***
Минджон не может заставить себя встать куда-то дальше, чем два шага от кровати и Джимин это не по-детски пугает. Она много прочитала статей на тему депрессии, особенно про физическое состояние при такой ситуации и это ещё больше её заставляет ненавидеть себя за то, что она не заметила признаки раньше. Минджон нуждалась в этой помощи как никто другой — умоляла помочь ей не упасть между строк ещё более-менее жизнерадостных сообщений около года назад, ещё в этот момент, когда впервые пожаловалась на приближающуюся зиму. Джимин полная дура, раз не заметила. Теперь она в дверном проёме смотрит на чужой силуэт возле окна, который двумя руками держится за белоснежный подоконник, и пытается разглядеть в волосах Минджон звёздочки. Раньше её волосы всегда блестели. — Снег такой мерзкий, — говорит Минджон, хмуря густые брови. Джимин не видит этого, но давит слабую улыбку. В комнате тихо до такой степени, что хочется сделать хоть что-нибудь, любое действие, чтобы пошёл звук. Раздражает. Минджон складывает руки на груди, Джимин физически чувствует, как она закрывает глаза, чтобы их не слепило и произносит: — Он похож на тебя. Минджон вздыхает, а Джимин ни капельки не обидно. — Почему? — Мне тошно от твоей заботы, Джи. Она читала про это. Таким как Минджон не нужна помощь, они сами справляются со своими проблемами и неважно какими способами — часами стоят под кипятком, медленно варясь в душе или лежат на кровати по несколько дней, буравя пустым взглядом стену напротив. Джимин была готова, что Минджон будет отвергать абсолютно всё, что она будет пытаться для неё сделать, однако свои горькие обиды Джимин также топит в себе, как и мысли о том, что она тоже чего-то заслуживает. Чего-то. Именно, что чего-то, а чего конкретно — никто не узнает. — Я понимаю, — Джимин опирается на дверной косяк плечом. Минджон даже не оборачивается, трясясь от холода как осиновый лист. — Но так надо. Я не хочу, чтобы тебе было плохо. — Мне плохо, что ты здесь. У Джимин непроизвольно застревает солёный ком в горле, который перекрывает ещё и кислород. Она давится собственной слюной и прикрывает глаза. Её будто бы только что ударили ножом в живот. Несколько раз. — Не забудь выпить таблетки. Минджон всё-таки больше похожа на зиму, чем кто-либо другой, даже если она сама сходства не видит.***
Всё становится только хуже и Джимин ещё держится только потому, что Минджон начала ходить по квартире. Конечно, она больше похожа на призрака, чем на себя прошлую — сильно похудела и кожа стала сливаться с грязной белой футболкой, у которой не отстирываются пятна от пота на подмышках и которую Джимин устала зашивать на левом боку. Но это Минджон, её маленькая и когда-то очень яркая звёздочка, любая активность от неё это уже подарок, который Джимин не может себе и придумать. Она действительно рада, хоть Минджон всё ещё не рада видеть её. Джимин не знает, почему у них это всё так. Если бы она могла залезть в чужую голову, она бы обязательно узнала, что действительно о ней думают и что нужно делать, чтобы эти мысли всплыли наружу. Может быть нужен какой-то особый рецепт или что-нибудь ещё. Но Джимин не фея-крёстная и деньги на антидепрессанты у неё уже давно закончились. Минджон на эту проблему отвечает молчанием, слабым подёргиванием губ и долгим сном, который ещё чуть-чуть и перерос бы в смерть. В квартире пахнет тухлятиной — Минджон на это плевать, а Джимин привыкла. Этот запах уже будто бы въелся в её тело рядом с шрамами, впитался в одежду и, вероятно, маскируется под обычный запах духов. В университете от Джимин пахнет так, что одни однокурсники отшатываются от неё, как от помойного кота, а другие сочувствующе хлопают по плечу, спрашивая о состоянии Минджон. Джимин отвечает сквозь музыку в наушниках и севший голос: — Она будет в порядке. Пустое это ли обещание или нет, это не важно — оно всего лишь обещание. Не утверждение. Не клятва. Не само знание будущего. Всего лишь липкая и мерзкая надежда на то, что Джимин не обманывает саму себя. А то она уже чувствует, как её медленно утягивают на дно, как медленно тянут куда-то ниже Ада, к центру Земли. Как хорошие воспоминания о прошлом стираются и превращаются в чёрный квадрат с белым шумом. Как старый образ Минджон рассыпается в голове словно карточный домик. И ей от этого ни хорошо, ни плохо. Ей становится будто бы всё равно, что будет после того, как Минджон полегчает. Что будет в их «счастливом» будущем. Ей важно только наконец-то прогнать зиму и привести в это самое будущее весну. Любыми способами, во зло себе. Вечером, когда снег падает огромными белыми хлопьями, Джимин заходит домой с пакетом продуктов на всю следующую неделю, преимущественно для себя одной, Минджон встречает её в коридоре в одной только футболке и нижнем белье. — Привет, золотце, — слабо улыбается уголками губ Джимин, вешая тяжёлое пальто на крючок. Минджон кивает ей в ответ. — Как ты сегодня? — Как обычно. — Пила таблетки? Я оставляла тебе на тумбочке. — Да. — холодно. Как и всегда. — Хорошо. Джимин подхватывает шуршащий пакет с продуктами и шагает босыми ногами на кухню. Минджон тенью следует за ней, пачкая белые носки. В воздухе витает напряжённое равнодушие. — Будешь есть? — спрашивает Джимин, убирая продукты то в холодильник, то на полку над плитой. Её грязная чёлка периодически падает на глаза, и девушка не оставляет попыток заправить волосы за ухо. — Сейчас я сготовлю чего-нибудь, минут сорок подожди… — Тебе не надоело, Джи? — вопросом на вопрос. Минджон безжалостно рубит без ножа и точно знает куда конкретно нужно наносить удары. Джимин замирает возле окна вместе с рукой, которая тянется открыть форточку. Она давит в себе горькую усмешку и опускает голову вниз, к полу. — Нет. — почти не врёт. Даже не пытается. Но в этом самом вранье она теряет себя, свою личную жизнь, свою веру в лучшее. — Не надоело. Минджон ничего не отвечает. Она закрывает глаза и вздыхает — очень громко, так, чтобы Джимин её слышала. Джимин неосознанно копирует жест, защищаясь. В темноте закрытых глаз она, кажется, видит белые звёзды, которые сыпятся в чужую ладонь. Оно действует будто напоминанием о том, кто есть Ким Минджон в этом мире и глазах Джимин, но это всё… Всё неправильное. Какой-то неправильный звездопад, какая-то неправильная ситуация и неправильные вопросы. Минджон должна почувствовать это на ментальном уровне. — Зачем тебе это всё? — Минджон, видимо, всё-таки не чувствует. Возможно, у неё атрофировалось какое-то чувство понимания, осознания? На фоне такого плачевного состояния это вполне вероятно, но Джимин не знает и не может ни у кого узнать. Ей больно, но она готова терпеть. Всё ради блага, всё ради любви, всё ради Минджон. — Потому что люблю тебя. — больше похоже на привычку, а не на чистосердечное признание. Минджон чувствует это точно, в голосе эти нотки прослеживаются очень, и даже слишком уловимо, но лично Джимин этого не слышит. Или не хочет слышать. — Люблю. Минджон складывает руки на груди, обхватывает бледными ладонями свои локти и открывает глаза. На её лице нет никаких эмоций, но внешне она выглядит задумчивой и совсем не напряжённой. Джимин она такой очень нравится. Она так не похожа на зиму. Она так больше похожа на прошлую Минджон. Точнее, на её проекцию. — На себя только готовь. Я не буду. Джимин кивает и обещает самой себе, что зима однажды точно закончится. Однажды календарь точно перевернётся, и она увидит долгожданный и тёплый «март», который принесёт за собой оттепель и весеннее солнце. Однако в календаре лишняя страница с февралём, в котором двадцать девять дней, а это значит, что зима будет идти чуть дольше, чем она рассчитывала.***
Март всё-таки наступает в календаре, но никак не между девушками. Минджон всё ещё холодна, как зимняя метель и всем своим видом пытается отпугнуть Джимин куда-нибудь подальше. Минджон не меняется и легче ей не становится. Джимин не особо сильно надеялась именно на то, что наступит весна и Минджон по щелчку станет легче, нет. Она просто надеялась, что её попытки борьбы, её усердия окупятся хоть как-нибудь уже к началу нового прекрасного сезона. Наверное, ей очень не хватало терпения для того, чтобы просто трудиться и капля за каплей ждать результатов. Подвижек не было никаких. Терпения тоже не хватало. — Джи, снег на улице всё еще лежит. — Минджон выглядит самую малость заинтересованной, когда выглядывает на улицу и видит грязно-белые сугробы на дороге. — Да, я знаю, — тихо отвечает ей Джимин и продолжает прибираться в квартире с измученным выражением лица. Ей ли не знать, когда она каждый свой день проводит сначала на учёбе, а потом приходит к эмоционально закрытой девушке, которая всё продолжает и продолжает давить на неё своим состоянием, что на улице погода не сахар. Минджон внимательно поворачивает голову в сторону Джимин, легко спрыгивая с подоконника, и подходит почти вплотную, таким образом призывая наконец-то посмотреть себе в глаза. В её карих радужках плещется вся серьёзность, вся усталость этого мира. — Может быть это знак, что пора перестать спасать других, когда они этого не хотят? Джимин кажется, что ей послышалось. С тех пор, как у Минджон появилось множество справок от врачей-психиатров и в большинстве своём она не в состоянии подняться с кровати, её голос не звучал так сурово и уверенно громко. У неё никогда так ещё не звучал голос в принципе. — Что?.. — Я не могу уйти отсюда, Джи, меня держишь ты. — хрипит Минджон и вопреки своим словам обнимает девушку холодными руками, еле прижимаясь к ней телом. Джимин мягко гладит её худые плечи, хоть сама и дрожит внутри так, что это больше похоже на озноб. — Так сделай мне одолжение, пожалуйста. Уходи. Джимин не дышит — не может или не хочет, это уже не особо важно на самом деле. Для неё кислород назывался всю жизнь по-другому — Ким Минджон, которая сейчас сурово смотрит в глаза, которая не принимает таблетки самостоятельно в должном количестве, чтобы адекватно существовать. Это слишком жестоко, но не слишком сильно, чтобы Джимин этого не простила. — Ми… — Собери свои вещи и уходи. Умоляю. — Минджон заправляет за ухо светлые волосы, которые падают на лицо грязными сосульками. Джимин морщится, чтобы всё-таки договорить свою мысль, но Минджон её останавливает, поднимая ладонь в воздух. — И не прощай меня. Никогда. Они смотрят друг на друга, но абсолютно по-разному — одна со всем отчаянием и немой молитвой, а другая с непреклонным решением и холодным сердцем. Джимин думает, что наверное сейчас в её руках рассыпался космос и все звёзды в нём умерли навсегда. Минджон для неё с сегодняшнего дня — вечная зима, ледяная пурга и снег с дождём. Та зима, которую она ненавидит больше всего на свете, и та, по которой она, скорее всего, будет точно так же скучать.