Последний родственник майора Грома

      — Тебе чай с мёдом или... с мёдом? — уточняет, гремя чашками, Платон Акопович, старичок в дурацкой шапке с помпоном и смутно знакомым лицом.       — Пожалуй... с мёдом, — подыгрывает Игорь, и старичок благодарно смеётся их дружно получившейся шутке. Грому не сложно, он уже натренировался на питерских бабушках: участковые как-то научили, что если поколению с сединами подыгрывать и вообще проявлять вежливость к их причудам, можно обрести ценных информаторов, а то и агентов с запасом энтузиазма покруче, чем у молодёжи. Подводные камни у такого союза тоже имеются, только это уже мелочи.       — Итак... — Платон Акопович ставит ароматные чашки на стол перед гостем.       — ...Игорь, — подсказывает тот.       — Шустов ведь, да?       — Гром, — поправляет Игорь. — Шустов — это Максим. Был.       — Да, верно. Был, — с грустью в голосе соглашается старичок. — Жаль паренька, светлая голова и храбрости не занимать. Да ты и сам, Игорëш, знаешь.       В том-то и дело, что только догадывается, но вслух этого Игорь не говорит — не рискует спугнуть редкий в своей жизни, но чрезвычайно полезный болтливый экземпляр свидетеля. Он любит с такими работать: они хоть и суетливые, зато простые по жизни, бесхитростные и рассказывают как на духу всё, что ищешь.       — Платон Акопович...       — Да просто Акопыч, меня так все кличут, — добродушно машет рукой старичок, подрывается и лезет в шкафчик за пряниками. — Вот, к чаю, а то что мы гольный чай-то цедим.       Вот поэтому Игорь и боится таких спугнуть: легко отвлекаются, иногда слишком легко. Одно неверное слово — и всё, придётся часа два философствовать над музыкой космоса и прочей научной фантастикой, а не дело обсуждать.       — Я хотел про ваш последний вылет с Максом спросить, — признаётся Игорь.       Акопыч смотрит на него странным взглядом. Не тем взглядом «что ты за брат такой ужасный, Игорь Гром», который Игорь уже ловил на себе раз или два, пока раскапывал события почти четырёхлетней давности, но особым, говорящим.       — Э-эх, да кабы было что полезного рассказать, — вздыхает Акопыч с досадой. — Я ж всю дорогу Ларису Иванну уговаривал, чтобы порадовала нас, а он детишек успокаивал.       — А Лариса Иванна — это?..       В общем, ничего нового для себя Игорь не узнаёт, только деталей разных, обрамлённых в стариковские причитания, добавляет. Всё то же самое ему уже рассказал летнаб, который на «Ларисе Иванне» за второго пилота сидел, ещё в Пушкино, где по совету Ильина Гром его даже из отпуска выкопал. Летнаб же и посоветовал в Калевалу к Платону Акоповичу съездить.       — Знал бы, что Максимка задумал, сам бы выпрыгнул, — сокрушается старик. — Я свою жизнь пожил ярко и нагрешил сполна, а он молодой ещё, касатик. Брат мой тоже примерно в энтом возрасте сгинул и тоже похоронить нечего оказалось, так я всё обоих вспоминаю, всё вспоминаю...       Полицейское чутьё в Игоре делает стойку. Всё-таки мутно с этим Акопычем, да ещё и лицо всё-таки знакомое, будто в прошлой жизни видел.       — Валерий сказал, вы помните место, откуда взлетали, — Гром снова возвращает разговор в нужное русло. — Я хотел бы... ну, вы понимаете, — он смущённо машет рукой, на самом деле ещё и сам особо не понимая, что ищет.       Но Акопыч ретиво кивает, как китайский болванчик:       — Конечно-конечно, Игорëш, у меня координаты остались, — заверяет он. — Ты же карты читать научен? — Гром кивает: что-то в академии проходили, что-то помнит. — Значит, мигом найдёшь.       Акопыч уходит в комнату за бумагой и ручкой, не успевает Игорь предложить свои, чтобы быстрее. Возвращается, неся к тому же кулёк с конфетами, карамельками:       — Угощайся, Игорëш, глюкоза для мозгов полезна, — старик кладёт кулёк рядом с пряниками. — Максимка с собой такой же таскал, Валера говорил, привычка была, весь кукурузник фантиками увешал.       Игорь вздыхает: ещё один человек, который за какие-то пару часов узнал его брата лучше, чем он сам — за всю жизнь.       «И кто ж тебе виноват, Игорёк?» — ехидно подмечает внутренний голос, почему-то с интонацией Прокопенко.       — Это, наверное, не моё дело, — вдруг произносит Акопыч, пока ищет в старых документах координаты, — но прости старику любопытство. Почему вы с Максимом близнецы, а фамилии у вас разные?       — Долгая история, — пожимает плечами Гром.       На самом деле история до смешного простая: разные не только фамилии, но и отчества, потому что отцы разные. Юридически. После развода мать забрала Макса в Москву, а её хахаль добился усыновления, сменил все документы, кроме имени. Наверное, и имя тоже сменил бы, да Игорь подозревает, что Максим не дался настолько себя перекраивать. По крайней мере, надеется на это, хоть сейчас это уже не имеет значения.       Только рассказывать такие вещи всем подряд Гром не намерен. Хватит уже, что он признался Юле, наконец-то подпустил её ближе, за что даже получил нагоняй. Она понимала, почему Игорь так долго скрывал историю с отцом, всегда едва упоминая о своём детстве, однако настолько глубокие тайны задели её за живое.       Вообще спросить бы у отца, как он на такое согласился, почему отказался от Макса на бумагах и не заставил вернуть в Питер. За него, Игоря, ведь держался до последнего. Или это мать что-то эдакое придумала и вынудила; Гром её почти не помнит и не знает, кому из родителей отдавать этот грех. Даром, что уже оба умерли, кого из них не вини — всё без толку будет.       — Ладно, — вздыхает Акопыч смиренно и отдаёт записку с координатами: — Вот, это недалеко от Леппясюрьи. Трудно тебе придётся добираться, но Лариса Иванна совсем в отказ пошла, до весны точно, так что своим ходом, Игорëш, своим. Поспрашивай в посёлке, может кто в Суоярви собирался, подбросит.       Игорь сверяется с картой: тут проще обратно в Питер вернуться и через озеро в Питкяранту поехать, а уже оттуда в Суоярви и дальше. Нужно подумать.       — Как домой приедешь, — старик по-отцовски хлопает его по плечу, — ты телеграммку сюда отстучи, что всё в порядке. А то бедовые вы, Громы, я смотрю — вечно с вами что-то случается.       По этой снисходительной интонации, будто у доброго соседа из парадной напротив, Игорь наконец-то понимает, откуда он знает Платона Акоповича; вернее, человека, взявшего себе это имя. Не лично, но достаточно, чтобы даже спустя двадцать лет лицо вспомнить.       — Спасибо, Виктор Сергеевич, — бормочет он, натягивая куртку и шапку. — Обязательно.       Старик и бровью не ведёт, лишь смеётся.       — Догадался-таки, Игорëш, — забавляется он. — Ментовское чутьё сработало?       — Ориентировку вспомнил, ещё в девяностые у отца на работе видел, — без обиняков отзывается Гром. — Гонялся он за вами долго.       Так долго и плотно, что Игорь в какой-то момент почти забыл, как отец выглядит — тот только и заходил вечером домой, что поесть ему принести, а потом по первому же звонку срывался обратно. Пока отца не ранили; это был первый раз, когда Игорю пришлось жить у Прокопенко неопределённое время. С тех пор Фёдор Иванович, отчаявшись достучаться до своего напарника и образумить, оторвать от великой цели искоренить всю преступность мира, старался почаще справляться о делах Игоря напрямую у Игоря, чтобы тот хоть дома один не ночевал.       — Гонялся, гонялся — и не догнал, слава Анубису, — ухмыляется старик, и Грома аж передёргивает от этого имени. — А вот теперь ты тут, выспрашиваешь. Я твои погоны, — он щёлкает себя по плечу, — быстро срисовал по манерам, опыт ведь не пропьёшь, да и на папку ты прям сильно похож. Как он, кстати? — добродушный на вид Платон Акопович, а в прошлом — Виктор Багров, киллер по прозвищу Татарин, спрашивает таким тоном, будто о родственнике справляется.       Хотя кому, как не майору уголовного розыска Грому, знать, насколько тесно и причудливо порой сплетаются судьбы полицейских с теми, кого они к закону призывают не словом, но делом, судом и наказанием. Один Игнат в его жизни чего стоит.       Поэтому в ответ Игорь лишь пожимает плечами:       — Умер. Двадцать лет с небольшим. Скоро годовщина.       — Я ж и говорю — бедовые.       Расходятся они мирно. Да и что сделаешь, когда улик стараниями Анубиса недостаточно и потому дела закрыты за истечением сроков давности, а сам Багров, похоже, давно отошёл от заказов, отдав предпочтение пчёлам и небу? Гром смиряться очень не любит, но тут остаётся только смириться.       — Дима, ты же у нас мастер гугла, — Игорь, не теряя времени, набирает Дубина на ходу, по пути к гостинице. — Сейчас координаты скину, пробей, что об этом месте известно.       — Ты же вроде в отпуске, — голос Димы немного сонный, как будто его тоже в отпуск выгнали, пока его напарник в лице Грома проявляет редкую по жизни тягу к нормальному отдыху.       — Да, как раз в нём и нахожусь, любуюсь природой и лесами, с людьми интересными общаюсь. Координаты. Пришлёшь на этот номер. Выпол-нять.