Крампус

Люцифер не умеет мечтать. Возможно, когда-то раньше. Сейчас он весьма прагматичен. Мечты именует планами и не дает им отклоняться от реальности больше предельно-допустимого для него. Мечты глупы, надежды бессмысленны, и, усвоив этот урок, он сделал все, чтобы отучить себя от этого. В клетке это спасало. Спасали планы и расчет. Мечты сводили с ума. Ему интересно, чем занимался Сэм, пока был внизу, и, повернув голову, он хочет этот интерес утолить. Видит бледность, синяки под глазами и синюшность губ. Смотрит на неровно вздымающуюся грудную клетку, испарину и походку зомби. Решает, что сможет расспросить потом. От его руки на спине, Сэм вздрагивает, и оглядывается по сторонам, и кажется, что тот не особо понимает, где он. Идет механически. То ли мертвый, то ли живой. «Габриэль», — намеренно мысленно обращается Люцифер: «Когда выйдем за реку, Аид кончится. Он умрет без помощи. Вылечи его сразу же, если я буду занят». Брат слышимо фыркает, оглядывается на них, пока притормозивший из-за отвлекающего фактора Сэм пытается переступить затопленный участок. Габриэль кивает. Болото становится глубже. То, что не казалось проблемой, когда их было двое, сейчас становится сильно заметным изъяном пути. Сэм панически оглядывает воду вокруг, не видя, что под поверхностью, и когда Люцифер берет его под локоть, ощутимо вздрагивает снова. — Я вижу, — обещает дьявол лаконично, и только тогда Сэм продолжает идти. Ему интересно, что в голове охотника. Интересно, что в мыслях, которые больше не считаются мыслями живого. Интересно, что он чувствует, когда вдыхает этот воздух, и насколько ему больно, когда делает шаг. Люцифер знает, что у него будет время спросить, и повторять вопрос, пока тот не ответит. Он как наяву видит ад, в котором сможет устроить небольшое подобие земли, чтобы сосуд был в безопасности с ним, при этом ничего не теряя. Дьявол придумает что-то лучше бесконечных полей асфоделя, болот и гор. Он создаст закат над пропастью, если Сэм захочет. Воссоздаст для него Эдем. Фантазии глупы, мечты бесполезны, надежды пусты. Но Сэм криво улыбается ему и благодарно кивает, когда получается его придержать, и Люцифер строит воздушные замки. *** Сэм чувствует, что не справляется. Местность, наконец-то, довольно ровная, но стоит исчезнуть страхующей его руке, он едва не опускается на колени. Река впереди вызывает удушливую панику. Что-то внутри уверенно, что, если он пересечет ее — он мертвец, и, утопая в этих мыслях, он не сразу замечает изменение. Взгляд выхватывает Дина по ту сторону реки, и это значит, ему туда надо. Это значит, что это правда путь домой. Но страх не уходит. До зубовного скрежета доводит вдруг начинающая ворочаться в грудной клетке боль. По поводу реки плохое предчувствие. — Уведи его, — вдруг коротко приказывает Люцифер. Смена хватки воспринимается болезненно, как и пальцы Габриэля на противоположном от Люцифера плече. Он не понимает. Дьявол бросает странный взгляд перед тем, как отвернуться. В гробовой тишине Сэм разбирает чужую поступь и лошадиное ржание в отдалении. В тумане, неожиданно опустившимся, он не может разглядеть Люцифера, отошедшего метра на три. Габриэль тянет его вдаль уверенно и больно. — Люцифер?.. — Хренею с вас, Винчестеров. Только что вроде клялись в ненависти до гроба, а теперь взгляните-ка, сам дохлый, но зато «Люцифер», — Габриэль передразнивает его вопросительную интонацию. Неприятно. Но по большому счету важно лишь, чтобы все выбрались живыми. Он и сам не понимает, когда вдруг стал оборачиваться в его поисках. Он не знает, сколько они шли. Но Люцифер находился всегда. Сэм слышит топот копыт, из-за которого Габриэль его пришпоривает. Ноги почему-то немеют. Неожиданно туман кончается, будто он проходит стену, которой тот и выглядит, если смотреть снаружи. Дин по другую сторону реки машет рукой, и кидается к ним, и вдруг, словно опомнившись, орет: — Сейчас?! — Нет, лет через сто! — рычит Габриэль в ответ, и Дин, хватая его мертвое тело, тащит то к склону реки. Сердце, стучащее благодаря Люциферу, заходится в ужасе. Сэм чувствует это. Чувствует границу, которую не может перейти мертвец вроде него. Кажется, река поглотит его с концами. Кажется, не будет больше ничего, а он станет вечным рабом Аида. — Я не могу, — отступает он, с ужасом глядя на обычное бревно над обычной речкой. — Можешь и поползешь! — архангел подталкивает, и выбора нет, но ноги отказываются ступать на бревно. Голова кружится. В груди больно так, что кажется, будто он переживает сердечный приступ. С громким бульканьем падает его тело, поглощенное водой. Речка кажется мелкой, но ее черные воды бездонны и поглощают любой намек на труп. Легче не становится. Габриэль толкает в спину. Сзади раздается грохот, привлекая внимание, и огромный столб света, и разлетающийся по округе гул, он слышит и видит со своего места. Через призму влаги столб кажется размытым, и это похоже на солнце, которое вдруг приземлилось посреди болот. *** Дьявол идет медленно. Не особо разбирает что-то в застилающем глаза тумане и быстро узнает ворожбу одного из божков. Ухмыляется. Было бы веселее, не будь его сосуд за его спиной. Сейчас не до смеха, и он может предложить им лишь бой насмерть. Очертания четырех черных лошадей Аида он разбирает издали. Они бредут, не касаясь травы и цветов, и это лишь выглядит медленным. Люцифер знает, как быстр тот в деле. Призрачные подковы не ранят ни единого цветка, не оставляют следов, толкая черно-серебристую колесницу. Люцифер чувствует даже незримое. Он чувствует армию мертвых. Чувствует скипетр, правящий этой бездной, и шлем, наделяющий врага силами. И отмечает между прочим, что греческие боги устроились для их уровня слишком хорошо. Дьявол позволяет своим глазам медленно разгораться, и те тлеют как угли в тумане. Как давно забытый и почти угасший костер. Большего ему не нужно. Он готов рвать их так. От крыльев тянется вокруг мягкий свет. Он сам — единственный источник собственной силы в этом месте, но его благодать почти бесконечна, и сил ему хватает. Набирает обороты кружащая вокруг энергия, постепенно выходя за пределы сосуда. К счастью, в этом мире сосуд не является для него источником силы. Сэм — мог бы, но не Ник. Не будучи проводником, он не страдает, и Люциферу больше не нужно сдерживаться. Улыбка становится шире, зрение рассеивается, покрывая площадь, и он видит все с высоты полета. Сам себя, с сияющими глазами, и армию мелких бесов-мертвецов, почти ползущих по болотистой земле. Он делает шаг, и серебристая энергия рассыпается вокруг молниями, кружит вокруг него в урагане серебра и теней, гудит во все стороны, сотрясая землю. Раскрытые, наконец, крылья, уже не подвержены ни туманам Хель, ни мороку, сотканному из Тьмы, где-то высоко над ними. Люцифер чувствует себя вихрем света и этим вихрем становится. Поднимается едва ли не до горного хрусталя, отделяющего космос. Эшелон армии живых, принадлежащих Аресу, и мертвых, стоящих за Аидом, сметает в секунды, и подобно земным червям воины с големами вперемежку лезут из земли. От понимания, что за спиной — не Ад и не вход в клетку, а что-то значимое, что-то ценное, что-то, что стоит защищать отдельно от себя, не по себе. Бой ощущается иначе. Иначе трепещут крылья. Иначе гудят небеса. И кажется, что даже не идеальный сосуд не ограничивает силу так значительно, как мог бы. Люцифер быстро списывает все на Аид, уничтожая и вторую волну армий нежити. Полыхает звездой не в небе, но на земле, зная, что Габриэль заглушит для Сэма звуки. Скроет его свет. Нить внимания ведет к сосуду, и он абсолютно не ждет, что тот потянет в ответ. Но Сэм смотрит. Не укрытый Габриэлем, не оглушенный никакими преградами, не напуганный светом. Что-то меняется. Сбываются воздушные замки, в которые он красит туман вокруг. Сэм смотрит на него как на Солнце, и солнце вступает в бой. *** Габриэль хватает его за шкирку. Уши почему-то не закладывает. Благодать Люцифера льется по сторонам, и это больше не причиняет боли. Он чувствует, как вибрирует земля от его мощи, но не может испугаться. Становится не по себе лишь тогда, когда архангел хватает его, словно котенка и тащит на бревно. Страх приходит, когда скользят по влажной древесине ноги. До одури душит, когда под ногами уже оказывается вода, а в груди боль превращается в пожар. Сэм глотает воздух, как выброшенная на берег рыба. С началом боя тот приобретает сейчас тошнотворный запах жженного сахара. — Габриэль… — умоляет он. Тот словно не видит. Словно не понимает, что происходит. Охотнику кажется, что сам он сейчас все понимает прекрасно. Он умирает. Не в Аид, не куда-то, по-настоящему, окончательно. Река тянет вниз. Уносит по кускам все, что делает его собой. Свет Люцифер кажется единственной нитью, связывающей с жизнью. Единственным источником сияния. Но внезапно под ногами вспыхивает новый живой огонь. Давление не исчезает, но слабеет, когда Габриэль с криком боли, отшатывается, заодно оттаскивая его назад, и хлопает свои пламенеющие пальцы. Взгляд скользит по нему сперва с облегчением, но после — с ужасом. От реки, насколько видно глаз, вздымается пламя, создавая эффект оранжевого заката. Свет словно скапывает в реку, хотя поднимается из нее, и кружащая пляска языков пламени ласкает берег. — Сэмми! — крик Дина с другой стороны приводит в чувство, и Сэм понимает кристально четко: дороги больше нет. *** Пламень отвлекает на секунду. Люцифер с неверием смотрит на поднимающийся над рекой костер, и, хотя он знал о такой возможности, в полной мере подготовиться к тому, что Сэм будет на этой стороне, не мог. Габриэль мнется у реки, на этой стороне, и Сэм без него не перейдет. Ярость охватывает быстро, как огонь реку. Свет вокруг начинает жечь, и асфодели гибнут, роняя уже черные лепестки на землю. Сила простирается так далеко, сколько хватает глаз, и от болот поднимается жженый запах. Шаг, опускаясь на землю, колеблет воду во всех реках мерзкого мирка, и выкорчевывает ивы до самой тропы мертвых. Аид кричит. Дьявол лишь надеется, что, как положено по легендам, тот чувствует настоящую боль от уродующей его мир силы. — Как ты посмел испортить… — шепчет он едва слышно, пока Арес хватается за меч. — Было бы что портить, — с усмешкой откликается дьявол, занимая сейчас места ровно столько, сколько может, не потеряв связь с Ником, и не сжигая его до пепла. Язвы покрывают не его тело — они остаются на земле под ним. Арес бросается вперед. Люцифер чувствует Хель на страже ограничивающего силы тумана, но это ничего им не даст. Меч режет руку до крови, и капли, падая на землю, проедают в ней дыры. Вместе с тем кровь оплавляет меч. Схватив Ареса за челюсть, Люцифер отпускает силу течь, заливать того изнутри, и наблюдает, как окисляется кожа, мясо и кости до момента, когда вся челюсть осыпается в руках. Аид наносит удар посохом, и это больно, но крылья стряхивают тьму. Рыдающий от боли бог войны вызывает смех, от которого трескается небо, и он чувствует, как просыпаются запертые в этой темнице души, сразу же устремляясь вверх. *** — Габриэль… — Ползи, — приказывает архангел обеспокоенно. — Сэм, ты должен уходить. Осторожно, потихоньку, доползи до того края, мы поможем. — Как вы выйдете?.. — Придумаем что-нибудь, — обещает Габриэль. — Я помогу ему. Мы отнимем… В общем, отсюда есть другие ходы, особенно для нас. Давай, осторожно. Я не могу. Стоять! — орет он вдруг оглушительно, и Сэм смотрит на Дина, уже ступившего на бревно с другой стороны. — Если окажешься над рекой, умрешь в секунду! — предупреждает Габриэль. Дин мечется. Отступает. — Отойди, и стой там. Двоих мы вытащить не сможем! — Я же должен… — Хоть один сраный раз придержись плана! — вопит Габриэль, Дин сжимает кулаки, и это почти забавно. Но в груди больно, он не дойдет, не доберется, не доползет. Люцифер сражается сзади за шанс для него, для них, не зная, что шанса нет. — Ваши планы — всегда говно! — надрывается брат. — Если нарушишь этот, я сделаю книгу жалоб из твоей кожи! Сэм шатается, ступая на дерево и делает первый шаг. Стоит оказаться над водой, как от боли в груди из глаз сыплются искры. *** — Люцифер! — голос Габриэля приводит в чувство в ту секунду, когда он с упоением крутит руку объявившегося Зевса против часовой стрелки. После Посейдона он кажется сильным, но только до того момента, как молнии становится нечем пускать. — Перенеси его отсюда! — требует он, сверкая глазами, но брат отступает, абсолютно не впечатленный. В руке болтается рука. — Я не долечу и до середины! — шепчет Габриэль, указывая куда-то в сторону реки. Люцифер смотрит. Чувствует боль сосуда, его страдание, предсмертную агонию. Ощущает, как тот напуган, и передергивает плечами от неестественно сильной эмоции. Сэм ползет по бревну. Задыхается, похоже, почти не соображает от боли, все понимает, но все еще перемещается по проклятому бревну прямо над огнем. На это больно смотреть. Взгляд отвести невозможно. — Надо потушить пламя. Сейчас, — Люцифер бросает взгляд на Аида. Его скипетр и его шлем — что-то из этого или вместе — ключ к спасению. К скипетру сходятся многочисленные нити. Все здесь завязано на нем, вплоть до псов у ворот. Вплоть до завесы и самой возможности этого места вмещать души и похищать их свет. — Скипетр, — командует он, прижимая Зевса ногой. За Аидом собирается армия из богов, и шансов сделать это быстро, почти нет, но они архангелы. Их двое. Жалкие полулюди не способны причинить им реальный вред. Дин зовет брата по имени, заставляя обернуться, и ступает на бревно. Сэм сидит, цепляясь в него пальцами. Задыхается. Свешивает ноги к языкам пламени. Сэм умирает. Падение в реку не конец — он знает. Лишь начало нового круга в этом мире, мире, который он выжжет первым, даже перед землей. Связывающую их нить снова тянут с той стороны. Сэм не просит о помощи и не рассчитывает на нее. Пытается обернуться. Просто узнать, что происходит, будто на смертном одре это для него все еще важно. — Иди, — шепчет брат. — Отвлеку, — и кричит, намного громче нужного. — Давно не виделись, дохляк! Где же наша дама? Во время боя туман тут уже ослаб, а купол растрескался достаточно, чтобы вернуть часть сил. Крылья срывают к пламени, тут же объединяясь с ним, охваченные его огнем. Боль жуткая, и если в прошлый раз Сэм был виноват, то сейчас он — лишь невольный наблюдатель. Лишь причина, по которой непрошенная жертва принесена. Люцифер хватает его за живот, и в мгновение оказывается на противоположном берегу. Огонь поднимается выше. До самых кончиков крыльев. Захлестывает сосуд, доводя до беспамятства. Это пламя — пламя из огненных рек Египта — жжет в разы больнее и вредоноснее. Но выхода нет. Сэм падает на спину, прямо ему под ноги. Нет лишней минуты, чтобы слетать на небеса. Охотника не морозит — трясет. Благодать, пусть и нужная самому, легко покидает тело сквозь прижатую к его груди руку. Хотя бы сейчас между ними нет границ. Сэм задыхается, смотрит — без ужаса — на него, перепачканного кровью, на пронзенные тенями крылья за его спиной. Будто не слышит гул, который бьет по ушам даже самому Люциферу. И лишь когда дьявола обнимает пламя, испуганно распахивает глаза. Остается надеяться, что того, что он успел, хватает. *** — Сэм! Сэм! — Дин подбегает к нему и дергает наверх. Сэм пытается подняться. С усилиями брата легче. Огонь все еще горит в реке, и это значит, что Люцифер пересек пламя. Сэм озирается. Мертвого ангела нет, разумеется, но есть пустое место рядом. Уверенность, что святое масло архангела не убьет, заставляет выдохнуть с облегчением. Он не может вспомнить ни причин ненависти, ни желания победы. Прямо сейчас на месте, где была война, пусто. Сердце ровно бьется в груди, и он уверен, что это только благодаря врагу, которого убивать теперь совсем не хочется. — Пошли! Давай, — настаивает Дин. Сэм видит, как Аид бьет Габриэля по лицу, и делает шаг назад. — Сэмми, это план, — вдруг ошарашивает Дин. — Нам надо бежать. Их тут не убьют во всяком случае. Аид поднимает свой скипетр, нанося удар, пока Зевс своей оставшейся рукой сдерживает Габриэля, и в одном Дин прав. Надо бежать. Потому что Габриэля они изгонят, а их убьют, и все начнется с начала. Но картина заставляет застыть. Дин тащит так упорно, что приходится поддаться, и через минуту нелепо громадные камни отделяют от реки. Коридоры что-то напоминают. Сэму кажется, что Аид ему приснился. Он концентрируется на происходящем и начинает проговаривать, откуда пришел, словно пытается запомнить сон. — Сэмми? — Люцифер спас меня? — вопрос ложится на язык быстро, потому что именно этот момент он пытается проиграть сейчас. И от последнего, от обратного двигаться назад. — Что? — переспрашивает Дин. — Ну, да, он же типа сосуд доставал. Давай. Даже если боги нас не догонят, найдет дьявол. Надо идти, надо спрятаться. — Зачем? — переспрашивает Сэм. В голове серебристо-черные крылья. Всю память заполняет чужая благодать. — Чтобы дьявол не нашел нас, Сэм, — поясняет Дин уже чуть более сердито, и тащит. — И чтобы не догнал Аид. Ты что последнее помнишь? Сэм прислоняет руку к груди. Туда, где жжется кожа. Приподнимает лохмотья, которые, похоже, раздают в подземном мире всем желающим, и указывает на красный рубец в форме руки ангела, спасшего ему жизнь. Дин смотрит на него странно. Недоверчиво. Почти враждебно. — Сэмми… — он покачивает головой. — Ладно, мы разберемся потом. Давай. Двигаемся. Сэм одергивает рубашку, но еще какое-то время держит руку поверх следа. *** Люцифер старается не выглядеть слишком недовольным, когда вываливается посреди Эдема, куда ему ну просто никак нельзя. Проходится вокруг взглядом, обращая внимание на то, насколько сад стал убог и тускл. Словно не сад, а памятник сада, увековеченного ради славы его отца, лицо которого стерлось даже из его безупречной памяти. — Брат. Дьявол закатывает глаза и копируя вежливые бездушные интонации отвечает: — Брат. — Это второй раз за день. Что ты задумал? То, что не прошло и дня, действительно удивляет. На подозрения Михаила глубоко плевать. Люцифер похлопывает никак не желающий потухать рукав. Пламень уже отпустил крылья, и он может вернуться к Сэму. Вот только что-то подсказывает, что с Габриэлем, когда он неминуемо залетит сюда, так вежливы не будут. — Как всегда, ничего хорошего, — тянет он время. Где-то там внизу Сэм. И назад нужно срочно. Но Михаил — не Аид. Ему есть чем убить Габриэля, если захочет. — Это не игра, Люцифер… — Разве? Я думал, мы должны играть, — он подчеркивает это слово, — свои роли. — Не тебе осуждать план отцовский. Ты отлучен от небес, ты не имеешь право, как и никакой предатель… Гул заставляет его замолчать, и через пару мгновений с громким хлопком и грохотом, здесь же приземляется Габриэль, основательно уродуя памятник отцовского сада. — Знаешь, ты прав, не знаю, чем я думал, — поддерживает Люцифер, прогулочным шагом удаляясь от застывшего Михаила. — Мы уже уходим. Габриэль поднимается. Нечто черное обвивает его, и в его текущем состоянии, видимо, благодать не скидывает эти мелкие жалкие проклятия в мгновения ока. Вместо его собственной силы, этим занимается Люцифер, которому Габриэль вместо благодарности лишь показывает большой палец. — Что ты делаешь здесь, брат? Как ты посмел вернуться после всего? После всех наших поисков, после твоего преда… — О, Мишель, заткнись, будь душкой, день был охеренно тяжел! — неожиданно бесстрашно рявкает Габриэль. — Три тысячи лет, — скандирует Михаил скорбно. — Лучшие три тысячи лет за всю мою жизнь! Почему-то кажется, что Михаил все же потеряет лицо и начнется бой, и в любой другой момент Люцифер с радостью посмотрел бы. С радостью принял участие. Но сейчас он только хватает брата, утаскивая его вниз. В гуле его крыльев мерещится ругань. *** Сэм чувствует это сразу. Узнает дыхание Аида на своей шкуре. Дергает Дина в бок, впрочем, укрыться в этом коридоре негде. Максимум, прижаться к стене и около нее же умереть. Аид не стоит посреди коридора. Он возвышается. Тени не обрамляют его — они его составляют. Аид смотрит. Улыбается. И под шлемом улыбка кажется жуткой. — Забавно, — заговаривает он. Это не гул. Обычный человеческий голос. Жуть берет не от него, а от памяти о своей смерти, которую Сэм так упорно пытается сохранить. — Столько патетики. А в итоге вы здесь, в наших руках. Теперь оба. — Только подойди к нему, говна кусок, я тебе и голыми руками наваляю, — Дин сжимает ангельский клинок. Аид смотрит на него как на букашку. — Я бог, глупое создание. — А я — естественный отбор. Сэм тянет Дина за рукав, когда кажется, что бог кинется на них. Но в итоге лишь слегка ползут по коридору от него тени. Они с братом отступают синхронно. Но позади, под ногами, уже темно. Тени — это что-то со всех сторон. Сэм вспоминает дорогу мертвых. Приведений. Равнины, до которых не дойти. В горле сжимает от ужаса. — Хватит! — кажется, что голос знаком. Тени сзади опадают. Исчезают. Растворяются. — Персефона, не сейчас. — Сейчас, Аид. Но без них. Девушка вся в белом. Белые длинные локоны, белое греческое платье. Дин пропускает ее скорее от неожиданности, а она открывает дверь, которую они не видели, и Сэм, если честно, уверен, что ее не было. Девушка кажется смутно знакомой снова. — Идите, — говорит она. — Персефона, нет, — Аид наступает, но она лишь бесстрашно, не обращая внимания на тени, кладет ладонь на его грудь. — Хоть раз, сделай, что я прошу. Дверь призывно открыта. Дин молча тянет его к ней. Последнее, что видит Сэм в этих бесконечных коридорах — это то, что Аид отступает.