Подчинить Инспектора

Какое это все нескончаемое унижение, в котором не видно конца и края. Тяжелое чувство не покидает грудную клетку даже во время сна, тревожа и в мире Морфея. Гордость не дает пустить даже слезинку сейчас, но он готов взорваться с минуты на минуту. Великий Инспектор Войд не смог спасти свою драгоценную Империю, что посыпалась словно карточный домик у него в руках. Он не мог спасти даже себя, одну маленькую никчемную жизнь, и теперь обречен быть здесь до конца своих дней. Только это «здесь»… Где он вообще? Глаза скрыли за повязкой, во рту пластиковый твердый шарик, закрепленный на ремешках, туго давящих на кожу, ноги связали вместе в щиколотках, а руки закрепили за спиной. Но это только начало ужаса. Он обнажен и вместо одежды на нем тонкая ткань на груди, тазе и ногах, качественная, но все равно некомфортная, обтягивающая его грудь, неприятно давящая. Стринги, неприятно сдавливающие его гениталии, скрытые за юбкой, такой же прозрачной, как и лифчик, она держалась на талии, обходила рельеф бедер и кончалась чуть ниже паха, задираться ей не давали ремешки, что крепились к чулкам. На ногах были шпильки, высотой около пяти сантиметров, кажется, не так много, но устоять он на них не сможет. Ах, да… Он старательно пытается игнорировать анальную пробку внутри него, что уже хорошо растянула его, пока он лежал в отключке на мягком матрасе, вдыхая знакомый запах от подушки. Это его подвал для БДСМ игр над одним милым, безвольным наблюдателем. Не такой уж милый и безвольный оказался, раз решил отомстить… Ребра еще болят от пуль со снотворным, которые засадил в него Кавински. Вспоминая помещение, он представляет напротив матраса большое зеркало на стене, возле него полки с игрушками и прочей атрибутикой, на соседней стене место для повешенья на нее за конечности, сделанное под размеры блондина, а в углу штативы и камеры для запечатления, флешки с записями хранятся в шкатулке с игрушками. Чудесные времена были, когда на его месте был кто-то совершенно другой. Кажется, он сходит с ума, подумав, что, может, он не против быть сейчас в таком положении, нежели быть растерзанным всем повстанческим движением. Да и вряд ли его милый, послушный мальчик посмеет навредить, что бы им сейчас двигало, он не способен на это, за годы их игр он из раза в раз возвращался и унижался все сильнее. Как же он бредит, в попытках сохранить спокойствие в нагнетающей тишине и безысходности… Вскоре он начинает вслушиваться в стук тяжелых каблуков по каменным ступеням, быстро нарастающий в своей силе. Дыхание перекрывает от страха и волнения. Ключ оборачивается в скважине, и дверь открывается, вновь запирается. Шаги останавливаются перед мягкой постелью, Войд чувствует этот сверлящий, нагнетающий взгляд на нем. Он задумался, Винс ли это, он не помнит каблуки в повседневном ассортименте обуви наблюдателя. Хотя тот из-за своего комплекса роста носил почти только что-нибудь на высокой подошве. — Ну привет, сладкий… — слышится тихий игривый голос Винса, упивающегося видом своего мучителя. Он присаживается перед ним на корточки, достав складной нож из внутреннего кармана куртки, открывая его с характерным звуком. Инспектор ведет себя стойко, или же его парализовало от страха — оба варианта хороши. Он проходит острым лезвием по щеке, не давя, совсем невесомо, давая лучше понять, что перед ним. Лезвие поддевает ремешки и повязку, разрезая их легко и быстро, позволяя Войду наблюдать и умолять. Грудь его начинает вздыматься, тяжело набирая в себя воздух, в глазах увядает гордость. А лезвие освобождает руки с ногами. — Не хочешь меня поприветствовать, сученька? — блондин кидает нож в сторону, попадая в стену, в которой лезвие застревает. Винс встает с корточек, распрямляется и одаривает бывшего Инспектора улыбкой, непривычно кровожадной, а затем отходит, совсем недалеко, к высокой для него табуретке, на которую усаживает свою попку, и вытягивает ногу в массивных сапогах, утыкаясь острым носком прямо в лицо Войду. — Будь хорошим питомцем, прояви уважение к своему хозяину. — сказал наблюдатель, сильнее втыкая конец носка в лицо Войда. — Оближи, позаботься о моей чистоте. Секунду он сверлит ботинок и ногу наблюдателя злобным, скорее даже уничтожающим взглядом, чувствуя, как к лицу от ярости и наглости Винса приливает кровь. — Знаешь что?! Ты — мелкая шавка! Если ты думаешь, что я опущусь до такого, то ты-… — не успел Войд закончить предложение, по всему его телу прошелся достаточно мощный разряд электричества, который смог выбить небольшой, тихий, но все-таки вскрик. — Не советую тебе больше отказываться, ради твоего же блага. — сказал Винс, демонстрируя в руках маленький пультик с красной регулируемой кнопочкой. После того как наблюдатель успешно заставил бывшего Инспектора уснуть, была проведена маленькая, но дорогостоящая операция, в которой по всему остатку человеческого тела Войда под кожу были вставлены маленькие чипы, которые по нажатию заветной красной кнопки разносят ток по телу, заставляя делать кого угодно все, что захочет владелец пульта. — Ну что? Теперь позаботишься о своем хозяине? Или, может, ты не до конца понял? — спросил Винс, носком сапога поддерживая подбородок Войда, а одну из рук демонстрируя невероятно близко к кнопке. — Нет… Я понял… — простонал Войд, поглаживая рукой имплант глаза, который после разряда током немного потерял фокусировку. Делать было нечего, и Инспектор, усевшись поудобней, насколько это было возможно на этом полу, положил руки на ногу наблюдателя, чтобы он смог отрегулировать высоту ноги перед лицом, не хотелось, помимо сидения на коленях, еще и приклонять перед блондином голову. И только-только Войд высунул язык, чтобы позорно вылизать чужую ногу, как тут же незамедлительно получил достаточно сильный удар ногой в челюсть, от которого у Войда в глазах даже засверкали искры. — Я установил несколько правил. — холодно сказал Винс, наблюдая, как бывший Инспектор потирает челюсть, на которой в скором времени появится крупный синяк. — Во-первых, никаких прикосновений, сделай все без рук… Как… как собачка… Да, ты же у нас верный пес Империи. А как в наказание… — наблюдатель встал с табуретки и отошел с ней вместе дальше, ближе к середине помещения. — Ползи. — коротко ответил блондин, снова усаживая попку на табурет и укладывая одну ногу на другую. Прошипев что-то себе под нос, Войд встал, шатаясь, чтобы дойти до наглого «щенка», и увидел, как палец с красивым черным маникюром ткнул по красной кнопке пульта, на этот раз разряд был чуть слабее, но был дольше, настолько, что ноги подкосились и Инспектор рухнул на пол. — Я же сказал тебе… ползи, не иди, это, кстати, наше второе правило. Ровно минуту Войд провалялся на полу, и только после очередного, третьего слабенького разряда он принял свое сидячее положение на коленях и начал ползти, чувствуя, как кожа на его коленях стирается об шершавый бетонный пол, оставляя ссадины на коже. Было неудобно, жутко неудобно, но получать еще один разряд не хотелось. — Поторапливайся, Господин Инспектор. Я уже устал ждать. — сказал Винс, дергая ногой, за которую совсем не так давно Войд подвешивал блондина, и как же хотелось ее искусать так, чтобы блондин всю следующую неделю хромал, но, увы, это теперь в прошлом. От приятных воспоминаний к лицу Инспектора снова прилила краска и какая-то грустная улыбка-оскал. Кое-как Войд дополз до своего мучителя в очках, который с некой элегантностью снова ткнул того сапогом. Глубоко вздохнув, Инспектор снова выпустил язык и прошелся им по кончику сапога, пачкая гладкую блестящую кожу слюной. Кавински смотрел сверху вниз, не мог сдержать свою улыбку, как прекрасно созерцать подобные игры с другой стороны. От отчаяния Войда хочется прикусывать губу до привкуса крови на языке, к паху приливает кровь, и в штанах очень скоро становится тесно, потому он расстегивает ширинку штанов, освобождая свое достоинство из плена тканей. Войд старается не смотреть наверх, облизывая острый кончик сапога, подавляя чувство тошноты, расплывающееся по всему телу, как же раньше он любил наблюдать за этим, стоя над послушной игрушкой. — Подними свои глаза. — послышался приказ сверху, а после тихий смешок с издевательским тоном. Поспешно взгляд переходит на лицо блондина, на его злобную улыбку, голодную, словно он готов его с потрохами сожрать прямо сейчас. А после медленно опускается на возбужденный член, головку которого скрывают пальцы, ласкающие нежную плоть, пачкаясь в естественной смазке. Стоит пальцам открыть полный вид, зрачки у Инспектора моментально сужаются. Новый пирсинг специально для мести прямо на головке. Ампалланг с треугольными наконечниками, с тупым концом, конечно же, но от этого не легче. Ужасаться не было времени, Винс схватил волосы Инспектора в кулак, резко потянув его голову к своему паху, услышав от него шипение и почувствовав, как пара клочков остаются у него в руке. Нос Войда касается красной мокрой головки. Позабыв правила, Инспектор хватается за ноги Винса, желая отодвинуться подальше, его губы дрожали, он не верил в происходящее, ему больно, как его гордость топчут, зная, что скоро и тело постигнет такая же участь. Только он хотел посмотреть на лицо Винсента, показать свою злость и недовольство, он подставляет свое лицо для кулака. Сильный удар проходится по скуле, задевая губу. Предыдущий удар по челюсти вновь болит, дополняясь болью под глазом. Войд закрывает лицо руками, потирая новый синяк. Его глаза становятся пустыми, взгляд не может сфокусироваться, будто весь мозг встряхнулся. — Что я говорил о руках?! Не смей меня ими трогать, шавка ты помойная! — яростно кричит Винс, схватив брюнета за шею и поднимая его к своему лицу, чтоб заглянуть в эти глаза, успокаиваясь наличием в них страха. Он кидает его обратно на колени, смотря, как тот убирает руки от своего лица, открывая вид на разбитую кровоточащую губу. Винсент крепко сжимает в руке челюсть Войда, вновь подставляя его к своему члену, свободной рукой покручивая заветным пультом. Без слов понятна эта угроза. Войд сглатывает слюну, а вместе с ней свое достоинство, положив руки на перекладину меж ножками табуретки. Только он берет в рот член — желудок начинает выворачивать наизнанку, в глазах темнеет. Он сосет, зажмурив глаза и подавляя рвотный рефлекс, от которого его всего трясло. Но берет, сколько он может взять, головка Винса даже глотки не касается, что говорить об остальной длине. Это изрядно раздражает наблюдателя, но он поступает достаточно благородно, дав привыкнуть Войду ко вкусу соленой смазки и даже замечая, как тот перестал дрожать и жмурить глаза, уже раскрывая их и смотря прямо на скучающий взгляд блондина. — Так понравилось? — протянул Кавински, сощурив довольно глаза, кладя руку на черные волосы, нежно проходя по ним, перед тем как надавить. Моментально вся длинна оказывается во рту Войда, глаза его распахиваются от боли в глотке, толщина и длина члена уже болезненно расширяют ее, пирсинг царапает словно кошка когтем, он не может вдохнуть. Глаза начинают слезиться, пуская первые слезы. Какой же это все позор, сердце бешено стучит, впиваясь в ребра, в груди все меньше места, она становится все тяжелее, он больше не может сдержать свою дрожь и слезы, позволяя Винсенту наслаждаться его уничтоженным видом. А это лишь начало. Начало игры, которая его сломит навсегда, и больше Войд не будет прежним, от него останется лишь мокрая грязная лужа. Кавински смеется, опуская Войда, дав ему упасть на колени и продышаться. Воздух, как на зло, не идет в легкие, сразу будто покидая их, Инспектор царапает свою шею в состоянии аффекта. Стоит лишь наблюдателю встать с табурета перед ним, возвышаясь над ним, смотря как на падаль, грудь оказывается переполнена кислородом, предугадывая желание. Волосы снова держат одной рукой, вторая же разместилась на собственном поясе, поддерживая ровную осанку. Член снова по основание во рту Войда, уже не оставаясь на месте, Кавински сразу начинает двигать своими бедрами, вдалбливаясь в измученную глотку униженного Инспектора. Снова острая боль от чертовой штанги на головке мучителя, Войд не знает, что может сделать, чтобы этого не чувствовать, вспоминая собственные слова «расслабься и просто наслаждайся», сказанные когда-то наблюдателю. Но это было лишь издевательство, сейчас ему нужно думать о том, как не укусить Винса, иначе будет дальше лишь больнее. В голове застряла лишь мысль, как не сделать хуже. Уже не так важно, что он позорно пускает реку слез, скатывающихся по его лицу, окровавленному подбородку и шее, падающих на пол, оставляя за собой темные пятна на бетоне. Руки цепляются за неровную поверхность пола, пытаясь его поцарапать, но стирая лишь пластик на кончиках имплантов. Кавински чувствует разрядку и останавливается, оставляя головку на языке Инспектора, посмотрев на его заплаканное лицо, с синими пятнами на местах ударов. Он усмехается, видя, как с каждой минутой прежний великий и ужасный Инспектор Войд становится лишь дешевой шавкой. Горячая сперма льется прямо в глотку, раздражая следы от украшения, она вязкая и будто не кончается, приходится быстро глотать, пока желудок пытается отправить все обратно от ее гадкого вкуса. Кавински же не сдерживает своего протяжного стона, наклоняясь к голове Войда, поглаживая его и причмокивая губами от сладкого оргазма. — Глотай все, зайка, вот умница… — простонал Винс, выходя из Войда, пряча пульт и руками закрывая ему нос и рот, чтоб тот быстрее все проглотил. — Только посмотри на себя… Войд через силу глотает остатки, и ему дают перевести дух, пока его мучитель чуть ли не в истерике смеется от лужи под его задницей. Трусы Войда изрядно намокли, как и подобие юбки, он весь истек смазкой, член в узком белье неприятно сдавливался, но это совершенно не беспокоило его. Он понятия не имеет, в какой момент успел возбудиться и каким образом в таком-то потоке боли. Но куда хуже осознание, что Винс все еще твердый и ни на каплю не обмяк, сразу готовый продолжить. Успокоив свою истерику, Винс пнул Инспектора ногой в грудь, заставляя его упасть на спину и больно стукнуться затылком, а он, в свою очередь, ринулся к столику, в котором Войд когда-то любовно, по материалу, ширине и длине раскладывал плетки и лопатки для шлепков. Постояв там несколько секунд, рассматривая ассортимент, взял не самую длинную, но самую тонкую и болезненную на его памяти плетку, от которой его задница месяцами не заживала, с металлическим наконечником и резиновой составляющей, которой очень легко было замахнуться из-за легкости. Вновь подходя к Войду, заставляя его встрепенуться, наблюдатель скомандовал: — Перевернись на живот и встань на четвереньки. — сказал блондин, поглаживая рукой плеть, этот приказ Войд выполнил с небольшой задержкой, голова после удара об пол кружилась, и, кажется, он разбил свой имплант глаза, который теперь со своей стороны выдавал размытое изображение. И все-таки встав в заданную позу, Войд приготовился к кошмару, это была его любимая плеть, самая разрушительная, он помнил, как после покупки тестировал ее на этом куске мяса, который называет себя Винсентом, как тот верещал от боли и как приятно потом было обводить пальцами покрасневший и кровоточащий след от удара, и теперь его любимица пойдет против него. Прежде чем совершить удар, наблюдатель наклонился к заду Инспектора и пальцем зацепил край стрингов, спуская их вниз, оставляя висеть на коленях. — Чудесный вид… — протянул блондин, полный возбуждения и игривого настроя, разводя ноги Войда в сторону, открывая вид на анальную пробку внутри, и легонько шлепнул по заду старшего, отчего тот вздрогнул, ожидая, что сначала его ударят плетью. — Жалко, что у тебя не зад, а сплошной скелет и кожа, никакого мяса, которое можно сжать в руках и рассечь плетью… Ну, ничего нельзя поделать, будем играть с тем, что есть. — сказал Винс, распрямляясь и занося плеть над Инспектором. Он сам не верил, что сейчас это сделает, избиение ногой и минет тут и близко не стоят, всегда после игровых сессий Войда, у наблюдателя понемногу накапливалось желание использовать эту самую плеть и забить ею до смерти старшего. Сейчас он не хочет забить на смерть. О нет, он хочет растянуть это на года и десятилетия, покрывая спину, ноги, руки, живот Инспектора своими следами. Сердце начинает биться чаще от ожидания триумфа, дыхание учащается, а губы блондина вытягиваются в улыбку, торжествующую, удовлетворенную. Он резко опустил руку с плетью, которая прошлась с хлестким ударом по ягодице Инспектора, заставив его опустить всю переднюю часть тела и сжать руки в кулак, царапая имплантом руки бетон, сжимая губы, чтобы не закричать. Да, он знал, что это больно, но не настолько же — Войд чувствовал, как кожа на месте удара покраснела и содралась, а на некоторых местах выступили алые капли крови. — Больно, сучка? — спросил Винс, оглаживая рукой травмированную ягодицу, стирая выступившую кровь. — Не волнуйся, я поиграю совсем немного, мне еще нужен твой зад дальше… Думаю… десяти ударов как раз хватит… — по-издевательски он тянул каждое предложение. Десять. Десять ударов Войд нанес в первый раз, превращая этой плетью спину наблюдателя в решето, а потом в завершение намазал спину блондина перцем, от чего тот метался по крюку как свежепойманная рыбка… Винс наносил удары снова и снова, по бедрам, ягодицам и спине, наблюдая, как бледная кожа краснеет, покрываясь кровью и следами ударов, и после всего он снова опустился вниз, оглаживая рукой горящую от боли конечность. Войд был в полусознании, с красным от слез лицом и в луже капающего предэякулята из члена, он так пытался сдержать крик и сосредоточиться на себе, а не на боли в заде и покалывании в паху, что не заметил, как порка кончилась и касания сменились с ягодиц на член. Оглядываясь назад, через свое плечо, он пытался всматривался одним глазом в происходящее. Пока он сдерживал свои вскрики от боли, Винсент подготовил уже следующую пытку, доставая новые игрушки из их упаковок. Смотря на набор, Войд вспомнил и эту игру, с которой он непростительно частил без возможности удержаться, во время нее Кавински был словно присмерти и кричал громче всего, умоляя и убивая в себе человечность, дабы выпросить окончание мучений. Жмуря глаза и пытаясь отдохнуть в последних секундах спокойствия, Войд сжимает зубы до скрежета, чувствуя, как из него вытащили пробку, на его яйца натягивают силиконовое кольцо, дразня пальцами его мошонку, но не добиваясь звуков от своей жертвы, Винс достает уретральный зонд, разорвав его упаковку надвое. Он не церемонился, быстро вставляя тонкую игрушку в уретру, болезненно расширяя и затыкая, заставляя Инспектора почувствовать волнистый рельеф в своем члене. Еще немного, он уже чувствует, как Войд сам опустит себя до уровня дворовой псины, уже стыдливо выпуская из своих уст жалкий скулеж. Из следующей упаковки выпадает небольшое резиновое дилдо, не особо длинное или широкое, нужное сейчас лишь для растяжки колечка мышц, чтоб блондин мог войти более гладко, не мучаясь от узости «партнера». Не замечая, как Винсент смазывает дилдо, Войд бил кулаком по полу, телом терся о него, оставляя царапины и ссадины на груди и коленях, нити на лифчике и чулках расползались, раскрывая истертую в кровь кожу. Он хотел уменьшить боль с паха, причиняя себе другую, уже оставляя капли алой жидкости на бетоне. Его прерывают, подставляя к анусу головку игрушки, давя на вход, заставляя его открыться под давлением, остается замереть, закусить губу и терпеть. Правильного выбора действий здесь нет, если сдерживать свою боль и стараться ее перетерпеть, Винс будет ждать, пока он сдаться, если же поддаваться — это только раззадорит его и он специально постарается мучать как можно дольше. Золотой середины нет. Дилдо входит медленно, Войд не может расслабиться, чтоб сделать ощущения не такими мучительными для себя, дрожит всем телом и проранивая шипение и скулеж, редко радуя Винса своей ничтожностью, он боится двинуться, особенно бедрами, чтоб не сделать хуже. Происходящее кажется вечностью, и он тонет в ней. Он тяжело вздыхает, когда вся длина в нем, прижимая лоб и нос к полу, уже смирившийся с болью, готовый потерпеть еще, снизу будто все немеет и уже не чувствуется остро. Пока в нем не попытались двинуть игрушку в сторону выхода, ноги сами собой подкосились, а лицо сильнее вжалось в холодный пол. Грубые, резкие толчки резины в нем выбивают на слезы, губа уже прокусана до крови и, кажется, насквозь. Добивает его стимуляция простаты, которой он поддается, наконец чувствуя что-то помимо бескрайнего простора в агонии. Но и этот островок надежды его подводит, заставляя член набухать и дрожать в попытке кончить, острая боль от невозможности испытать оргазм заставляет сдаться, стать безвольной лужей в руках Винса, довольно ухмыляющегося от своего положения. — П-пожалуйста… Дай мне кончить… — слышен снизу дрожащий голос сквозь всхлипы и затоптанную самооценку. — Я не расслышал, кого ты там просишь? — смеется Винсент, наклоняясь к голове брюнета, заставляя его поднять лицо свое от пола и посмотреть ему в глаза. — Хозяин… умоляю… позвольте кончить… — он вздрагивает от каждого толчка небольшой игрушки и скулит громче, давая Винсу то, чего он хочет. — Кому кончить, я понять не могу? — издевается блондин, протягивая каждое слово и смеясь прямо в лицо Войду, оскаливаясь на него, во взгляде так и читалось: «Теперь твоя очередь». — Вашей дешевой шавке… — заветные слова, сказанные уже не задумываясь, слезы сразу потекли с большей силой, в глотке застрял ком, а сердце ушло в пятки, внутри стало пусто, чувствуя холод по всему телу. Не таким образом он хотел отринуть свою человечность. Но этого мало. Удары по простате стали чаще и сильнее, заставляя брюнета чуть ли не в конвульсиях биться и произносить свою мольбу еще с десяток раз. Винс считал и, удовлетворившись результатом, поднял Войда на колени, освобождая его от ограничителей, одновременно мягко улыбаясь, как мощная и долгая струя устремляется вверх, падая каплями вокруг, пачкая волосы, лицо и грудь Инспектора, также оставляя лужу под ним. Винс чудом остается чист, отходя от Войда, кинув его обратно на пол. Где он сейчас — брюнету не важно, да и не видно после удара виска, он просто пытается отдышаться, его глаза полны ужаса, и он совершенно не замечает оставленное в нем дилдо и как он стонет при каждом выдохе. — Посмотри, как ты пал… — обратился к отходящему от болезненного оргазма Инспектору блондин, он присел на корточки прямо перед лицом старшего, заглядывая в его уставшие от игры и всей ситуации в целом глаза, поглаживая его по щеке и все еще кровоточащей губе. — Быть в самом низу… Вам это очень к лицу, Господин Инспектор… Вы еще никогда так много не кончали… — с издевкой мурлыкал Кавински. Наблюдатель, все еще сидя на корточках, наклонился вбок, сначала вытаскивая резиновую игрушку, а после обхватывая рукой уже обмякший член, массируя, пытаясь вернуть ему рабочее состояние. — Вставай, я еще не закончил играть! — непонятно, к кому обратился блондин, чувствуя, как чужой орган в ладони понемногу стал твердеть. — Не заставляй меня пичкать твоего владельца таблетками! Еще немного помассировав инспекторский член, приводя его в полустоячее положение, наблюдатель метнулся к стенду с крючками, на которых висели разномастные ошейники, классические и тяжелые, которые Войд использовал в первые разы, с реальными металлическими шипами, которые украшали не только наружную сторону, но и внутреннюю, раздирая горло, их Войд использовал при плохом настроение, которое бывало часто, и, конечно же, самые безобидные, красивые, блестящие и нередко украшенные стразами или камушками, специально под шею наблюдателя, они использовались редко, при редком хорошем настроение Инспектора, и служили скорее не как вспомогательное средство для душения или управления, а как аксессуар, подчеркивающий то или иное качество внешности Кавински. А что? Даже Войд не был лишен капли романтики. Игра подходила к концу, и Винс выбрал самый любимый из безобидных ошейников — черный, из тонкой блестящей кожи и красивым кроваво-красным камнем посередине. Ошейник идеально подходил под черные волосы Инспектора и его покрасневшее от крови и смеси эмоций лицо. Встав даже на каблуках на носки и подцепив ошейник пальцем, наблюдатель вернулся к старшему, который уже отдышался и просто сверлил потолок помещения взглядом. — Не спать! — крикнул наблюдатель, садясь на черноволосого сверху, продолжая урчать от игры. — Будь хорошей зверушкой, приподними-ка голову. С небольшой задержкой Войд выполнил указ, и только его голова достаточно оторвалась от пола, так на его шее застегнулся ошейник, который, как блондин и подозревал, был маловат для его куколки, и если немного потянуть, то он вполне может и задушить Инспектора. Превосходно. Единственное, что было не превосходно, — это все еще полувставший член, и как бы Винс его не массировал, получить нужное не получалось. Поерзав попой по животу Инспектора, блондина осенило. Он вскочил на ноги, расставив их по бокам старшего, и скинул с себя любимую куртку, оголив плечи. Раньше, во время своих игр, Войд мог дать задание, заставить его возбудиться, и долгое время блондин терпел неудачи до тех пор, пока не попробовал использовать стриптиз, который в итоге оказался безотказным способом. Так и сейчас он это использует, и по лицу старшего, сменившее безразличное выражение на заинтересованное, это получается. Следом за курткой начала сползать его безрукая водолазка, обнажая торс, пирсинг на сосках и красноречивое клеймо под ключицей в виде буквы «В». Ах… Как же блондин кричал, когда Инспектор приставил штамп к его коже, и как потом темноволосый любовно наблюдал за заживлением печати, обводя кожу пальцем и целуя. Когда дело дошло до штанов, Винс ликовал, что не надел любимые джинсы, иначе пришлось бы и разуваться, но благо штаны оказались достаточно широкими, чтобы блондин смог элегантно вытащить обе ножки, не задев каблук. Как выше сказал Винс, у Инспектора от зада одно название, зато он сам мог похвастаться красотой своих бедер и ягодиц, которых так иногда старший любил сжать и огладить, царапая имплантом и ногтями кожу. Одновременно и упругая, и мягкая попка, повидавшая и принявшая столько испытаний на свою долю. Если достаточно приглядеться, можно было увидеть на коже огромное количество шрамов, и Войд мог поклясться, что может рассказать о каждом из них. Необходимый эффект был получен: член Инспектора окончательно встал и был готов к последнему раунду. — Ну наконец-то! — с улыбкой воскликнул блондин, возвращаясь в сидячее положение и уже выдавливая из тюбика смазку, пока Войд, как в трансе, наблюдал за еле заметным покачиванием бедер блондина, неужели хоть что-то хорошее с ним свершиться за сегодня! Винс завел руку за свою спину, дразня Войда, что сильно размечтался трахнуть его, но, похоже, это было не больше чем издевательство, его облегчение на лице быстро утекло в никуда, когда он почувствовал в себе сразу два пальца, что стремились его смазать, да получше, для лучших ощущений, конечно же, не для брюнета. Со смазыванием быстро было покончено, и Винс встал с Войда, отходя на привычный матрас на полу, притягивая свою игрушку за поводок, удушая ее. Инспектору пришлось быстро среагировать и встать на колени, чтоб проползти к блондину, не задохнуться и не исцарапать себя еще сильнее. Усадив себя на матрас, Винс быстро смазал и свой член, под измученный и разочарованный взгляд Войда, который то и дело сжимал дрожащие губы, да пытался дышать пореже от боли от ошейника. — Давай, присаживайся. — ахнул Винсент, убирая руки от себя, откидываясь немного назад, оперевшись на локти. Он притянул к себе брюнета, наматывая поводок на ладонь. Какое зрелище наблюдать, как Войд весь дрожит от страха и усталости, но от своего безвыходного положения беспрекословно слушается, боясь сделать лишнее движение. И вот он становится на коленях, нависая тазом над стоящим членом блондина. В его голову все же удалось вбить правило о прикосновениях, потому он хватает кружевную юбку на себе, сжимая ее в руках, чтоб ненароком не тронуть Винса. Садится он медленно, прицеливаясь, и как это удалось, головка легко вошла в его растянутый ранее анус. Ком встал в горле, он чувствовал себя последней шлюхой от того, как это было легко. От обиды было трудно даже сглотнуть слюну, а снизу сидел наблюдатель и смеялся над ним, после пропев «шлюшка» до тошноты слащавым тоном. Снова желудок выворачивало, а голова закружилась. Хочется просто сдохнуть, пока он продолжает насаживаться, напрягая свой живот непроизвольно, только растягивая унижение. Однако Винсент стал нетерпелив, сделав толчок вверх, вгоняя больше длины, но еще не всю. — Поторопись. — голос перестал звучать с нотками игривости, став более серьезным, подняв взгляд, Войд увидел нахмуренные брови и губы, растянутые в недовольстве. Такая резкая смена настроения безусловно пугала, Инспектор просто не мог не счесть это как угрозу, и тело будто само одним движением насадилось на всю длину, присаживаясь на бедра Винса, пуская слезы вновь от грубого раздвижения нежных стенок и движения по ним острых кончиков пирсинга. Простонав, Кавински приказал начать двигаться, чувствуя, как сильно его сжимает нутро брюнета, понимая, как ему сейчас больно от нового украшения, сделанного для этого. И все же месть не подают холодной. В ней столько горячего: слезы, кровь, тощая задница Войда и даже воздух, которым они дышат. Войд двигается из последних сил, переставая чувствовать что-то помимо своего паха, ему казалось, что сейчас его смазывает далеко не лубрикант, а его кровь. Слюни текли по шее, он не находит сил сглотнуть их от все еще вставшего кома в глотке. Каждый толчок раздавался острой болью, что оседала и только нарастала, облегчить ее не получалось, даже проходя по комочку нервов, только хуже становилось, член начинал ныть еще сильнее. Поводок натянули еще сильнее, давая дышать через раз. Винс скалил зубы, с безумными глазами наблюдая, как Инспектор начинает задыхаться и даже захлебываться собственными слюнями. Но также темп его ускорился, желая закончить все как можно быстрее. Ослабляя хватку, можно было услышать звонкие стоны Войда, чем и баловался Винсент, слушая их и даже сжимая свои губы от удовольствия. Как же быстро удалось сломать такого великого человека, только несколько дней назад он был грозой, без малого, всего их крошечного мира, а сейчас сдерживает свой оргазм, двигая бедрами на члене наблюдателя, закатывает глаза и сладко стонет. Блондин запрокидывает голову, почувствовав свой пик, отпускает поводок и, не задумавшись, кончает внутрь Войда, тот вжимается в его бедра, протяжно и громко стонет вместе с всхлипами, кончая за ним, пачкая грудь блондина своим семенем. — Сколько же ты грязи наделал, исправляй… — тяжело вздыхая, приказал Кавински, указывая на грудь, по которой медленно текла белая вязкая жидкость. Смотря вниз, на своего мучителя, Войд понял, что ни черта не видит, все идет волнами и темнеет. Заводя руки за спину, он наклоняется к груди, закрывая глаза, ориентируясь по запаху, начинает слизывать свою сперму, слушая удовлетворенное мычание над своей макушкой. Идет он снизу вверх, иногда все же пытаясь вглядываться в белые пятна перед ним и слизывая, игнорируя гадкий вкус. Управившись с приказом, он находит сил усмехнуться и поцеловать клеймо под ключицей Винса, ковыряя старые травмы, зная, что он взорвется от гнева. После удара по виску Войд совсем потерялся в пространстве, он желал потерять сознание, но даже закрыть глаза сейчас он не мог, видя перед собой цветные пятна, крутя головой, не понимая свое положение в пространстве и не чувствуя свое тело. Кавински отошел в угол, снимая видеокамеру со штатива и выключая запись на ней, сразу перекидывая отснятый материал себе на коммуникатор. Оставляя их на полке, он взял фотокамеру, снова вернувшись к Войду, начиная фотографировать его, меняя его позы, пока он еще хоть немного в сознании и реагирует на вспышку, поворачиваясь к ней, как к единственному ориентиру. Он успел сделать пару десятков фотографий, пока Инспектор окончательно не вырубился, сделав еще десять, он отложил и фотокамеру. На его лице сейчас не было ничего, только холод, он вымотался, приводя месть в реальность. И все же, как бы ему не было приятно при самом процессе, после он чувствует себя гадко, сердце вновь колют старые воспоминания, от которых спать по ночам без снотворных не получается.

***

Пока Инспектор был в отключке, блондин не сидел без дела, первым делом он ненадолго ушел принять освежающий душ, после которого вернулся к бессознательному телу старшего с ведром теплой воды, снимая с него позорное пропитавшееся потом, слезами и кровью белье, он аккуратно почистил его, а после сходил к аптечке за заживляющей мазью, которую распределил по спине, заду и ногам Инспектора, а после одел его в простенький, но красивый кружевной халатик с шортами. Его куколка должна содержаться в чистоте и порядке. Чуть позже Винс постирал и высушил белье, сейчас он сидел на кухне перед ноутбуком, на котором он с наслаждением пересматривал отснятую игру, на плите в кастрюле закипал суп-пюре с кусками мяса. На экране высветилось уведомление о движении на видеокамере, и блондин, кликнув, обнаружил пришедшего в сознание брюнета. — Посмотрите-ка, кто проснулся… — игриво сказал в пустоту Винс и встал, чтобы выключить суп. Как только Войд очнулся, он чуть не впал в истерику, почему-то у него была надежда и ощущение, что это был всего лишь сон, но нет. Дверь открылась и в помещение вошел наблюдатель с подносом-столом, на котором в глубокой тарелке дымился суп, а на блюдце рядом были нарезанный хлеб. Раньше была похожая картина: Винс терял сознание, и когда он приходил в себя, Инспектор уже ждал его с едой, но чаще всего это еда оказывалась не в желудке, а на лице наблюдателя. И от воспоминаний от этого сердце Инспектора сжалось, сейчас его отпустят лицом в горячий суп, он затечет в и так уже полусломанный имплант и он останется слеп на один глаз, но нет. Винс просто положил перед ним столик-поднос с едой и стал смотреть, как старшему кусок в горло не лез из-за страха и небольших капель слез. — В-третьих… ты никогда отсюда не уйдешь.