***
Планета что-то сделала с ним. Не планета, конечно, в буквальном смысле, но состав — атмосферы или воды, или пищи, которую давали пленникам, и которую он вынужден был принимать, чтобы сохранить силы. Спок оценивает риски неверных выводов как один к девятьсот шестидесяти восьми тысячам: химический дисбаланс с большой степенью вероятности был бы выявлен при первом медицинском обследовании, и с ещё большей — при втором. Существует мизерный шанс столкнуться с неизвестным элементом триггерной системы, но и он уменьшается по экспоненте, в обратной зависимости от роста временного отрезка. Мысль о том, что целитель разума способен выявить больше, чем уникальный специалист — доктор М`Бенга — Спок охотно откинул бы, как неконструктивную. Но он вулканец. Поэтому откладывает идею до дальнейшего рассмотрения во время медитации. Коридор перед медотсеком светел и стерилен. Часть створок не вполне сомкнуты — на корабле такое невозможно — зато здесь, на базе, очень легко представить стремительно идущего к кабинетам Джима. Спок почти уверен, что в инфракрасном спектре мог бы обнаружить следы энергии, которую тот щедро распространяет — люди называют её теплом. Действительно тепловой след? Или может, запах — что вероятнее — или вообще случайное стечение обстоятельств вкупе со сбоящей системой восприятия, но Спок внезапно чувствует себя заложником вулканского слуха. — Да нет его тут! — бесится доктор МакКой. — Вон, видишь, под смотровой кроватью не прячется, в тумбочку не поместится, а в холодильниках… ну, если только тело поискать. Это вы с зеленокровным друзья-не-разлей-вода, разве что не… «Друг», — повторяет про себя Спок, мысленно соглашаясь. — Боунс! — резко перебивает Джим. — Спок мне как брат. «Брат», — отмечает Спок, машинально отметив защитную окраску утверждения. На миг ему почти тепло — доля секунды, пока разогнавшийся МакКой не заканчивает мысль: — Трахаетесь. Внезапно парализованный, мозг с трудом фиксирует ответную непечатную тираду. На связные выводы явно не способен, и отдавать приказы телу тоже отказывается. Зато улавливает очевидную логику в том, что вылетевший из местных медицинских покоев Джим врезается в неподвижного члена экипажа, застывшего прямо посреди коридора. — О! Спок! — сквозь зубы радуется Джим. — Я тебя искал. Ты у М`Бенги был? Мне срочно нужен хороший спарринг. Такой, чтобы совсем… хороший, — он моргает и смотрит на собственную руку. Ладонь сжата в кулак, как если бы Джим схватился за его рукав, чтобы не упасть. Или не уронить. — Пошли, — требует он. — Я знаю, что ты не занят. Или тебе что-то нужно? Очевидно, новая эндокринная система. Но это не к капитану. Джим так близко, и обещание тепла так заманчиво, что Спок игнорирует абстрактные «возможно» и «вероятно» и откладывает потенциальный катарсис. Он не готов. Он не сможет сейчас принять то, о чём уже давно знает. Зато видит шанс поступить правильно. — Нет, — и разворачивается в сторону выхода. — Спок! — Джим всё-таки хватает его за рукав. Щурит глаза и решительно сжимает губы, прежде чем выдать: — Я ведь и приказать могу. Спок приподнимает бровь и незаметно выдыхает. Ощущения, как от решения предпочесть карьеру в Звёздном Флоте обучению в Вулканской Академии Наук. Или как от выбора вернуться на «Энтерпрайз» после Нерона. Глобальной правильности. — Не думаю, что это в вашей компетенции, — возражает он, любуясь капитанским прищуром. — Нет, мне ничего не нужно. Если вы заметили, я уже одет для занятий спортом. Джим опускает голову и тихо смеётся: — Ты такой Спок! — негромко, но с чувством говорит он. Во временном кабинете доктора МакКоя с силой захлопывается какая-то несчастная дверца.***
Джим с трудом сдерживается, чтобы не прибавить шаг — они со Споком и так идут достаточно быстро; ещё немного, и смогут на себе проверить достоверность мема про бегущих офицеров . Но пункт назначения выбран, путь намечен, и новая волна жара подталкивает идти и сделать — хоть что-нибудь, чтобы избавиться от ощущения бессмысленности. Спок — другой. Вон, даже на ходу снимает сведения или не выпускает из-под контроля очередное исследование. Наверное, поэтому ассоциируется с прохладой, которой так не хватает. — В настоящее время все спортивные ячейки заняты, — докладывает Спок, продемонстрировав падд. — Есть окна на тысяча восемьсот и две тысячи. Конечно. Вот что Спок прокидывал. Они же на базе, надо было заранее резервировать. Но до вечера Джим в таком состоянии не доживёт. Решение приходит мгновенно: — Проверь гололюкс, — у Спока чуть дёргается бровь — обычно он так отмечает то, до чего сам не додумался, и когда не уверен, стоящая ли идея. Джим не может сдержать улыбку: — Будем рвать шаблоны. Сурово закажем татами вместо круизного лайнера с красотками. — О-оригинально, — соглашается Спок. Замена привычного «очаровательно» звучит, как одобрение. — Да. Свободных потоков множество. Джим всё-таки ускоряется. К моменту, когда вводные полностью настроены, Спок выглядит почти чересчур собранно — эквивалент мрачности в его исполнении. А Джим внезапно ощущает себя, как в тринадцать, под не-взглядом кого-то, казавшегося особенным. Все эти не-взгляды он давно сечёт безошибочно и реагирует соответственно. Но это же Спок, и вот он как раз всегда смотрит очень прямо. Похоже, пришла пора на собственном опыте понять, что такое когнитивный диссонанс. Обычно Джим сам спец в том, чтобы вызывать его у окружающих. — Что? — не выдерживает он. — Вы в этом собрались спарринговаться? — Спок взглядом чертит прямую от ног Джима к поясу форменных брюк. Джим фыркает: — Нет, конечно, — и скидывает обувь, поочерёдно цепляя пятки носками. В голове — бардак и вызов, а ещё он идиот, упустивший очевидное, и ему точно не тринадцать, но от мощного всплеска внутреннего жара не спасает даже присутствие Спока. Что злит и заставляет говорить и делать, не раздумывая: — Я их просто сниму. Под форменкой у него футболка — сойдёт. Трусы вполне приличные, может, чуть более лёгкие, чем положено, но плавить яйца, чтобы соответствовать регламентам? Спасибо большое; пусть сначала разберутся с индивидуальными температурными режимами, а потом диктуют выбор нижнего белья. — Капитан… — Спок чуть склоняет голову к плечу, взгляда не отводит. — Что? — Джим балансирует на одной ноге, стаскивая брюки. — Ну что?! Неприемлемо? Недопустимо? — он швыряет в Спока его же лексиконом, зная, что неправ, но не в состоянии остановиться. Тринадцать, блин. Осталось только обвинить во всём планету — последнюю миссию, где их посадили в вонючую клетку и кормили жуткой бурдой. И где он тоже почти сорвался от страха, непереносимого уже на клеточном уровне. Не за себя, разумеется. Нет, это только он — он сам и кошмарное ощущение жара. Опять жжёт, словно по внутренностям медуза прошлась всеми своими щупальцами. — Вам надо остыть, — тихо говорит Спок. — А мне — разогреться. — Он отводит глаза и разворачивается полубоком, почти спиной. Как там, как тогда. Джим лишь фиксирует позицию; смысл просачивается позже, когда он уже вплотную, обнимает со спины, вжимается грудью. Опускает подбородок на плечо, трётся шеей о шею, чувствуя, как отпускает. Растворяясь в предложенной прохладе. Но Спок каменеет, и Джим почти мёртв от внезапной догадки — тот говорил о разминке. Обычной простой спортивной разминке. Отойти и извиниться, и попробовать что-то исправить — срочно! Пока тактильная галлюцинация не зашла слишком далеко, и ледяные ладони, быстро согревающиеся поверх собственных, не переплавились в жизненную необходимость. А Спок не останавливается — возвращает ласку, скользя пальцами между пальцев, чуть отклоняет голову, словно позволяя, словно соглашается. Тело расслабляется. Джим не просто обнимает — он держит Спока в своих руках. И у кого-то подкашиваются колени, может, даже у обоих, потому что отходняк слишком хорош. Джиму сразу нужно больше голой кожи — похоже, не ему одному. Футболка улетает в неизвестном направлении, они со Споком месятся по чёртову татами, аутентичному до предела, и Джим под конец почти задыхается от смеха, пытаясь помочь избавиться от безумной кучи слоёв чужой одежды. Потом становится не смешно, но всё равно потрясающе хорошо. Особенно, когда Спок вытягивается сверху и плотно прижимается всем телом. Ладони к ладоням, к запястьям, через локти — плечами, грудь к груди и ниже. Совершенно естественно Джим обхватывает его бёдрами, оплетает ногами, толкается. Не просто хорошо — фантастически прекрасно. Вулканцы — контактные телепаты; Джим знает, что основные центры сосредоточены на ладонях и в пальцах. Сейчас площадь соприкосновения так велика, что количество переходит в качество. Он чувствует незаданный вопрос, может не отвечать, поскольку тот даже не сформулирован, просто плавает на поверхности. Но очень хочет — и отвечает. Он полностью свободен в выборе, и может не смотреть. Но смотрит — и видит. Человеческий мозг адаптирует увиденное, откладывает суть до лучших времён и воспроизводит схему. Конструкция сложная — система бесчисленного множества подвижных плоскостей, рычагов, отвесов и балансиров. Держится на единственном упоре, смещённом относительно центра. Всё движется и вибрирует, готовое развалиться в любой отрезок времени. И каждый раз что-то срабатывает на предупреждение — иногда в последний момент. Джим отчётливо понимает, что именно увидел. Участвуют не только сознание и интеллект, но и чувства с ощущениями. Он не сомневается ни секунды. Искренне уверен, что вторая система, с точно таким же упором, зеркально сдвинутым в другую сторону от центра, идеально сбалансирует обе. — Да, Спок! — решительно командует он. А потом только стонет, когда пазы входят в пазы — нервные импульсы вписываются в нервные импульсы, гоня по телу сильнейшую волну кайфа. Слишком быструю — полностью прочувствовать не удаётся; но мощную — отголосков хватает, чтобы Джима трясло от наслаждения. Без удовлетворения. Как утолить смертельную жажду, но остаться зверски голодным. Джим снова толкается бёдрами, запуская следующую волну — ещё мощнее. Спок рычит; они так тесно слиты, что Джим на миг сомневается. Но у него голос от стонов и криков сел — значит, Спок. Точно. Гортанный всхлип и смутно различимый возглас «…айла». На краю сознания с бешеной скоростью идут мыслительные процессы — не факт, что собственные, но решение принимать ему. Очерчено предельно ясно: выходит, что их со Споком дружбе где-то года три, братству — того меньше, и всё тип-топ в плане налаженности. А ещё есть стояк, которому уже можно праздновать чуть ли не пятилетний юбилей нереализованности, и поэтому его часть настройки сбоит. Джим весь мокрый от этой метафизики, набит под завязку наслаждением, только яйца ломит откровенно болезненно. Нужно срочно кончить, чтобы заняться всерьёз. Нужен весь Спок целиком — реальный, тёплый, жёсткий. Чтобы вдумчиво разложить, обцеловать и глазами видеть, как Спок его хочет. Может он губы кусает и облизывает, или у него соски каменеют, или диафрагма ходуном ходит, или член вздрагивает. А может он вообще стеснительный, и растягивать себя позволит только ласково, с долгими уговорами. Последняя мысль задерживается, пробуксовывает и внезапно с силой прикладывает в какой-то из центров удовольствия. Мягко, но искры из глаз вышибает впечатляющие. Джим больше не может — изворачивается и высвобождает сразу обе пятерни. Вцепляется в плечи, гладит волосы, спину, ниже, натыкается на ткань — вот же… Спок. Ведь так и не снял! — втискивает ладони под широкую плотную резинку и откровенно лапает. У Спока идеальные ягодицы. Крепкие, округлые, с тёплой ложбинкой. Очень важно не захлебнуться слюной и не оттолкнуть похотью, но Джим пока бессилен — от желания челюсть сводит и снова бросает в пот. А когда чуть отпускает, он внезапно ощущает, что его точно так же гладят, щупают и лапают — жадно, чувственно, бесцеремонно. Джиму иногда нравится пожёстче, а то, что происходит сейчас, похоже на жесть наоборот. Ощущения набирают мощностей, острые, как боль, только с противоположным знаком. В галактическом стандарте нет соответствующих терминов; человеческое тело вряд ли приспособлено выдерживать растянутый во времени оргазм, нарастающий до полной отключки мозга и продолжающийся за пределами сознания. Если не держаться друг за друга, можно потерять себя. И это будет вечным кайфом — хреновым, безмозглым, но всё равно восторгом. А если обоим вцепиться как следует — сразу в двоих, в себя и того, кто ещё дороже — можно возвращаться постепенно, задыхаясь от нежности и благодарности. Не сразу, но ощутить стёртую о татами спину. Поморщиться, наверное — сравнив свой предполагаемый внешний вид со слегка подзадолбавшей идеальностью Спока. Усмехнуться собственным мыслям и внезапно почувствовать себя по-настоящему счастливым. Нет, не безусловно, как простейшие, которым хотеть нечего, а как состояние души. Потому что живому разуму для полного счастья всегда чего-то не хватает. Ванной комнаты, например. Или бассейна. — Возможно, всё же стоило симулировать лайнер, — подтверждает его выводы Спок. — С красотками? — вяло уточняет Джим, спецом не открывая глаз, чтобы не спугнуть. — То-то они от нас охренели бы. Вслепую протягивает обе руки и реализует ещё одну очень давнюю мечту — обеими ладонями зарывается в чёрные волосы, пропускает их сквозь пальцы. Не боясь навести бардак и не опасаясь остаться инвалидом. Ну, почти. Он рискует приоткрыть один глаз, когда Спок отстраняется, садится рядом и аккуратно спускает его ладони себе на колени. Спок просто смотрит — прямо и открыто, как обычно. Взъерошенным или лохматым всё равно не выглядит, зато взгляд у него очень-очень тёплый. Ни стылости, ни безумных сполохов — настоящий. Ещё губы чуть подрагивают, и всё говорит о том, что он счастлив. У Джима тает сердце. Он тоже смотрит — уже во все широко распахнутые глаза. А потом до него доходит. — Спок? Да ты же… Да я же… — он сглатывает и всё-таки выдавливает. Пусть и одними губами, без голоса: — Люблю тебя. Энд