Petite soeur

Джинсоль никогда ничего не боялась. Смотреть страху в глаза оказалось поистине приятно. Бурление азарта в крови и поход по тонкой грани в бездну. Но вот что оказалось правдиво страшным — так это безразличие. Полное отсутствие чувств. Лицо с противной улыбкой. А иногда даже и без неё. Безразличие оказалось страшным, потому что его невозможно предугадать. Джинсоль не в силах понять, когда пламя затухнет. Оно ведь само по себе. Огонь горит столько, сколько положено. А сколько ему предрешено? Может, дерево срубят, превратив его в пенек до того, как по лесу пройдет пожар? Нет ничего стабильного. Джинсоль задувает свечку и достает её из маленького пирожного. Она горячая, поэтому Джинсоль, шипя и ойкая отбрасывает её на стол. Кончик испачкан в креме. Она бы облизала его, ведь крем вкусный, а на десерте его очень мало, но не стала. Тогда будет ещё тоскливее. Джинсоль не может купить целый торт на себя одну. Во-первых, этот торт может быть нужен какой-нибудь семье, где много детишек, а во-вторых, она просто не позволит себе съесть столько сладкого в одиночку. Она в пол голоса поет себе днерожденческую песню. Ещё пару месяцев назад она стажировалась в хорошем агентство, но ежемесячные проверки выкинули её оттуда. Джинсоль утешает себя тем, что её голоса хватит для красивой симфонии в праздничной песне. Просто стоило быть повнимательнее, утешает себя она. — С днём рожденья, Бэ Джинсоль... С днём рождения меня. — грустно заканчивается песня радости. Она ковыряет ложкой шоколадное пирожное. Оно действительно вкусное, но в одиночестве уже не имеет того приятного оттенка. Они с Джиу как-то ели его вместе в кафе. Сегодня Джинсоль попросила завернуть его с собой. Чего она добилась за эти девятнадцать лет? Ничего головокружительного. Даже как-то обидно. Её сверстники уже успели покорить самые холодные вершины, а она? Джинсоль многозначительно вздохнула и заела горечь пирожным. Не так празднуются дни рождения. Или так? Хэвон говорила, что свои последние два дня рождения никак не отмечала. У неё были подарки, друзья, веселье. Даже торта не было, но было радостно и безутешно. Наверное, это потому что Хэвон из другого теста. Джинсоль не может утверждать. Разламывать уже безвкусное пирожное становится неприятно. Оно больше не имеет того привлекательного шоколадного аромата. Джинсоль снимает весь крем с шапочки и довольствуется тем, что есть. С одной стороны ей даже нравится это правильное одиночество. Но настолько ли оно "правильное"? Она не чувствует себя отчужденной только потому, что запутана в клубе своих неряшливых мыслей. На распутывание уйдет много времени. Желая украсить своё скудное угощение, Джинсоль лениво помыла горсть ягод и киви. Оно идет вразрез со сладким вкусом пирожного. Неприятной кислинкой щекотит язык, но всё равно заставляет брать ещё и ещё. Этот запоминающийся акцент выделяет киви из простых яблок, вызывая передергивающий фейерверк во рту. Не смотря на то, что оно кисло, — оно вкусно. Джинсоль киви даже не режет. Просто делит на две половинки и приминает кожурой вверх. Уродливо, но съедобно же. А самое обидное, что Хэвон даже не нашла минуты для Джинсоль. Просто написала стандартное "С днем рождения!", предлагаемое отправить имениннику в мессенджере. Она и не могла рассчитывать на что-то большее. Хэвон, казалось бы рядом с ней, но только в виде воображаемого таракана в голове. В её расписании нет ни минуты для Джинсоль. Сначала она вроде работает ( а она даже не знает, где работает Хэвон ), потом выпивает с начальством, поздним вечером просиживает у Лили, а иногда по ночам приходит к Джинсоль. Хэвон похожа не на порядочного офисного работника-трудягу, а на гуляющего беспризорника. Как такой человек мог приблизиться к Лили? К хорошей, порядочной, привлекательной Лили. Так она её ещё и вроде как любит. Вот на этом момент Джинсоль тяжело дышать становится. Она в полной мере осознает, что до Лили ей далеко, но понять, что в ней такого не может. Или может она приструнила Хэвон как-нибудь. А Джинсоль над кем возьмет управу? Она слишком слаба для такого. Джинсоль много думает о Хэвон, но ни к чему хорошему оно не ведет. — Але, — послышался полупьяный голос в трубке телефона. Кажется, Хэвон собирается украсить эту грустную вечеринку на ночь глядя. — Да? — Спишь? — такой вопрос должна задавать скорее Джинсоль, ориентируясь на голос той. — Нет. Скудный диалог получается. Но с Хэвон другого не будет. — Я приеду, хочешь? Джинсоль бы закричала во весь голос "Да!", но не может. Она приедет пьяная, уставшая. От неё будет пахнуть духами Лили. Они ни о чем не поговорят, а Хэвон ляжет спать прямо посреди комнаты Джинсоль. Она не уверена, что хочет таких гостей. Но хочет Хэвон. — Да, приезжай, — шепчет в трубку она. — Давай, не грусти, мелкая. — и сбрасывает. Разница не такая уж и большая, учитывая сегодняшний день, но отдаленность Хэвон всегда чувствуется. Тяжело назвать это возвышением. Раздается дверной звонок. Джинсоль вздрагивает от лиричной мелодии пения птиц. Она тяжело вздыхает и идет на звук. В дверном глазке прячется смущенное круглое лицо Хэвон. — Ты же только позвонила, — открывая дверь, здоровается она. — Ну я мчалась на всех парах... — она крутится на месте. — ...или звонила мне, стоя под дверью. Ты планировала? — Я плохо вру. Хэвон устало крутится на месте и падает спиной о стену. — Заходи, — Джинсоль смирилась. Она нескромно раскидывает тяжелые ботинки и еле попадая на крючок вешает куртку. Джинсоль сразу понимает, что ничего от этого вечера ждать не стоит. Хэвон просто хочет кратковременной заботы и чая, чтобы потом сопеть до утра в её комнате в беспамятсве. К Лили на такие акции она не ходит — слишком дорожит. — О, у тебя тут тортик... Ну как, тортик, — вздыхает Хэвон, глядя на маленькие размеры пирожного. — Ты больше не будешь? — Буду. Но если хочешь, оставлю тебе — съешь утром. Она продолжает исследовать чужую кухню на наличие чего-нибудь ещё. — Холодильник пустой. Не ищи ничего. Чаю? Хэвон сначала заторможенно думает, падает на стул и всё ещё думает. Возможно, надеется, что ей предложат что-то получше. Но нет. В день рождения Джинсоль стол не искушает. Только если спрятаться под ним. — Раз так, то давай, — как будто ей действительно обидно. Хэвон знает, что не получит отказа в этом доме, но на позолоченное "да" надеяться не может. Джинсоль знает, за чем она приходит, и каждый раз достает это из своего сердца. Она не может противиться. — Тебе никто ничего правда не подарил? — в её доме всегда пусто. — Да. Я знаю, что у тебя ничего нет, можешь даже не выкручиваться... Хэвон задумчиво хмыкает. Неправильно это все-таки как-то. Она бесшумно встает и подходит к Джинсоль, заваривавшей чай. Вздрогнув от неожиданного объятья, она рвет чайный пакетик не ровно по намеченному контуру, а практически по полам. Хэвон размеренно мнет серую кофту, покачиваясь из стороны в сторону и уронив голову на её плечо. Джинсоль дышит медленнее. Она поворачивает голову, чтобы заботливо поцеловать её в щеку, но не может. Это вроде как обязанность Лили. — Ты хочешь спать, — не спрашивает, а утверждает Джинсоль, смотря на то, как Хэвон удобно пристраивается на плече. — М...Может быть, — невнятно бормочет она.