***
Я работаю в цветочном отделе. В понедельник, среду и четверг занимаюсь растениями в горшках, которые нужно поливать, удобрять, иногда пересаживать, подрезать и выставлять на продажу. Во вторник и пятницу целый день составляю букеты. Мне это нравится, но иногда становится немного тоскливо. Бывает, приходится разбирать непроданные букеты, в которых часть цветов уже завяла, и собирать ещё свежие цветы в новые композиции. Я думаю тогда, что многие люди похожи на срезанные цветы. Живут ради других, кому интересна только их красота, пока они молоды, а сами… Кто-то вянет быстрее, кто-то медленнее. Но общее у них одно: увядание — смерти подобно. Ведь тогда они будут больше никому не нужны, как минимум, они сами так считают. Но я никогда не смотрю только на внешность. Моя Терри красива, бесспорно. Но не той броской шаблонной красотой. На улице на неё редко обращают внимание. Терри любит удобную практичную одежду и ненавидит макияж. У неё нет длинных ног или пышных форм. И вдобавок куча шрамов на руках, да и не только. Но каждый её шрам мне дорог… И я счастлива, что новые больше не появляются. Дома у нас оранжереи нет, хотя я вполне могла бы устроить. Даже в общаге я уставила вазонами почти все открытые полки, из-за чего иногда ругалась с соседками — со временем для их книг не осталось места. А так у нас с Терри только пара азалий и довольно редкая оранжево-розовая орхидея, Phalaenopsis Liodoro, источающая приятный аромат, когда цветёт… Терри букеты я не дарю, по крайней мере, в обычном понимании. Она не любит искусственно выращенные цветы, предпочитает им полевые. Помню, как в прошлом августе решила принести ей букет васильков прямо в постель. Просто не знаю, что на меня нашло. Терри ещё спала. А поле за окном купалось в тумане, и сквозь белую дымку просвечивал насыщенный цвет индиго. Я тихо вылезла в открытое окно и спустилась вниз по карнизам, напоследок спрыгнув с высоты, как оказалось, собственного роста. Собрала небольшой букет васильков, нежный и сладко пахнущий… Но обратно-то как? Ключи остались в квартире, даже в подъезд я бы без них не зашла — недавно поставили новый магнитный замок. Что теперь, кричать и перебудить весь дом? Особенно не хотелось будить невольную вдохновительницу моей безумной идеи. Но если я уже решилась, даже высота трех этажей меня не остановит. Так что цветы в зубы — и вверх по решётке ближайшего окна на первый карниз. На второй я перебралась уже с трудом, опёршись ногой о скользкий подоконник окна на втором этаже. Если это видели соседи, наверное, приняли меня за вора, решившего, что он Спайдермен. Я действительно слишком геройствовала, вспомнив свои многочисленные поездки на скалы. Впрочем, довольно давние — форма была уже не та… Стоило взобраться на карниз, опоясывающий третий этаж — и все тело начало трястись от напряжения. Когда я взялась руками за раму нашего окна и полезла обратно в спальню, упираясь босыми ступнями о шероховатую поверхность стены и стараясь не производить шума, одна нога соскользнула, и я, возможно, свалилась бы, если бы Терри не ухватила меня за запястье. — Ты дура совсем?! Она тогда буквально затащила меня в комнату. Я достала цветы изо рта и с растерянной улыбкой протянула их своей спасительнице. Которая просто вырвала многострадальный букет у меня из рук и, наверное, еле сдержалась, чтобы не ударить меня им. — Я чуть в обморок не упала! Ты совсем больная? На хрена полезла в окно… Хорошо, что я уже не спала. — Да, больная… Или очень глупая. Просто хотела сделать тебе приятно. — На хрен такое «приятно»?! Как будто я обрадуюсь, если ты попадёшь в больницу… или… Я приложила указательный палец к её губам. — Ни слова больше. Я в порядке. Всё же хорошо… … и получила смачную пощёчину. — Думай, что творишь, — отрезала Терри, направляясь к двери и явно собираясь ею хлопнуть. Но остановилась на пороге и вернулась в комнату — пошла закрывать окно. — Зачем? — спросила я, держась за наливающуюся горячей болью щёку. — Душно же. — Ага. Выпадешь ещё… ты же… ты могла разбиться! И… Терри коснулась кончиками пальцев моей горящей щеки. В глубине её глаз застыл страх вперемешку со странной, тяжёлой печалью. — Прости. Я не хотела делать тебе больно. — Ничего… Это ты прости. Ещё несколько секунд я смотрела ей в глаза, наблюдая, как буря в них утихает, выливаясь слезами. Я вытерла большими пальцами две солёные капли, не дав им стечь по щекам, и обняла свою любимую. Прикасаясь к её спине, я ощущала, как Терри мелко дрожит, как судорожно обвившиеся вокруг меня руки вцепляются в ткань заношенной футболки. — Иногда я тебя ненавижу, — прошептала она мне в плечо. — Тогда зачем обнимаешь? — Ненавижу слишком сильно.***
За работой и воспоминаниями день быстро подходит к концу. Я сажусь в электричку и слегка сползаю вниз по сидению от приятной усталости, разливающейся по телу теплом. Дорога домой — это совсем недолго, какие-то сорок минут. У нас в коридоре пахнет чем-то сладким. Наверное, Терри рано пришла домой и решила нас побаловать… На ужин — блинчики с вишней и сметанным кремом. Сидя совсем близко ко мне, прижавшись бедром в коротких шортах и положив голову мне на плечо, Терри рассказывает про свой день, как она фотографировала какую-то поэтессу, а потом — сувениры ручной работы для каталога. Как ехала за новым объективом для камеры — и на полтора часа застряла в пробке, а по дороге разговорилась с попутчиком в маршрутке. Объектив, кстати, показала. Он большой и выпуклый, называется «рыбий глаз» и на вид названию вполне соответствует. Раритетный, с эффектом лёгкой дымки и углом обзора гораздо больше, чем у обычной камеры. Штуковина и вправду особенная — в этом объективе все центральные объекты выглядят более округлыми. Терри очень гордится обновкой, за которую отдала всё, заработанное фотосессиями за последние две недели. Подобные устройства, по её словам, могут стоить тысячи долларов. Рыбий глаз предназначен скорее для съёмки пейзажей, но зачем-то надо фотографировать меня… — Капец, смотри, какое у тебя стало круглое лицо, же-есть! Больше не буду кормить тебя блинчиками. Терри пытается ущипнуть меня за впалые щеки, потом за бока, натыкаясь пальцами на выступающие ребра, но в итоге — оказывается прижата к стене. — Чего ты от меня хочешь? — говорю я, почти прикасаясь к её губам. В ответ получаю нежный поцелуй, становящийся всё более страстным. Терри проводит языком по моей верхней губе, по кромке зубов, и мой язык проникает в её приоткрытые губы, пока я чувствую руки любимой у себя на спине — под одеждой. По моему позвоночнику дрожью проходят электрические разряды, и кажется, что нервные окончания искрят, как оголённые провода за секунду до возгорания. — А ты? — спрашивает Терри, когда я отстраняюсь, чтобы спуститься прикосновениями губ по шее к острым ключицам. Мои руки блуждают по её телу, и Терри слегка прогибается в спине, прижимаясь ко мне, цепляясь за плечи и шею. Я прикасаюсь к её груди сквозь тонкую ткань топа, слегка сжимая, и оставляю на ключице след от слишком долгого поцелуя. Упираюсь коленом в стену, протолкнув бедро между её сжатых ног и чувствуя даже сквозь одежду, как жарко у неё внизу, и как она жаждет более интимных прикосновений. — Долго будешь меня дразнить? — произносит Терри полушёпотом мне в губы, ёрзая на моем бедре и прижимаясь ещё ближе, чтобы углубить поцелуй, проникая языком в мой рот, прикасаясь к моему языку, словно увлекая в безумный танец, от которого становится жарко, колени подгибаются, и я еле держусь, чтобы просто не осесть на пол. Терри отстраняется, только чтобы начать расстёгивать пуговицы моей рубашки. Между нашими губами тянется тонкая паутинка слюны, но я всё ещё чувствую её разгорячённое дыхание слишком близко. Я могу ощутить даже её пульс в будто невзначай прикасающихся к груди и чувствительной коже на животе кончиках пальцев, пока Терри избавляет меня от одежды. Или это мое собственное сердце так сильно бьётся, выжигая весь оставшийся в легких кислород?.. А вдохнуть я просто не могу, глядя, словно в первый раз, на её длинные тёмно-рыжие ресницы. Они медленно опускаются и подрагивают, как крылья бабочки, отбрасывая тени на залитые румянцем щёки. Моя любимая выглядит такой хрупкой и беззащитной, но невыносимо горячей, хочется к ней прикасаться, заставлять стонать, срывая голос, и до боли закусывать губы от захлёстывающих волн удовольствия. Особенно когда она нарочно пытается меня разозлить, каждый раз так нелепо, часто вообще не вовремя… Но это только сильнее заводит и выбивает из головы все адекватные мысли. Хочется хорошенько отыграться на ней. Просто не могу упустить такой возможности. Я принимаюсь медленно спускать тонкие бретельки топа с её острых плеч, убирая ногу, уже немного влажную от её смазки. Глаза моей девушки слегка расширяются — она тянется за новым прикосновением, прижимаясь ко мне, но не чувствует его. Зато моя рука оказывается у неё за спиной и расстегивает молнию топа. Он сползает на пол, открывая небольшую упругую грудь с заострившимися от возбуждения сосками. Я наклоняюсь и слегка прикусываю один, обводя затем языком, отчего с губ моей возлюбленной срывается тихий стон. Она впивается ногтями в мою спину где-то в районе лопаток, притягивая к себе. Когда я перехожу к другому соску, накрывая его губами и вбирая в рот, мои руки скользят вниз по ее спине, опускаясь к пояснице, тянут немного на себя, а затем сжимают небольшую упругую попу, вырывая очередной вскрик. Я чувствую, что Терри уже почти сползает на пол — приходится поддерживать её одной рукой за талию. Мои пальцы скользят между её ног по тонкой ткани шорт и находят самую чувствительную точку, слегка надавливая на нее. Стоны становятся громче, Терри немного напрягается, полностью отдаваясь ощущениям. Её тело кажется раскаленным и начинает покрываться испариной. Я тяну завязку, распуская небрежный бантик, и моя рука соскальзывает под резинку, прикасаясь к промежности сквозь промокшую насквозь ткань белья. От нескольких почти невесомых, дразнящих прикосновений Терри сильно дрожит, вскрикнув и выгибаясь дугой. И сжимает мои плечи, пытаясь не упасть, когда её ноги перестают слушаться от охватившего тело экстаза. Я не спешу убирать руку, лаская её, пока не стихают последние волны наслаждения. — Хочешь ещё? — спрашиваю я, давая Терри возможность ответить только коротким «мгм» сквозь долгий, глубокий поцелуй. Её руки, словно живя собственной жизнью, вырисовывают узоры на моей спине, вызывая волны мурашек, от которых, кажется, бьёт озноб, а внизу я уже чувствовую почти болезненное напряжение нарастающего желания. Но игра только начинается. Я тяну резинку её шорт вниз вместе с бельём, заставляя остатки одежды съехать на пол по изящным бёдрам, и встаю перед ней на колени, скользя руками вниз по контурам её точёного тела. — Ну почему прямо здесь? — возмущается Терри. Но я крепко сжимаю её бёдра, не позволяя сдвинуться с места. Коснувшись кончиком языка её промежности, я слышу сдавленный стон и чувствую дрожь в её ногах. Терри рефлекторно пытается потянуть меня за волосы. Но, не находя толком, за что ухватиться, тонкие пальцы беспорядочно скользят по моему затылку и шее, пока мои губы и язык прикасаются к каждой её складочке, находя чувствительные точки, заставляя стонать ещё громче и непристойнее. Мой язык проникает глубже, сильнее ощущая солоноватый, пряный вкус. Я обвожу самым кончиком горошину сплетённых нервов и вбираю её в рот, слыша сладостный вскрик. Сжимаю её ягодицы, уже скользкие от испарины, продолжая ласкать губами и языком её промежность, проникая как можно глубже и чувствуя, как по моему подбородку стекает смазка. Когда Терри начинает крупно дрожать, впившись короткими ногтями мне в плечо, я отстраняюсь и встаю, быстро уходя в спальню. — Раз не хочешь здесь, можем продолжить в другом месте, — бросаю я уже из коридора. Как и ожидалась, она приходит на подгибающихся ногах, держась за стену, и затапливающие комнату малиновые отблески заката только подчёркивают её тревожный затуманенный взгляд, как у лишённого воды в пустыне. Я просто сижу на краю кровати, наблюдая за каждым движением Терри, скользя глазами по каждому изгибу её хрупкого тела, такого призрачно-прекрасного в лучах заходящего солнца. — Проси, — тихо шепчу я, глядя снизу вверх, но от этого моё намерение не утрачивает силы. Мои губы растягиваются в ухмылке. — Эльф… пожалуйста, — шепчет Терри, обессиленно упав передо мной на колени. Я замечаю так и не схлынувшую предоргазменную дрожь в её плечах и руках, в тонких пальцах, тянущихся к моей щеке. — А что мне за это будет? — спрашиваю, перехватывая её запястье и прикусывая один палец, прикасаюсь к маленькому розовеющему следу языком, обхватываю палец губами и снова слышу её сладкий стон — руки моей любимой невероятно чувствительны. — Всё, что захочешь… Терри запрокидывает голову от удовольствия, открывая тонкую шею, которую чертовски хочется целовать, что я и делаю, притягивая возлюбленную к себе и утаскивая в постель. Спускаясь дорожкой поцелуев по её груди, рёбрам и впалому животу, я оглаживаю её ноги, затем забрасываю их себе на плечи, удобно согнув в коленях. Ощущая чувствительной кожей промежности только мое дыхание, Терри уже сжимает руками простынь. — Я же ещё даже ничего не делаю, — тихо говорю я, услышав в ответ протяжный стон и ощутив волнообразное движение всего её тела. — Как пошло. И не стыдно тебе? Терри пытается притянуть мою голову ближе, открываясь ещё больше. Длинно выдохнув и тем самым заставив её впиться ногтями мне в затылок, я провожу кончиком языка снизу вверх, только чуть-чуть раздвигая нежные складочки, и это заставляет Терри стонать уже в голос и двигаться мне навстречу. В следующий раз я касаюсь уже пальцами, нежно массируя и распределяя смазку, которой и так очень много. Я мучительно медленно проникаю внутрь одним, затем вторым пальцем, одновременно кружа языком вокруг набухшего комочка нервов, от чего Терри крупно вздрагивает и пытается двигаться, но вторая моя рука удерживает её за бедро. Обхватываю губами бусину клитора, слегка посасывая, пока мои пальцы двигаются в ней в рваном ритме, постепенно ускоряясь, заставляя задыхаться и пытаться сжать бёдра. Когда я касаюсь самой чувствительной точки внутри и слегка надавливаю, Терри громко стонет, выгибаясь и пытаясь притянуть меня ближе. Я продолжаю ласкать её пальцами и языком, пока Терри не замирает, будто окончательно выбившись из сил. Но затем она тянет меня наверх, и я позволяю возлюбленной подмять меня под себя и долго целовать, слизывая с моих губ собственный вкус. — Мне показалось, что я умерла и ожила снова, — тихо говорит она. Я смеюсь сквозь поцелуй. — Я заслужила того же, как думаешь? — Хочешь, чтобы я так же над тобой издевалась? Голос Терри звучит немного удивлённо. — Не так, — отвечаю я. — Хочу, чтобы мы одновременно… — Кажется, я поняла, — полушёпотом говорит Терри, разворачивается и кладёт голову на внутреннюю сторону моего бедра, что делаю и я, положив голову на её бедро, покрывшееся мурашками. Теперь мы — словно зеркальное отражение друг друга. Именно в этой позе я чувствую всё особенно остро. И кажется, как будто я становлюсь ею, а она мной, и весь мир выворачивается наизнанку или вовсе перестает существовать, оставляя нас наедине друг с другом и немыслимыми ощущениями, от которых каждая клеточка тела почти разрывается на атомы. Я вздрагиваю сначала от дыхания, затем от лёгкого прикосновения горячего языка Терри и прикасаюсь к ней так же, а когда её язык проникает глубже, раздвигая сжавшиеся стенки от давно уже начавшего причинять боль возбуждения, я чувствую, как мои ноги словно отнимаются, а вверх по телу бегут волны жара и колкого холода, сменяя друг друга. Я не могу сдержать громкий стон, запуская по её телу ответные вибрации. Теперь мои пальцы проникают в неё резко и немного грубо, а язык и губы нежно ласкают снаружи, и я чувствую, как Терри делает похожее со мной, сначала осторожно, находя внутри чувствительную точку и массируя, затем убирая пальцы и проникая только языком. А потом и вовсе переходя поцелуями на внутреннюю поверхность бедра, бессовестно дразня и распаляя, хотя я и так уже на грани. Кажется, Терри тоже хочет со мной поиграть… Но я уже давно буквально схожу с ума. Мое тело начинает сводить судорогами, и каждое прикосновение её губ отдаётся электрическими разрядами вверх по позвоночнику и такой сладкой, но уже практически невыносимой тянущей болью внизу. Её руки гладят мои вздрагивающие ноги, и я почти чувствую её хитрую улыбку. — Я…. больше не могу, — невольно произношу свои мысли вслух, впиваясь ногтями в её бедро, наверняка оставляя красные следы. Слышу тихий смешок и чувствую, как Терри снова начинает ласкать меня, сначала едва прикасаясь кончиком языка, затем рукой, медленно входя пальцами и добавляя третий. Я зеркалю её прикосновения, чувствуя, как у неё внутри всё пульсирует, и от этого снова почти дохожу до предела. Ритмично двигаюсь, словно становясь с ней единой волной, не в силах больше сдерживаться. Каждый мой нерв пронзает острым удовольствием, а под опущенными веками взрываются немыслимых цветов звёзды. Мы доходим до экстаза одновременно, сплетаясь телами, стонами и, может быть, душами… Кажется, моё сознание на несколько секунд покидает тело, но только чтобы снова вернуться в тёплую негу — к ней, в нежные руки Терри, чтобы развернуться и посмотреть в родные глаза, кажущиеся тёмно-пурпурными в уходящих сумерках, обнять её руками и ногами, прижимаясь всем телом, и целовать сладко и долго, чувствуя её пульс, сливающийся с моим собственным. Впереди у нас ещё целая ночь…***
Мы лежим на смятых простынях, обнявшись и переплетя ноги. Время уже далеко за полночь… Мы так близко друг к другу, что между нами нет воздуха, только абсолютно невозможный раскалённый вакуум. И я снова хочу её — до дрожи по позвоночнику и холодных мурашек. Но Терри, разнеженная от тепла, уже засыпает. — Ещё не спишь? — на всякий случай спрашиваю полушёпотом. — Не сплю, — чувствую её дыхание на коже возле ключицы и каждое движение размыкающихся губ. — Знаешь… мне кажется иногда, что ты… нет, вся наша жизнь мне снится. — Возможно, мы все — просто чей-то сон, — медленно произносит Терри. — Но если это мой сон, и я однажды проснусь… — У тебя точно будут длинные волосы, — шепчет она мне в ухо и проводит кончиками пальцев по моему затылку, вызывая новую волну мурашек. — Какой ужас, — я тихо смеюсь. — А ещё какая-нибудь скучная работа, — тянет Терри, невесомо гладя мою спину. — Программист? — предполагаю я. — Или учитель… — Это даже хуже, чем длинные волосы! В отместку легонько кусаю её в плечо, от чего Терри только смеётся и крепко обнимает меня. — Я бы расчёсывала твои волосы и заплетала во много-много косичек… — Если бы, — вздыхаю. — Из всего происходящего со мной самое невероятное — это ты. Значит, если я проснусь, тебя не будет в той реальности. — Тогда не просыпайся. — И не собираюсь… Я оставляю нежный поцелуй у неё на лбу и ласково обнимаю. Терри быстро засыпает в моих объятиях. Её дыхание становится тихим и ровным, от чего и меня охватывает наконец тёплое спокойствие, а веки невольно слипаются. Правда, после этого разговора засыпать немного страшно. Но завтра будет новый день. И даже если мы не проснёмся вместе в этой постели, куда бы нас ни занесло, пусть даже в два разных мира, я уверена, что найду её. Чего бы мне это ни стоило. Даже если и Терри, и я сама просто кому-то снимся.