Через экран компьютера.

Даже сквозь монитор, отображающий нечёткое изображение, Эна могла наблюдать за аккуратными пропорциями нежного, бледного лица. Её подруга сидела по ту сторону экрана, совсем далеко. Иллюзия чьего-то присутствия совсем близко вызывало лёгкое покалывание в сердце. Должно ли так быть? Шинономе расшифровать свои чувства было не легко. Картины не могли передать то, что испытывала отчаявшаяся художница. Значит ли это, что она недостаточно старается? Её работы слишком часто подвергались критике, коррекция изображения, в которую так бережно было вложено столько чувств, поддавалась постоянными правкам, уничтожая изначально подразумевающие эмоции. Эна разбрасывается художественными причиндалами, с горечью и силой метит прямо по стене, пачкая ту свежей краской бледно-синих тонов. Шинономе, чьи слёзы безостановочно капают на недавно законченную картину, уже не боится её испортить. Лицо Канаде ведь всё равно имеет совсем другую форму. Не ту, что так старательно пыталась передать Эна. Телефон включен, валяясь где-то в рухле разбросанных кисточек, карандашей и прочего, так ненавистного девушке хлама. Телефон ее уже долгое время высвечивает одно и то же изображение. Светлые глаза, излучающий доброжелательность взгляд, длинные волосы, имеющие небесно-пепельный оттенок, приподнятые уголки губ— Йоисаки безупречна даже запечатлённая старым отцовским фотоаппаратом Мизуки. Фотография была выполнена на фоне цветущей сакуры, во время общей поездки Иинго. Акияма направляет камеру на девушку, волосы которой развевались на слабом ветру. Солнце садилось, вечер играл лучами с кожей Канаде, придавая ей розоватый оттенок. Эна помнит, как невзначай просит Мизуки отправить это изображение ей, говоря что-то в оправдание о фотографии на память, подтверждая свои слова просьбой отправить и другие фотографии, сделанные за день. Акияма улыбается, по-лисьему как-то, а Шинономе взгляд этот не нравится, будто догадывается Мизуки о чём-то потаённом, сокровенном внутри Эны, не желающей делиться с бурей необычных чувств и недавно закрывшихся мыслей о том, что улыбка Йоисаки вызывает у Шинономе жар да неловкость только от взгляда, направленного прямо на её, на художницу. Раскиданные вещи Эны напоминают ей, что давно пора успокоиться. Холст, размазанный небесно-голубыми тонами наблюдает прямо за ней, за каждым действием. Аккуратная линия губ искривлена, зрачки поплыли от поступающих слёз. Эна бессильно смотрит на неудавшуюся картину с расплывчатой Канаде на ней, краска со стен медленно стекает вниз, заполняя всё большее пространство стены, которую непременно Шинономе кинется оттирать до того, как запёкшееся краска окончательно засохнет, придавая комнате неухоженный вид. Канаде долго беседует о чём-то с Эной с другой стороны экрана компьютера. Беспорядок, царивший в комнате ещё несколько часов назад, убран. Помещение больше не напоминает Шинономе о том, как могла бы выглядеть её душа под яростные порывы нахлынувших эмоций. Нечёткое изображение Йоисаки будто шепчет ей о неудачах Эны, Шинономе Эны, что всё никак не может вложить все накопившиеся чувства в жалкую картину. Эна улыбается, не в силах выдавать своё состояние воодушевлённой девушке, рассказывающей ей о практически завершённом демо. Как давно они общались вот так? Мизуки, Асахина постоянно служили преградой их уединению. Нет, Шинономе ценит каждого участника их слаженного коллектива, Эне свойственно привязываться к людям, что часто мелькают в её жизни. Например вот, Канаде стала первой, к кому так сильно тянулось сердце Шинономе и ныла душа. —Энанан, послушаешь? Мелодичный голос возвращает Эну из раздумий, и та, конечно, положительно кивает. Канаде отвечает лёгкой улыбкой, отправляя Шинономе файл. Эна в предвкушении наводит мышку на файл. Музыка Йоисаки всегда побуждала вдохновение и трепет сердца, дающий Эне уверенность, что в этот раз она точно сумеет правильно передать каждое слово через холст, так и не дошедшее до Канаде. Эна улыбается, говоря лишь, что песни Кей удивительные, как и сама композиторша.