нежные воспоминания, которые и в правду грели душу. – Самое ужасное, что ты всё ещё его любишь... Он посмотрел на телефон. Влияние шерри уже ощущалось, и он знала, что сейчас любое его решение будет напитано алкоголем и неосмотрительностью... Ксено знал, что Снайдер в Бостоне, ведь недавно на парковке он пытался завязать разговор с учёным, но Ксено не позволила собственная гордость и боязнь того, что всё вернётся на круги свои. И всё равно взял телефон в руки, набирая номер, от которого было сотни пропущенных за последних пару дней. Администратор гостиницы соединял его с номером, а он смотрел на огонь в камине и размышлял про себя: «Это иррационально... Это только усугубит всю ситуацию и сделает мне хуже». Он ответил: – Ксено? Ксено ещё не сказала ни слова, а он уже знал, кто звонит по телефону. – знаю, уже поздно, – ответил тот. – Только пол одиннадцатого. – И все равно не стоило звонить. – Так... почему ты позвонил? – тихо спросил Снайдер, Хьюстон помолчала, закрыл глаза. Даже так до сих пор видел пламя в камине. «Даже если не смотреть на него, если притворяться, что его нет, пламя все равно пылает. Видишь ты его или нет – оно горит». – Подумал, что пора прекратить тебя избегать, – тихо пробурчал учёный в трубку, опасаясь своих собственных слов. – Иначе я не верну себе свою жизнь. – Что ж, рад слышать такую причину. Он вздохнул. – Что-то всё идет не так... – Вряд ли есть способ сказать то, что ты хочешь, так, чтобы было приятно. И меньше всего, что ты можешь сделать, – сказать это мне в глаза. Не по телефону. С другого конца линни послышался звук, напоминающий чем-то потрескивание дров в костре, похоже, Стэнли так и не избавился от своей убийственной привычки. – Разве так будет приятнее? – По крайней мере гораздо смелее. Ксено сел ровно, не сводя глаз с огня. – Что это для тебя изменит? – Будем откровенны, нам обоим нужно жить дальше. Мы застряли на месте, потому что ни один из нас не понимает, что на самом деле пошло не так. Я тебя любил, думаю, ты испытывал то же самое, но посмотри, где мы очутились. Даже друзьями быть не можем, хотя изначально ведь были... Так скажи мне почему? Почему два человека, которые были в идиллии друг с другом, не могут просто цивилизованно общаться? Как с кем-либо другим? – Потому что ты не кто-нибудь. «Ибо я тебя любил». - Это возможно, правда? Просто поговорить, с глазу на глаз Похоронить своих скелетов в шкафу. Я в городе не надолго, потому сейчас или никогда. Либо мы будем и дальше скрываться друг от друга, либо открыто поговорим о случившемся. Если хочешь, можешь винить меня. Признаю, я заслужил это, и я последняя скотина, раз посмел так поступить с тобой. Но перестанем притворяться, что этого не существует. Ксено внимательно рассматривал пустой стакан из-под напитка во время речи Снайдера. – Когда хочешь встретиться? – Могу прямо сейчас приехать. В окно было видно, как огоньки на той стороне улицы внезапно погасли, мерцающие сосульки растворились в снежной темноте. Осталась неделя до Рождества, и ещё никогда в жизни Хьюстон не чувствовал себя таким одиноким в канун. – Я живу в Бруклайне, сказал он. Ксено наблюдал за тем, как машина Стэнли кружиться посреди улицы, пытаясь найти нужный ему дом. Или может быть, он как и второй – сомневался в правильности своих действий? В конце концов, он нашёл нужный дом и машина была аккуратно припаркована у двора учёного. Ксено отошёл от окна, встал среди гостиной: сердце колотилось, ладони потели. Звук звонка заставил его испуганно вдохнуть. Он не был готов встретиться с Стэнли, но он уже был здесь, и не годилось оставлять его на улице в такой холод. Снова звонок. Владелец обителя открыл дверь, в прихожую ворвались снежинки, как в сказке про "холодное сердце". Они сверкали у Стэнли него на куртке, на изящных ресницах, в волосах. Классический момент, как из какой-нибудь дешёвой сопливой мелодрамы: бывший любовник стоит на пороге, прожигающим взглядом всматривается в лицо второго, а тот в свою очередь не может придумать ничего, кроме как «входи.» Ни поцелуя, ни объятия, даже руками не коснулись. Снайдер вошёл, скинул куртку. Пока вешал её, от знакомого запаха ванильных духов и табачного дыма, в горле Хьюстона встал комок. «о нет, теперь ты не разрешить ему так просто совладать тобой, как раньше. Он теперь на твоей территории, и пусть только посмеет что-то вывернуть.». Снайдер стоит у него дома, в месте, где Хьюстон построил свою личную идиллию. Все вещи были разложены строго по своим местам, дюйм к дюйму, и когда владелец дома уходил куда-то, он был полностью уверен в том, что все эти мелочи останутся в первозданном виде, и никто никуда их не переложит. С этими мыслями Ксено устремил свой взгляд на мужчину рядом, прямо в бездонные голубые глаза, что затягивали и манили, как стая сирен. – Не хочешь выпить? – Выпить? – Почему бы и нет. Виски. – Ты не забыл? Учёный промолчал. Нет, он не забыл. Крепкий виски – Стэн всегда пил только такой. Ведя его на кухню и доставая из шкафчика бутылку "Джек Дэниэлз", он с тревогой испытывал знакомое волнение. В Сан-Франциско это была их любимая марка, и до сих пор Ксено иногда поощряет себя, и заказывает бутылочку по почте. Связи прерываются, но есть вещи, от которых невозможно отказаться. Хьюстон достал лёд, и насыпал его в стаканы, заливая алкоголем, успокаивая себя, он медленно осматривал кухню: холодильник "Саб-Зиро" из стали-нержавейки, плита "Викинг", черные гранитные столешницы. Купив этот дом, он быстро переделал кухню и сейчас гордился тем, что мужчина рядом находится на его территории, что он заработал всё то, на что тот смотрит, своим трудом. В этом аспекте этот развод прошел довольно просто: они ничего не хотели друг от друга. После двух лет брака просто забрали каждый своё имущество и разошлись своими путями. Это был только его дом, и, заходя сюда вечером, он знала, что все будет точно так, когда он отсюда выходил. Каждая мелочь, и покупка, и выбор. –Похоже, ты наконец-то имеешь кухню своей мечты, – отозвался Стэнли. - Мне нравится. - Скажи, готовка действительно получается лучше, если и готовить на пафосной плите на шесть конфорок? Саркастический тон Ксено не понравился, так что он ответил тем самым. – На самом деле так. А если есть из фарфора от Ричарда Динори получается ещё вкуснее. – Куда делись старые добрые «Крейт энд Баррел»? – Это лишь пережитки прошлого. Ксено поставил два стакана виски на стол, и сам сел на против. Он тщательно пытался скрывать тот факт, что ужасно нервничает и готов превратиться в грудку каши от волнения, но снаружи – сидел ровно, с высоко поднятой головой, абсолютно уверен в своих действиях. Стэнли сделал первый глоток и наконец нарушил напряжённую тишину между ними. – Мы должны были поговорить об этом ещё три года назад. – Ты сказал бы мне то же самое, что сказал и сейчас. – Но ты ведь не хочешь меня слушать... Ксено, послушай, это всё было ошибкой, я сделал это по пьяне, и ты сам знаешь, что будучи в здравом уме я бы никогда не сделал этого. Хьюстон слушал всё это с каменной гримасой, но внутри него бушевал шквал противоречий и эмоций. Шерри уже давно дало в голову, ведь без него, Снайдера тут бы не было. – Это тебя не оправдывает, измена есть измена, чёрт, Стэн, ты ведь даже не знал её! И теперь ты сидишь тут, пытаешься выбраться из того дерьма, в которое ты сам себя загнал, с помощью "ой, прости меня, я был не в себе", – он спародировал голос мужчины, – Стэн, так никто не делает... На удивление, внешне Снайдер оставался спокойным, с нейтральным лицом выслушивал Ксено, что второго ужасно раздражало. Стэнли всегда умел совладать собой, всегда спокоен как удав, ни одного показателя, что мог бы выдать его, ни одной оплошности. Тогда, что могло овладеть им в тот день... Алкоголь? – Ксено... Я знаю, что глупо оправдываться лишь алкогольным опьянением, но подумай сам: разве я когда-нибудь мог бы переспать с человеком, которого я едва знаю? Нет... Я просто не знаю, что тогда на меня нашло. – Ты вообще сам себя слышишь? Ты говоришь несуразный бред, который никаким образом нельзя обосновать. – Ксено, но... Мужчина прикоснулся к руке учёного. По телу пробежала дрожь, а кожа покрылась мурашками, но Хьюстон, вопреки своему желанию, дёрнулся и забрал свою руку. – Никаких "но", Стэн, ты сам знаешь, что между нами уже ничего нет, и виноват в этом только ты. Снайдер молча смотрел на собеседника, подбирал слова? Думал? Если думал, то о чём? Эта тишина действовала на нервы Ксено, и он готов был прямо сейчас закончить этот разговор, оставить тему открытой, лишь бы не чувствовать того армагеддона, что сейчас царил в его душе. Наконец, спустя несколько минут, что казались вечностью, Стэнли подал голос. – Ты знал, что в некоторых стаканах нашли частицы рогипнола? – Рогип... Чего? – В стаканы с алкоголем кто-то подмешал рогипнол, именно поэтому Броуди тогда так быстро отключился, хотя алкоголь ему обычно не по чём, – он тихо добавил, – как и мне... – Что за бред? Если бы там был рогипнол, то на виновника завели бы дело. – Нет, если бы это просочилось в массы, то у ЦРУ возникнет множество вопросов по поводу репутации наших военных. Сам подумай, что если бы тем человеком оказался кто-то вроде меня? Элитные снайперы не могут позволить себе такого. – Поэтому и мне об этом нельзя было сказать? Ты думал, что я пойду и растрепаю это на все стороны, чтобы поставить пятно на репутации твоих сослуживцев? «Не доверял мне?» это единственное, про что подумал Ксено, пока говорил со Стэнли. – Я писал тебе, звонил, а ты совершенно не шёл на контакт... Я не навязывался, а просто хотел по-человечески поговорить. Хьюстон в этот момент почувствовал себя настолько глупым, что ни единый представитель человеческого вида не сможет превзойти его идиотство. Возможно, если бы они просто поговорили, обсудили всё как цивилизованные люди, то сейчас не сидели бы друг напротив друга, чувствуя себя как не в своей тарелке. Ведь рогипнол действительно влияет на сознание... – То есть ты? – Да. Скорее всего. Рука Снайдера, что до этого обнимала стакан с виски, переместилась на щёку учёного, Ксено ничего не ответил, лишь накрыл своей ладонью его. – Может, у нас ещё время всё наверстать? Смесь табака и мятной капсулы так приятно обволакивали губы, а мягкость чужих, ярких губ лишь добавляла элегантности, руки скользили туда-сюда, ища себе место, а глаза были прикрыты в наслаждении. «я люблю тебя, но я тебе не доверяю»