ID работы: 14331421

Последним гвоздём в крышке гроба стала вода вместо спирта

Слэш
R
Завершён
1739
Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1739 Нравится 37 Отзывы 222 В сборник Скачать

🦋

Настройки текста
Примечания:
      У Энджела Даста было всего три правила.       Первое — не перечить выблядку начальнику — выработанное методом сотни проб и ошибок.       Второе — не трахаться с клиентами вне съёмочной площадки.       И третье — основное — не позволять чувствам брать верх над разумом и херить идеально слепленную маску эротичной дурочки.       В этот восхитительный день он проебался по всем трём фронтам.       Гримёрка кишела пищащими визажистками, юбки которых под стать окружающей обстановке не прикрывали ровным счётом нихуя, а длинные и острые, как иглы, коготки царапали его скулы и единственной связной мыслью в его голове было: «только не в глаз, только не в, мать его, глаз!»       Он уже давно перестал чувствовать себя в этих отстрапоненных водах, как рыба. Пары едких духов и афродизиачного дыма душили и заставляли слезиться глаза, кричащие интимные цвета вызывали рвотные позывы, а бесконечные (немытые, сука) клиенты и актёры перегибали настолько, что ходить в ближайшие несколько суток не казалось хорошей идей. Но он вставал и шёл. Каждый раз ему не давали достаточно времени на восстановление, поэтому он вставал и шёл в этот блядушник — отрабатывать контракт, который подписывал, вероятно, не в здравом уме и светлой памяти. Теперь в этих водах он чувствовал себя топором на самом-самом дне. Хотя он изначально не умел плавать, когда нырял. — Три минуты! — раздался первый звоночек от оператора.       Энджел облегчённо стряхнул с себя крохотные когтистые руки, поднял голову к сияющему неоном зеркалу и ухмыльнулся своему отражению. Плохо. Обычно на грим уходило не дольше минуты, а сейчас его дрючили десять, потому что в его внешности появилось, что скрывать. Он был не настолько наивен, чтобы надеяться, что его вышвырнут вон из-за непривлекательной картинки. Скорее изобьют, заложат под пол и закодируют. Вдруг сработает принцип виски, и от хранения в душном и тёплом месте он обретёт редкий вкус, а не разложится к херам. Он был бы не против исхода, где его закопают и забудут навсегда.       Энджел отодвинул табуретку и, огибая неприглядную массовку, направился к задёрнутой балдахином локации очередной съёмки. Он глупый, симпатичный и пошлый. Он обожает десятки чужих членов во всех возможных и невозможных дырах на своём теле. Он так устал. — А вот и моя лучшая блядь!       Все его внутренности болезненно сжались и заходили ходуном. Этот голос. Этот манерный, ублюдочный говор, из-за которого хотелось засунуть пальцы в уши по костяшки и вырвать барабанные перепонки прямо с кусками плоти. И эти руки, по-хозяйски (оправданно по-хозяйски) притянувшие его к себе, как тряпичную куклу.       Энджел незаметно вздрогнул и встретился взглядом со своим главным ночным кошмаром. Хотя, кошмары всегда пропадают со звонком будильника. Этот — нет. Ему в лицо выпустили клуб красного дыма, от которого как обычно веяло собачьим дерьмом. Энджел терпеливо дожидался, пока его закончат грубо облапывать и пинком отправят заниматься чем-нибудь полезным, например, своей грёбанной работой, но… — Что это за херь, сладкий?       Валентино яростно сжал его щёку и тыкнул острым ногтем в какую-то точку под глазом. Ну, слава Сатане, не в сам глаз. Энджел непонимающе поморщился. — Ты о чём? — О чём я? Ха-ха, верно-верно. Я же по-твоему слепой!       Его лицо сжали до жалобного хруста костей. Энджел прикрыл глаза, напоминая себе хоть иногда дышать. Возможно, если он достаточно плотно зажмурится, а потом резко проснётся, то это действительно окажется одним огромным, затяжным ночным кошмаром. Хах, как наивно. — Сразу после зайдёшь ко мне в гримёрку, — надсадно прошипели ему в ухо и толкнули с такой силой, что он по инерции приземлился прямо на кровать. — Мотор!       Энджел на автомате смазливо улыбнулся и подмигнул объективу. Впервые за долгое время он хотел, чтобы его имели без гандона на глазах у тысячи демонов-зрителей как можно дольше.

🦋

      Он едва переставлял ноги, пока брёл в гримёрку, как на расстрел. На самом деле, расстрел по ощущениям намного приятнее. Только что его разодрали на куски, в некоторых местах порвали и окончательно отымели остатки потаённой гордости физически. Сейчас его добьют морально.       Припудренная дверь открылась с тихим протяжным скрипом, и Энджел шагнул внутрь, щурясь от более приглушённого, нежели под камерами, света. Сделать второй шаг он не успел. Неподъёмная ладонь опустилась ему на затылок, и его тело беспомощно отлетело в стену. Что-то хрустнуло. Энджел пал до того, чтобы молиться — лишь бы хрустнул он, а не стена.       Перед глазами всё плыло и мигало кровавыми точками. Казалось, что света в комнате осталось ещё меньше, и все тени сгустились вокруг мощного силуэта с громоздкими крыльями. Говорят, если погнаться за бабочкой, то она непременно от тебя улетит. Энджел не мог понять до сих пор, как он умудрился понравиться бабочке настолько, что теперь сам был не прочь от неё улететь (можно даже с одиннадцатого этажа). — Ты серьёзно думаешь, что имеешь право пробухивать мои деньги?! — Валентино оторвал его от пола за шлейку сценического костюма и приподнял на полметра. Энджел смиренно висел даже тогда, когда полоса ткани скрутилась вокруг горла и перекрыла кислород. У него никогда не было кинка на удушение. — Классно тебе торчать, проёбывая единственное, что в тебе ценного — не самую отвратную внешность?! Отвечай!       Его снова тряхнули, и Энджел из последних сил прохрипел сквозь сдавленное горло: — Нет, Валентино. — Что нет?! — крепкий удар затылком об стену. — Нет, не классно, Валентино, — запоздало исправился Энджел, и его наконец выкинули, отправляя целовать носом мысок высокого сапога.       Несколько блаженных мгновений он лежал без движения, прокручивая в голове рваные сцены случайного взаимодействия с кем-то из Отеля. Непростительная ошибка. Он запретил себе думать о хорошем в такие моменты, чтобы не пачкать образы мерзкими ассоциациями ещё месяц назад. Ладно, может быть, сегодня он заслужил небольшую поблажку?       Сладкая нега закончилась также быстро, как и началась. Сначала Энджел услышал скрип двери и даже удивился: неужели он так быстро отстрелялся? Но когда он заставил себя сфокусироваться на окружающей обстановке, то Валентино никуда не исчез, зато появилось с десяток оборотней, которые только что втрахивали его в матрас. — Что это за… — Энджел проглотил кровавый комок, — пиздец? — Твой урок, — сплюнул Валентино и обернулся к скалящимся актёрам. — Ребята, научите его хорошим манерам, чтобы сил на запои после съёмок больше не оставалось.       Энджел извернулся, перекатываясь на локти, и яростно зашипел. Это была грань, которую он ещё не пересёк. И не собирался пересекать в ближайшее время. Он, блять, лучше сдохнет в попытках, чем позволит этому случиться добровольно. — А ты не ахуел, выродок? Сам и ебись вне объектива, раз возникло такое желание, падаль!       Он осознал свою ошибку сразу, как только не получил заслуженного удара. Был только чёрный, пристальный взгляд и звериный оскал. По выражению лица Валентино становилось понятно, что он не убьёт свою лучшую куклу, но… заставит её жалеть о том, что она осталась жива. — Тц, твоя крыша окончательно протекла, — он развернулся на пятках и бодро направился к выходу. — Изначально я планировал поставить им таймер на двадцать минут, но теперь, — демон ехидно хмыкнул. — Ебите его по кругу, пока каждый не кончит минимум три раза.       Дверь захлопнулась, но ничего не закончилось. В конечном итоге Энджел и правда пожалел, что не сдох во время последней зачистки.

🦋

      Он не знал почему не отравился в паб, выбрав долгий и мучительный путь до Отеля. Неужели урок оказал на него должное воздействие? Сомнительно, но он уже не мог утверждать что-то наверняка. Простое объяснение подразумевало, что бухло производится и в этом клоповнике, но при этом с одним весомым преимуществом — Хаск пока не предпринимал попыток его накачать. Сложное объяснение подразумевало самого Хаска.       Он бы не назвал их друзьями, да и приятелями выходило с натяжкой. Просто два проебавшихся по жизни идиота, которые ссорились чаще, чем вели линейный диалог. Но, не смотря на бесконечное нежелание бармена контактировать с Энджелом свыше необходимого, он никогда не шёл даже на минимальное взаимодействие, если Энджел строил из себя что-то ненастоящее. Очень жестокая практика, учитывая, что Энджел и сам порой путался в своих бесконечных образах и осколках реальной личности. Жестокая, но действенная.       Энджел перестал прихрамывать, как только переступил входной порог. Он всего лишь умирает изнутри, он уже делал это раньше, к чему всралась бесполезная саможалость? В этот раз он вернулся позднее любых пределов приличия, поэтому не стоило удивляться тому, что абажуры под потолком погасли, а внутри было хоть шаром покати.       Рубиновый свет просачивался из проёмов под потолком, стены попискивали из-за многочисленных крохотных обитателей, а половица скрипела даже с его невесомой походкой. Но он был не один.       Со стороны барной стойки в углу парадной слышался шорох ткани во время полировки и так безукоризненно чистых бокалов. Даже когда жители этого днища разбредались по койкам — Хаск не ложился до момента, пока Энджел не завалится, чтобы напиться до состояния тела. Что странно, ведь Энджел никогда ему не платил. Деньги в руках Хаска были сравнимы с горячей картошкой — держались там до первого похода в Казино, поэтому Энджел не выбрасывал свои финансы понапрасну. — Долго, — мрачно пробормотал Хаск, когда Энджел бескостной тушей повалился на барную стойку. — Долго — хороший показатель в моей работе, — отозвался Энджел, не утруждая себя попытками включить манерный тон голоса.       Бар был единственным местом в Аду, где этого от него не требовалось. Хаск пробухтел что-то невразумительное и загремел бокалами, наливая для Энджела что-то, как тот надеялся, сногсшибательное. В буквальном смысле. — Я нормально выгляжу? — вырвалось быстрее, чем Энджел успел прикусить свой грёбанный язык.       Грохот бокалов мимолётно приостановился, а потом разошёлся с новой силой. — Говори громче, нихера не слышно, — выругался Хаск, не отрываясь от работы.       Энджел облегчённо выдохнул. Кажется, пронесло. Он явно пришёл сюда не для того, чтобы Хаск наматывал его сопли себе на кулак. — Забудь. — Ладно, — бармен пожал плечами, и спустя миг к Энджелу подкатился стакан, полный прозрачной жидкости.       «Хаск, сладкий, научился читать мысли?» — Энджел наклонил напиток в бокале, предполагая, что ему щедро плеснули чистого спирта. Лучше и не придумаешь! Он сделал жадный глоток, поморщился и… тупо моргнул. — Что это, блять? — Ты уже забыл вкус воды? Мне начинать волноваться? — невозмутимо протянул Хаск и убрал кувшин с водой под стойку.       Энджел непонимающе помассировал виски, пока его мозг с пугающей скоростью формировал сомнительные выводы. «Он стал так плох, что даже этот слепой котяра намекает, что ему стоит притормозить с выпивкой?» Да в каком, мать его, месте всё переебнулось с ног на голову, раз даже демоны стали нести в массы идеи о вечной трезвости?! Демоны-бармены! — Да пошёл ты! — Энджел запустил бокал в свободный полёт и только невероятным чудом не попал Хаску в голову.       Бокал пронёсся над рефлекторно прижатыми ушами и впечатался в стену. Хаск задумчиво проследил, как вода стекает по красной стене вперемешку с битым стеклом и прорычал сквозь сжатые зубы: — Я не твой ебарь, чтобы терпеть твои выебоны. На улице твори, что душа пожелает, но в моём сраном баре всё подчиняется моим сраным правилам.       Энджел уже оскалился, чтобы огрызнуться в ответ, например, любезно сообщить, что по правилам любого бара в заведении должны подавать алкоголь, но в последний момент судорожно сглотнул, кусая губу. А в чём он неправ? Валентино не слепой. Хаск не слепой. Энджел ломается. Игрушка медленно, но верно выходит из строя, а когда игрушка портится без возможности починки — её выбрасывают. Вот только не на свободу, а в пункт переработки, что уже несомненно будет хуже, чем смерть. — Прости, — Энджел подорвался на ноги, качнулся от резкого укола боли, но не потерял равновесие и неуклюже попятился назад. — Прости, прости, прости… Я не знаю, что происходит. Я ебанулся, ха-ха, я окончательно ебанулся.       Глаза застелила влажная пелена, и красный орнамент на стенах слился в единую дрожащую кашу. Энджел попытался глубоко вдохнуть и собрать крупицы последнего самообладания, но вдохнуть не получилось. Он должен был успокоиться, как можно быстрее, а желательно прямо сейчас. Но как ему успокоиться, если он, блять, не может дышать?!       Энджел до боли сжал волосы у корней, заставляя бесполезные лёгкие выполнять свою ёбанную работу. Просто один вдох. Один маленький вдох. От него постоянно требуют намного-намного больше, и он играючи (ну, почти) это выполняет, а сейчас ему нужно совершить совершенно базовое действие. Так какого хера он задыхается?!       Внезапно кровавые блики, выжигающие намокшие глаза, исчезли окончательно. Его спину несильно сжали и осторожно провели сначала вверх, а потом, надавливая чуть ощутимее, вниз. Энджел издал звук, которым не гордился бы ни один мужчина, и наконец пропихнул воздух в сжатые лёгкие. Он вжимался лицом во что-то тёплое, мягкое и… пушистое.       Ему потребовалось до смешного много времени, чтобы осознать в каком положении он находился. Хаск умудрился обнять его так, что это казалось спасением, а не ловушкой, и Энджел полностью повис на его хватке, отчего мышцы под шерстью на чужих руках заметно напряглись. Насколько странно счесть это возбуждающим сразу после предотвращения панической атаки? Энджел не собирался думать об этом больше необходимого. — Сегодня всё настолько дерьмово? — поинтересовался Хаск над его головой, по ощущениям, вечность спустя.       Энджел не стал придумывать оригинальный ответ и выдал на выдохе (блять, как же кайфово снова дышать) честное: — Очень. — М, — не поскупился на слова Хаск. — Тогда двигай ногами — я провожу тебя до комнаты.       Вариант шевелиться в ближайшее время Энджелом даже не рассматривался, о чём он крайне прямолинейно уведомил свою подпорку: — Не хочу.       Энджел не мог видеть чужого лица, но был готов отдать член на отсечение, что бармен закатил глаза. — Неженка.       Беззлобную ворчливость голоса Хаска Энджел вполне ожидал, того, что его отстранят и бесцеремонно поднимут на руки — нет. Весь (в прямом смысле) адский денёк он чувствовал себя, как на минном поле — зыбко и неуверенно. Теперь он чувствовал себя в безопасности. Хаск был твёрдым и настоящим, не требуя от Энджела того, что сам ему не предлагал.       Энджел продолжал играть роль парализованного до самой двери своей комнаты, а когда он не продемонстрировал попыток спрыгнуть на землю, Хаск глухо выругался и ювелирно распахнул дверь ногой. Наггетс, потревоженный светом из коридора, недовольно хрюкнул и поглубже заполз в кокон из одеял.       Хаск чудом не придавил его, когда бесцеремонно сбросил свою ношу на матрас и размял затёкшие плечи. Энджел ощущал сильную сонливость, что несколько напрягало, ведь он даже не налакался в хлам, но вся сонливость мгновенно улетучилась, стоило Хаску сделать шаг по направлению к двери. — Стой, не уходи, — он подивился тому, как сорвано звучал его голос.       Хаск упрямо закончил свой путь, прикрыл дверь и раздражённо обернулся. — Прочисти уши. В какой момент я упомянул, что собираюсь съебать? Нет, желание, конечно, имеется… — Сюда, — прервал его Энджел на полуслове, хлопая по матрасу рядом с собой.       Вот теперь Энджел разглядел в красках, как бармен выразительно закатил глаза, но не воспротивился и рухнул на кровать, как мешок с картошкой, случайно или намерено задев его локтем.       Энджел уже отвык от ярко-инициативных партнёров, поэтому невольно удивился, когда Хаск сам рывком уложил его на себя, откидываясь затылком на взбитые подушки. — Если двинешь мне куда-нибудь ночью, то проснёшься от ножа, засунутого тебе в глазницу, — грубо предупредил он, полностью противореча своим рукам, которые лениво водили по чужим плечам. — Если я проснусь, значит, ты сделал что-то не так, — легкомысленно фыркнул Энджел, позволяя себе окончательно расслабиться. — Кстати говоря, коты и должны греть место и терпеть припадки хозяев. Не жалуйся, пока выполняешь свою сраную работу. — Сделай милость — заткнись.       Энджел рвано усмехнулся, но благоразумно не стал испытывать пределы чужого терпения. Монотонные движения по его плечам оказывали крайне благоприятное воздействие на разъёбанную за день менталку и, уже находясь на границе сна и яви, он услышал запоздалый комментарий: — К слову, ради святого абсента, угомонись. Ты хорошо выглядишь.

🦋

      У Энджела Даста было всего три правила.       Первое — не перечить выблядку начальнику, пока он не придумает способ засунуть нож ему в гортань и вытащить из заднего прохода.       Второе — не трахаться с клиентами вне съёмочной площадки. К счастью, Хаск не был его клиентом.       И третье — основное — не позволять чувствам брать верх над разумом, если только это не Хаск.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.