Прошло две недели с того момента, как Гильермо вновь стал человеком. Для него, правда, это тянулось целую вечность, словно в Новолунии, где Белла сидела в кресле, а месяцы пролетали один за одним. Гильермо потерял счет времени, и просто лежал в своей каморке, лишь иногда прерываясь на еду, которая будто сама по себе появлялась на пороге его комнаты. Наверное, это был Лазло. Точно он, Гильермо запомнил, как он заходил. Это было еще в первую неделю, когда Лазло осторожно постучал и затем присел на краешек его кровати.
— Хэй, Гизмо… Ты как?
Гильермо повернул голову и посмотрел на Лазло опустевшим взглядом. Лазло буквально дернулся от этого движения.
— Ну же, Гильермо! Это ведь не конец света, а ты так переживаешь. Этот твой Дерек, все с ним нормально. Уоллес почти вернул его к жизни, скоро твой бойфренд будет как новехонький! — Лазло задумался, а затем вновь оживился: — И вообще, ощущения острее будут, у меня вот никогда не было секса с зомби! Может, одолжишь потом? Хо-хо!
Гильермо лишь тихо буркнул:
— Он мне не бойфренд. Я не хочу говорить об этом. Я вообще ничего не хочу.
Лазло удивленно всплеснул руками:
— Вот дела! Я был уверен, что ты попросил его обратить тебя, потому что втрескался в него без памяти! На мой вкус, он средненький, конечно, наш Нандор получше будет. Да и опыта у твоего Дерека в постели точно меньше, не семьсот с фигом лет.
Гильермо с тяжелым вздохом приподнялся с кровати и заговорил:
— Оставь меня в покое. Дело вообще не в Дереке, — он вновь отвернулся к стене: — Уходи.
— Да вы одинаковые, черт возьми! Один из каморки своей не вылазит, другой словно опять впал в свою столетнюю спячку! — Лазло вздохнул и легонько похлопал Гильермо по плечу: — Ладно, малец, держись. Сами потом разберетесь, я правда пытался. Надя просила меня избавить дом от этой давящей депрессухи, но я пас, — с этими словами Лазло покинул его комнату. И Гильермо вновь остался один.
Он думал. Очень много думал. О своей жизни за эти тринадцать лет здесь в особняке, на Статен-Айленде. На что он потратил столько времени? На осознание одной простой мысли, что не способен стать вампиром, так как не может убивать других людей? Для себя — не может. Для остальных, Нандора в особенности, может. Кого угодно, не важно, будь то человек, вампир или оборотень. Тогда, возможно, тринадцать лет прошли зря, в погоне за бесплотной мечтой? Гильермо чувствовал, что ответ на этот вопрос не так прост, но сходу не мог найти ответа.
Может быть, он потратил тринадцать лет на то, чтобы Нандор заметил его и признал, как равного? Не полюбил, конечно, это глупость несусветная. Гильермо не был таким наивным, и не на что уже не надеялся. Да, в последний год Нандор изменился в лучшую сторону, и его маленькая церемония по превращению Гильермо обратно в человека была очень трогательна, но… Гильермо знал, что его всегда недостаточно. Недостаточно для Хавье, его школьного вроде-парня, который после выпускного ушел к другому. Недостаточно для Фредди, выбравшего собственного клона. И уж, конечно, недостаточно для Нандора, семисотпятидесятилетнего вампира, так и не научившегося за все это время смотреть дальше собственного носа. Как часто, когда Нандор восклицал, что ему так одиноко, никто не любит, и никому он не нужен, Гильермо хотел воскликнуть: «а как же я, Нандор?» Но всегда молчал. Наверное, эта привязанность должна была остаться подростковой влюбленностью, а не мучать тебя тринадцать лет.
Но что же ему делать? Раз вампиром ему не стать, а ждать слов любви от Нандора просто глупо, должен ли он вернуться назад, к матери? Теперь у нее достаточно места, спасибо Надиному бару, и лишняя комната для него найдется. Гильермо может пожить там какое-то время, а потом… Куда идти, с таким сомнительным опытом работы? Возвращаться в Панеру? Ему почти тридцать, иные в этом возрасте уже заводят семью и детей. А у Гильермо было две семьи, человеческая и вампирская.
Тогда, в госпитале для фамильяров, Гильермо сказал чистую правду. Он очень любил их всех, пусть Нандора и больше всего. А главное, чувствовал что-то схожее в ответ. Надя, кажется, начала уважать его. Лазло, похоже, так и не оправившись от внезапного взросления Колина, воспринимал Гильермо как сына, пронянчившись столько времени с ним в попытках вернуть все, как было. А Нандор, наверное, все же увидел в нем друга. Но стоит ли эта дружба того, чтобы продолжать жить, как будто ничего не случилось? Скорее всего, он дал бы положительный ответ на этот вопрос. Остался рядом с вампирами, не заметив, как пролетит вся его жизнь, и он умрет от старости у Нандора на руках. Или до тех пор, пока тот не найдет себе новое развлечение. В конце концов, Нандор никогда не отличался постоянством.
Гильермо чувствовал, что не сможет уйти навсегда. Наверное, только если Нандор собственноручно его выгонит. Глупо, но его гордость и самоуверенность в конечном итоге всегда разбивалась об умоляющий взгляд Хозяина. Столько лет Гильермо делал все ради него, и, если это изменится, он перестанет быть самим собой. Но кто он теперь? Уже давно не фамильяр, больше не телохранитель, спасибо что и не шафер, да простит его за все Марва. Охотник на вампиров, непонятно зачем живущий с этими самыми вампирами? Просто друг, почти что член семьи? Или запутавшийся в себе человек, у которого нет сил что-то менять после разочарования в главной мечте всей жизни?
Он перевернулся на другой бок и увидел портрет из глиттера. Пусть сейчас Гильермо не чувствовал в себе сильного желания быть вампиром, он очень хотел бы быть рядом с Нандором, как на этой картине. И неважно, сколько это будет длиться, семьдесят лет, или бесконечность.
Уткнувшись в подушку, Гильермо закричал от безысходности.
***
Кажется, через несколько дней к нему заглянул Нандор. Гильермо понял это, еще когда тот подходил к каморке. За столько лет Гильермо научился определять своих вампиров по шороху их шагов. Надя любила каблуки, часто высокие, поэтому ее приближение было легко определить. Лазло предпочитал ботинки с небольшой платформой, потому что, как думал Гильермо, тот немного стеснялся своего роста. Лазло чаще всего находился где-то рядом с Надей, и их поступь переплеталась в причудливое постукивание. Колин Робинсон, вроде носил самую обычную обувь, но при ходьбе все равно издавал странные раздражающие звуки. Нандор обычно был в сапогах, словно всегда готовый сменить свои роскошные шубы на доспехи и отправиться расправляться с человечеством. Он двигался очень тихо и изящно. Как настоящий вампир, как Арман. Гильермо хотел бы таким быть, а не носиться по дому как угорелый, чтобы успеть все за день и не сносить собой периодически всякие древние вазы.
— Гильермо?
Гильермо уже обратил свой взгляд на Нандора. Выглядел он не очень. Кажется, так и не поменял свое облачение с
того дня, да и не ел совсем. Щеки осунулись, глаза немного ввалились, а волосы собраны в неумелый хвост. А он спал вообще?..
— Да, Нандор. У тебя все хорошо?
Нандор нелепо улыбнулся, смотря куда-то в пол.
— Конечно, все пуки-чаки! Ты тоже неплохо держишься, тебе идет эта борода.
Гильермо удивленно провел рукой по лицу. Он и забыл, что после церемонии у него сильно отросли волосы. Да и пахнет от него, наверное, не очень, за столько времени у него просто не было сил добраться до ванной. Ему вдруг стало безумно стыдно за себя, но деваться было некуда.
Повисла неловкая тишина. Нандор кашлянул и заговорил:
— Гильермо, я дал тебе время, чтобы раздумать все твои серьезные мысли. Я тоже много размышлял в последние несколько недель и пришел к определенным выводам. Теперь нам нужно ими обменяться.
Гильермо поднялся с кровати и начал собираться.
— Хорошо, я сейчас приду в зал.
Нандор остановил его.
— Нет, мы пойдем на пляж.
— Но зачем?
— Я так хочу.
***
Уже очень давно Гильермо не ходил на пляж. У него просто не было времени на это. Да и откуда его взять, когда нужно постоянно приводить дом в порядок: протирать пыль, чинить лестницы, закапывать мертвые тела. Заодно, успевать следить за самими вампирами, чтобы их никто не убил, или они не сделали это ненароком самостоятельно. Даже несмотря на один выходной в неделю, который у Гильермо появился с некоторых пор, его он обычно проводил у себя в комнате, залипая в компьютер, или ездил к матери. Кажется, он ходил на пляж в Лондоне вместе с Фрэдди… Но это было словно в другой жизни.
Ночью на Статен-Айлендском пляже все выглядело особенно красиво. Сегодня взошла полная луна, серебристым отблеском отражаясь в морских волнах. А где-то вдалеке — огни Нью-Йорка и суета городской жизни. Здесь же — ни души, лишь легкий шум прибоя.
Гильермо украдкой посмотрел на Нандора. Тот сидел рядом почти неподвижно, и только вертел пальцами массивные кольца на руках. Нервничает, значит, и не знает, как начать разговор.
— Так о чем ты хотел поговорить со мной, Нандор?
Нандор выдохнул и ответил:
— Скажи мне, мой дорогой Гильермо, когда ты собираешься уходить?
Гильермо опешил. С чего Нандор взял, что он
собирается покидать вампирский особняк?..
— Ты меня выгоняешь? — с этими словами Гильермо резко повернулся к Нандору, ожидая увидеть там насмешку. Но в его глазах была печаль.
— Если бы я сказал, что ненавижу тебя, ты ушел бы прямо сейчас?
Гильермо попытался разрядить обстановку и легонько толкнул Нандора в плечо:
— Что за чушь, Нандор! Я же знаю, что ты врешь, просто не понимаю, зачем. С тобой точно все нормально?
— Если бы я сказал, что люблю тебя, каков бы был твой ответ?
Гильермо дернулся от этих слов и торопливо заговорил:
— Господи, Нандор, — тот зашипел, — ты под кайфом? Выпил кровь каких-то наркоманов и теперь говоришь невесть что?
Нандор глубоко втянул в себя воздух, который ему, очевидно, не требовался, и поправляя несуществующие складки на его плаще, ответил:
— Я ведь не просто так сказал тебе, что много думал в последнее время. Наверное, даже больше, чем в последние пару столетий. За прошедший год я прочел много книг, «психологичных», — он поднял указательный палец вверх, — между прочим! После разлада с моей дорогой Марвой, она же Фрэдди, — Гильермо поморщился, — я пытался понять, почему у меня все идет не так. И меня никто не любит. Все эти умные книги сказали, что это нормально, хотеть любви. Что каждый из нас достаточен и достоин ее. Но не каждый готов принять нас такими, какие мы есть, и полюбить в ответ. Вот я и решил, предложить ее тебе.
Гильермо неуверенно хмыкнул и возразил:
— Ты сказал так, потому что рядом нет никого другого?
Нандор отвернулся, и стал перебирать кольца еще быстрее. Да уж, наверное, это была резковатая реплика, но Гильермо все еще не очень понимал, что происходит.
— Нет, Гильермо, потому что я так чувствую. Я всегда слишком полагался на тебя, как на своего фамильяра, — Гильермо попытался возразить, но Нандор одернул его, — подожди, дай мне договорить, фамильяра, телохранителя, друга, зачем давать имена, в конце концов. Раньше я часто спрашивал тебя, что я чувствую, и ты всегда отвечал правильно. А теперь, — он грозно посмотрел на Гильермо, — я сам даю тебе ответ, и ты мне не веришь?!
Гильермо ощутил, как слезы катятся по его щекам. Он зло утер их и парировал:
— Но почему сейчас, Нандор? Я ждал этих слов чертовы тринадцать лет, а ты вдруг что-то понял сейчас, после всех этих твоих волшебных книжек? Тринадцать лет рабского поклонения, постоянного унижения, бесконечного избегания, ты хочешь стереть простыми фразами о своих чувствах? Это так не работает!
— Значит ли это, что твой ответ нет? — Нандор осторожно взял руки Гильермо в свои и погладил их. Гильермо завороженно посмотрел на холодные ладони Нандора, накрывшие его собственные. Ему все еще казалось, что это его бредовый сон, и он сейчас очнется в своей каморке, а рядом будет стоять уже остывшая еда, принесенная Лазло.
— Подожди, Нандор, я... не знаю. Я в последние несколько недель обдумывал совсем другое, мне нужно собраться. Так как… объясни, ты пришел к таким выводам?
Не сбавляя тона, Нандор выпалил:
— Я понял, что ты можешь умереть. Когда Барон почти убил тебя.
Гильермо грустно улыбнулся.
— Мы все когда-нибудь умрем, Нандор. Возможно, даже ты, через тысячу, другую лет.
— А ты, можешь умереть завтра! — судорожно ответил Нандор, — и тогда я точно останусь совсем один! Я больше не смогу так жить, зная, что может быть по-другому! Кто будет нежно расчесывать мне волосы, и делать ванну с разноцветной пеной, как я люблю? Кто будет рассказывать мне истории на ночь, чтобы мне лучше спалось безо всяких кошмаров? Кто будет меня утешать, после стычки с Лазло, после очередного провала в Совете? И после, — его голос немного затих, — погибших паучков, которых кто-то сметет с потолка, но не ты?
— Ну же, Нандор, — Гильермо подвинулся к нему ближе и аккуратно положил руку на плечо. Ему
всегда хотелось обнять Нандора, но он все еще не чувствовал, что момент сейчас подходящий, — Завтра я точно не умру, клянусь. И в ближайшее время точно не собираюсь. Просто мне, — он тяжело вздохнул, — нужно понять, что делать теперь со своей жизнью, после того как я столько времени потратил на мечту о вампиризме, а теперь вроде как уже не хочу.
Нандор понуро качнул головой в ответ.
— Я всегда предполагал, что ты просто не создан быть вампиром. Поэтому и не обращал тебя. Не только поэтому, еще я боялся, — он сглотнул, медля с ответом, — что ты уйдешь. Какой смысл тебе оставаться в старом особняке на Статен-Айленде, когда впереди тебя ждет целый мир. Я был готов сделать тебя вампиром на мой родине в Аль-Колнодаре, однако ты не явился. Да, — Гильермо попытался было возразить, но Нандор прервал его, — Лазло отправил тебя вместе с Надей в Лондон, и за целый год ты даже не попытался меня найти. А я ведь тебя ждал. Но, сейчас совсем не об этом. Оказалось, я просто был прав в своем предположении с самого начала. Все-таки, — он горько усмехнулся, — я правда знаю тебя лучше, чем ты сам.
— Послушай, — Гильермо склонился к нему, стараясь смотреть прямо в глаза, — люди способны меняться. Сейчас я в полном раздрае, но через десять-пятнадцать лет могу вернуться к этой мысли. Пока моя человеческая семья жива, пока я все еще молод… Может быть, я все же хочу попутешествовать с тобой по миру, поесть вкусной еды и вдоволь нагуляться под солнцем. А потом, когда мы будем почти одного возраста, — Нандор кинул на него недоуменный взгляд, и Гильермо извиняющимся тоном продолжил: — ну, чисто внешне… Тогда ты и сделаешь меня вампиром! И все будет по-другому, как надо. Пусть на реке Тигр, чтобы у нас была общая земля предков, здесь, на Статен-Айленде, где мы с тобой познакомились, или может вообще в Мексике, ведь там мои корни.
Но Нандор перебил его.
— Гильермо, ты сам сказал, что потратил много времени. Для вас, людей, тринадцать лет — это, конечно, очень много. Зачем ты будешь тратить еще столько же, если не больше? Ты ведь теперь свободен. Ты больше не фамильяр, и не телохранитель. Разумеется, я не хотел бы этого, но ты волен уйти. Ты можешь зажить нормальной жизнью, как Бенджи. У меня не получится стереть тебе память, но мы что-нибудь придумаем. Найдешь себе кого-то получше Фредди, заведешь детей, может быть, вернешься в Панеру и будешь печь свои булочки, ты когда-то говорил, что тебе это нравилось.
Гильермо ожесточенно остановил этот поток слов:
— Зачем, зачем ты мне предлагаешь все это после того, как сам только что признался в любви?
— Я пытаюсь быть тебе другом, но, может, мне нужно сдаться. Я знаю, что не всегда хорошо с тобой обращался, но правда, хочу для тебя лучшей жизни. Раз ты сам отказался от вампиризма, мой долг вернуть тебя в нормальную жизнь, как твоего Хозяина. Пусть это будет мой последний приказ.
Гильермо покачал головой.
— И все же, я тебя не понимаю. Были моменты, когда я действительно хотел уйти. Особенно год назад, после Лондона. Я научился жить без тебя, встретил Фрэдди. И ты, вроде как, собирался жениться. Мне показалось, что нам лучше будет порознь. Что ты, вместе с Марвой и помощью Джина, сможешь прожить без меня. Что мы оба просто двинемся дальше и, — Гильермо смахнул непрошенные слезы и продолжил: — все забудем. Наше путешествие по миру, о котором я так мечтал, мое обращение на твой родине. Да и вообще, все мои обиды, когда я чувствовал себя лишним и ненужным на Статен-Айленде. Особенно раньше, лет десять назад. Одного твоего гневного взгляда было достаточно, чтобы повергнуть меня в отчаяние. А сейчас… Я просто не знаю, что и сказать.
Нандор вдруг резко встал и, отвернувшись, надолго замолчал. Гильермо, положив руки на колени, смотрел на него и думал. Наверное, 19-летний Гильермо сейчас был бы в восторге от того, что мужчина его мечты признается ему в любви. Но он-же взрослый — сомневался. Нандор никогда не говорил о своих чувствах, всегда увиливал и отстранялся от него, пусть иногда признавая свои ошибки. Может ли быть, что более тесное общение Лазло и Гильермо заставило Нандора ревновать? И он правда летал в космос, чтобы просто впечатлить Гильермо? А как Нандор защищал его от Барона в последний раз…
Продолжая смотреть куда-то вдаль, Нандор заговорил:
— Я очень устал, Гильермо. Мне кажется, я слишком долго подавлял свои чувства, и теперь они будто сжигают меня изнутри, словно вместо сердца пылает солнце, — он повернулся к Гильермо и продолжил: — Я не хочу обременять тебя, просто хотел высказать все перед тем, как ты уйдешь. И попросить прощения.
Нандор двинулся к морю и начал раздеваться. Гильермо крикнул ему вслед:
— Что ты делаешь?
Нандор обернулся и грустно улыбнулся ему.
— Поплаваешь со мной, Гильермо?
Гильермо не успел ответить, увидев, что Нандор уже нырнул в воду и начал стремительно отдаляться от берега. Гильермо не умел быстро плавать, поэтому скинув только верхнюю одежду, заторопился за ним. Очутившись в холодной воде, Гильермо вскинул голову и ужаснулся. За столько лет, прожитых ночной жизнью, он научился определять время суток по луне. Сегодня полнолуние, и луна уже двигалась к горизонту, а значит, скоро рассвет. Гильермо тревожно озирался, пытаясь найти Нандора. Заметив силуэт вдалеке, он крикнул:
— Нандор! Что происходит? Скоро взойдет солнце, нам пора возвращаться!
На удивление, он услышал приглушенный голос Нандора, хоть тот и находился в нескольких километрах от него.
— Уходи, Гильермо! Так будет проще! Я правда очень устал! Быть одному столько лет просто невыносимо! — его голос начал отдаляться, и Гильермо бросился за ним. Он никогда не был хорошим пловцом, но годы работы фамильяром закалили его, и таскания тяжелых тел вкупе с всаживанием осиных колов сделали свое дело. Гильермо взмолился всем возможным Богам и устремился к Нандору. Кажется, тот решил не плыть дальше.
Гильермо казалось, что он преодолел несколько километров минут за пять, но на самом деле прошло не менее тридцати минут, если не больше. Небо уже начинало светлеть, хоть солнца еще и не было видно.
Нандор покачивался на волнах, закрыв глаза. Он выглядел очень умиротворенным и отрешенным, уже готовясь к своей участи. Гильермо, как мог, заслонил его своим телом и закричал:
— Нандор, ты чертов идиот! Думаешь, если ты умрешь, всем нам легче будет? После тринадцати лет моей безответной любви я увижу, как ты сгоришь на солнце и заживу, будто ничего не произошло?!
Нандор удивленно ответил:
— Так ты все же любишь меня?
Гильермо остервенело впился в него губами. Он чувствовал, как клыки Нандора царапают его, но ему было абсолютно все равно. Нандор отвечал ему, но целовал его нежно и даже немного несмело. Резко прервав поцелуй, Гильермо заговорил:
— Быстро, Нандор, быстро! Солнце взойдет где-то через полчаса, но первые лучи будут уже совсем скоро! Нам нужно выбраться из воды и добраться до моей машины. А дома, — он провел ладонью по мокрым волосам Нандора и продолжил: — мы все нормально спокойно еще раз проговорим. Без, — он погрозил пальцем, — истерик.
Нандор умиротворенно кивнул, и ухватив Гильермо за подмышки, полетел, прижимаясь к толще воды. Почти моментально оказавшись на суше, Гильермо выдохнул и уткнулся в Нандора. Он все еще тяжело дышал и пытался осознать, что сейчас произошло.
Нандор улыбнулся и погладил его по спине.
— Ну-ну, Гильермо. Все хорошо. Сейчас я превращусь в летучую мышь, ты спрячешь меня где-нибудь в кармашке, и мы спокойно доедем до дома. А вообще, — он взял его голову в руки и внимательно посмотрел на Гильермо, — тебе надо было сразу сказать. Еще тогда, в Панере. Я бы занялся с тобой сексом прямо там, на улице, а потом обратил бы в вампира.
Гильермо засмеялся и прижавшись к его ладони добавил:
— Мне кажется, я совсем не подхожу на роль Лазло.
— Что ж, Надя из меня тоже совсем никакая. Я ведь намного круче.
