а он ответит:
«нет что ты, мы просто переросли это.»
Но грусть на дне его темных глаз, и нежелание встречаться с ней взглядами говорит о другом./
И кто бы мог подумать, глядя на них, что когда-то они много разговаривали, вместе смеялись, вместе молчали, вместе кончали. Что, когда-то он нырял холодными руками под ее одежду, целовал глубоко безумно пылко, он отнимал у нее полотенце, когда она выходила из душа и шептал ее имя по слогам и добавлял «ты прекрасна», терся щетиной о молочную кожу, он влюблялся в нее каждый раз, когда она опускалась к его коленям, но глядела в глаза, полностью повинуясь; В конце концов, когда-то он не отвечал на ее смс, и не брал трубки, избегал и забывал, и в какой-то момент она запретила ему любить себя; а потом он был готов писать ей чуть ли не письма, самые длинные на свете, и откладывать их в черный ящик; И вы чертовы ребусы, но уже научились разгадывать друг друга, залезать не только под одежду, но и глубокого под кожу, использовать функцию «копировать-вставить», вы словно роботы, потому что научились всему, но так и не научились разговаривать друг с другом о своих чувствах; да, тут определенно что-то было, и жар, и страсть, и гармония, и спокойствие, но вы точно оба не о высоком и не о большом, и тем проще спускаться с небес каждый раз. И ничто не может быть вечно, тем более вы. Что-то обязательно дает трещину, и один из вас уже давно принимает решение разойтись, но так и не рискнет резануть по живому. Он громко ударит кулаком по стене, оставляю вмятину в сердце, которую не завесишь никакой картиной известного художника, купленной на очередной выставке, куда тебя затащила одна из подруг, потому что «нужно быть в центре событий, ходить на тусовки и светские мероприятия.» Херня. Ничего не нужно. Ты именно тот, кто принял это чертово решение, но никак не может начать действовать. Ночь, когда ты точно решаешься уйти отличается от той ночи, когда ты грозился уйти. Вы просто лежите и все понимаете, никаких упреков, скандалов, просто через пару часов тебя здесь уже не будет. Потому что ты не можешь дать то, что пытается из тебя вытрясти та, что лежит с тобой рядом. Он тихо закрывает за собой дверь, и уходит на цыпочках, не сказав ни слова. Подло, не по мужски и совсем уж неуважительно по отношению к ней. И он знал, что ей будет плохо, знал, что она любит быть жертвой, любит пострадать, несмотря на то, что она очень мудрая. А еще, она очень любит отправлять короткие, многозначительные смс, от которых его бросает в дрожь. Она, как положено законам женской логики, кричит, плачет, зависает в клубах, пьет, и заводит много новых знакомств, среди которых находит, казалось бы, тех самым людей. Но опять все оказываются лишь очередным опытом в ее жизни. Окстись, детка, все свои уже давно рядом. Он закрывает свои раны мнимой броней, бреется налысо, и работает. работает. много работает. и пьет. пьет еще больше и крепче, чем она. Отрывается по полной, берет все от жизни, и теряется в пространстве и запрещенном. Про таких людей, как он, говорят «человек с большим сердцем», потому что в нем, как ни крути, живого все равно остается больше, чем запрещенного. И пусть она никогда не узнает, как тебя лихорадило ночами, и как крыло утром. Но время беспощадно, и теперь новый/очередной шепчет ей милые и пошлые слова на ухо, придерживает за талию, а вы просто трахались по отелям, под косяк, между своими гастролями и съемками, в далеком две тысячи четырнадцатом году. Вы были молоды, честны и с диким желанием попробовать все в этой жизни, без какой-либо уверенности в завтрашнем дне. Счастливые до чертиков. А сейчас осталась лишь эта долбанная тяжесть воздуха, сексуальное напряжение и то, что обычно не произносится вслух. И ему уж очень хочется спросить, уверена ли ты , что этот, новый, искренне носит тебя на руках? Ты уверена, что это не очередной альфонс, которым на тебе просто медом намазано. Для которых твое знаменитое имя звучит как, певица со сделанной грудью и огромным кошельком. И разговор ваш плавно перетекает в обнажение душ. Неловких пауз больше нет. Вы говорите обо всем на свете, обсуждаете всех. Общих знакомых и их драмы, свои гастроли, его нового кота, новые проекты, даже немного затрагиваете политику. Но намеренно стараетесь обходить тему ваших отношений, хотя и ходите по тонкому льду. И она будет твердить «не растрачивай себя по пустякам», зная как много он работает. И она правда переживает, что он может выгореть и снова свернуть не туда. Потому что вместо того, чтобы поехать отдыхать на новогодних каникулах, он помогает людям, он работает во благо и просто издевается над собой. Еще чуть-чуть и до больничной койки не далеко, хотя, ему не привыкать каждые полгода, стабильно; ведь его некому больше спасать, а тебя есть кому? Ты сидишь и строишь из себя советчика, друга, психолога, а он, такой белоснежно терпкий, какой-то просто идеальный, в суперской форме, с прекрасным вкусом, зная, что всего этого завтра уже не будет, тебя не будет рядом, старается смотреть на тебя в этот вечер, не отрываясь, не моргая. И так хочется влюбиться в него заново. Но, кажется, нервы уже не те. А она сидит такая, ну точно образец воплощения женской красоты, с ноткой холодной стали. Сама женственность в этом облегающем длинном черном платье, с соблазнительным вырезом. Мешает лишь кардиган, который она постоянно теребит и кутается, прикрывая грудь. Потому что нет у нее и задней мысли о чем-то недозволенном в отношение него. И в присутствии неё он автоматически становится мужественнее в тысячу раз. Он воспитан так, что знает, первым делом необходимо подать руку девушке. Хотя он никогда не считал себя джентльменом на этом празднике жизни. Но у него вшито в подкорку: если он не подаст руки именно ей, то никогда не простит себя за это. Хотя, о чем речь, если они трахались по отелям, в машинах, в гримерках, на квартирах друзей, везде, где была возможность, так что карточка джентльмена в случае Димы явно аннулирована. — Найди себе хорошую девушку, женись…и живи счастливо, — Не совсем понятно, как они к этому пришли. Но Пелагея произнесла это так просто, словно дважды два. —Не могу, — нахмурился Билан. — Все время думаю о тебе, — Саркастично и наигранно заявил он, сквозь хмурый взгляд. Пелагея засмеялась, поднимая голову вверх. И если бы истерический смех после ваших слов был бы спортом, то вы бы точно заняли все пьедесталы. —Тогда иди к психологу и проработай это, — посоветовала девушка. —Да откуда ж вы все взялись такие проработанные и наполненные? С каких пор у нас все стали ходить по психологам и прорабатывать каждую проблему, как роботы, ей богу. Даже поговорить не с кем. Твердите одно: это психологическая травма, иди к специалисту и прочее. —Уф, уф, успокойся…— Театрально выставила руки перед собой Пелагея, прервав его монолог, — Ты чего взъелся? Я же пошутила, — Она удивлено вскинула брови, не зная на какую точку случайно нажала и как реагировать на это. —Извини, — сам не понял, что на него нашло. —Хотя теперь я думаю, что тебе действительно надо бы сходить к психологу, — В ответ она конечно же получила грозный взгляд и победно улыбнулась. — Знаешь, лучше уж быть одному, чем разводиться по несколько раз, — И он зачем-то на полном серьезе воспринимал каждое ее слово. И между ними точно мог бы случится батл, где победу одержит тот, кто лучше может ударить словом и испытывает при этом колоссальное удовольствие. — Билан, ты просто не умеешь любить. Ты же этот, потенциальный одиночка. — Черт…да как это связано? Хочешь сказать, что ты любила всех за кого выходила замуж? Или хочешь сказать, что если человек любит, то только со штампиком в паспорте? Брак - это же совсем не гарантия в отношениях, хоть и считается высшим апломбом, — И стеклянный стакан уже дрожит от того, как сильно его сжимают.. — Почему ты так говоришь, будто за моими плечами уже браков пятнадцать. Я про то, что если бы ты действительно кого-нибудь по настоящему любил, то даже не задумывался бы об этих глупостях, и не принимал бы чьи-то стороны. Дим, тебе же плевать на всех, кто любит тебя…тебе это нужно лишь для эмоциональных всплесков, чтобы не потухнуть, ну как артисту. А мне это нужно было, потому что я хочу семью, я хочу быть нормальным человеком, желанной и любимой женщиной в конце концов. Ты еще тогда мне дал понять, что это не твое… — Блять, заткнись. — рявкнул мужчина, сильнее сжав кулаки. — Я не буду сейчас об этом говорить. — Прикрыл глаза, понимая, что перегибает палку. — Нет уж, почему мы разбираем только мой психологический портрет? Я знаю какой ты, я видела тебя в разных состояниях, в очень разных…в том числе, я видела тебя настоящим. Ты не любил никого. Страсть, привязанность, желание обеспечивать и владеть - это не то, что называется любовью, Дим. А если говорить про нас, то… — Еще чуть-чуть и я приложу тебя головой к этому…— Оглядел комнату в поиске чего-нибудь достаточно твердого, чтобы причинить боль девушке, которая считает, что может вот так вот просто залезать туда, где для всех вход воспрещен. Она лишь негромко посмеялась и поставила бокал. — Да, дорогой, я помню, что ты любишь пожестче. Билан ухмыльнулся, покачав головой, — Ну какая же ты… —Ну? — расправленные плечи, хитрый взгляд, манящие влажные губы. Она словно рысь, которая готовится напасть на жертву, предугадывая свою победу и его поражение. —Как была сукой, так и осталась. —Ну видишь, я же себе не изменяю. [—А я правильно понял, ты хочешь идеальную семью, как на картинке в дурацком журнале, и именно поэтому подбираешь всякое дерьмо и тащишь в дом? —А тебе действительно настолько плевать с кем и при каких обстоятельствах, что ты уже перетрахался со всеми моими подругами? —Ну они такие же твои подруги, как и мои. И нет, не со всеми. Так ты не ответила..] Никто из них не понимает, в какой момент они стали такими колючими по отношению друг другу. И почему каждый из них норовит задеть самолюбие другого, ударить побольнее, пока еще есть куда больнее. И глядя на его расширенные зрачки, ходящие желваки и полуулыбку, он смахивал на сумасшедшего. Но ничего не мог поделать с тем, что испытывает рядом с ней. Она всегда умело играла на его нервах. — А я ведь хотел тогда сделать тебе предложение, — его взгляд был настолько пронзающим, что ей стало неловко. — Не надо, Дим, это смешно, — одной своей фразой она могла обрубить все. Рот мужчины дернулся в полуулыбке, и он, кивая, согласился с ней. Она как всегда сумела вывести его на эмоции, а когда он сидит с раскрытой нараспашку душой и готов на любые поступки, она просто берет и ударяет по рукам./
Он открывает окно, потому что стало слишком душно. Он молчит, чтобы не казаться еще более душным. Она кладет руку на его плечо, он вздрагивает, не замечая как она оказалась рядом. И ей он позволяет к себе прикасаться. Всегда позволял. Он смахивает ее сильно электризующиеся волосы, когда они снова оказываются очень-очень близко, её он спокойно берёт за локоть, берёт за плечи, берёт за талию, чтобы сдвинуть в сторону и пройти мимо, на нее он злится и срывается, к ней он испытывает обиду, и за нее он испытывает гордость. И когда алкоголь уже полностью проник в кровь, а разум затуманен и хочется чего-то запредельного и драйвового, но под рукой нет ничего запретного, но есть она. Чем не запрет? Дима, с улыбкой наглеца притягивает Пелагею к себе. Он видит, что она замялась и целует. Быстро, даже не подумав настолько это правильно сейчас, после всех разговоров, после резких высказываний и спустя то время, что они не виделись. Он просто целует, как хотел ровно с того момента, как она переступила порог его квартиры. Касается ее губ, на которые он каждый раз переводил глаза. И теперь он их посасывает, проводит языком по ним, легонько кусает. Она расслабляется и наконец отвечает на его требовательные поцелуи, а его рука погрузилась в ее волосы чуть-чуть сжимая их. — Я так пьяна, — очевидно, но факт. — Я тоже не совсем трезвый, — констатирует он, разочаровываясь, что она оставила его без своих губ. — Дим… — и этот вмиг трезвеющий взгляд, прямиком в него, говорит сам за себя. И он, понимающий все на свете, видит ее смятение. — Если ты не хочешь, я не настаиваю, и…извини, я наверное не так тебя понял. — протараторил Билан, готовясь к тому, что его конкретно обломают, но его руки все также покоились на ее талии. — Ты сегодня много извиняешься, — Поля лишь плотнее прижалась к нему. — Хочу преуспеть во всем за сегодняшний вечер, — Звучало довольно двусмысленно, но слишком понятно для них. И легкая хрипотца в его голосе делает что-то катастрофическое. Она проводит ладонью по его щекам, и касается губами его груди, оставляя обжигающие метки, даже сквозь ткань футболки. - Черт, Поля...Иди сюда. — Не выдержал он, когда от нарастающего возбуждения стало тяжело дышать. И с этого момента она хочет, чтобы он произносил ее имя только так, сбивчиво, нетерпеливо, трепетно. И когда собственничество касаний погружает их в полуобморочное состояние, им становится плевать на всех, кто ждёт их где-то в этот вечер. Она оставляет укус на его шее, а он сильнее сжимает ее в своих руках. Так сильно, что костяшки пальцев белеют, и на ее теле точно останутся следы, но это именно то, чего он добивается. И если бы у него была возможность стереть всех мужчин из ее жизни, все их касания, страсть, ее стоны и крики, ее даже самые искренние чувства, он бы не медля все это смыл с нее. А сейчас, все эти мысли о ее прошлом и настоящем доставляют лишь отвращение и желание причинить ей боль. Она мягко, буквально как кошка, выгибается и стонет ему на ухо. А ее раскованность всегда сводила его с ума. У него колючие, рваные, но глубокие поцелуи; грубые, порой до боли, касания, а ей плевать на боль. Ей даже все очень нравится. Она мазохистка. Он разворачивает ее спиной, расстегивает платье, а потом и лифчик. Он наконец-то получает доступ к ее телу и продолжает плести изощренные узоры на ее бархатной коже. И в очередной раз все летит в бездну, их табу, законы, постулаты, все, что они так старательно пытаются выстроить уже много лет. И ее тихие стоны как музыка для его ушей. Такое не напишешь и не споешь. И незачем, это ведь только для его ушей. Хотя бы сегодня, хотя бы на гребаные несколько часов. И изгибы ее тела, которым она так умело управляет. Она смотрится как драгоценность в его руках. Такая же роскошная и дорогая; И она знает, что для него она лучше всех, хотя бы сегодня, хотя бы на гребаные несколько часов; она умело будет этим пользоваться. А он знает, сколько бы губ она не целовала, она будет помнить лишь его стихи. И для него это, пожалуй, самое важное. И он, так наивно каждый раз думает, что не примет ее больше в своих объятиях, такую полусонную, дикую, пьяную, разбитую, говорящую ерунду, такую чужую. Но если бы он предполагал, что каждый раз будет ошибаться, он бы заранее готовил щит и меч, и каждый раз ждал удара, но она, как назло, всегда обнимает его, даже когда он стоит спиной. И сегодня он бы мог в ней утонуть, как всегда впрочем. Но ведь выплывал уже не раз, ну как всегда, впрочем. И он оказался азартным и зависимым человеком. А со страстью азарт вдвойне. И если бы депрессия после встреч с ней была бы спортом, то он бы не только занял все пьедесталы, он стал бы мастером, просто гуру, своего собственного вида спорта. Платье, футболка, джинсы, нижнее белье. Оставляют за ними след, когда они оказываются в спальне. Она жадно хватает воздух, пока его пальцы ищут тепло внутри неё. Она моментально оказывается у его ног. Он скомкано рычит сквозь зубы, когда она одними губами, языком, горлом - горлом…как же ты это делаешь, моя девочка? Её слюна размазана по щекам и подбородку, тушь потекла в уголках глаз, но она вновь открывает губы, показывая, что хочет, ещё раз. Он тянет ее на себя - под себя, переворачивая и прижимая к матрасу. Он кусает ее во внутреннюю сторону бедра, стягивая остатки белья, без прелюдий и объяснений. Их горячие тела и ополоумевши-ебаное «еще». — Дим, я скучала… — прохрипит она, едва слышно, вдыхая солоноватый запах вперемешку с дорогим парфюмом и алкоголем. А он снова представит, что также как ему, она могла отдаваться прошлой ночью кому-то другому. И сделает вид, что ничего не слышит, лишь чувствует ее мягкие бедра вокруг своих бедер. Но так хочется банально прижать ее к себе, целовать в мягкие губы, что ярче рубина, и шептать, что ты тоже безумно скучал. И скорее всего, даже сильнее, чем она. И одновременно так хочется ее убить. Но он оставляет ее в живых этой ночью, убеждаясь, что сохранил в себе часть порядочного человека. Он останавливается на том, чтобы вцепиться в ее тело так, что это вмиг отрезвляет ее, и она старается отодвинуться дальше от него, но он снова притягивает ее к себе. Он подается вперед, держит ее за горло, вбивает ее тело в кровать, врываясь в нее, заставляя все тело пульсировать вулканом. И она в моменте уже не может дышать, но не сопротивляется, смотрит прямо в глаза и закусывает губу, гладит его по спине с такой нежностью, будто собралась остаться здесь навсегда. А он ухмыляется, думает, что она точно ненормальная, и с ней никогда не будет покоя, разлившегося по телу. С ней - лишь качели, на которые он подсел давным-давно. И это сейчас она смотрит с нежность в его глаза. Но от ее спокойствия и наслаждения до почти истерики - ровно один взмах ресниц. Они, изголодавшиеся друг по другу, знающие практически все точки соприкосновения, сливаясь в конечном отчаянном влажном поцелуе, довольно быстро сгорают в этом огне. Но ровно до тех пор, когда кто-то из них не дотронется до другого, и эти касания, будто волнами накрывают сознание, заставляют тело вновь покрываться мурашками и подогревают желание повторить все еще раз. До крика, до стона, до пересохших губ, и трясущихся рук. Чтобы жадно и нежно, и грязно и как в последний раз. И она пахнет какими-то серьезными, сексуальными духами, плойкой и чужой подушкой. Отвратительно притягательно. Вселенная полыхает перед глазами, как не раз уже бывало, только вот голова начинает дико пульсировать, и крик рвется из горла, страшный и отчаянный, и тело, отвыкшее от ласки, выкручивается страшно, ненормально, невыносимо. «Найди себе хорошую девушку, и женись…» И что же ему не хватает в других? Как можно быть таким требовательным, она ведь неидеальна, совсем неидеальная, скорее наоборот. Ему просто под кожу хочется ее странности, разговоров ночью, рук суматошных требовательных, смеха ее, звонкого и сладкого. Другой декабрь, с ней, другое лето, другие обстоятельства и другие приоритеты. Хочется ее ранимости и ранености, ее целиком. И она чересчур нежная, чересчур открытая, чересчур чувствительная и страстная. она вообще сплошная чересчур./
Он видит ее образ, который определенно запечатался в его памяти. Она стоит к нему спиной, он чувствует каждый изгиб, каждую впадинку и линию, которым он бесстыдно поклонялся ночью. Платье постоянно спадало ей на бедра, и она с мучительной осторожностью старалась застегнуть молнию на нем.а когда она подбирала
с пола платье,
видела ли она те
сотни ночей,
которые они проводили
в объятиях друг друга?
—Давай я помогу, — предложил Дима, севшим ото сна голосом. Она вздрогнула от неожиданности. Обмотав одеяло на талии, с полузакрытыми глазами, он подошел к ней почти вплотную и молча помог застегнуть платье. И вроде никакой романтики, тупо рефлекс, но он проводит рукой по ее позвоночнику и прикасается губами к впадинке на ее шее. И девушка становится слабее воска. Тело все еще предательски ноет. —Я буду скучать, Поль. Его шепот отдается у нее в височной доли. И ни слова о том, что у вас поменялись роли. и ни слова, что это стало почти нормальным. И теперь она делает вид, то ничего не слышит, и даже не чувствует ничего. И она безразлично кивнёт и скажет, что ей пора. Он предложит попить вместе кофе. ’ведь все же хорошо? и они будто остыли друг к другу как вода в чайнике, или «разрядились», как ее разряженный телефон с кучей пропущенных. И он поставит перед тобой кружку и наполнит ее чаем; а ты снова сумела наполнить его сердце жизнью, а его жизнь смыслами. и будете молча пить кофе, а он курить в открытое окно, и пялиться в мобильник, но мыслями в тебя. и никто не рискнет сказать «я просто ужасно тоскую по нам прежним» и на выходе вы лишь показушно прижметесь друг к другу лбами. Он также молча не довезет тебя до дома, потому что нельзя. А когда-то было можно. И эта мысль снова впивается в наивное сознание и четко дает понять, что между вами ничего, более чем то, что осталось в его спальне, не будет. — Я позвоню. — оставит поцелуй на ее виске. — Обязательно позвони. — ответит она. И хочется добавить: ты только не меняй в очередной раз телефоны, вернее сим-карты в новых телефонах, ради бога, не пропадай, иначе придется звонить всем общим знакомым, с которыми, откровенно говоря, не хочется обсуждать тебя, но ведь ты никогда не сообщала лично обо всех изменениях в своей жизни. Будь то новый телефон, или твоя свадьба. Но вряд ли он позвонит ей в ближайшее время. И он берет ее за подбородок, так уверенно, глядя в глаза своими глубокими медово-карими глазами. — Поль, все хорошо? Или ты уже жалеешь? — Спросит он, все еще пытаясь преуспеть во всем, в чем не удалось. И на дне ее глаз что-то заблестит, а голос начнет дрожать. — Димон, все классно, чего ты, — Обнимет его за плечи, пряча свой взгляд. — Все, я побежала, мой дорогой. И оставит призрачный поцелуй на его щеке, будто это не она пару часов назад утопала в нем без стыда. «Мой дорогой» звучит просто отвратительно и наигранно. Дорого? Или дорог? О чем ты, Поль? Сейчас все выглядит и звучит отвратительно и мерзко./
Он уставший измотанный, после студии, возвращается домой, небрежно кидает куртку и сумку, и с порога впадает в оцепенение, потому что будет чувствовать ее запах по всей квартире еще долгие месяцы. И что бы он не делал, будь то аромасвечи, диффузоры, клининг-службы, ее запах у него под кожей; и благо, что он еще не успел привыкнуть к ней сполна, вспомнить какого это, когда спросонья ты отчаянно водишь рукой по кровати, пытаясь нащупать ее плечи. И все, что у них останется, это - футболка, которую он кидает в стирку и замечает призрачный след от ее помады, и, по странной глупости, места в стиральной машине для этой футболки не окажется; это - обжигающее багровое клеймо на ее ключице, которое она отчаянно пытается замаскировать в ванной комнате; что может быть дороже и слаще памяти? и что может быть тяжелее ее же?и мы снова встретимся, потому что сколько ни корми волка – он отыщет свой тёмный лес.