Художник и актёр

      Теодор Нойз стоял в конце комнаты Пеппермена, и наблюдал издалека как он рисует. Он хотел устроить очередной пранк над перцем, и от своих мыслей Нойз хихикнул. Пепперман, услышав тихий смех Теодора, поворачивается к нему лицом. Он выглядит взбешённым, когда встретился взглядом с мексиканцем. — Что? — возмущённо спрашивает Нойз. — Я же ничего ещё не сделал! — серьёзный вид болгарского перца говорит, что он так не думает, а хихиканье Теодора было слишком очевидным. Перец отвернулся от недоброжелателя, продолжив работать над своим твореньем. Нойз же быстро проскользнул к Филу, и нагло заглянул в натюрморт. — А что ты рисуешь? — художник быстро отворачивает холст от актёра, все ещё сохраняя раздражённое выражение лица. — Не твое дело… — процедил Пеппер, грозно нахмурив брови на Нойза. — Да ладно, — махнул рукой Теодор. — Мы же «друзья», почему же у тебя есть секреты от «друга»? — и слово «друг» звучало столь противно в его голосе, как будто Теодор издевался над Филом. Пеппермен, явно раздражённый тем, что Тео продолжает приставать к нему с вопросами, и решает попытаться ответить на это. Он нерешительно показывает ему незаконченное полотно, прежде чем снова развернуть натюрморт. — И что это за неразбериха? — В недоумении спрашивает мексиканец в жёлтой одежде. Пеппермена начинают раздражать его постоянные вопросы, но он решает насмехнуться над ним, напомнив Нойзу, что Фил — особая личность. Он показывает его снова, но уже в изысканной манере речи. — Видишь ли ты, мой маленький недалёкий друг, для тебя это всего лишь грязные каракули, а я уже вижу в этой «неразберихе» произведение искусства, и если ты притронешься к моему волшебному творению, — художник смотрел на актёра таким взглядом, будто смотрит на него свысока, как на мусор. — ты, скорее всего, засрёшь живопись. — Эй, ты ахренел? — возмутился мексиканец. — А знаешь почему ты его засрёшь? Потому что ты не видишь то, чего я вижу. Я вижу этот мир иначе! — Ты что, под травой значит? — смех усатого разнёсся драчливым смешком. Фил залился злостью, когда Нойз снова вставляет свои насмешки, как в то время Пеппер пытается доказать что его материальное искусство особенное. — Нет, дурак. Я художник же! Я вижу мир намного красочнее, потому что я прекрасно распознаю оттенки, и когда смотрю на небо, лес, или даже себя в зеркале, я уже представляю, как я наношу на девственно белое полотно первые мазки масляной краски! — Фил уж слишком замечтался. Когда он закончил свою прекрасную речь, но посмотрел на Теодора, в надежде что он сейчас увидит удивление этого недоумка. Однако на лице тео было только отвращение, будто тот случайно заметил что-то неподобающее в соседнем окне здания. — Ты… Ты бумагу изнасиловал что ли??? — Нет конечно, я же не такой! Как же ты смеешь говорить обо мне такие грязные слова?! — Фил возмутился, а голос чуть не переходил в истерику. Снова бросив взгляд на неприятеля, Пеппермен повернул к себе натюрморт. — Не приставай ко мне. Ясно ли я выразился? — голос прозвучал грозно, намекая чтобы Нойз поскорее ушёл. — Ну, хорошо, конечно. Я не буду мешать тебе! — Нойз снова подразнивал болгарского, и как назло сел прямо возле него. Художник злится еще больше, ему хочется крикнуть актёру, чтобы он убирался, но тот знает, что это только рассмешит гадёныша, поэтому решает пока просто смириться с этим. Все еще сохраняя, как обычно, хмурое выражение лица, он продолжает рисовать свой шедевр. Сначала Нойз принял хитрое выражение лица, когда хотел поиздеваться над приятелем, но когда Теодор увидел как Пеппер управляет кистью, Нойз заворожительно смотрел на проявление произведения искусства. Пеппермен шокирован внезапным интересом к его работе, но скрывает свой интерес и вместо этого продолжает хмуриться. Для него всё, что он создал, было лучшим произведением искусства, и никто не мог сказать ему иначе. Но по какой-то неизвестной причине он не мог не заметить, насколько сосредоточено внимание Теодора на холсте. — Знаешь, Пеппер, я когда был маленьким, очень любил рисовать. — сказал Нойз, продолжая следить за движениями кисти на холсте. Фил застигнут врасплох внезапным дружелюбным диалогом от того непредсказуемого дурачка в плаще. Такое поведение Нойза тоже было непредсказуемо. Бдительность творца ослаблена, но на лице по-прежнему хмурое выражение. — И я так понимаю, ты бросил рисовать, потому что понял что ты ничтожество, которое может жить словно клоун, играя в эту роль? — Не-е-е. — вяло ответил. — Я хотел чтобы я стал художником, рисовать картины, пейзажи, портреты знаменитостей!.. — восторженно говорил он. — Однако отец мне запретил, потому что он думал, что «художники рисуют, а другие люди потирают свою грязную задницу об их рисунки» — вторая половину предложения звучала грустно, да и ещё так задело за живое перца, что рисующему стало жалко неприятеля. Хмурое лицо Пеппермена остается на несколько мгновений, пока он не выслушивает остальную часть истории. Внезапно кажется, что ему искренне интересно услышать, что Теодор скажет дальше. И по какой-то причине его глаза, кажется, немного слезятся, но он быстро прикрывает их рукой и отворачивается от Нойза. Убрав слёзы, тот безразличным тоном спросил: — Итак… что произошло дальше? — Потом я успокоился, перестал рисовать, но в подростковый период решил, что стану актёром, но отец же сказал «ты никогда не станешь актёром, потому что ты будешь работать на заводе». А я сказал «нет, я ухожу из своего дома!» И сбежал. В итоге я стал актером, как ты видишь. — грустно посмеялся, вспоминая прошлое. Пеппермен, теперь полностью увлеченный разговором, снова поворачивается лицом к мексиканцу. — Итак… Ты смог сделать то, что хотел, несмотря на то, что твой отец верил в обратное и говорил тебе не идти по этому пути. Несмотря на то, что ты сбежал из своего дома, похоже, у тебя все сложилось хорошо. — Ага. Когда я получил первый Оскар за фильм, я хотел приехать к папе домой и сказать что я смог исполнить свою мечту, но он… — Нойз не договорил, остановившись на грустной ноте. Художник, выглядящий довольно любопытным, снова обращает свое внимание на актёра, явно задаваясь вопросом, что случилось с его отцом. — Что же случилось? — Он… Он… — Теодор специально тянул фразу для трагичности. Пеппермен ждет с нетерпением, и уже перестал рисовать… Но что именно произошло, неясно, поэтому он решает спросить Теодора напрямую. — Что с ним случилось то? — Он обосрался! — и Нойз начал громко хохотать, показывая пальцем на художника. Глаза Пеппермена расширяются от шока, и он испускает изумленный вздох. Очевидно, это был не тот ответ, которого он ждал. Придя в себя через несколько секунд, он снова поворачивается к Теодору и одаривает его самым суровым взглядом смерти, какой только можно вообразить. Нойз спустя десять секунд успокоился, когда увидел грозное лицо Пеппермена, но продолжал улыбаться, оскалив зубы. Глаза болгарского быстро сужаются, и он едва способен сдерживать свой гнев. Он чувствует, как его кожа начинает гореть от разочарования, когда он смотрит на смеющегося подле себя. Это почти так, как если бы его гнев проявился в комнате. Проходит минута молчания, прежде чем художник быстро бросается на актёра. — Опана- — Нойз в последнюю секунду уворачивается от удара, сделав сальто назад. Пеппермен потрясён внезапным и быстрым уклонением Теодора от его удара. Не ожидая, что он будет таким проворным, его инерция останавливается, когда он почти падает на спину. Он явно в ярости, но также впечатлён быстрой реакцией. Хотя это не мешает ему немедленно снова наброситься на шутника. Нойз будто бы специально стоял, терпеливо ожидая удара кулаком от перца. Он уворачивается, и снова начал смеяться: — Нет, ну ты видел свое лицо? Да ты потешный! — Нойз пнул Фила в спину. Пеппермен чувствует, как его сильно пинают в спину, и сила удара чуть не отбрасывает его обратно на землю, когда он, пошатываясь, отступает. Он очень расстроен, явно более зол, чем раньше, когда снова смотрит на Теодора. Его руки сжимаются в кулаки, и он принимает боевую стойку, готовясь снова атаковать. Нойз снова заливался от смеха, наслаждаясь яростью противника, но тут от зазнайства он не успел увернуться. Мексикашка получил сильный удар кулаком Пеппермена по лицу. Теодора отбрасывает назад, от удара у него слегка затуманивается зрение. Все еще пытаясь сохранить равновесие, актёр быстро наносит ответный удар, быстро поднимая ногу и пиная художника прямо в грудь, используя всю имеющуюся в его распоряжении силу. Пеппермена отбрасывает назад, к стене, он задерживает дыхание, пытаясь удержаться на ногах. — Знаешь на кого ты сейчас похож? — спросил Нойз, одарив харизматичную ухмылку неприятелю и вальяжно поправил плащ, будто у него в руках красный платок. — Ты похож на un tonto toro, а я — el valiente torero — и его ехидный смешок разнёсся по комнате. Гнев снова закипает в Пеппермене, но на этот раз он пытается сдержать его, все еще приходя в себя после удара, нанесенного ему Тео. Он хмуро смотрит на самодовольного ублюдка через всю комнату, когда тот встает и снова бросается на него, но на этот раз со шквалом ударов, которые наверняка оставят след. Нойз не успевает увернуться от таких ударов, и попал под пару кулаков Пеппермена. Весь гнев перца, который он держал в себе, взрывается в этот самый момент, каждый нанесенный удар подобен выпуску клапана из паровой машины. Он не останавливается, чтобы сделать ни единого вдоха, продолжая наносить шутнику всё новые и новые удары, всё это время держа кулаки крепко сжатыми, а глаза прищуренными и сосредоточенными. В конце концов шквал ударов прекращается, и Пеппермен немного запыхался. Актёр упал на пол, словно труп. На его лице было много синяков, и даже один зуб был вышиб сраным художником. Пеппер, теперь запыхавшийся, смотрит на беспорядок, который он устроил со своим «другом», с выражением, которое трудно прочесть. Это смесь гнева, сожаления, сочувствия? Кто знает… Но сейчас он определенно испытывает больше, чем одну эмоцию. Он опускается на колени рядом с упавшим Тео. Сначала Нойз болезненно промычал, а потом завалился на спину, смотря на потолок. — Ничего себе… Я не знал что ты такой пылкий, как перец. — усмехнулся, а потом сжался, испугавшись, что Пеппермен снова ударит его из-за шутки. — Не бей меня! — болгарский, кажется, наконец замечает нанесенный им ущерб и быстро поднимается на ноги. Он делает несколько шагов назад, как будто не уверен, как реагировать. Его свирепый взгляд сменяется беспокойством, но он все еще явно взбешен и, кажется, готов снова наброситься на Теодора, если тот скажет ещё какую-нибудь глупость. Он также немного удивлен, увидев, что мексиканец в плаще снова шутит после того, как несколько секунд назад был избит до полусмерти. Нойз вдруг закрутился как вихрь, и встал на ноги уже целый и невредимый, как будто его не били. Сердце художника замирает, когда актёр вскакивает и отряхивается. Овощ, кажется, потрясен тем, какой он живучий. — Ну ладно, Перчик, я пошёл по своим делам. — и помахав рукой, продолжил предложение. — А ты уборкой занимайся, «друг» — потом Нойз сбежал, оставив Пеппермена одного в бардаке. И все же, несмотря на все случившееся, у него все еще хватало наглости посмеяться над ним и убежать. Тот хмурится и выглядит как разъяренный бык, когда хватается за метлу, и начинает подметать пол от пыли.       Пепперман стоит там, сбитый с толку и дезориентированный смесью эмоций. Его руки дрожат, и он все еще чувствует внутри себя пульсирующее чувство гнева. Но ему также немного… грустно? После всех драк и избиений, которые ему пришлось совершить, этот глупый актёришка уходит, как ни в чем не бывало… А Пеппер так хотел, чтобы тот умер мучительной смертью, давясь собственной кровью в лёгких, из-за сломанных рёбер.       Теодор Нойз стоял в конце комнаты Пеппермена, и наблюдал издалека как он подметает. усач в плаще просто тихо стоял и наблюдал, как Фил подметает, будучи побитым. Пеппермен, увидев Теодора, поворачивается к нему лицом. Он выглядит взбешённым и побитым, когда встретился взглядом с мексиканцем. — Чего тебе опять? — поставил свои руки на предполагаемые бёдра. Метла упала, громко ударившись о пол. — Помнишь ты мне дарил свои портреты? — Фил отвёл взгляд в сторону, вспоминая эти события. — Да, помню, а что? — Когда у меня заканчивается туалетная бумага, я использую твои рисунки чтобы подтираться! — на середине предложения Нойз не сдержался и уже через звонкий смех рассказал ему эту новость. Перец очень сильно разозлился, и схватил метлу, чтобы выжать муть из него. И они долго-долго бегали друг за другом. И так каждый день…