***
Они немного опаздывают, но все равно успевают к началу, а Антон даже берет им по коктейлю. Немного рискованно, конечно, появляться вот так, вдвоем, но в этом зале випки закрытые от чужих любопытных взглядов. Антон жизни за такую помощь благодарен каждый раз. Да и когда начинается концерт, все мысли из головы как-то разом вылетают, взгляд сразу приковывается к сцене. Первые пол часа они забывают обо всем и по-настоящему кайфуют, танцуют, все вокруг неважно, но с каждой песней Антон ощущает, в нем будто натягивается струна, и понять суть всего этого он то ли не может, то ли не хочет погружаться в это, забивает откровенно, пока на сцене не начинается какой-то его личный ад. Или рай, хуй его знает. Сначала раздевается Юра, и это больше драйвово, но когда он начинает раздевать Пашу, Антона клинит, он просто не может оторвать взгляд, а Музыченко как будто нарочно начинает своего друга за волосы тягать, они поют так друг к другу близко, и эта химия… Фатальным становится поцелуй. Зал верещит, а он стоит с открытым ртом. Он этого забыть, кажется, никогда не сможет. Антону знакомо, он в этих взглядах узнает свои, которые раньше на Арса кидал, а сейчас так тупо пялится, оторваться просто не может, не хочет, просто смотрит, раздевает взглядом еще больше, чем есть сейчас, в себя приходит только в конце самом, на Арсения с опаской медленно поворачивается, переживая, что случится дальше. И за эту реакцию стыдно становится, и за возбуждение сейчас лишнее, а оно отголосками до сих пор отдается. Как только глаза закрываются, под веками сразу картинки, не уходят, и Антон мечтает одновременно забыть все это и оставить в памяти навсегда. Сука, это было что-то не из этого мира, он сейчас просто сходит с ума. И ахуевает, когда видит, что Арсений тоже. На сцене уже погас свет, все расходятся, а его благоверный все еще смотрит в одну точку, где еще десять минут назад… Абсолютно, черт возьми, невозможно от этого отойти! – Арс, Арсений. – Осторожно за плечо трогает, сам отойти не может нормально, понимает, что прямого взгляда в свои глаза теперь отыскать не может. Арсений лицо начинает тереть, плечами дергает слегка, головой, сбросить все старается, и заглядывает с осторожностью, виновато, сказать тоже ничего не может нормально, только рот открывает и закрывает несколько раз, пока себя в руки не берет. – Пиздец? – Пиздец. – Они это почти одновременно произносят, хотя Арсений все равно более заторможенный. Все равно повисает вопрос «Че делать-то будем?» Антон подходит к Арсению и обнимает его за плечи осторожно, губами к виску прижимается. – Нас еще в гримерку. Звали. – Взгляд, он чувствует, отрешенный все еще, вздыхает тяжело и отходит от греха, еще одного, подальше. Они заходят в гримерку только через десять минут, уже чуть более адекватные. Ребята им рады, садят за стол сразу, наливают виски с колой, Юра глаза накрашенные вытирает и курит прямо здесь, тоже отходняки ловит, заметно, Паши нет, и Антон снова благодарит вселенную за удачу. Они обсуждают концерт, все вокруг расслабленные, на адреналине от сцены все еще, и как только Антон теряет бдительность, к ним вваливается настоящий хаос в виде всего лишь одного человека. Паша тоже с подведенными глазами, о косяк опирается плечом, кладет телефон в задний карман и докуривает сигарету. К губам подносит, глаза прикрывает, дым выдыхает в потолок и глаза от удовольствия закатывает. Антон на это безобразие смотрит пристально и замирает. Это все чересчур, это, блять, незаконно! И Антон десять раз внутри умирает, когда этот демон подходит к нему, наклоняется и окурок о пепельницу на столе тушит, бесстыдно подмигивая. Антон надеется на еще одно благословение судьбы, он просит у вселенной, чтобы это наваждение просто прекратилось. Он ведь с Арсением, они давно вместе, любят друг друга, не может же так клинить, может быть Паша хотя бы не станет вовлекать их в активный диал… – Ну как вам концерт? Расслабились, отдохнули? – И на Арсения смотрит, улыбаясь по лисьи, все видит прекрасно и понимает, и, боги, Антон читает это наслаждение ситуацией, властью, но вопреки всему это заводит только сильнее, хочется скулить. – Паш, дай людям отойти, все им понравилось. Садись тоже, выпей, а то потерялся после концерта сразу, не сказал ничего даже, давай. – Храни господь Юрочку Музыченко, Антон завтра пойдет и свечку за него поставит, просто большое человеческое ему спасибо. У Арсения в голове, видимо происходит что-то похожее, он даже дышит поверхностно. Вокруг будто никто ничего не замечает, только Юра поглядывает иногда с хитринкой. На Пашу Антон больше не смотрит, хотя это кажется даже ему самому невозможным. Он допивает стакан практически залпом, кожей ощущая пронизывающий взгляд. Знает, чей. Как только приходит опьянение, он расслабляется, да и успокаивается немного, за Арсением наблюдает и радуется немного – тот тоже вернулся в нормальное состояние. Через час, когда все вокруг понемногу стихает, разговоры начинают сходить на нет, они вызывают такси и прощаются с ребятами, на улице закуривают оба торопливо, теперь друг на друга смотрят уже открыто, на адекватное обсуждение все равно пока не способны, даже до дома доезжают молча. Обоим надо подумать. – Спать? – Ага. – Антон кивает и ложится рядом, обнимает сразу, целует. Даже хорошо, что сейчас телефон на беззвучке. За сегодня и так эмоций было слишком, а умирать от разрыва сердца еще рано. В телеге ему приходит сообщение. Привет, мне твой номер Юрка дал. У нас тусовка намечается скоро, не хотите присоединиться? Отдохнем с тобой, с Арсением, ребята еще будут 01:33 *** Они с утра с Арсением завтракают, кофе пьют полусонные, скоро ехать в аэропорт, там съемки, работа, да и вообще будто другой мир. Арсений собрал им сумки быстро, документы все проверил по пять раз, и все равно они обсудить произошедшее на концерте смогли только в московской Шастуновской студии. – Арсень, давай мы эту тему сейчас обговорим и закроем сразу, если ты хочешь, ладно? Просто концерт и после в гримерке – это как будто помешательство какое-то было, я до сих пор не понимаю. Ты не подумай только лишнего, я тебя очень сильно люблю, хочу, у нас все в порядке. – Они после перелета уставшие на кровати валяются, Арсений вообще только из душа вышел в одних шортах и сам сейчас на него смотрит, кивая мелко. – Да я не ревную, просто у самого сдвиг какой-то был, хер поймешь почему. – И глаза с переносицей пальцами трет. Шастун понимает, самому неудобно об этом всем пошлом так открыто говорить. Но всегда ведь учат, что начало решения проблем – разговор. Вот он и начал, хотя колебался до последнего. Может, проще было забить? – Просто я сам не осознал, как повело. С концерта самого. Он вышел, начал весь этот пиздец вытворять, и я даже отвлечься не смог ни на что. Костюм этот, волосы потом распустил, сука, да Паша этот не человек даже, это ходячий секс. И в гримерке с сигаретой, да он же все видел прекрасно, и не прекращал, пока не осадили! – Арсений с кровати встает, ходит из стороны в сторону, в самом конце тирады на Антона глаза поднимая. – Прости, я не должен был, просто не понимаю… – Смотрит на Антона еще так жалостливо, Тут действительно и хочется, и колется, это в каждом жесте Арсеньевском читается, и Антон, конечно, безоговорочно ему доверяет, не злится ни капелькие, ему удивительно радостно, что партнер может открыться на столько, чтобы о желании к другому мужику честно рассказать. – Арс, расслабься, с этим все и так понятно, если ты не видел, то делюсь тайной, мы с тобой оттуда в одном и том же состоянии вышли. – Антон тепло на мужчину смотрит и ладони к губам прикладывает. Ему не хочется, чтобы следующее решение, а оно, безусловно, важное, они приняли на лишних эмоциях. – Но у этой истории есть еще один нюанс. Арсений голову на него поднимает резко, смотря с вопросом в глазах: не понимает еще ничего. – Мне после концерта ночью Паша написал и предложил на вечеринку к ним приехать. И что-то, блять, подсказывает, что это не ограничится выпивкой и настолками. – С каждым словом глаза у Арсения расширяются. Он то-ли не верит, что это происходит в реальности, то-ли просто в это верить не хочет, но оно же правдиво, Антон все несколько раз проверил. – Арс, ты… Молчишь. – А… То есть, он позвал нас двоих? И мне нихера не кажется, что это намек на какую-то сексуальную историю? – Говорит неуверенно, каждое слово вопросительно произносит, осторожно. – И я правильно понимаю, что ты не против всей этой, гхм, вакханалии? – Антон и сам до конца осознать не может, что с ними двоими творится. – Арсень, я правда не знаю, намек это или нет, он ничего не писал больше, но по ощущениям намек, и пиздец какой жирный. Мы с тобой не обсуждали особо, но вдруг ему кто-то один из нас понравился, че, блять, делать-то, вообще? – Он уже взрослый мужик, но сейчас разум как у улитки. – Чисто гипотетически… Если бы я был не против согласиться на это все, ты бы со мной пошел? – Выпаливает одним словом практически. Страшновато попасть в гнев Арса. Что, если ему эта идея не понравится? Что, если уже само возникновение этой идеи воспримется как измена? Как же хуево будет тогда. – Пошел бы. Даже не гипотетически. Ты бы хотел, ну, если вдруг все зайдет слишком далеко, втроем попробовать? – Сидит ведь на подоконнике и губы облизывает, пока все это у антона спрашивает. – С Личадеевым? Блять, прости, если ответ прозвучит слишком быстро и эмоционально, но да. Если со мной будешь ты, мой любимый человек, и, ну, он, да это же пиздец, я даже представить не могу. – Антон откидывает голову и глаза закрывает, судорожно сглатывая. – То есть ты реально не против всего этого? Арсений смотрит и хихикает, поворачивая голову на бок и возвращаясь к нему взглядом. – Я реально не против всего этого. В любом случае, это же просто интрижка, развеемся с тобой, если мы себе ничего не надумали, а если надумали, то отдохнем с ребятами и поедем домой, да ведь? – Конечно. Значит, я пишу ему и спрашиваю по датам? – Он до конца не верит, что все это реально происходи. Да ну нет, чушь ведь какая-то. Они сами, чтобы сойтись, столько всего перебороли, и тут за пару дней решились на тройничок? Сразу с конкретным человеком, который четко ничего даже не предложил? Какой же бред. Но Арсений кивает утвердительно, хотя сам в таком же замешательстве. – Антон, ты точно к этому всему нормально? – Ну, я в ахуе, конечно, что все так, но да. Я тогда напишу попозже, если еще и свободны будем, то я уже готов поверить в судьбу. И чего Антон не ожидал, что после этого разговора все вернется на свои круги. Они общаются с Арсением все так же открыто, свободно, как раньше, шутят, да и в целом окончательно расслабляются, будто не было ни концерта, ни всего после. И на душе тоже легко без недосказанностей и замалчиваний, никто ни на кого не обиделся. Все просто и прекрасно. И в их зачастую странных отношениях это и правда немного удивляет.Привет, мы только за, на самом деле, а по датам что?
14:25
*** Жизнь абсолютно точно испытывает Антона на прочность, потому что они снова оказываются свободны, и если это не чудо, то только адские проделки, потому что внутри немного нервно и напряженно становится. Они с Арсением в сумме в день Х проводят в ванне часа три, а это потом еще с волосами и шмотками над что-то делать. И Антон бы со спокойной душой надел первое, что из шкафа выпало, но под осуждающим взглядом Арсения свое мнение быстро меняет и устраивает показ мод даже, чтобы все было согласованно и лишних переживаний ни у кого не было. Хотя сам Шаст на мандраже, конечно, невероятном, ооо, как же его трясет, а еще время только к вечеру начинает близиться, еще и до дома загородного ехать в какой-то богатенький район. И ведь ни одному из них сейчас не сидится спокойно, ни секунды свободной от мыслей не находится, но самый пиздец, конечно, будет, если выяснится, что им показалось. Просто надумали своим коллективным помешательством то, чего и не было, может. Да уж, неудобно может получиться. Но их ожидания, собственно – только их ожидания. Сразу активных действий никто предпринимать явно не станет, будет время расслабиться, выпить немного, да просто душу отвести. *** Уже подъезжая к участку они переглядываются, вместе из машины выходят и стопорятся. Антон дает им минуту спокойствия, пока достает сигарету и закуривает. Не одного Арсения мандражит. Только их обнаруживают быстрее, когда рядом останавливается такси с довольным, уже немного пьяным, Мустаевым. Тот их тащит сразу в дом, ко всем, Шаст уже на ходу докуривает, у порога пепельницу видит и останавливается. Перед смертью-то, блять, не надышишься. И это так странно все, он даже понять не может до конца, почему так переживает, вроде ведь и страшного ничего. Надо просто выдохнуть, собраться с духом и пойти. Его Арсений тысячу раз учил скидывать напряжение, теперь стоит, кистями трясет, головой, и заходит. Антон сразу ныряет в атмосферу свободы какой-то, глазами находит Арсения и улыбается тепло. Народу пока еще немного, но даже так знакомых здесь не так много. Это порядком отличается от уже привычного круга комиков, юмористов, людей из продакшена. Нет разговоров про новые проекты, сольники, заебанного взгляда от тысячи и одного мотора. Это место жизнью полыхает как будто, Юрка сидит на диване, улыбкой светит и к себе зовет. – Ребят, кайф, что пришли. Алкашка на кухне вся, пока не разложились еще особо, берите, что хотите. Потом мясо еще сделаем. Надеюсь, с кайфом отдохнете. – И хмыкает в конце как-то неуловимо, хоть бы просто показалось. Иногда создается ощущение, что только Антон все эти странности замечает. Вокруг люди сидят, не все знакомые даже, разговаривают смеются, да и в целом все легкостью пропитано насквозь. Фоном негромко играет музыка, Арсений за собой ведет на кухню, им обоим сейчас хочется выпить, и именно там, естественно, за столом уже сидит Паша. И это полный пиздец, начиная от распахнутой черной рубашки и заканчивая распущенными волосами. Антон просто не может дышать. Никак. И этот лис снова курит, ухмыляется еще довольно, пряди, на лицо упавшие, убирает рукой. – Привет, – Выдыхает дым разом. – здорово, что решили приехать все-таки. Чего вы замерли-то? – А то он не в курсе, конечно. – В холодильнике много алкоголя, все, что увидите можно брать, а если хорошо попросите, могу и коктейль какой-нибудь сделать. – Сука, Антон снова глаз от этой картины оторвать не может. Паша кончиком языка по клыку проходится и снова затягивается, хищно, иначе это и не назвать, смотрит то на него, то на Арса. Выжидает, ему торопиться уже некуда. Антон усмехается довольно и достает себе бутылку холодного пива, предлагая Арсению то же самое, но перестает дышать во второй раз, увидев его взгляд. О, он его знает, там черти не пляшут, они устраивают бойню. – А знаешь, я попрошу. Что-нибудь легкое, если соизволите, Павел Игоревич. – Блять, Шастун не вывозит этого безобразия, абсолютно точно. Откуда вообще отчество взялось – он знать не желает даже. Садится за стол и молча наблюдает. Вот тебе и роль куколда, добрый вечер, Антош, секс тут точно начался раньше, чем планировался. Пусть не физически, но по комнате искры летают такие, что не заметить невозможно. Ребятам, которые до этого с Личадеевым сидели, то-ли неудобно стало, то-ли просто решили не мешать. Ушли с кухни быстро и незаметно, даже комментария ни одного брошено не было, это удивило больше всего. В привычной Антону компании полетело бы столько шпилек, что не отбиться. Звук открывающейся бутылки пива кажется слишком громким, но его никто и не замечает толком. Паша встает, довольный до невозможности и берет какие-то бутылки, но взгляд Антона прикован только к оголенному телу между полами рубашки, и это крах, потому что по нему проходит очень четкая и ощутимая волна возбуждения. Вроде и не вовремя, но вообще не стыдно ни чуточки. Только хорошо. Арсению, по всей видимости тоже. Он смотрит довольно, внимательно, как будто ни одного движения пальцев не упускает. – Поверь, все будет по высшему разряду. Раз прямо Павел Игоревич. Кто я такой, чтобы отказывать? – Пожимает плечами так плавно, по-кошачьи. – Как добрались вообще? Я пока ехал, даже выспаться успел. – Антон не замечает, что от пива осталась уже половина, он за собой не следит абсолютно, зато следит за тем, как Паша облизывает губы после своих вопросов, как добавляет Арсению немного льда и отдает ему бокал. Арс тоже жук тот еще, пока берет коктейль, задерживает пальцы на Пашиной руке неприлично долго, и пока пробует, взгляд не отводит ни на секунду. – Ммм, вкусно, спасибо. Доехали, кстати, прекрасно, дорога до вас красивая очень. Глаз не оторвать. А то, что ты поспал – прекрасно. Значит, можем до самого утра… Общаться, отдыхать, все дела. – Блять, какая же он бестия. Антон все силы вложил в то, чтобы пивом не поперхнуться. На его глазах творится полнейший разврат, а он смотрит и смотрит, ничуть не смущается даже от факта, что активного участия в этом не принимает. Паша хмыкает удовлетворенно и кивком приглашает присоединиться к остальным. Обстановка сразу теряет накал, можно выдохнуть и отвлечься. После пива находит легкое опьянение, надо приостановиться немного. Людей прибавляется, но они все равно держатся рядом с Юрой. Знакомиться со всеми не хочется, а тут всех представляют, да и привычнее уже в этом окружении. Сегодня вечер не чтобы налаживать контакты, хотя к ним некоторые пообщаться и подходят. Опьянение все же играет роль, границы немного стираются, Антон смеется громче, ведет себя свободнее, да и напряжение сходит на нет, когда они понемногу перемещаются на улицу к мангальной зоне. Шашлык, к слову, оказывается пиздец каким вкусным, Антон когда пробует, в голос стонет, замечая на себе два долгих тяжелых взгляда. Нет, реально больше никто этого не замечает? Время летит на удивление быстро, они бесятся и дурачатся, как в детстве, на огонек даже заглядывает Серега Орлов, и Шаст себя окончательно в своей среде ощущает. Сегодня здесь ему просто хорошо, зря только переживал столько. Напряжение до последней капли с него слетает уже когда народ начинает понемногу расходиться, и снова случается встреча на кухне. Суждено, видимо, сама вселенная орет уже, а не просто подает знаки. На этот раз местами они меняются. Пока сидят и болтают с Арсением, заходит Личадеев, сразу к Антону подсаживается и руку, невзначай так, кладет ему на бедро. – Как настроение? Тут по домам люди разъезжаться стали, но так поздно уже, не планируете остаться? – Антон не выдерживает и хихикает тихо, смотря ему прямо в глаза и ухмыляясь. – Действительно, время не детское, не уехать уже, так что почему бы и не остаться до завтра? Арс, что думаешь? – А тот кивает довольно сразу, никакой интриги им уже не нужно, флирт и намеки перешли в открытую стадию. – Только, я тут заметил, что спален маловато, но это же ничего, правда? – Да, алкоголь точно посодействовал раскованности, Антон практически в губы Пашины улыбается и, перед прыжком в пропасть, смотрит на одобрительный кивок Арсения, после которого сразу целует. Осторожно, пробуя прихватывает нижнюю губу, рукой проводит по шее и спускается на плечо, а у самого мурашки по всему телу. Пальцев касаются Пашины длинные волосы, он сам двигается ближе, окутывая Антона приятным ароматом парфюмы, слегка сжимает пальцы на бедре и проводит ими немного выше. Его губы грубее Арсеньевских, но в движениях он более плавный, никуда не спешит, просто знает – незачем. От поцелуя голову немного туманит, отстраняясь, Антон еще раз глубоко вдыхает древесные нотки, пялится бесстыдно абсолютно на то, как облизывается Личадеев и поворачивается, слыша тяжелый томный вздох от Арсения. И он тоже пиздец поплыл, как будто сам только что пережил этот ураган, и Паша решает добить, видимо. – Признаться, думал, что первый поцелуй сегодня будет с Арсением, но вы оба хороши до невозможности. – Встает и подходит уже к Попову, сидящему напротив, провокационно наклоняясь к губам, и, боже, смотреть на поцелуй его любимого человека с другим должно быть точно не так горячо и возбуждающе, но это так. Голову сносит, он теряет счет времени, как, видимо, и все они, потому что в какой-то момент на кухню заходит пьяный Юра как ни в чем, блять, не бывало, будто ничего странного и не происходит. – Сори, что помешал, но все уехали, хотел спросить у вас останетесь ли, но Паша покажет. Хорооошего вечера! – И уходит. Вот так просто. Арсений отстраняется сразу, пытается сделать вид, будто ничего не было, а Личадеев за этим с теплой улыбкой наблюдает. – Эй, расслабьтесь вы, всем похер, Юрке особенно. Ну так что, поднимемся от всех подальше? – Антон до сих пор только за, его все это не смутило, возбуждение, что появилось стремительно и беспощадно, осталось на том же уровне, но он знает, на сколько беспокойным может быть Арсений, и сейчас смотрит на разгорающиеся в голубых глазах сомнение и панику. Конечно, если тому захочется все прекратить, Шаст и слова поперек не скажет, но раз они оба хотели всего этого, обговаривали, стоит попробовать своего мужчину устаканить. – Поднимайся, а мы догоним, хорошо? – Личадеев, кажется, все понимает прекрасно, и кивает, поправляя волосы. – Арс, все нормально, слышишь? – Он обнимает растерянного Арсения, целует в висок и шепчет успокаивающе. – Если ты передумал, можем уехать, но если вдруг тебе все нравится, и ты просто испугался, что Музыченко увидел, то вспомни, что у него на лице ни одной негативной эмоции не было. Слухи не пойдут, обещаю, и самое главное – я тебя очень сильно люблю. Не хочу, чтобы ты тревожился лишний раз. – Арсений из каменной статуи постепенно превращается в человека: мышцы расслабляются, он голову на плечо Шастуна кладет и выдыхает уже более расслабленно. – Я хочу, просто… Теперь ощущение, будто все вокруг знают. – Ты же видел, что было на концерте, для Юры поцелуи с мужиками – дело обычное. Все будет ок, завтра с ним поговорю. Ну так что, идем? Нас, кажется, скоро потеряют. – Под конец тон становится более игривым, он талию Арсения обхватывает, под одежду руками забирается и гладит кожу, притягивает к себе и целует, чуть прикусывая его нижнюю губу, пока воспоминания подкидывают картинки, что он видел буквально несколько минут назад. Боже, сумасшествие какое-то. Но как же хорошо. Они поднимаются на второй этаж и переглядываются, замечая, что в одной из комнат приоткрыта дверь. Арсений заходит первым, Антон за его спиной тоже видит это. Паша уже снял рубашку, лежит на спине, поперек огромной кровати, смотрит на них своими глазищами и медленно, мучительно медленно расстегивает пуговицу на джинсах. И он, честно, не ожидает, но Арсений подходит и садится на край кровати, рядом совсем, еле касается голого торса, наклоняется и целует снова, пока Антон, ни на секунду не отвлекается, на ощупь закрывая дверь на защелку. Больше это никто прервать не посмеет, потому что слишком красиво. Он тоже залезает на кровать, даже не пытаясь выжать из себя хоть немного грации и пластичности. Ни к чему искать то, чего в нем и нет толком. Но на это все плевать, сейчас мозг переквалифицировался в желе, и Антон молчаливо смотрит на целующихся парней недолго, сам футболку с себя стягивает, откидывает подальше, Арсения, который уже почти сидит на Паше, тянет на себя и целует тоже, только всю нежность заменила страсть, и это влажно, чувственно, Арсений кончиком языка проходится по зубам, и Антон от всего вокруг отключается, пока не ощущает на шее губы Личадеева, и это взрыв. До сих пор он до конца не осознавал, что это все реальность, и сейчас это понимание бьет в голову пулей. Паша отстраняется, когда Антон перемещается с губ на шею, они вместе расстегивают эту тысячу гребаных мелких пуговиц на Арсовой рубашке, которые все никак не поддаются. – Я ее от тебя спрячу, клянусь. – И все же они управляются, тоже откидывая вещь куда-то за пределы кровати. Он уже привык к телу Арсения, к их прелюдиям, ласкам, к цитрусовому аромату, и сейчас, когда его губы привычно выцеловывают ключицы, спускаются на грудь, Пашины руки, скользящие от колен к бедрам, его сильные, неожиданно сильные, пальцы, что сжимают над тазовыми косточками, неожиданно ярко врываются в сознание. Ощущений уже так много, что он сам разрывается от желания сделать хоть что-то. Когда с него стаскивают все оставшееся, он сдвигается к спинке кровати, тянет на себя Личадеева, раздевает и его, правда делает это не глядя: смотреть на то, как Арсений прикусывает кожу на его шее и подушечками пальцев сжимает сосок, вырывая из Паши стон, намного лучше. Он и сам присоединяется, оставляя поцелуи на плече и ненароком вглядывается в контуры одной из многочисленных тату. Даже думать не хочется о значении, о том, что там вообще набито: это все и так безумно органично и хорошо. Ему подходит. Пашина рука, до этого поглаживающая бедро Антона, сжимается, когда он чувствует, как поглаживают его член. Еще и стонет так откровенно, голову откидывает, вдыхая воздух сквозь зубы. Жарко, вокруг безумно жарко, тело будто плавится от каждого прикосновения, даже если оно случайное. Антон громко стонет сам, не выдерживает, когда Паша пальцами подтягивает Арсения к себе за подбородок и касасясь его губ своими шепчет: «Хочу тебе отсосать, можно?» Тот кивает мелко, ни секунды не раздумывает. Этой ночью не существует ограничений, Антон сам направляет Арсения, чтобы лег на спину, практически вылизывает его шею, всасывая кожу, прикусывая, стараясь не переборщить, Паша же его грудь целует, спускается медленно, боксеры стаскивает, прелюдии сейчас излишни, все возбуждены, кажется, до предела, но он делает все, чтобы Арсения распалить, чтобы до дрожи и просьб. Выгибается еще так, колени расставляет пошире. Это все так развратно, пошло, низ живота будто судорогой сводит от одного взгляда. Антон уже вылизывает соски, прикусывает иногда легко совсем, чтобы не отвлекать, пока по его члену Паша проходится языком, рукой придерживает и большим пальцем поглаживает уздечку. Арсений под ними содрогается, позволяет себе открыто стонать, и смотрит тоже, просто не может не. Антон под подушкой находит смазку с презервативами, и смотря на такого открытого Пашу просто не понимает, как можно сдержаться. Двигается с флакончиком к нему ближе, проводит по спине рукой с нажимом, тот только сильнее прогибается, ягодицу сжимает, легко шлепает, проводит пальцами по расселине и охуевает, потому что там влажно. Влажно от смазки. Он, блять, готовился. Арсений за этим всем наблюдает, одним взглядом разрешая все, чего хочется, Паша от его члена даже не отрывается, уже активно насаживается, Антон отсутствие реакции принимает за «да», поэтому пальцы смазывает и плавно входит одним, затем и двумя сразу, трепеща внутри от каждого стона, виной которому – он сам. Подготовка не нужна, но он всегда перестраховывается, сейчас тоже немного затягивает, оставляя на широкой спине поцелуи и укусы, которые должны быстро сойти. Фольгу презерватира отрывает зубами – руки все в смазке. Сначала проезжается между ягодиц пару раз, пытается осторожно войти, и все равно срывается, пусть и двигается сперва медленно. Сгребает длинные волосы в кулак, но не тянет, дышит тяжело, в глазах все равно звезды взрываются от каждого движения. Личадееву тоже хорошо, и это слышно, когда темп ускоряется, переходит на скулеж практически, Арсения от этого кроет тоже, он уже глаза закрывает от того, что все слишком. – Боже, вы просто… Пиздец. – Арсений перехватывает Пашины волосы и насаживает его на член сам. Он на грани уже, толкается несколько раз и за волосы оттягивает тяжело дышащего Личадеева, кончая себе на живот. Тот лбом в его бедро упирается, взмокшие волосы растрепаны жутко, переносит вес на одну руку, чтобы второй свободно касаться члена. Он кончает быстрее Антона, но он тоже не отстает, падает на кровать, презерватив завязывает и выбрасывает. Они пытаются отдышаться, лежат рядом друг с другом и улыбаются довольно. Арсений понемногу отходит, к Антону поворачивается и целует лениво. – Это было просто охуенно. Второй заход осилите? *** Антон на удивление просыпается первым, одевается и будит Арсения – если их с Пашей застанут голыми в кровати с утра, тот ему в жизни не простит. Он спускается, заваривает себе чай и выходит на крыльцо, где сидит курит Юра. Как удачно, однако. – Доброе утро. Слушай, по поводу вчерашнего… – Доброе. Забейте, у нас на пьянках и не такое творится, тем более это Пашка же, понимаю Арса. – Юра дает ему пачку с зажигалкой тоже и улыбается тепло. – Если переживаете, то не стоит, никто не узнает. Надеюсь, вы хорошо провели ночь. Выспаться явно не удалось. – Бля. Иначе и не скажешь. – Он закуривает и смеется. Хорошо, что Арсений тогда предложил на концерт сходить.