***
Как почти все отличные приключения, это началось с таверны. Нет, речь не о знакомстве с Мерлином и его заносчивым принцем. Хотя тогда все тоже началось с таверны, а без того случая не видать Гавейну и остальных приключений. К тому же ему снова попался злобный правитель, который так и напрашивался на хорошую выволочку. (Злобных правителей в последнее время многовато развелось. С другой стороны, большинство правителей уже по определению были злобными, так чему же тут удивляться). Дело в том, что одной, а то и двумя деревеньками Восточной Англии владел Его гнуснейшество милорд Гнус, которому не помешало бы надрать задницу. Гавейн в этом ни капли не сомневался и по доброте душевной занялся образованием милорда самостоятельно. Кто же виноват, что все покатилось в тартарары? Впрочем, как обычно. Но Ланселота он встретил позже. Ланселота он встретил на лесной дороге неподалеку от Безымянной деревеньки Восточной Англии. К тому времени Гавейн уже туго набил кошель золотом, награбленным некогда Его гнуснейшеством, а на слухи о деньгах разбойники слетаются, как мухи на навоз. Ланселот же, как вскоре выяснил Гавейн, слетался на разбойников с не меньшим пылом. В конце концов, наемному рыцарю нельзя терять форму. Напомним, однако, что все началось с таверны, и к тому времени, как Гавейн выбрался из деревни, позвякивая новоприобретенным золотишком, он был вусмерть пьян. Инстинкт безошибочно вывел его на дорогу, но с рефлексами дело обстояло куда хуже. Да и противников оказалось шестеро. В удачный день Гавейн уложил бы их без труда – выигранный турнир Камелота тому в подтверждение, – но, увы, то был не день, а глухая ночь на пустынной лесной дороге, да и сам Гавейн едва держался в седле. Разбойники любезно помогли ему спешиться, прежде чем навалиться всем скопом. Впрочем, Гавейн еще был на ногах, когда в кучу малу, буквально пылая энтузиазмом, ворвался новый участник. Пожалуй, «буквально» было сильно сказано, и все же Гавейн почти ожидал, что незнакомец вытащит из ножен пламенный меч. Слишком уж чистеньким он казался для драки с разбойниками на лесной дороге. – За леди Гвиневеру! Да ладно, подумал Гавейн, но горячо поддержал незнакомца, вонзив верный кинжал в шею ближайшего противника: – Вперед! Впрочем, позже, когда все бандиты были успешно изничтожены, он решил прояснить этот вопрос. – «За леди Гвиневеру»? Серьезно? И правда, что может быть милее сердцу Гвен, чем парочка порубленных в ее честь головорезов. Незнакомец невозмутимо пожал плечами, вытер меч о траву и достал платок, чтобы убрать остатки крови. – Полагаю, я мог просто изобразить вопль гарпии. Или это твой боевой клич? – Попрошу! – с достоинством отозвался Гавейн. – Не гарпии, а баньши. (Стоит заметить, с гарпиями они встретились позже, иначе Гавейн не возражал бы против такого сравнения – от крика этих тварей кровь стыла в жилах). Незнакомец только фыркнул. Отполировав клинок до блеска, он убрал его в ножны и протянул руку Гавейну. – Ланселот. – Очередной воздыхатель принцессы Гвен, полагаю. Что ж, по крайней мере, у Артура появился еще один повод поволноваться. Гавейн. Они пожали руки, тайком оценив хватку соперника, как это заведено у странствующих не-то-чтобы рыцарей, влюбленных в одну и ту же даму. Хватка оказалась неслабой. – Принцессы? – переспросил Ланселот с подозрением. – Не буквально, – успокоил его Гавейн, высвободив руку из тисков. Кости вроде остались целы. – Но она принцесса моего сердца! И, пожалуй, сердца Артура. Но в основном моего. – Я первый с ней познакомился, – беззлобно поправил его Ланселот. – Становись в очередь.***
Путешествовать вместе они стали за неимением лучшего, но кто откажется от дружеского клинка, когда по дорогам шастает столько бандитов? И мерсийских солдат, по загадочной причине невзлюбивших Ланселота. Гавейн был в восторге. – Ну все, парень, теперь ты от меня никуда не денешься! – довольно крикнул он, расправившись с особенно нахальным мерсийцем. – Я так не развлекался с тех пор, как Мерлин разозлил поддельных колдунов! – И что он с ними сделал? Поразил синей молнией? – невинно полюбопытствовал Ланселот. – Или опять вовремя подсунул горшок под ноги? – Что, прости? – Так. Ты ничего не слышал. – Личный слуга наследника Камелота – чародей?! – Нет, правда, – выдавил Ланселот сквозь зубы, с неоправданной жестокостью зарубив очередного рыцаря. – Нам стоит поработать над твоей избирательной глухотой. Похоже, Ланселот не только привлекал самых интересных врагов, но и знал отборнейшие слухи. Ну уж нет, решил Гавейн, такое сокровище выпускать из виду нельзя.***
Сложным путем проб и ошибок, а также ругани с одураченными трактирщиками они в конце концов разработали свод правил своего неформального партнерства: - Ценность монет в кошеле должна быть равна или превышать стоимость эля, который ты собираешься выпить. - Кошель Ланселота не предназначен «для общего пользования». – Вот ты – истинное подтверждение этой идеи, – задушевно сказал Гавейн. – В тебе и капли благородной крови не найдется, ты деревенщина до мозга костей. Среди твоих предков разве что парочка крестьянских старост затесалась. И все-таки я не встречал никого благороднее тебя. Ты благороден по праву, а не по рождению. Да ты только и тем занимаешься, что истребляешь злодеев, на досуге снимая котят с деревьев и отстраивая деревни! Важно не то, кем ты родился, а кем стал – и ты тому лучший пример. – Ого, – удивленно протянул Ланселот. – То есть, спасибо. Приятно слышать. А затем... – Да ты издеваешься, что ли? Тут же пять минут назад бочонок вина стоял! И кто за него, по-твоему, платить будет? – Благородный Ланселот, – пьяно икнул Гавейн. – Благороднейший! - Не все благородные рыцари – злобные правители. - Лицо в шрамах еще не признак злобного правителя. - Если правитель действительно окажется злобным, следует обсудить ситуацию с обеими сторонами или, по крайней мере, уведомить их, прежде чем начинать революцию. – Если ты и дальше собираешься свергать кого-то без моего ведома, расхлебывать последствия будешь сам! – проворчал Гавейн из-за баррикады бочек в погребе замка. – Я всего лишь освободил угнетенный народ! – возмутился Ланселот. – А я только что освободил из заточения чудесное винтажное вино, – покладисто заметил Гавейн. – Твое здоровье! - Ни в коем случае не принимать вызов от таинственных незнакомцев в зеленом. Даже в состоянии опьянения (особенно в состоянии опьянения!). – Да говорю тебе, это был верный выигрыш! Я ему голову отрубил! – возмущался Гавейн. – Откуда мне было знать, что он просто сунет ее под мышку и ускачет как ни в чем не бывало? – Это не объясняет заварушки с поясом его жены, – мрачно возразил Ланселот. - Кроме того, вызов на дуэль, полученный от пьяницы, не считается правомерным. - Даже если он оскорбил твою матушку. - Даже если он оскорбил леди Гвиневеру. Стоит признать, в нарушении последнего пункта повинны были оба.***
– Понимаешь, она такая... – пьяно выдохнул Ланселот и замолчал. Долгая неделя, полная спасения котят и революций закончилась крайне удачно – жители деревеньки были рады отблагодарить их за избавление от воровской шайки, а Гавейн с готовностью принимал оную благодарность, покуда она позволяла им с Ланселотом свободно распоряжаться лучшими напитками в местной таверне. – О да, в этом ей не откажешь, – согласился Гавейн, вдумчиво оценивая достоинства трактирщицы. Поймав его взгляд, девица захихикала и залилась румянцем, который быстро перекинулся с щек на белую шею и грудь. – Такая... – повторил Ланселот и снова замолчал, не в силах подобрать предательски ускользавшие сравнения. – Милая, – наконец выговорил он. – А еще добрая, и верная, и смелая... Гавейн удивленно на него посмотрел. – Ее кожа смугла и нежна, как шелк, – поделился Ланселот. – А, вон оно что. Ты о Гвен. Да. Прелестное создание, ее никому не превзойти. – А губы точно розовые лепестки, окропленные вином. – Правду говоришь, – согласился Гайвейн и, наклонившись к Ланселоту, деловито заметил: – Но что еще важнее – ты только посмотри на сиськи нашей трактирщицы. Ланселот вздохнул. Он великолепно овладел искусством многострадальных смиренных вздохов – Гавейн подозревал, что в свободное время его друг берет уроки у романтически настроенных господ. Но Гавейн ждал. – Моя любовь к Гвиневере искренна и чиста, – напомнил ему Ланселот. Гавейн ждал. – Она – образец женственности, с которым никто не смеет сравниться. Гавейн медленно и многозначительно отхлебнул из кружки. – ...и да, грудь этой трактирщицы воистину изумительна. – А я о чем говорю! – довольно подытожил Гавейн.***
Такие люди, как Мерлин с Артуром, часто забывают, что за пределами Камелота лежит целый мир. Такие люди, как Ланселот с Гавейном, предпочитают не вспоминать, что во всем этом мире не найдется места, которое они могли бы назвать родным домом. Но к черту сентиментальные бредни; в конце концов, не-то-чтобы рыцарям куда проще проявить себя в неизведанных чащобах, чем в тесных границах одного маленького королевства. – Гидра, – повторил Гавейн, все еще не силах в это поверить. – В Саффолке. Да ты шутишь. Ланселот не шутил. На этот раз заварушка выдалась особенно головоломной, поскольку именно количество голов, причитающихся на каждого, они и не смогли подсчитать. Учитывая, что на двоих у доблестных рыцарей имелась лишь пара мечей, небольшой набор кинжалов, кошель с трутом и факел, справились они неплохо. – Вот бы сюда Мерлина с его магией! Управились бы куда быстрее, – простонал Ланселот, промывая собственную рану. Гавейн усмехнулся. – Зато повеселились на славу! Кстати говоря, оказалось, что наемным героям неплохо платят. Кто бы мог подумать?***
Однажды Моргауза попыталась соблазнить их. Обоих. Одновременно. Идея, которой она пыталась их соблазнить, была хороша, к тому же Моргауза привела весьма убедительные аргументы. Гавейна с Ланселотом все устраивало, пока она не добралась до убийства Артура и возведения на престол Морганы, королевы-марионетки. Прекратить гонения на магов – конечно, почему бы и нет. Прекратить земное существование Артура – пожалуй, уже слишком. К тому же по замыслу Моргаузы один из них (или оба) должен был соблазнить Гвиневеру; мысль привлекательная в целом, но даже Гавейну совесть не позволяла дать ей ход в данных обстоятельствах. – Она собирается использовать Гвен как приманку для Артура! Мы должны их предупредить! – пропыхтел Гавейн на бегу. – Разумеется. Но сначала скажи мне, какую именно часть фразы «ненаглядная подопечная Утера планирует убить самого короля и любимого молочного брата» ты успеешь озвучить, прежде чем тебя казнят за возвращение в Камелот? К счастью, Моргауза имела весьма удобную для странствующих рыцарей привычку оставлять магический кристалл во дворе замка, где о него мог споткнуться любой беглец. В случае Гавейна – буквально. В магии они не понимали ровным счетом ничего, но им повезло. Моргауза с помощью кристалла шпионила за Утером, а Мерлин с его же помощью шпионил за Моргаузой. Он слегка удивился, увидев вместо нее Ланселота, но вопрос, какого черта тот делает в замке Моргаузы, пришлось отложить из-за угрозы грядущего упадка и разрушения Камелота. Суть дела Мерлин уловил быстро (бедняга явно привык к таким заварушкам). Последним, что Гавейн с Ланселотом увидели в кристалле, была Гвиневера, стоявшая в дверях пустой каморки. Гвен не заметила ни кристалл, ни их самих. Но боже милостивый, она была все так же прекрасна. Чем все закончилось, Гавейн с Ланселотом так и не узнали – они были слишком заняты, спасаясь бегством от мстительной чародейки, – но слухов о смерти Артура до них не доходило. Так что с этим, считай, тоже разобрались.***
Кое-кто мог бы предположить, что в неприятности они обычно попадали из-за Гавейна; кое-кто при этом вряд ли бы ошибся. Однако следует уточнить: если уж Ланселоту что-то взбредало в голову, это «что-то» оказывалось поистине эпично. Как заметил позднее Гавейн: – Я только хочу сказать, что как ее ни назови, чаша – она и есть чаша. И даже не думай, будто я об этом забуду, если тебе опять моча в голову ударит протащить нас через полмира в поисках прочих предметов сервиза! В результате к своду правил добавили еще одно: - Никаких великих деяний.***
К тому же происшествие с весталками было целиком и полностью на совести Ланселота. Ох и болван.***
– Дело ведь вот в чем, – выдавил Гавейн. – Артур – он хороший человек. Нет, правда. А однажды станет великим. Ради этого и умереть не жаль. – Не заранее же, придурок, – оборвал его непривычно бледный Ланселот и потуже затянул импровизированную повязку на бедре Гавейна. Руки Ланселота были по локоть в крови. И вообще, это была всего лишь морская змея. Волшебная морская змея, но все же. Ради змеи умирать точно не стоит. И Гавейн не умер. Позднее, получив вознаграждение, он отдал Ланселоту всю свою долю. Весь из себя благородный, праведно гневающийся и даже немного испуганный Ланселот пытался отказаться, но на постоялом дворе Гавейн тайком переложил монеты в его кошель. В конце концов, кошель Ланселота служил для общего пользования.***
(Если кого-то все еще интересует, чем закончилось то происшествие с гарпиями, скажем так: Мерсия прельщала гарпий даже меньше, чем Гавейна с Ланселотом, поэтому у границы они просто разлетелись. Разумеется, никому и в голову не пришло сложить балладу о том, как врагам наскучило сражаться, и они разошлись по своим делам. А вот какие неприятности ожидали тех, кто привел гарпий к самой границе – уже другая история. Ценред был взбешен).***
Так все и продолжалось, пока не пришла весть о смерти Утера Пендрагона. Лицам вовлеченным наверняка было что вспомнить – по слухам, не обошлось без колдовства, предательства и варварской порчи имущества. Без Мерлина тоже вряд ли обошлось; не то, чтобы его интересовала порча имущества, но события подобного масштаба вообще редко без него обходились. А это событие как раз было из тех, о которых слагают баллады. Лица невовлеченные слыхали новости поинтереснее. – Так Артур теперь король, – задумчиво протянул Ланселот. – Подумать только. – Подумать только, – согласно булькнул в пивную кружку Гавейн. Воцарилось неловкое молчание. – Как думаешь, он уже женился на Гвен? – рискнул спросить Гавейн. Ланселот вздохнул. – Я никогда не посмел бы встать между доброй леди и ее королем. – Да, – глубокомысленно согласился Гавейн. – А вот я бы встал. Они смерили друг друга осторожными взглядами. С одной стороны, на кону стояло расположение короля. С другой, милость прекрасной женщины. С другой другой стороны, там же стояли добрые пятьдесят лиг до врат Камелота. Судьбы великих народов зависели от меньшего. – Ну что, кто быстрее? – предложил Ланселот. Гавейн уже почти вскочил в седло. Они забыли, чья очередь платить за эль, но ветер гулял в карманах у обоих, так что разница была невелика. К тому же, как они быстро согласились, преследующие их разъяренные крестьяне придавали гонке особой остроты.