***
Ночь окутала дом тишиной, нарушаемой лишь легкими дуновениями ветра и тихим сопением спящей пары. Вдруг сквозь пелену сна девушка ощутила легкое прикосновение к плечу, от которого она попыталась отмахнуться, пребывая ещё во сне, но прикосновение повторилось чуть более настойчивее и упрямее. Она открыла глаза, и первые секунды комната и находящийся впереди муж, который лежал на спине и спал, плыли перед ней в туманной дымке. Повернувшись на другой бок, Доён заметила перед собой маленький силуэт человечка, стоящего у кровати с большими и блестящими от слёз глазами, а краем глаза увидела ярко горящие в темноте цифры электронных часов на тумбе. 3:05 — Тётя Доён… — прошептал ребенок с дрожащей губой. Сон как рукой сняло. — Миён? — удивленно спросила Чон, приподнимаясь с кровати. — Что случилось? — У меня… — послышался тихий всхлип, от которого у девушки сразу же сжалось сердце, — животик очень болит… — Иди сюда, солнышко, — быстро сообразила Доён, подхватив ребенка и выйдя из комнаты, после чего тихо прикрыла дверь, чтобы не разбудить Хосока. Она отнесла племянницу в гостиную и усадила на диван, присев напротив и всмотревшись в тёмные блестящие глаза. — Так, фея, скажи мне, где именно болит? — спросила она у Миён, поглаживая маленькое бедро в попытке успокоить. — Вот тут, — она всхлипнула, указывая на часть живота ниже пупка. — А в туалет не хочется? — спросила хирург, приложив руку ко лбу ребенка. Достаточно теплый. — Нет, — Миён вытерла кулачком слёзы с глаз, внимательно наблюдая за тётей. — Так, солнышко, ложись на спину, — произнесла Доён, помогая ребенку улечься. Чон села рядом, начиная ощупывать живот с левой стороны. — Тут болит? — Чуть-чуть, — тихо ответила Миён, лёжа ровно и не двигаясь. Доён начала постепенно подходить к правой половине живота, отмечая небольшую напряженность мышц и внимательно смотря за сменой эмоций на лице племянницы. Реакция не заставила себя долго ждать: она слегка скривила лицо из-за неприятных ощущений. Чон убрала руку. — Миён, ляг-ка на левый бок, — сказала Доён, и, дождавшись, когда ребенок выполнит действие, продолжила. — Вот так тебе легче? А если ножки поближе к животу поставишь? — Так чуть-чуть меньше болит, — ответила девочка, обхватив коленки своими руками. Нехорошие подозрения поселились в Доён, которая до последнего хотела верить, что её племяшку пронесёт. — Фея, давай пока понаблюдаем, хорошо? Возможно, что твой живот немного не справился с сегодняшней едой, и поэтому болит. Пойдём, ляжешь со мной? Миён кивнула, и Доён подхватила маленькое тельце, понеся его обратно к себе в спальню. Она легла на кровать, укладывая ребенка рядом, и накрыла его одеялом, обнимая сзади, пока сама девочка приняла всю ту же позу эмбриона. Чон начала нежно поглаживать её по голове. — Всё будет хорошо, Миён, ты же мне веришь? — Угу, — согласилась девочка, прижимаясь спиной поближе к тёте. Доён так и не уснула, продолжая гладить Миён по голове и судорожно думая. Это вполне мог оказаться кишечник, который решил взбунтоваться именно ночью, заставив ребенка испугаться и прибежать за помощью. Только вот вся симптоматика потихоньку указывала вовсе не на это, что очень настораживало. В какой-то момент Чон всё-таки задремала, однако её разбудил тихий всхлип и вертлявое тело рядом. — Миён? — позвала девушка ребенка, приподнимаясь и смотря в детское лицо, и приложила руку ко лбу. Горячий. — Миён, сильнее болит? — Да, — всхлипнула уже чуть громче девочка, отчего рядом лежащий Хосок засуетился, начав просыпаться. — Так, давай на спину, — она повернула Миён и села, приложив руку к животу. — Сейчас будет немного неприятно, потерпи, хорошо? — Чон-младшая кивнула. Девушка надавила на определенную точку, увидев, что ребенку это доставляло боль, хоть и терпимую. Она внимательно всмотрелась в лицо малютки, а затем резко убрала палец от брюшной стенки. Миён, не ожидавшая такого, непроизвольно вскрикнула от острой боли. — Что случилось? — хрипло спросил Хосок, поворачивая голову и резко привстав на локтях. — Доён, что такое? — Надо в больницу, — девушка подскочила, включая свет, — ты за старшего. — Да что такое?! — Хосок подобрался поближе к ребенку, начав аккуратно гладить её по голове и пришёптывать успокаивающие слова, пока та продолжала всхлипывать. Он следил за женой, которая быстро переодевалась. — Что-то с животом, скорее всего аппендицит, но я не уверена, — ответила ему Доён, доставая все необходимые документы, которые принесла Хэвон (на всякий случай, как знала материнская душа), и убегая в комнату к девочкам, чтобы быстро принести одежду для Миён. — Что? — неверяще протянул Хосок, поднося руку к животу малышки и слегка постукивая пальцем по нижней правой части, а увидев, как Миён сразу же сжалась от боли, быстро притянул её к себе. — Всё, всё, прости, солнышко. Потерпи, — он встал с ней на руках, поглаживая по голове и стараясь не делать лишних движений, пока маленькие ручки крепко держали его за шею. Доён прибежала в спальню с вещами малышки, кладя их на кровать и убегая дальше. — Переодень её, Хо. Хосок ещё до этих слов начал усаживать Миён на кровать, начав переодевать. — Ш-ш, потерпи, солнце, — успокаивал он её, стараясь очень аккуратно снять одежду. В момент, когда всё было готово, в комнату в спешке зашла Доён, подхватывая собранную сумку и ребенка. — Я точно не нужен? — спросил Хосок, идя следом и внимательно наблюдая за малышкой, из-за страданий которой разрывалось сердце. — Точно, Хо. У нас тут ещё двое мелких. Давай ключи от машины, — девушка быстро надела обувь на Миён, взяла протянутые ключи, сумку и вышла. — Напиши обязательно! — сказал ей вдогонку Чон, закрывая дверь и обхватывая рамки двери с двух сторон, и чуть наклонился вперед со вздохом. — Господи, лишь бы всё было нормально… Доён, быстро спустившись на паркинг, подошла к серому Porsche Taycan, снимая блокировку и усаживая Миён назад в детское кресло, которое там стабильно находилось. — Знаю, что болит, фея, но надо потерпеть, — сказала ей девушка, убирая все вещи на соседнее место и закрывая дверь, пока девочка всхлипывала и вытирала глаза ручками, придерживая живот. Чон быстро села за водительское место и выехала с парковки. Уже на подходе к больнице она достала телефон и набрала номер Чонгука, потому что решила, что папашу стоило бы предупредить прямо сейчас. — Прости, Гук, за ранний подъём, но дело срочное, — тихо сказала она, приложив телефон к уху в ожидании ответа.***
Рассвет ещё не пробился сквозь плотные шторы и тюль, когда резкий звонок телефона разорвал тишину спальни. Мужчина, вырванный из сна, с трудом разлепил веки, аккуратно убрал руку от чужой спины рядом и протянул её к мобильному, лежащему на тумбе, улавливая мигание электронных часов. 5:27 На экране высветилось имя сестры, и сердце Чонгука непроизвольно сжалось от дурного предчувствия. — Алло, — произнес он хриплым от сна голосом. — Чонгук, — голос Доён звучал взволнованно и сдавленно, — у нас проблема… Это касается Миён. В этот момент мир для мужчины словно перевернулся. Слова сестры, как острые осколки, впились в его сознание, разрывая привычную реальность на части. Он почувствовал, как холодная волна страха прокатилась по его телу, сковывая мышцы и лишая его способности дышать. — Миён? Что с ней? — выдавил он из себя, с трудом узнавая собственный голос, и резко сел, чувствуя головокружение от быстрой смены положения. Тэхён, начавший просыпаться ещё в момент звонка телефона, привстал, лёжа на животе, и с хмурым выражением лица наблюдал за мужчиной, отчетливо улавливая исходящие от него волны страха. — У неё начал болеть живот в три ночи. Я не стала бить тревогу сразу, подождала, но спустя два часа боль лишь усилилась. — В какой области? — В правой подвздошной, Гук. Температуру не мерила, но лоб слишком горячий. У неё положительный симптом Щёктина-Блюмберга, и она характерно лежала на левом боку. Я, конечно, не абдоминальщик, но всё ещё хирург. Это скорее всего аппендицит. Мы уже у больницы. — Твою мать… — Чонгук провел рукой по лицу, избавляясь от последних остатков сна. С каждым словом Доён страх мужчины перерастал в отчаяние. В его голове роились мысли, одна страшнее другой, а перед глазами проносились картинки возможных последствий. Он чувствовал себя беспомощным, словно маленький кораблик, затерявшийся в бушующем океане. — Я сейчас же приеду, — сказал он, с трудом сдерживая дрожь в голосе, и повесил трубку. Не теряя ни секунды, Чонгук вскочил и начал одеваться. В его движениях чувствовалась лихорадочная спешка, а мысли были сосредоточены только на одном — как можно скорее добраться до своего ребенка и сделать все возможное, чтобы ему помочь. Тэхён в силу полного отсутствия лишнего шума в спальне услышал добрую половину слов, и из всего сумел прийти к выводу о том, что случилось. Он был в шоке, но понимал, что сейчас не самое время расспрашивать о чём-то мужчину и нужно временно закопать все свои чувства и эмоции глубоко внутри. — Чонгук, — присел на кровати Тэхён, следя за Чоном и волнуясь, потому что такое чуть ли не отчаяние у хирурга он видел впервые. — Чон, с ней Доён, успокойся. — Я… — начал он, но резко замешкался, взглянув на парня широкими потерянными глазами. Тэхён встал, быстро подойдя к мужчине и обхватив его лицо ладонями. — Ты сейчас делаешь глубокий вдох, — он показательно начал набирать воздух лёгкими, и Чонгук стал повторять за ним, — выдох… — и одновременно выпустили весь воздух. Мужчина прикрыл глаза, стараясь взять себя в руки. — Сейчас без лишних слов спокойно одеваемся и едем туда. Услышал? Чонгук лишь кивнул, открыв глаза и побито смотря на парня перед собой, который более не задерживался на хирурге и пошёл за вещами. Быстро собравшись, они вышли из квартиры и спустились на паркинг, подходя к BMW. Чон разблокировал машину, и оба сели в салон. — Только ради всего святого, не гони, — сказал ему Ким, внимательно смотря на мужчину, — твоя спешка сейчас совершенно не сыграет на руку. — Я знаю, — хрипло ответил ему Чон, заведя двигатель и выезжая с парковки. Спустя двадцать минут относительно спокойной езды, учитывая состояние Чонгука и пустоту дорог в шесть утра, они добрались до больницы. Детское отделение хирургии находилось достаточно близко с отделением, в котором работал мужчина. Поднявшись, они быстро узнали, что Миён уже в операционной, и направились к ней. Как только Тэхён с Чонгуком добрались до места, они заметили рядом со входом в операционную задумчивую Доён, которая стояла с опущенной головой. Услышав спешные шаги, она тут же подняла её. — Гук… — Что с ней? — подлетел к сестре мужчина, схватив её за плечи и внимательно смотря в тёмные спокойные глаза. — Она на операции. — Когда начали? Кто оперирует? — задал вопросы хирург в достаточно грубой манере, учитывая обстоятельства. Доён слегка нахмурилась, не отвечая, потому что ей просто не дали этого сделать. — У неё взяли все нужные анализы? Почему так рано? Доён! — Чонгук! — прикрикнула Чон, отчего рядом стоящий Тэхён дёрнулся, как и проходящие мимо работники, которые лишний раз не лезли под горячую руку близнецов. — Угомонись, пока я тебе не врезала. Твоему ребенку в экстренном порядке начали проводить лапароскопию, потому что нихрена не ясно, аппендицит у неё или нет, анализы смазанные. Но по личному опыту тебе говорю, что это наверняка он, поэтому угомонись и сядь, — она схватила брата за плечи и насильно усадила на рядом находящуюся скамейку. — Ты будешь сидеть здесь, как самый обычный родственник пациента, и ждать, а не бежать сломя голову в оперблок. Операцию делает Сон, напоминаю, наш с тобой общий хороший знакомый, если память отшибло, поэтому успокойся. Я ответила на все твои вопросы? — хмуро спросила она у Чонгука. — Да, — уже чуть спокойнее ответил Чон со вздохом, наклонив корпус вперед, поставив локти с упором на колени и схватившись за голову обеими руками. Доён сочувствующе взглянула на макушку брата, потрепав его по голове в качестве поддержки. Ей тоже тяжело, потому что там на операции сейчас и её кровь, её племянница, которую она застала в таком ужасном состоянии, отчего сердце разрывалось. Это невероятный стресс. Чон перевела взгляд на Тэхёна, поджав губы. — Пойду-ка я за кофе, — как бы невзначай произнесла она, переводя взгляд с одного на другого, и ушла. Тэхён сел на ту же скамейку, но через одно место справа от мужчины, и со вздохом отклонился назад. В голове целый ворох мыслей, от которых очень хотелось бы избавиться, да только основной источник этих мыслей сидел буквально в метре от него. Чонгук отпустил голову, сев аналогично Киму с откинутой спиной. Оба смотрели тупо прямо, не поворачиваясь и не издавая лишних звуков. — У тебя ведь наверняка есть вопросы, — разорвал тишину Чонгук, не двигаясь и вздыхая. Тэхён чуть сложил губы в трубочку, легонько кивая в согласии. Снова повисла тишина. — Почему ликорисы? Чон в недоумении повернул голову в сторону парня, нахмурившись. — Я могу понять китайского дракона, обычно у большинства один и тот же смысл, хотя я без понятия, какой вкладывал ты, — продолжил Тэхён. — Но почему ликорисы, цветы смерти? Чонгук продолжал внимательно смотреть на Кима, обдумывая что-то, затем снова отвернул голову, уставившись прямо. — В японской культуре ликорис описывается как цветок из загробного мира, который указывает путь мёртвым душам к новому воплощению, а также покрывает поля сражений, омытые свежей кровью. Отчасти это правда, потому что в Японии ликорис стал одним из символов смерти и похорон. Однако у него есть и иное значение: «жду новой встречи». Красный ликорис ассоциируется с печальными воспоминаниями, тоской по умершему, но ещё — с воссоединением. — И с кем же воссоединение? — тихо спросил Тэхён, начав перебирать пальцы. — С родственной душой, — спокойно ответил Чонгук. — Веришь в них? — и снова взгляд на юношу. — Не думал об этом, — честно сказал Ким, опустив глаза на руки. Чон кивнул своим мыслям и снова отвернулся. — Ты уже успел сделать выводы? — В моей голове целая куча мыслей, — начал отвечать Ким, — и чем больше думаю, тем больше загоняюсь. Но нет, Чонгук, никаких выводов. Они будут тогда, когда мы всё обсудим, — он наконец-то повернулся к мужчине, который тут же перевёл взгляд на парня. — Сейчас важно здоровье принцессы, не так ли? Чон облизал губы и снова вздохнул, подняв голову кверху и прикрывая глаза. Прямо сейчас складывалось впечатление, что мужчина силился не заплакать. Об этом думал Тэхён, пока аккуратно наблюдал боковым зрением за хирургом. А ведь всё началось ещё со слов Квана. Ладно, Тэхён решил забить на них, зная, от какого именно человека шла информация. Но Джону всё равно сумел посадить зерно сомнения где-то глубоко внутри Кима, и сколько бы раз парень не пытался доказать себе обратное, столько раз понимал, что всё равно думал и предполагал такой вариант развития событий. И тот разговор в машине, когда они ехали к Чонгуку: «Она хорошо себя ведёт? Отлично, поцелуй её за меня». Тэхён, ты такой дурак… Можно было просто узнать, спросить, поговорить. Но почему сам Чонгук молчал? В чём проблема? Это же очень, очень важный пункт в твоей жизни. Это маленький человечек, за которого ты несешь ответственность. Где ты, там и он. Как можно было об этом не рассказать? Нет, для Кима это не меняло ровным счётом ничего, не важно, есть ребенок или нет. Вопрос совершенно в другом: почему молчал? Вот корень проблемы, источник его негативных чувств, а не малютка, которая сейчас погружена в сон и борется за свою жизнь вместе с врачами. Спустя несколько минут в коридоре послышался голос, а затем появилась и сама Доён с переноской для стаканчиков в руках в одной руке и с телефоном в другой. — …да, где-то полчаса прошло. Если всё в порядке, то, думаю, в течение получаса управятся, — говорила она в трубку. — Ладно, Хо, ты главное детей развези, куда надо, и сам на работу дуй. Со мной всё в порядке, не переживай. Чонгук? — она посмотрела на брата. — Держится. Завалил ли вопросами, когда пришёл? Пф, спрашиваешь. Всё, целую, давай. Доён положила трубку и села между Тэхён и Чонгуком. — Один тебе, — она протянула стакан Киму, — другой тебе, — второй ушёл в руки Чона, — а этот мне, — достала последний напиток и убрала переноску под ноги, пробуя кофе. — Чё такие кислые? Тэхён с Чонгуком медленно повернули головы в сторону девушки, которая закинула ногу на ногу и забросила одну руку на плечо Кима, делая глоток. — Мне уже сказали, это аппендицит, расслабьте булки, — прокомментировала Доён ситуацию. — А ты, Чонгук, после того, как её переведут в палату, перепроверишь всё, что душе угодно, для успокоения собственной души. Хотя там наверняка всё отлично, но тебе это знать необязательно, потому что тебе фиолетово. Кстати, Тэхён, новости огонь, да? Парень хмыкнул, отворачиваясь. — Но не мне это обсуждать. Давайте в слова поиграем, а то так со скуки помереть можно. Я начну: недосказанность. Тэхён перевёл заинтересованный взгляд на девушку, которая хитро смотрела на него, пока Чон отвернулся и прикрыл глаза. — Тайна, — продолжил Ким. — Абсурд, — произнёс Чонгук. — Дочь, — кашлянула Доён под изогнутую бровь Чона. — Честность, — хмыкнул Тэхён, повернув голову в сторону Чонгука. Доён отклонилась чуть сильнее назад. — Трудность, — сказал Чон, смотря в ответ. — Трусость, — ответил Тэхён. Доён даже не стала говорить, что он нарушил очередность, а просто заинтересованно наблюдала. — Туфта, — кинул Чонгук. — Аферист. — Трёп. — Подлец. — С чего это? — прервал игру Чон, нахмурившись. — А ты подумай, — нахохлился Тэхён, отвернувшись. — Так, у вас, видимо, свои правила игры, так что прекращаем, я таких не знаю. Да и всё равно скучно, — перебила их Доён, подняв руку и взглянув на наручные часы. — Шесть утра. Замечательно. Повисла тишина. Периодически Доён закидывала Тэхёна вопросами на отвлечённые темы, за что Ким благодарен, потому что сидеть в полном молчании было тяжело. Чонгук же, сложив руки у груди, сидел и смотрел себе под ноги, яростно что-то обдумывая и ожидая. Спустя двадцать минут дверь операционной распахнулась, и в коридор вышел хирург. Чонгук тут же вскочил, заприметив знакомого, и быстро подошел к нему. Следом встали и Тэхён с Доён. — Привет, Чон, — с улыбкой произнес доктор Сон, снимая маску и шапочку. — Всё прошло отлично, не переживай. Миён сейчас переведут в палату. — Спасибо, — хрипло произнес мужчина и облегченно выдохнул, опустив слегка голову. Хирург похлопал его по плечу в качестве поддержки. — Слава Богу, — сказала Доён с улыбкой, — спасибо, Ёнджун. Хирург подмигнул ей с улыбкой. — Чонгук успокоится только тогда, когда увидит дочь, так что бегите в палату, думаю, что её уже перевезли туда, — произнес он, отправляясь обратно в операционную и махнув рукой. — Пойдём, — сказала Доён Чонгуку, похлопав того по спине и подтягивая к себе Тэхёна. Они быстро добрались до палаты. Чон аккуратно открыл дверь, проходя внутрь и смотря в сторону койки. Миён лежала, укрытая белоснежной простыней, с бледным лицом, плотно сомкнутыми веками и ровным, спокойным дыханием. На руке закреплена капельница, по тонкой трубке которой медленно поступало лекарство. Вся хрупкость и беззащитность детского тела особенно заметны сейчас, когда оно находилось во власти сна, вызванного наркозом. Кажется, что она просто крепко спала, и вот-вот откроет глаза и улыбнется, но пока её маленький организм восстанавливался после операции, погружённый в глубокий сон. Чонгук, ступая с осторожностью, подошел к койке, где спал его ребенок. Сердце мужчины билось где-то в горле, а дыхание замирало от волнения и нежности. Он присел на стул рядом и жадно всматривался в бледное личико своего чада, всё ещё находящегося во власти наркоза. Большая рука отца осторожно потянулась к маленькой ручке дочери, лежащей поверх одеяла. Он с трепетом коснулся её, словно боясь спугнуть сон. Его пальцы бережно обхватили крохотную ладошку, ощущая теплоту и хрупкость детской кожи, а покрасневшие от переживания глаза заблестели от слёз. В них отражалась безграничная любовь и облегчение. Чон не мог отвести взгляда от Миён, словно хотел убедиться, что она действительно в порядке. Доён не стала нарушать идиллию в самом начале, поэтому подошла к койке лишь спустя время, аккуратно погладив племянницу по голове и улыбаясь. Страх, сковавший её сердце в первые минуты случившегося, начал отступать, облегчая тяжесть на душе. В палате царила тишина, нарушаемая лишь тихим писком медицинских приборов. В этой тишине Чонгук очень тихо шептал слова любви и поддержки, настолько тихо, что Тэхён был не в состоянии уловить ни единого слова. Мужчина привстал и потянулся к лицу ребенка, целуя его в лобик. Ким был готов рассыпаться прямо здесь на мельчайшие частицы, потому что видеть такого мужчину для него слишком ново, как и испытывать столько эмоций одновременно. Его состояние было смесью до сих пор не отступившего шока, неосознанного гнева и глубокой печали. Он всё ещё не мог поверить, что человек, которого он так сильно полюбил и которому начал доверять так же, как себе, скрывал такую важную деталь своей жизни. Гнев поднимался из глубин его души, потому что он чувствовал себя преданным, обманутым. Почему не сказал? Печаль же окутывала сердце, превращая всё вокруг в пыль. Тэхён, всё всегда понимающий и сердцем, и головой, сейчас не выдерживал. Как только он почувствовал, что горло начало сдавливать, то очень тихо, чтобы не привлечь внимания, подошёл к двери палаты и вышел. В момент, когда он точно так же бесшумно прикрыл её, эмоции взяли вверх, и из глаз потекли слёзы. Ким шумно вобрал воздух через нос и отправился в сторону туалета, опустив голову и аккуратно убирая соленые капли с ресниц и век. Он дошёл до уборной, подошёл к окну и схватился за подоконник, наклонив корпус вперёд и начиная делать дыхательную гимнастику. Не время плакать, надо успокоиться и вернуться, сейчас не до этого. Но слёзы предательски не прекращались, горячими ручьями стекая по щекам. Он сжал кулаки, пытаясь сдержать дрожь, пробегающую по всему телу, и плотно сомкнул губы, не давая вырваться рыданиям. Тэхён хотел быть сильным, не показывать свою слабость и уязвимость, хотел не дать понять, что ему больно от всей ситуации, но слёзы продолжали литься, предательски выдавая его состояние. Он пытался дышать глубже, успокоить бешено колотящееся сердце, но безуспешно. Слёзы текли бесшумно, оставляя мокрые дорожки на лице. Ким не всхлипывал, не издавал ни звука. Он повернулся к окну спиной, прислонившись к подоконнику, и прикрыл глаза ладонями. Вдох, выдох, Тэхён. Ты же взрослый человек, помнишь? Взрослый мальчик. Послышался звук открывающейся двери. — Вишенка… Тэхён резко опустил голову, чтобы не показать своих слёз, и начал массировать глаза через опущенные веки, пытаясь тем самым успокоиться. — Чонгук, — голос захрипел, — дай мне просто время. Пожалуйста… Прости, я не должен был в такой момент заниматься самобичеванием, но мне просто тяжело… Он увидел под собой ботинки мужчины, который спокойно подошёл к нему. Чонгук обхватил его лицо руками, приподнимая и вглядываясь в медовые от слёз глаза. — Ты знал, что у тебя глаза становятся светлее, когда ты плачешь? — Теперь знаю, — с дрожью ответил Ким, облизывая соленые губы. — Прости меня, — резко произнес Чон, нежно и совестливо смотря на Тэхёна. — Я должен был рассказать ещё давно, но… — он сбился, вздохнув. — У меня тоже есть причина, и она в голове. Это совершенно не оправдание, но я хочу, чтобы ты просто знал об этом и не делал поспешных выводов. Всё-таки я подлец, да, — улыбнулся Чон, аккуратно гладя щеки парня большими пальцами. — Я ведь говорил, выводов ещё нет, — ответил Тэхён, так же внимательно смотря в бездонные глаза напротив. — И ты вовсе не подлец, Чонгук, я просто сказал первое обидное слово на «п». — В твоей голове явно первым делом возник не «подлец», Тэхён, — с широкой улыбкой проговорил хирург. — Возможно, — чуть улыбнулся Ким и вытер глаза обеими руками. — Дай умоюсь и пойдём к твоей маленькой копии. Чонгук с печальной улыбкой наблюдал за Тэхёном, пока тот ополаскивал своё лицо. Всё-таки он очень сильно налажал. Чон планировал рассказать, честно обдумывал, как это провернуть так, чтобы не ошарашить парня, но из-за обстоятельств просто не успел. Вина тяжелым камнем лежала на сердце. Он прокручивал ситуацию в голове и искал способ всё исправить, но понимание того, что время нельзя повернуть вспять, лишь усиливало его небольшое отчаяние. Чон был готов на всё, чтобы загладить свою вину и вернуть доверие того, кого он обидел. Мужчина был безумно благодарен за то, каким понимающим оказался Тэхён. Хотелось прямо сейчас схватить его и весь день обниматься на диване или в кровати, но только временно Чонгук сам лишил себя такой возможности. Сначала стоило всё обсудить. Небольшой страх поселился в глубине души мужчины, но он понимал, что если бы Ким хотел всё прекратить, то сделал бы это давным-давно. Смирился бы Чон с таким решением? На вряд ли, но держать насильно рядом с собой точно не стал бы, потому что в первую очередь его волнуют чувства Тэхёна, а потом уже свои, даже если потом будет безумно больно. Как только парень окончательно пришёл в себя, они вернулись в палату. На стуле сидела Доён, печатающая что-то на телефоне. Она вскинула голову, смотря на вошедших, и грустно улыбнулась, как только увидела всё ещё слегка покрасневшие глаза Кима, но никак не стала это комментировать. — Чонгук, ты же останешься с ней? — спросила Доён, вставая и получая положительный кивок. — Тогда я сама всё объясню на работе. Тэхён, тебе же на учёбу надо сегодня? Давай подброшу до дома, возьмешь всё необходимое, и я отвезу тебя в ВУЗ. — У меня сегодня лекции, так что ничего страшного, всё в порядке, — ответил ей парень. — Не стоит. — Тогда поехали со мной по делам, — предложила она, аккуратно приподнимая брови и слегка кивая. Уговаривала. Тэхён вопросительно взглянул на неё, а затем перевёл взгляд на Чонгука, который печально улыбался в ответ. Мужчина тоже слегка кивнул головой. И Ким понял, что в этом жесте была некая просьба и в то же время предложение: дать время и ему, и себе разобраться во всём, прийти в себя, чтобы после на свежую голову обсудить всё, что произошло. Ким это понял и кивнул в согласии. Доён подошла к нему, дотронувшись до плеча и улыбнувшись. — Я пойду спущусь на парковку, жду тебя. Чонгук, пиши мне, — она махнула рукой и вышла из палаты. Наступила неловкая тишина. Тэхён опустил голову, смотря себе под ноги, и судорожно думал, что сейчас нужно сказать. Как-то подбодрить Чонгука? Сказать, что всё будет хорошо? За своими размышлениями он не обратил внимания, как Чон уже успел подойти и аккуратно обнять его, утыкаясь в любимое плечо. Ким медленно поднял руки, обхватывая мужчину за спину, и оба так и замерли, не двигаясь. Что бы ни случилось между ними лично, это не отменяло того факта, что Чонгуку нужна поддержка, потому что сейчас внутри него бушевала буря эмоций, которые он старался скрыть, но Тэхён не слепой и всё видел. Это был стресс для отца, возникший из смеси пережитого страха, остаточной тревоги и переполняющей благодарности за то, что всё прошло хорошо. — Приходи после учёбы. Миён как раз проснётся, познакомлю вас, — хрипло произнес Чонгук и поднял голову. — И поговорим, если ты будешь готов. — Я приду, — ответил ему Тэхён, переведя взгляд на девочку. — Она очень похожа на тебя, особенно в спящем состоянии, — с улыбкой добавил Ким, снова смотря на Чонгука. Тот с нежностью посмотрел на парня, обхватил его за шею и аккуратно притянул к себе, увлекая в лёгкий, поверхностный поцелуй. Отстранившись, Чонгук нежно провёл по пшеничным волосам ладонью и отпустил свою драгоценность. Тэхён спокойно вышел из палаты, тихо прикрывая дверь и вздыхая. Слишком много стресса на сегодня, слишком… Он отправился на парковку, поздно понимая, что совершенно без понятия, какая машина у Доён. Но Чон не была бы Чон, если бы не предвидела всё, поэтому Ким сразу же увидел девушку, облокотившуюся о машину. Та подняла голову и помахала ему, направляясь к водительскому месту. — Да быть такого не может… — с раскрытым ртом произнес Тэхён. — У вас у всех такие… машины? — Какие «такие»? — не поняла девушка, моргнув несколько раз. — А, поняла. Ну, хирурги неплохо зарабатывают. Это тебе на будущее, — подмигнула она парню и наконец-то села за руль. Тэхён открыл дверь, рассматривая каждую деталь и не веря, что теперь он посидит в Porsche. — А какая машина у Хосока?.. — спросил он, садясь. — Mercedes-Benz GLC. — Ну, я не удивлён в целом… — прокомментировал Тэхён. — А что за дела? — Очень важные. Позавтракаем и купим еду Чонгуку, а потом я отвезу тебя на учёбу. Ещё почти два часа ждать пары. — Да не стоит! — запротестовал Ким, но увидел лишь поднятую ладонь, которая показывала, что никакие отказы не принимаются. — Мы идём есть. Составь мне компанию, не будь бякой, — надулась девушка, выруливая на дорогу. — Ладно, — сдался Тэхён, вздыхая. — Сегодня на ближайший час я твой личный справочник. Спрашивай. Тэхён сначала не сообразил, о чём говорила девушка, но потом понял, приподняв брови и взглянув на Доён. Он стал думать. — Чонгук… женат? — Нет, — спокойно ответила ему хирург, следя за дорогой. — Он бы никогда не стал заводить отношения на стороне, даже если бы был женат и не любил жену. — Хорошо, — тихо произнес Тэхён, явно чувствуя небольшое облегчение, потому что страшные мысли о том, что мужчина мог быть женат, посещали его. — Сколько Миён лет? — Пять. Тэхён кивнул. — А её мама, что с ней? — Жива и здорова, — начала отвечать Чон. — У нас с ней хорошие отношения. Они разошлись с Чонгуком на мирной ноте, но все подробности тебе лучше услышать от него. Просто знай, что их больше ничего не связывает, кроме Миён. Нас, остальную семью, на самом деле, тоже. — Почему он не рассказывал? — Это тоже лучше спросить у него самого. Данные темы не то, что я имею право обсуждать. Но мы можем поговорить о том, какой он козёл. Я временно отключу функцию «сестры» и никому ничего не расскажу, — засмеялась Доён. — Он не козёл, — надулся Тэхён. — Но я очень хочу его побить за такое. — Имеешь право, — улыбнулась девушка, на мгновение взглянув на парня. — Поверь мне, он слишком трепетно относится к тебе, чтобы позволить всему тому, что между вами происходит, рухнуть. Ты, кстати, совсем не удивился, что я в курсе ваших отношений. — Потому что я знал, что он всё рассказывает тебе, — отвечал Тэхён. — Достаточно было «блондин с шоколадными глазами» в нашу первую встречу, — ухмыльнулся он. — Ну да, тут мы спалились. Виновата, — улыбнулась Доён. — Но вообще-то он мог просто рассказывать о тебе, как о студенте, но не важно. Мы с ним всё-таки близнецы и, поверь, чувствуем друг друга издалека. Я даже сейчас ощущаю, как он себя винит. Тэхён поджал губы. Он это знал и понимал. — Я просто очень рада, что в его жизни появился ты, Тэ. До этого какая-то чертовщина была, не везло моему брату конкретно, и вот вроде взрослые люди все… А тут ты, ребенок ещё по факту, но столько понимаешь и осознаешь, что я, честно говоря, всё ещё в шоке, — она тепло улыбнулась парню. — Так что не сомневайся в нём, Тэхён, и в чувствах своих и его тоже. Глаза Кима слегка увлажнились от этих слов, поэтому он отвернул голову и стал смотреть в окно на медленно просыпающийся город. Любовь к Чонгуку оставалась непоколебимым якорем, удерживающим его на плаву. Да, Тэхён не боялся признаваться себе в самом главном — он любил. Действительно любил этого человека и всё, что с ним связано: его спокойное лицо во время работы, трепетные прикосновения, приятный бархатный голос, который Ким был готов слушать по вечерам, как сказку, и засыпать под убаюкивающий тембр. Любил его острый ум и прекрасное понимание ситуации, его способность слушать и понимать, принимать взвешенные решения, которые не диктуются одними лишь эмоциями, а четко основаны на опыте. Любил, когда тот смешно морщился или приподнимал одну бровь, делая лицо ещё более утончённым. Что уж скрывать, Тэхёну нравилось его тело, которое парню удалось изучить вдоль и поперек ночью, нравилось обнимать мужчину и вдыхать его древесно-табачный аромат. Он даже успел полюбить его дракона на спине в первую же встречу с рисунком, хотя до сих пор не услышал значения всех элементов. Он любил его всего. — Спасибо, Доён, — произнес он, повернувшись к девушке с теплой и искренней улыбкой. Та улыбнулась в ответ. — Сейчас как поку-ушаем… — протянула она радостно. — Кафе? Шаверма? Фаст-фуд? — Как пожелает ваш желудок, госпожа Чон, — с важностью произнес Тэхён под смех девушки. — Значит, шаверма. Прости, но это слишком сытно и вкусно, до двенадцати точно есть не захочешь. Я такое место знаю! И Ким с широкой улыбкой слушал Доён, которая везла его в то самое невероятное место. В течение последующих десяти минут они добрались до него и зашли внутрь в приятно обставленное помещение, где пока в силу раннего утра никого не было. — Это единственное место, которое я знаю и в котором работают с раннего утра, да и, ко всему прочему, готовят так, что слюнки текут. Доброе утро! Нам две фирменные…***
Чонгук неизменно сидел возле больничной койки, изредка проверяя показатели и наблюдая за своим чудом, которое вот-вот должно проснуться. Внутри бушевал ураган эмоций. Сердце сжималось от мысли, что он действительно обидел любимого человека. В его глазах читалась печаль и раскаяние, но в то же время в них появилось и спокойствие, потому что ему четко дали понять — его выслушают. Не убегут со словами: «У тебя ребенок, зачем ты мне нужен с таким грузом?» — или чем-то похожим по смыслу. Сердце и душу слишком часто ранили такими высказываниями, чтобы Чонгук был готов выслушать это вновь. Хотя, наверное, не стоило сравнивать: если с другими было больно и тяжело на душе, то с Тэхёном совершенно иначе. С Тэхёном будет разрыв души на мелкие осколки и вырванное из грудной клетки сердце. Каждый вдох будет отзываться болью, словно его легкие пронзают сотни тех самых осколков, а сердце будет сжиматься так, будто кто-то схватил его и крепко сжал, не отпуская. Этот солнечный мальчик слишком глубоко под кожей, чтобы Чонгук был готов выдержать расставание. Нет, он наверняка бы справился, потому что было, ради кого. Но после он остался бы с рубцами по всему телу и с болью, которая быстро не проходит. Она лишь притупится, но не исчезнет, напоминая о себе каждый день. Вдруг послышался чуть более глубокий вдох со стороны койки. Чонгук тут же поднял глаза на Миён, увидев, как её ресницы затрепетали, и девочка медленно начала возвращаться в реальность. Чон склонился над кроватью и затаил дыхание. — Папа? — прошелестел слабый растерянный голос. Миён медленно открыла свои невероятно темные глаза, пытаясь сфокусироваться на размытом силуэте отца, которого сразу же узнала. — Да, солнце, я здесь, — сердце Чонгука сжалось, окутанное облегчением, нежностью и потихоньку отпускавшей тревогой. Он взял маленькую ладошку в руку, передая всё своё тепло. — Ты большая умница, Миён, всё перенесла. Чон-младшая попыталась медленно улыбнуться, но выходило у неё это пока тяжело, поэтому она не спеша завертела головой, рассматривая обстановку вокруг. — А где тётя Доён? — тихонечко спросила она. — Тётя Доён скоро приедет. Она очень ждала, когда ты проснёшься, — произнес мужчина, погладив дочь по голове и любуясь детским лицом. — А когда мы поедем домой? — в голосе ребенка послышались нотки тоски. — Скоро, моя радость. Надо всё проверить. Миён вяло моргнула, кивнула и прикрыла глаза, поворачивая голову набок. Ещё нужно время, чтобы полностью отойти от наркоза, поэтому Чон снова погладил её по голове и потянулся к лицу, чтобы нежно поцеловать ребенка в пухлую щёчку. — Спи, солнце.