Я думаю, что время беспощадно и не знает милости. Сегодня ты можешь радостно бегать по полю, собирать цветы, беззаботно любоваться природой и валяться под солнышком, а завтра тело жрут черви и разум больше не знает забот. Ты в пустоте. В покое. Осознание того, что тебе это безоговорочно настанет, сокрушает.
Ты не станешь исключением.
Тьма тебя сожрет.
Лучи дневного солнца ласково обнимают меня, а ветер игриво целует в лицо и волнует высокую траву около меня. Вдыхаю свежего воздуха полной грудью и чувствую разливающееся внутри тепло — мне хорошо и спокойно. Я умиротворенно лежу на холодной каменной плите, прикрыв глаза от ослепляющего дневного света. Мысль о том, что брат рядом, утешает мое раненое и опустошенное сердце. Рядом, но в двух метрах под землей, такой непривычно молчаливый и тихий. Я прихожу сюда каждый день и ложусь, предаваясь воспоминаниям. Это меня успокаивает. — Сегодня чудесная погода, неправда ли? — говорю я, мысленно придумывая ответ. Представляю, как братец лежит рядом со мной и весело смеется, соглашаясь. Представляю, как после прогулки мы вместе идем домой, вместе готовим ужин и вместе ложимся спать. Я чувствую, как тяжелеют мои веки и тело расслабляется. Удается наконец поспать, окунуться в безметежную реку. Она уносит меня так глубоко, что проходит несколько часов, солнце садится за горизонт и уже не греет — кожу обдаёт вечерним холодом. Меня невольно передергивает. Я разочаровано открываю глаза и тяжело вздыхаю, встречаясь с жестокой реальностью. Серое, грустное небо грозит пролить первые капли. Я нахожу в себе силы подняться с каменной плиты, шатаюсь, но не теряю равновесие и тяжелыми шагами направляюсь в сторону дома. Совсем одна. По пути осматриваюсь и с тревогой замечаю, насколько беспокойное сегодня море. Волнение за наших рыбаков невольно проникает в мою черепную коробку, уютно поселяется и притуливается рядом с остальными тревожными мыслями. Они, конечно же, радостно принимают нового соседа, добродушно позволяя занять пространство свободного от переживаний разума. Сердце глухо отдает в груди и, кажется, звучит прямо у меня в ушах. Я мотаю головой, наивно надеясь откинуть все самые печальные развития событий. Но я замираю, когда зацепляю взглядом чье-то тело на пляжу, что безвольно валялось в обломках лодки. Не замечаю, как мои ноги сами ведут меня к пострадавшему человека, ловко преодолевая все возможныеипрепятствия в виде склона, поваленных деревьев и неудачно расположенных камней. Я порывесто падаю на колени, песок неприятно царапает мою кожу, но всем моим вниманием завладевает… Ребенок? Совсем мальчик, даже скорее всего юноша лежит без сознания. Вся его белая рубаха и штаны пронизаны влагой. Я осторожно переворачиваю его хрупкое тело, убираю с лица налипшие волосы и наклонюсь, чтобы услышать дыхание. Ничего. Не теряя надежды спускаюсь к груди, пытаюсь наслушать слабый стук сердца. Ничего. От режущей боли и сожаления я чувствую, как мои глаза мутнеют. Так жаль этого юного птенца. Я глажу его по макушке и начинаю тихо плакать, сочувствующе и горько, будто мать, которая потеряла своего ребенка. От сочувствия не могу найти себе место, грудь разрывает от боли, сравнимой с порезом от острога ножа или осколка стекла. Вдыхаю тяжело, смотрю на него с печалью, но испуганно вздрагиваю, когда вижу, что его глаза открыты и смотрят прямо на меня. — Так ты живой?! — удивленно радостно воскликиваю я и помогаю ему принять сидячее положение. Мальчик молчит, лишь жутко смотрит на меня своими синими, бездонными глазами. Я думаю, что у него такое состояние из-за стресса, ведь он чуть не утонул в соленых водах нашего беспощадного моря. Снимаю свое отогретое хаори и накидываю на его хрупкие плечи, желая подарить ему тепло и помочь согреться. Порывы ветра становятся резкими и сильными, а с неба начинает крапать дождик. — Пойдем, тебе нужно отогреться. Ты же можешь идти? — я беру его за ледяную руку и помогаю встать на ноги. Мальчик с секунду смотрит на меня, а потом кивает, сильнее сжимая мою руку. Ах, невольно в груди становится тепло и радостно. Мы начинаем идти быстрым шагом до моего дома. Буря за это время набирает силу и с неистовой жестокостью гнет деревья, срывает листья и разносит их по всей Татарасуне. Повезло, что дом совсем рядом и в подобных условиях мы будем мучаться не долго. — Мы пришли! — бодро запрыгиваю на ступеньку и открываю двери, пропуская пострадавшего в свой большой, но ужасно одинокий и пустой дом. Он робко проходит вовнутрь и я умиляюсь, любуясь его детской итневинной реакцией на мою обитель. — Проходи, не стесняйся, сейчас заварю чай, — я толкаю его в спину, доводя до кухни. Мальчик немного теряется, но после сам начинает идти и даже занимает место за столом… На этом стуле когда-то сидел мой брат. Я начинаю мотать головой, в попытке убрать навязчивые мысли и нервно закидываю дрова в камин. — Эй, а как тебя зовут? — интересуюсь я и незатейливо чиркаю спичкой, а после поджигаю кору дерева, сухие листья и смотрю за разгарающимся пламенем. — Я… У меня нет имени, мама мне его не дала, — отвечает с грустью и тоской он. — Очень жаль. Она не успела? — Я думаю, просто не захотела, — я с сочувствием смотрю на него. — Тогда будь… Тору, — не знаю, хорошая ли это идея — давать имя ему. Имею ли я на это право? Но увидев блеск в его глазах, откидываю сомнения прочь. — Мне нравится, звучит красиво, — он улыбается мне, невольно уголки моих губ ползут вверх, а внутри разгорается непонятное теплое чувство. Вскоре огонь разгорается в и я ставлю над огнем железный чайник с колодничной, пресной водой. Чувствую себя немного нервной, перевозбуждённый и мой разум воспринимает все происходящее, как сон или бредовую иллюзию. Перевожу взгляд с чайника на Тору, рассматриваю его милое лицо, любуюсь длинными иссиня-чёрными волосами, что струятся за его спиной и падают на хрупкие плечи. Он такой красивый, черты его лица столь аккуратные, как у куколки. — Скажи, как так получилось, что тебя принесло к нам на берег? — этот вопрос выпадает из моего рта неожиданно, звучит максимально небрежно и неуместно. Наверняка, это болезненная тема. Тору вдруг холодеет, становится суровым. — Я не помню, — сухо и даже рассерженно говорит он, стискивая руками край моего хаори. — Понятно. Я немного теряюсь, чувствуя дискомфорт и небольшую неуверенность. Между нами висит тяжелое молчание, и это чуть не сводит меня с ума. Похоже, тема действительно деликатная. — Я плохо помню, что случилось. Только то, что случилось что-то страшное и мне пришлось бежать. Его откровение звучит неожиданно, онотставит меня в ступор, а в сердце прокрадывается ноющее сострадание к этому ребенку. Я понимающе киваю и осторожно подхожу, в поддерживающем жесте кладу руку ему на плечо. — Если тебе некуда идти, то можешь остаться здесь. — Правда?! Я могу пожить с тобой? — он смотрит с изумлением. — Я буду очень рад, — в порыве чувств Тору утыкается в мой живот, крепко обнимая своими худущими руками. Осторожным движением глажу его по голове и замечаю, насколько гладкие и красивые его локоны. В голове появляется идея заплести ему хвостик или косичку, невольно представляю это и улыбка расползается по моему лицу. — Сая! Сая! — вдруг в дверь кто-то стучится и громким голосом завет меня. Не дождавшись ответа, мужчина вбегает в мой дом и, будто молния, пролетает мимо кухни, но видимо, замечает на периферии меня и возвращается, застывая в дверном проеме. — Сая, ты слышала, что случилось?! — Что случилось? — я немного взволновалась, заметив тревогу Кацураги. — В соседней деревне случилась кровавая баня! Один из наших хотел навестить сестру, но когда пришел туда, то увидел лишь вызженную деревню и трупы людей, у всех пробита грудная клетка и вынуто сердце, все в органах и крови, — его рассказ заставил меня побледнеть и ужаснуться до дрожи в голосе. — Т-тут же ребенок! — рычу я и закрываю уши Тору ладонями. — Откуда у тебя ребенок? Украла у кого-то? — Кацураги удивлённо таращиться на меня и не упускает возможность пошутить. — Нет, нашла на пляже. — Ты знаешь, что ты обязана вернуть его родителям, да? Если ты нашла его на улице, это не делает его ничейным. — У него нет родителей. Теперь я его родитель. — Ох, Сая, — мужчина вздыхает и с жалостью смотрит на меня. — Ладно, делай что хочешь, только не не грусти, — он взмахивает ладонью и одаривает меня снисходительным взглядом. — А что говорят другие про… Кровавую баню другие? — интересуюсь я, плотнее зажимая уши мальчика. — Говорят, что демон объявился. — Демон? Что за бред? — Это не бред, а истина. Наверное, какой-нибудь Они был потревожен, вот его их всех и покарали, — Кацураги развел руками. — Какой ужас. Надеюсь до нас не дойдет это чудовище, — я перевожу взгляд на Тору и смотрю на его невинно лицо с беспокойством. — Лучше, конечно, поймать этого монстра и казнить на месте. Несколько людей вызвались, сейчас они будут разыскивать подозрительных существ и, конечно, людей. Демоны хитрые и умеют дурить своих жертв. — Надеюсь с ними все будет хорошо, — сердце взволнованно бьется в мое грудной клетки, а ладошки невольно потеют от нервов. — Сая, будь осторожна. Я бы хотел, чтобы ты уехала в столицу, там будет безопаснее, чем на нашем малолюдном острове, — его голос звучит строго, но очень заботливо, а взгляд наполнен теплом. Его предложение звучит разумно и безкрайне заманчиво, но покидать родные земли кажется для меня безумно тяжело. Единственное, что напоминает мне о близких — это дом и могильные плиты. А что у меня останется, если я уеду? — Я подумаю об этом, — нейтрально отвечаю и задумчиво смотрю на огонь и закипающий чайник. Кацураги все понимает, поэтому просто кивает и молча уходит, оставляя меня на единое с тяжелыми мыслями и непростыми решениями