соблазн

Чайльд жмется грудью к его плечу. Опьяненный ситуацией, боевым настроем, а может быть просто храбрящийся. Ризли таких с сотню повидал, если быть честным. Фатуи даже не десятый. В тусклом освещении тюрьмы, пламенная рыжина мимикрирует под выцветшую медь, а веснушки теряются на бледной коже. Мальчишка звонко выдыхает ему куда-то в область подбородка: — Может подеремся? — гонору в нем хоть отбавляй, и Ризли когда-то был таким же. Отчаянным и жаждущим битвы. Руки и так по локоть в крови, как к черту смысл во всем этом? От Фатуи пахнет опасностью, смехом, бойней. Он вылез из какой-то ямы, из которой самому Ризли не снилось, и эти глаза, подсвеченные мерцанием моря, видели некоторое дерьмо. Чайльд Тарталья похож на того, кто будет травить байку из серии: — А вот однажды, я сожрал мага бездны, потому что другого выбора не было. Мясо у них жесткое и вонючие. Зато, я не умер от голода. Его истории будут с налётом нездорового веселья и бахвальства. Влюблённый в адреналин и идею быть пасынком смерти, у него нет тормозов. Фонтейну такие не нужны, но за театральность — спасибо. Наручники звенят. — Думаешь, я поведусь на это? — Развяжи мне руки и посмотрим кто выиграет? — с детской непосредственностью предлагает он. Будто в его мире все бывает так легко и логика ломается под причудливым углом, как нагретое на открытом огне стекло. Когда-то давно, кто-то другой, совсем не Ризли, мальчик-дикий волчонок, умел гнуть стеклянные трубки потехи ради. — Не будь таким скучным, волчара. И вот, в ходе пошли смешки и прозвища. Ризли смеётся, конечно же про себя, только дёргает уголком губ, в неуловимрй насмешке и сталкивается в ладони чужое запястье. — Думаешь, что выиграешь? — без глаза бога, отчаянный, человек война. Состоит сплошь из мышц и острого желания получить свое в конфликте. Мысленно, Ризли даёт себе волю, флиртуя, скользит пальцами под расстегнутую, внизу живота, рубашку и оглаживает усыпанную шрамами кожу. О, в том, что Фатуи носит на себе доказательства своих побед, он не сомневается. Очевидный факт. Тейвайт имеет границы, вода мокрая, трава зелёная, Тарталья любит украшать себя напоминанием о битвах. Смазливый он. Но это только в плюс. Он чует слабину, на манер акулы учуявшей кровь и напирает сильнее, вставая вплотную и ловит взгляд тюремщика. — Или тебе страшно? Провокация из дешёвых, а Ризли ведётся. Уши торчком, обнажённые в оскале зубы и напряжение в плечах. Чайльд над ним откровенно смеётся, всплескивая закованными руками. — Ну, что скажете, господин начальник? — игриво поклон. Рыжие лохмы сияют победным мерцанием. Ризли считает выпирающие позвонки на чужой спине и шее. Нихрена не успокаивает, но попытка хорошая. — Ты сам попросишь пощады, — ладонь сжимает связку ключей, а вера в собственную непобедимость растекается патокой по венам. Игриво, смешно, наверное необдуманно. Невилетт сказал бы, что он сошёл с ума и это против правил. Но здесь и сейчас против них нет ничего. Щелчок растегнтых наручней звучит музыкой в звонком эхо, что раскатывается весельем по пустотму коридору.