Mein Schatz (Моё Сокровище)

      Раздаются чьи-то неспешные шаги. Они эхом проносятся по коридору, предупреждая. Их обладатель движется медленно, словно смакуя каждый шаг и предвкушая момент достижения своей цели. Он явно что-то задумал. Он чего-то отчаянно жаждет. И обязательно получит. Никак иначе.       Всюду царит полумрак. Глаза расслаблены, чуть прищурены. Остальные солдаты были отправлены в другую часть здания по особому приказу. По его приказу.       Он входит в помещение с осторожностью, однако тут же закрывает за собой дверь. Оглядывается, ища что-то. Или кого-то. Наконец обнаружив, растягивает содрогающиеся от тремора губы в хищной улыбке. — Доброе утро, — голос ангела обманчиво нежный, несмотря на притворство в нем всё же проскальзывают нотки пока что непонятной злости. — Как тебе спалось, mein Schatz?       Взгляд зелёных глаз мельтешит, прячется. А это злит Кастиила ещё больше. Дин играет с огнём и он знает это. Знает, но продолжает игру изо дня в день. Знает, что его могут подвергнуть наказанию, но от части сам желает этого. Желает быть поставленным на место, желает быть удостоенным внимания.       Изначально ангел расположился в середине комнаты, но всего через пару мгновений оказывается около Винчестера. Снова давит своей близостью. Снова давит одним лишь своим присутствием. — Выходит, сегодня ты не настроен на разговоры, mein Schatz? — его губы дрожат сильнее, чем обычно, ещё чётче выдавая раздражение. — Жаль, ведь у нас с тобой есть что обсудить. Похоже, мне придётся заставить твой прекрасный ротик произносить слова по буквам. Чётко, ясно, безупречно. Безупречно прямо как ты.       Чёрная кожаная перчатка приятно холодит кожу, когда Дин чувствует, как Кастиил поглаживает его щёку, а затем плавно спускается ниже, достигая шеи. Охотник привык, поэтому не шевелится, а покорно сидит на месте, хотя раньше он был бы полон решимости оторвать ангелу его грязную руку. Раньше он был готов сражаться, был готов идти в бой в любой момент. Теперь же Винчестер играет роль безвольной куклы или домашней зверушки, кому как больше нравится. Дин покладистый и не перечит своему хозяину. Дин хорошая игрушка и он гордится этим. Гордится собой, ведь его ангел доволен. — Mein Schatz, скажи, не из-за твоей ли выходки вчера пострадали двое моих солдат? — он почти шепчет, наклоняясь к самому уху охотника. От него исходит всё тот же запах. Запах власти. Запах вседозволенности. Однако Винчестер поощряет эту вседозволенность. — Если ты честно признаешься мне во всём, то наказание будет несколько… мягче. По крайней мере, я правда постараюсь ради тебя.       Конечно, ангел практически сразу же был осведомлен о том, что его Сокровище устроило небольшую потасовку, сцепившись с двумя солдатами, в чьи обязанности входит охрана его комнаты и безопастность, ведь только Кастиил имеет право на то, чтобы прикасаться к нему. Только он и никто больше. Однако солдаты ослушались. Точнее, Дин заставил их ослушаться и принять меры. И ему не было совестно за этот поступок. Ему было весело и интересно. Интересно узнать, что сделает Кастиил. Как именно накажет его в этот раз, в какие ещё уголки его разума заберется, выудив очередную порцию информации. Это будоражило, заставляло содрогаться всем телом.       Неожиданно ладонь соскальзывает вниз с шеи, теперь покоясь на плече охотника. — Посмотри на меня, — звучит приказ, требующий немедленного исполнения. Винчестер ни секунды не колеблется, заглядывая в голубые глаза ангела. Голубой цвет успокаивал. Голубой был цветом честности, а Кастиил всегда честен с ним. Всегда прямо говорит о своих намерениях, всегда исполняет обещанное. — Я хочу услышать твой сладкий голос, mein Schatz. — Прости-прости-прости, — как завороженный повторяет Дин.       Губы ангела расплываются в улыбке, больше похожей на оскал. Он обхватывает виски охотника средним и указательным пальцами на обеих руках — вполне обычная процедура для всех, кто попадал сюда и подвергался промывке мозгов. Но Винчестер ёрзает, привлекая внимание. Кастиил терпеливо выжидает, уже наперед зная, о чём думает его Сокровище. Он всегда знал наперед и знал лучше. Знал, как его Сокровище поступит в той или иной ситуации или какую колкость выдаст на этот раз. Он знал всё.       Дин невинно хлопает глазами, открывая обзор на свои пушистые ресницы, заставляя скользить взглядом по своему очаровательному кукольному личику. Кастиил не в силах устоять. Они оба понимают это. — Ты пользуешься своим очарованием, mein Schatz? — немецкий акцент приятно режет слух. Винчестер любил, когда ангел говорил по-немецки, протягивая каждое слово с особой интонацией или же просто шептал бессвязные комплименты ему на ухо, на что его человеческий организм реагировал особенным образом — в штанах становилось предательски тесно и влажно. — Du bist ein Kunstwerk.       Чаще всего охотник не понимал, о чём именно говорит ему Кастиил, но точно знал, что это что-то, что он говорит только ему и никому больше. Чувствовал, как подкашиваются его ноги, а всё тело становится ватным. Чувствовал, как его сердцебиение учащается. Это был искренний восторг.       Хоть руки и ноги Дина были крепко связаны, а задница болела от постоянного нахождения на ветхом деревянном стуле, он получал наслаждение. Он наслаждался одним только видом и голосом своего ангела, был готов произносить его имя словно молитву. И он молился. Постоянно. — Так уж и быть, — ангел убирает руки, делая шаг назад. — Я позволю тебе заполучить моё прощение иным способом. Ты согласен, mein Schatz?       Винчестер думает. Неужели его ангел настолько разочарован в нём? Нет, нет, нет. Теперь Дин обязан заполучить прощение любыми способами. Теперь Дин обязан угодить своему ангелу, обязан воссоздать акт извинения и акт поклонения. Он обязан вновь стать хорошей зверушкой для своего хозяина. Мысли путаются, перескакивают. Дин теряется. Дин сходит с ума. Медленно, но верно сходит с ума. Однако это всё ради его ангела. Ради его любимого ангела. Ради Кастиила.       Охотник совершил глупость, ошибся на ровном месте. Хотел немного развлечься, привлечь к себе еще больше внимания. И вот, чем все это обернулось. Разочарованием. Злостью. Мольбой о прощении. Что ж, он заслужил. Заслужил и теперь искупит свой грех.       Он активно кивает головой. Кастиил улыбается. — Какой послушный мальчик, — ангел начинает говорить тише, стремительно приближаясь. Он склоняется к шее охотника, проводя кончиком языка по выступающей на ней вене. — Und sehr, sehr süß.       Дин дрожит, закусив губу. Чужой язык так умело очерчивает все особо чувствительные места, оставляя за собой мокрую дорожку. Изучать тело Винчестера было сплошным удовольствием. Он ёрзал, тяжело дышал, изнемогал и открывался ещё больше, подставляя себя под прикосновения. Он отчаянно нуждался в этих прикосновениях, утопал в них. Вдоволь приласкав охотника, Кастиил игриво покусывает нежную кожу, из-за чего Дин не сдерживается, издавая протяжный стон. — Скажи, как сильно тебе это нравится, mein Schatz, — он отстраняется. Голубые глаза ангела внимательно изучают лицо своей зверушки, замечая лёгкий румянец. Как мило. Как чудесно. Его игрушка просто очаровательна. — Я не дотронусь до тебя, пока не скажешь. — Я… Мне нравится, — мнётся Дин. — Повтори, — приказывает Кастиил. — Мне нравится, — в этот раз голос охотника звучит увереннее, однако тело будто бы не слушается, издеваясь. — Пожалуйста, продолжай.       Ангел гладит своё Сокровище по голове в знак похвалы. Слегка оттягивает назад за волосы, открывая шею. На коже почти не осталось свободного места — всюду красовались ярко-алые отметины и укусы, однако Винчестер не стыдится их, нет. Наоборот, восхищается каждый раз, когда разглядывает себя в зеркале. Разглядывает долго, чуть ли не часами, а Кастиил сидит рядом, жадно впиваясь в него глазами. И только он мог так смотреть. Только он мог поедать Дина глазами. Только он мог прикасаться к этой бархатной коже. Только он мог оставлять на ней свои метки. Только он.       И все же, стоит помнить, что охотник не всегда был такой послушной зверушкой. В первое время он отпирался, забивался в угол комнаты. Он прятался, прятал свое безупречное тело. Прятал безупречного себя. Ну разве так можно? Разве можно было лишать своего ангела столь умопомрачительного зрелища? Дин считал себя заложником, считал себя жертвой. Как глупо. Он был таким глупым, был таким своенравным Сокровищем. Однако Кастиил смог совладать с ним, смог приручить и показать ему своё место. Своё место под крылом его ангела. Его ангела, который непременно защитит и приласкает. Его ангела, который никогда не предаст и не оставит без внимания.        И тогда голоса в голове стихли. Дин принял это как знак, принял как данность и подарок откуда-то свыше. Он принял своего ангела. Принял своего спасителя. Принял свою природу и то, что должен подчиняться. Ради своего же блага. Ведь ангел не причинит ему ни зла, ни боли. Только если он сам об этом не попросит. Верёвки, что всё это время сдерживали руки и ноги Винчестера, исчезают, позволяя ему свободно двигаться. Ангел упивается видом красных следов на его запястьях. Это означало, что их игра выходит на новый уровень. — Думаю, пришло время искупить вину, mein Schatz, — голубые глаза ангела темнеют. Он опускает руки на ремень на своих брюках. — Ты ведь знаешь, что нужно делать?       Дин знает. И тут же подчиняется, опускаясь на колени перед своим ангелом. Смотрит снизу вверх щенячьими глазами, что не могло не умилять. Кастиил ухмыляется, наблюдая за тем, как охотник трясущимися руками тянется к нему. — Смелее, малыш, — охрипшим от возбуждения голосом проговаривает Кастиил, подбадривая своё Сокровище. — Я хочу почувствовать твой прелестный ротик.       Желание его хозяина закон. Расстегнув ширинку, Винчестер опускает взгляд на эрекцию ангела. Сглотнув вязкую слюну, он осторожно касается головки кончиком языка, очерчивая её, а затем полностью берёт в рот. Тихо простонав, Кастиил зарывается пальцами в волосы Дина, заботливо направляя его. Дин старался, очень старался. И боялся оплошать. Боялся, что его ангел не будет доволен. Не будет удовлетворен так, как нужно.       Кастиил хотел было просто вогнать свой член поглубже в глотку охотника, однако сдерживался, не желая ненароком навредить своему Сокровищу. Пожалуй, никакие иные плотские утехи никогда не возбуждали его так, как возбуждал Дин и его стремление сделать приятно. Он с восхищением наблюдал, как его собственный член исчезал во рту Винчестера и как тот тщательно вылизывал те участки, на которые ангел реагировал ярче всего. — Ты чудесен, mein Schatz, — на выдохе произносит Кастиил, ощущая, как Дин начинает сглатывать, посылая лёгкую вибрацию.       Эта сцена еще долгое время будет стоять у ангела перед глазами. При любом удобном случае он будет вспоминать, как его Сокровище старалось ради него, покорно стоя на коленях. Это бесценно. — Глотай, — приказным тоном озвучивает он, когда охотник заканчивает. Отвернувшись, ангел облокачивается о стол, застегивая штаны. — Всё до единой капли.       Дин счастлив. Он смог сделать приятно своему ангелу, смог довести его до пика. Сперма обильно стекает по его пухлым губам, однако он облизывается, не упустив ни капли. Ведь он хороший мальчик. Придя в себя, охотник теребит Кастиила за штанину, заставляя взглянуть на себя. — Да, mein Schatz? Ты что-то хотел? — спрашивает ангел, проводя большим пальцем по нижней губе Винчестера и размазывая остатки слюны. — Я ведь… заслужил прощения? — голос мужчины дрожит, выдавая волнение. Он грезил этим прощением. Он жаждал быть прощенным своим ангелом, жаждал вновь получить его благосклонность.       Кастиил смеется. Тянет Дина за волосы вверх, заставляя подняться на ноги. Упивается этой покорностью, этой покладистостью. — Пока ещё нет, мой дорогой, — издевается он, наблюдая за изменением эмоций на прелестном личике напротив. — Однако это можно исправить, mein Schatz, не волнуйся.       Ладонь ангела проскальзывает под футболку охотника, поглаживая сначала его рёбра, а потом двигаясь все выше и выше, останавливаясь в области груди. Кожаные перчатки всегда остаются неизменно холодными, заставляя кожу покрываться мурашками. Дин цепляется за плечи Кастиила, чувствуя, что еще немного и он будет не в силах устоять на месте. Одежда на теле Сокровища лишь мешается, поэтому ангел бесцеремонно разрывает футболку на части, откидывая скомканный кусок ткани в сторону. Пальцы ловко обхватывают один из сосков, сжимая и оттягивая, попутно трепеща от этой исключительной чувствительности. С пухлых губ слетает стон.       Дин снова борется за прощение. Снова пытается угодить, снова выполняет роль зверушки для всевозможных развлечений, потому что так хочет его ангел. А если ангел хочет, то он получит это любой ценой. Любыми способами и уловками. Провернет любую авантюру, дабы убедить свое Сокровище, что так нужно и что так правильно. И Винчестер слепо верит, подчиняется, не задавая никаких вопросов. Потому что ангел честен с ним. Всегда и во всем. Его глаза голубые. Голубой — цвет спокойствия. Цвет Кастиила.       Задумавшись, Дин и не замечает, что оказывается стоящим на четвереньках на мягких простынях. Колени болезненно саднит, хоть они больше и не упираются в каменный пол. Джинсы валялись комком где-то сбоку вместе с нижним бельем. Охотник тянется рукой вниз, желая коснуться собственного члена, дабы немного облегчить напряжение, однако рядом с лицом приземляется пара кожаных перчаток. Дин тут же одёргивает руку, боясь трогать себя без разрешения. — Потерпи еще немного, Schatz, — шепчет Кастиил ему в шею, опаляя кожу своим горячим дыханием. Его губы постепенно спускаются ниже, оставляя невесомые поцелуи вдоль спины. — Нужно хорошенько подготовить тебя.       Винчестер слабо кивает. Ангел оглаживает ягодицы мужчины. Слышится довольный вздох. Упирается лбом в спину, касаясь его дальше. Касаясь его везде. Продолжает шептать что-то, в моментах сбиваясь на немецкий. Да, Дин не понимает ни слова, но точно знает, что это что-то приятное, поэтому просто наслаждается слегка охрипшим голосом. Раздается еле уловимое шуршание. Кастиил стягивает свои кожаные перчатки, отбрасывая в сторону. Затем спускается все ниже, осторожно касаясь холодным от смазки пальцем краев дырочки. Постепенно, не желая доставлять лишний дискомфорт своему Сокровищу, вводит сразу два пальца на одну фалангу. Двигает ими мучительно медленно, заставляя охотника буквально задыхаться стонами. Мужчину поражает то, каким разным может быть Кастиил. Поражает то, как быстро меняется его настроение и как просто воздействовать на это. В эту самую секунду он спокоен, но уже в следующую способен сорваться, заставив играть по новым правилам.       Дин прогибается в спине, стремясь получить больше прикосновений и больше внимания. Стремясь протолкнуть пальцы ангела глубже. Однако, как и предполагалось, настрой Кастиила резко меняется. Вытащив пальцы, он тут же заменяет их членом, входя сразу до конца. Охотник давится воздухом, комкая простынь. Пытается привыкнуть к новым ощущениям. — Gott, Schatz, du bist großartig, — выдает ангел на немецком, начиная двигать бёдрами. — Ты можешь стонать и кричать во всё горло, mein Schatz, это будет музыкой для моих ушей.       Движения становятся быстрее. Дин понимает, что с каждым толчком сходит с ума. Каждый день, проведенный в обществе Кастиила сводил и будет сводить его с ума. Дин безумец. Но Кастиил ещё безумнее. По комнате разлетаются звуки шлепков. Приятно. Безумно приятно. Винчестер вскрикивает, когда член ангела затрагивает особо чувствительное место. Зажмуривается, подминая всю простынь под себя. Кастиил крепко обхватывает его бедра, надавливает, направляет. Целует, если охотнику требуется утешение.        Дин чувствует, что вот-вот кончит. Сильнее насаживается на член, поддается бёдрами назад. Ангел реагирует незамедлительно, опуская одну руку на член охотника, двигая ею вперед-назад. Винчестер громко и протяжно стонет, нисколько не сдерживаясь. Просто разрывает глотку. — Ты… совершенен, — выдыхает Кастиил, пытаясь отвлечь мужчину своим голосом, однако выходит это крайне паршиво. Толчки резкие и глубокие.        Ангел двигается ещё пару раз, после чего изливается внутрь Дина, пока тот безвольно падает на скомканную простынь. Слишком липко, слишком жарко. Но так чертовски хорошо. Чертовски правильно. — А вот теперь… теперь ты прощён, mein Schatz, — усмехается, опуская ладони на широкую спину охотника. Оглаживает загорелую кожу.       Винчестер искренне рад. Рад, что смог заполучить прощение своего ангела, смог угодить. Кастиил больше не злился и это главное. Всё остальное потом. Голубые глаза с нежностью изучают изгибы мужского тела, мысленно передавая чувство спокойствия. Он всегда делал так, когда Дин слишком много думал или тревожился по всяким пустякам. Ведь Дину от этого лучше. А Кастиил точно знает, как убедить в этом. Кастиил не скрывает, что периодически проникает в разум охотника пока тот спит. Он забирает всю боль, забирает переживания, оставляя только спокойствие и ощущение безусловной любви. Напоминает, что его любят, ценят и вожделеют. И что так будет всегда, потому что Дин только его Сокровище.       Небеса отвергли Кастиила, обрекли на вечные страдания под командованием Михаила, однако даже из такой ситуации он нашел выход. Точнее, выход нашелся сам. Пришел к нему. Приполз на коленях. И ангел принял это как манну, принял как последний дар Божий. Сделал Винчестера своим, подчинил, заставил поверить, что все должно быть именно так. Что всё нормально. И Дин увлекся, позабыв о печали, позабыв о разочарованиях, которые всюду преследовали его по жизни. Тоже воспринял как дар свыше, хотя поначалу опасался, действовал с недоверием. Не слишком привязывался. Но Кастиил и тут убедил, заставив привыкнуть к своим рукам. Заставив открыть свою душу. А душа Винчестера была чистой, непорочной и… хрупкой. Да и в целом сам Дин оказался хрупким словно самый дорогой, но при этом и самый роскошный хрусталь. Самый утончённый, самый-самый. Ангел практически каждый день напоминал ему о его необыкновенности, о его красоте не только внешней, но и внутренней. Напоминал и показывал на практике, разглядывая каждый изгиб и вкушая каждый вздох, слетающий с очаровательных пухлых губ, разглядывая каждую слезинку, вытекающую из зелёных глаз. Однако то были исключительно слёзы счастья, слёзы истинного наслаждения, ведь как можно причинить боль этому хрустальному Сокровищу? Как можно ранить, заставить в чем-то усомниться? Это было бы равноценно убийству. Убийству чувств, убийству искусства. А Кастиил преданный ценитель искусства. Дин был главным его сувениром, главным трофеем, главной наградой. Был его талисманом удачи. Ангел не в силах остановиться. Не в силах оставить свой талисман, да и зачем? Они единое целое, они связаны.